Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[15-04-05]
Первые обвинения в злоупотреблениях программой ООН "нефть в обмен на продовольствие"; Каким будет договор о разграничении полномочий между Россией и Чечней; Общество и дети с психическими отклонениями; Насколько сократится население России к 2100 годуВедущая Ирина Лагунина Федеральное обвинение предъявлено в США троим лицам, проходящим по делу о махинациях с программой ООН "нефть в обмен на продовольствие". Это американец, болгарин и британец. Их обвиняют в том, что они заплатили режиму Саддама Хусейна миллионы долларов взяток. Четвертый человек обвиняется в том, что являлся представителем режима Саддама на территории США, хотя никакой лицензии или регистрации у него не было, то есть он работал нелегально. Людмил Диониссиев, гражданин Болгарии с постоянным видом на жительство в США, был арестован у себя дома в Хьюстоне, штат Техас. Американский бизнесмен Дэвид Чалмерс также арестован. Британца Джона Ирвинга США попросили выдать. Он находится в Великобритании. Запрос о выдаче также поступил и на южнокорейца Тонгсуна Парка, именно его обвиняют в нелегальном представлении интересов Саддама Хусейна в США. Обвинение гласит, что Диониссиев, Чалмерс и Ирвинг платили взятки или так называемые надбавки, правительству Саддама Хусейна для того, чтобы компания Чалмерса могла продавать иракскую нефть в рамках программы "нефть в обмен на продовольствие". О системе надбавок мы поговорим чуть позже. Они также подозреваются в том, что пытались устанавливать цены на иракскую нефть. В этой связи официальный представить ФБР в Нью-Йорке Джон Клочан произнес следующую фразу: Джон Клочан: Врожденной слабостью программы "нефть в обмен на продовольствие" было то, при ней Саддам Хусейн мог награждать нефтяными контрактами своих олигархов и друзей. Это как если заставить лису сторожить курятник. Под носом у наблюдателей ООН люди Саддама создали систему скрытых надбавок, которые на самом деле были взятками. Система оказалась исключительно прибыльной и для Иракского режима, и для олигархов Саддама и его сторонников. Ирина Лагунина: Программа "Нефть в обмен на продовольствие" была введена в декабре 1996 года. Исполнительным директором ее стал международный чиновник, проработавший в ООН почти 40 лет - Бенон Севан. Первоначально Ираку позволялось продавать ограниченное количество нефти, однако в 1999 году все ограничения были сняты. Сделано это было потому, что режим Саддама Хусейна смог довольно аргументировано доказать, что санкции привели к окончательному обнищанию иракского населения. Итак, ограничения были сняты, Ирак мог продавать сколько угодно нефти, но деньги от нефтяного экспорта поступали на специальные банковские счета, подконтрольные ООН. Почти три четверти этих сумм должны были направляться на закупку гуманитарных товаров, в том числе для курдского населения севера Ирака, а из оставшихся средств выплачивались компенсации правительствам, компаниям и частным лицам, пострадавшим от иракской агрессии против Кувейта, финансировалась деятельность самой программы, а также инспекций по разоружению Ирака. Расходы ООН составляли три процента от общего объема средств. Все контракты утверждались в специальном комитете ООН. Однако деловых партнеров выбирал себе сам Ирак. В схемах, которые эта система позволяла выработать, разбирались и сама ООН, и администрация США, и американский Конгресс. Расследование, например, провел специальный советник директора ЦРУ Чарлз Долфер, которому было поручено найти оружие массового поражения в Ирак, но он нашел лишь огромное количество документов, связанных с программой "нефть-за-продовольствие". Например, выяснилось, что со своими сторонниками Саддам расплачивался ваучерами, дающими право на экспорт определенного объема нефти. Согласно иракским документам, в числе получателей ваучеров есть и Бенон Севан. Об этой системе Чарлз Долфер рассказал в конце прошлого года в конгрессе США, отвечая на вопросы сенатора Норма Коулмана. Норм Коулман: Я хочу остановиться на некоторых лицах, получивших ваучеры. Вы указали, что Бенон Севан получил 13 миллионов баррелей. Он был исполнительным директором программы "нефть-за-продовольствие", не так ли? Чарлз Долфер: Совершенно верно. Данные, которые мы внесли в наш доклад - это данные из иракских источников. Мы не расследовали деятельность ООН. Мы просто сообщали сведения, которые содержатся в иракских источниках. Норм Коулман: Когда вы говорите "данные источников", что вы имеете в виду? Чарлз Долфер: Они составляли списки, кто получил нефтяные ваучеры. /:/ Норм Коулман: Получатель ваучера мог продать его профессиональному реэкспортеру и заработать на этом комиссионные. Иными словами, если цена нефти, установленная ООН, ниже рыночной, у вас есть возможность заработать на разнице цен. Правильно? Чарлз Долфер: Правильно. Ваучер имел монетарную стоимость, но, имея ваучер, вы не могли реализовать его самостоятельно. Ирина Лагунина: Когда Конгресс США вел расследование, для свидетельских показаний приглашались и многие сотрудники ООН. Вот показания дипломата, сотрудника секретариата ООН, Патрика Кеннеди в разговоре с конгрессменом Тимом Мёрфи: Тим Мёрфи: Продолжалось ли участие других стран в коррупционных схемах программы "нефть-за-продовольствие" после июля 2000 года, после того, как о них стало известно Соединенным Штатам? Патрик Кеннеди: Мы начали внедрять систему, которая поставила бы такие действия под контроль. Другие страны оказали сопротивление. Нам был брошен вызов. Нам сказали: у вас есть убедительные доказательства... Тим Мёрфи: Кто потребовал убедительных доказательств? Патрик Кеннеди: Другие страны. /.../ Тим Мёрфи: Я хочу убедиться в том, что я понимаю ваши слова. Те самые страны, против которых имелись обвинения, говорили: у вас нет никаких доказательств против нас? Патрик Кеннеди: Да, сэр, они говорили: у вас есть веские улики? А мы говорили: мы читаем статьи, которые публикуются в специализированной прессе, они появляются повсюду. С этим надо что-то делать. Мы настаивали и сталкивались с сильным сопротивлением. Программа в то время предусматривала, что цена на нефть устанавливается в начале месяца. А затем Саддам играл на изменчивости нефтяного рынка, на котором в течение месяца цены меняются на 10, 15, 20, 50 центов за баррель. Он продавал привилегированному партнеру по одной цене, говорил ему, скажем: я продам тебе по твердой цене 20.50, но поскольку теперь нефть стоит уже 20.75, ты заработаешь 10 центов, а 20 вернешь мне. Когда мы увидели, как он действует, и встретили сопротивление нашим усилиям, мы вместе с Соединенным Королевством отказались устанавливать цену на нефть в начале месяца. Нефть не продавалась, потому что цена не была определена. Мы договорились устанавливать цену в конце месяца - это не позволило бы Саддаму играть на изменчивости рынка. Устанавливая цену задним числом, мы понимали - это мнение профессионалов - что он способен по-прежнему что-то зарабатывать, но это уже будет три-пять центов за баррель, а не 25-50... Ирина Лагунина: Подробно эту схему исследовал юридический советник Сената Марк Гринблатт. Вот та цепочка, которую ему удалось выстроить. Марк Гринблатт: Если система распределения нефтяных ваучеров была методом поощрения друзей Саддама и влиятельных мировых лидеров, схема наценок была направлена исключительно на извлечение незаконной прибыли. В середине 2000 года Саддам приказал SOMO найти способ получения дополнительной прибыли вне рамок программы "нефть-за-продовольствие". В соответствии с этой директивой SOMO начала занижать цену на нефть и требовать надбавку в размере 10 центов за каждый баррель, экспортируемый из Ирака. В последующие месяцы размер надбавки значительно вырос и в своем максимальном значении составил примерно 30 центов за баррель. Экспорт в Соединенные Штаты облагался большей надбавкой, чем продажи в любую другую страну. Эта разница в цене выплачивалась покупателем непосредственно режиму в обход счета в банке BNP Paribas, подконтрольного ООН. В результате многие традиционные экспортеры отказались выплачивать разницу. Откуда-то вынырнули никому неизвестные посредники, которые жаждали участвовать в этих операциях. Схема действовала два года, пока США и Соединенное Королевство в качестве членов комитета по наблюдению за программой не положили этому конец. Прием, который они применили, называется ретроактивное ценообразование. Краткости ради я не буду вдаваться в детали, но отмечу, что ретроактивное ценообразование оказалось весьма эффективным инструментом в прекращении практики надбавок. В течение тех двух лет, когда схема надбавок действовала, Саддам получил через нее более 230 миллионов долларов. Каждый из этих долларов был заработан незаконно, в обход программы "нефть-за-продовольствие". А теперь я расскажу, как эти доллары попадали в кошелек Саддама. Как выяснил наш подкомитет, покупатели расплачивались с режимом двумя путями. Первый метод - это перевод денег непосредственно на банковские счета, которые контролировались режимом. Второй метод - расчет с помощью третьего участника сделки. Простой банковский перевод - наиболее простой способ. Специально для этой цели режим Саддама имел счета в банках стран Ближнего Востока, прежде всего Иордании и Ливана. Некоторые компании соглашались возвращать разницу, но хотели сделать эти операции тайными, насколько возможно. Они расплачивались через посредника. Иногда эту роль исполняли получатели ваучеров - например, журналисты, о которых здесь уже говорилось. Через них переводились деньги, полученные от покупателя нефти. Ирина Лагунина: SOMO - это государственная организация Ирака по сбыту нефти. После новых арестов в США Генеральный прокурор Дэвид Келли сказал, что следствию удалось вскрыть этот факт: Саддам заставлял получателей ваучеры на нефть платить так называемую "скрытую надбавку" на собственные счета. А это - нарушение режима санкций ООН и американского законодательства. Если суд признает троих задержанных виновными им каждому грозит по 62 года тюремного заключения. Газета "Уол стрит джорнэл" публикует в связи со всеми этими событиями редакционную статью. Она называется "Коорупция у всех на виду". "Официальные представители ООН говорили миру, что расследование скандала с программой "Нефть в обмен на продовольствие" завершено после того, как Пол Уолкер предоставил второй промежуточный отчет о своей деятельности. Что ж, вчера несколько новых обвинений в злоупотреблениях показали, что все только начинается. Обвинения, выдвинутые вчера прокурором Дэвидом Келли подтверждают то, что долгое время говорили критики деятельности ООН: с самого начала программа "нефть в обмен на продовольствие" была составлена, причем составлена у всех на виду, так, чтобы можно было придумывать схемы и тайные операции, чтобы помочь Саддаму Хусейну обойти санкции ООН. /:/ Но одну вещь надо иметь в виду: многое из этих обвинений было известно еще в 2001 году, если не раньше, и тем не менее, ООН ничего не сделала, чтобы остановить это. /:/ В марте 2001 США и Великобритания попросили комитет по санкциям ООН сократить список из более чем 600 посредников, кому разрешалось покупать иракскую нефть, чтобы вывести из этого списка компании, играющие на практике надбавок. Франция и Россия выступили против. В ноябре 2001 года США и Великобритания сделали еще одну попытку остановить практику надбавок - на этот раз, заставив комитет по санкциям ООН ввести ретроактивное ценообразование, чтобы таким образом затруднить для Ирака и покупателей его нефти возможность играть на разнице в цене нефти. В феврале 2002 года директор программы "нефть в обмен на продовольствие" Бенон Севан раскритиковал политику ретроактивного ценообразования, сказав, что она будто бы создала "финансовый кризис". И все продолжилось. Когда закончится нынешнее расследование, похоже, потребность в глубокой реформе ООН, не говоря уже о новом Генеральном Секретаре этой организации, уже не будет вызывать сомнений". Ирина Лагунина: Бурное обсуждение, разразившееся в середине января вокруг проекта договора о разграничении полномочий между федеральным центром и Чеченской республикой, без всяких промежуточных этапов сошло на нет на прошлой неделе. Появился новый вариант, разительно отличающийся от прежнего. Безликий документ, калька аналогичных договоров Кремля с другими субъектами федерации, отменил все разговоры на тему, о том, что после подписания договора Чечня якобы получит фактическую независимость и превратится чуть ли не в черный оффшор. О проектах договора - мой коллега Андрей Бабицкий. Андрей Бабицкий: Напомню суть этой весьма громкой истории. 18 января председатель Госсовета Чечни Таус Джабраилов, которому покойный Ахмат Кадыров поручил разработать проект договора, ознакомил общественность с результатами своей работы. В документ оказались включены пункты о колоссальных экономических льготах для Чечни, таких как: в течение 10 лет бесплатные газ и электроэнергия, ежегодный, на те же десять лет кредит в размере 3 миллиардов рублей, все налоги и сборы остаются в Чечне, земля, недра, растительные и природные ресурсы принадлежат республике и многое другое. Возмущению российских СМИ и многих политологов не было предела. Проект охарактеризовали как унизительный, обязывающий проигравшее войну государство выплатить контрибуцию выигравшей стороне. Россия в этой диспозиции заняла место должника. Сразу после скандала чеченский лидер Алу Алханов создал новую комиссию по разработке проекта, которую возглавил председатель правительства Абрамов. На прошлой неделе детище комиссии было обнародовано и выяснилось, что от первоначального варианта в нем не осталось ничего, исчезли все те льготы и права, которые содержал в себе вариант Джабраилова. Каким образом были внесены изменения, полностью выхолостившие прежний проект, никто не знает. Никто также не знает, когда произойдет подписание документа, хотя утверждается, что это судьбоносное событие состоится в ближайшие недели. Я связался с автором первоначального варианта, председателем Госсовета Чечни Таусом Джабраиловым и спросил его, что произошло. Таус Джабраилов: Я думаю, что здесь речь идет о том, что комиссия правительства скорее всего учла критику, которая была в прессе, в российских СМИ по тому проекту договора, который тогда никто не видел, а все комментарии были, исходя из комментариев или каких-то выступлений в СМИ. Поэтому сегодня, я думаю, что те пункты, которые относились к природным ресурсам, к топливно-энергетическому комплексу, а вы знаете, что сейчас в Госдуме рассматриваются законы о лесах, законы о природных ресурсах, о недрах, эти пункты могли пойти в противоречие с федеральными законами, поэтому комиссия сочла необходимым эти пункты не оговаривать, не указывать их в договоре. Андрей Бабицкий: Между тем, северокавказского отдела информагентства Регнум Константин Казенин считает, что не только возмущенная реакция прессы повлияла на ход событий, протестовали и соседние регионы. Как получилось, что все те обещания, которые были даны федеральным центром, в частности, президентом Путиным Ахмату Кадырову, оказались фактически выброшены из нового договора? Константин Казенин: Совершенно очевидно, что реакция на договор во многих слоях общества была негативной. С публикацией договора все было тоже довольно загадочно. Сначала появился некоторый текст, потом его стали представители федеральной власти дезавуировать. Потом оказалось, что нет, это именно тот самый проект, который и предполагается готовить к подписанию, тот самый проект, который действительно давал Чечне немыслимые в рамках сегодняшней Российской Федерации полномочия. Не только в федеральной прессе была достаточно негативная реакция, в антикремлевской прессе, не только в ней. Реакция была достаточно отрицательной и в соседних с Чечней республиках Северного Кавказа. Это, может быть, не выражалось в каких-то письменных документах, в каких-то официальных заявлениях и, тем не менее, подобные настроения были, об этом я могу свидетельствовать совершенно точно, в той же Ингушетии. Многие говорили так после появления текста проекта договора: мы все время жили в мире с Россией, мы не воевали, наши соседи воевали против России, в результате оказалось, что наши соседи получают гораздо больше, чем можем себе помыслить мы. И эта негативная реакция, вполне возможно, была одной из причин. Андрей Бабицкий: Тем не менее, Таус Джабраилов считает, что процесс далеко не завершен, речь идет всего лишь о проекте. Таус Джабраилов: Тот проект договора, который опубликован в печати - это всего лишь проект, подготовленный комиссией, которую возглавляет Сергей Борисович Абрамов, председатель правительства. Так скажем, что это правительственный проект. Предварительный рабочий документ готовила комиссия, которую возглавлял я, как председатель рабочей группы. Могу сказать, что этот документ должен еще вернуться и в Государственный совет Чеченской республики, и должен вернуться на согласование Алу Алханову, вот тогда мы сможем поговорить о тех пунктах, о тех возможностях, которые были обещаны Чеченской республике и Кадырову, и Алханову, и членам той комиссии, которую возглавлял Александр Волошин. Андрей Бабицкий: Предполагается, что до конца месяца нынешний вариант договора будет обсуждаться в самой республике и согласовываться в различных ведомствах, в том числе и в госсовете. Таус Джабраилов: Мы действительно и по закону, и согласно конституции Чеченской республики, федеральному закону 95, сказано, что после того, как разрабатывается проект, он согласовывается прежде всего с представительными органами. Поэтому еще Госсовету предстоит поработать над этим проектом. Андрей Бабицкий: Редактор агентства Регнум Константин Казенин полагает, что группа, унаследовавшая фактическую власть в Чечне от покойного Ахмата Кадырова, не может допустить, чтобы Владимир Путин забыл о своих обещаниях Ахмату Кадырову. Это очень серьезно подорвет позиции этой группы внутри самой Чечни, в которой она имеет власть в обмен на ожидаемые населением льготы. Константин, насколько, вам кажется, логика этих действий соответствует тому проекту централизации власти, который сегодня реализуется Кремлем? Константин Казенин: Безусловно, соответствует данному проекту. Но в Чечне до сих пор был вообще-то другой проект. Это скорее передача максимума полномочий правящему местному клану в обмен на то, что этот клан обеспечит безопасность. Вот сейчас именно чеченский, особенный для Чечни проект пошатнулся. Андрей Бабицкий: Собственно и сам Таус Джабраилов не скрывает, что борьба еще далеко не завершена, что он планирует отстаивать интересы кадыровской команды до конца. Насколько я понимаю, вы не намерены отказываться, отходить от тех договоренностей, которые были ранее достигнуты и которые стали содержанием собственно вашего проекта? Таус Джабраилов: Я как соратник, как последователь и как друг Ахмата Кадырова, мой долг, моя обязанность сохранить в проекте договора все те предложения, которые были разработаны группой команды, которую возглавлял Кадыров. Андрей Бабицкий: Джабраилов считает, что Чечня не может иметь такой же договор с федеральным центром, как и другие субъекты по той простой причине, что война уничтожила всю хозяйственную инфраструктуру республики. Таус Джабраилов: Имеется в виду очень слабая социально-экономическая инфраструктура, практически сведенная на нет. Ее каким-то образом возродить, чтобы 450 тысяч безработных в Чеченской республике могли зарабатывать свой кусок хлеба. Андрей Бабицкий: По сути дела, прямое мошенничество, на которое пошел федеральный центр, похоронив все свои обещания, может явиться причиной серьезного разлада между Москвой и Грозным. Редактор северокавказского отдела агентства Регнум Константин Казенин считает, что решение игнорировать или нейтрализовать команду Кадырова может разрушить хрупкий и искусственный социально-политический порядок в Чечне. Кремль в последнее время активно пытается как-то нейтрализовать Кадырова-младшего, правда, без особого успеха. Может быть это и связано с тем, что он пытается себя освободить от той элиты, которая помогла установить эту стабильность, но вместе с тем претендует на какие-то ключевые роли? Константин Казенин: Да, если есть такая линия, то здесь впереди непочатый край работы, потому что на кого-то опираться нужно. На такую безличную слепую вертикаль там уж точно невозможно сейчас делать ставку. Потому что после полного разрушения государственности, которая там была в 90 годы, просто так государственные механизмы от одного поворота ключа не заработают. Очень важны именно такие силовые центры внутри чеченского общества, которые обеспечивают какую-то работу государственных структур и силовых структур Чечни. Если не делается ставка в прежнем объеме на Рамзана Кадырова, возникает вопрос - на кого она делается? Андрей Бабицкий: Алханов, вы считаете, не годится на роль лидера никак? Константин Казенин: Я так не могу категорически говорить, но, очевидно, что фигура гораздо менее харизматическая, чем его предшественник. Андрей Бабицкий: Проблема вообще в другом, уверен директор Института национальной стратегии Станислав Белковский. Последствия договора будут ничтожны зависимости от его содержания, ибо сама ставка на кадыровский клан ошибочна, как ошибочна и вся стратегия Кремля в Чечне. Станислав Белковский: Само по себе содержание договора о разграничении полномочий между Россией и Чечней является технической проблемой. Принципиальной проблемой является сама политика России в отношении Чечни. Проблемы сепаратизма всегда продиктованы тем, что общество, в котором существует та или иная нация, то или иное национальное меньшинство, утрачивает смысл существования, утрачивает национальный проект. То же самое произошло изначально и в Чечне. С распадом Советского Союза Россия не предложила Чечне никакого проекта, ради которого стоило бы в составе России оставаться. И со временем ситуацию лишь усугубляет. Другой корень сепаратизма в социальной проблематике. Стоит отметить, что сама ставка на клан Кадырова, как механизм решения чеченской проблемы или, скорее, способ создания иллюзии ее решения, стратегически не оправданно. Поэтому, не изменив концепцию взаимодействия с Чечней, Кремль не сможет решить проблему. И главное, что кадыровский клан не является тем субъектом, который в состоянии гарантировать Чечне мир. Важна кардинальная смена кремлевской концепции. На мой взгляд, это возможно уже после того, как завершится нынешний срок, надеюсь, мирно и спокойно, президента России Владимира Владимировича Путина. До этого можно подписывать любые соглашения, однако цена им станет ноль, как только очередной террористический акт унесет жизнь какого-нибудь крупного чеченского руководителя и поставит по сомнение степень контроля нынешней официальной чеченской власти на территории Чечни. Андрей Бабицкий: Близкий к высказанной Белковским точке зрения подход правозащитников предлагает оставить попытки формирования искусственной договорной базы между Чечней и федеральным центром. В каком бы виде документ ни был бы подписан, он не решит главного вопроса, - проблемы войны и мира, считает исполнительный директор правозащитного общества "Мемориал" Татьяна Локшина. Татьяна Локшина: Проблема не в этом. Можно подписывать бесконечные договоры о разграничении полномочий. Можно каким-то образом делить недра, делить деньги, определять экономические льготы и, собственно, что - война от этого не закончится. В принципе ситуация в республике тупиковая. Любые деньги, которые туда будут вкладываться сейчас, как федеральным центром, так и Евросоюзом, и Соединенными Штатами Америки, ухнут в черную дыру. Потому что в ситуации непрекращающегося конфликта, конфликта, для которого не ищут решения, говорить о таких вещах, как разграничение предметов ведения не очень осмысленно. Осуществляются какие-то шаги в странном иллюзорном, виртуальном мире. Той Чечни, где можно подписывать такие договоры, той Чечни, где можно говорить о конструктивной помощи со стороны Европейского союза, ее в реальности не существует. И мы сами попадаем в ловушку собственных мифов. В данном случае единственное, что можно сделать - это ввести в республике чрезвычайное положение вместо того, чтобы подписывать договор о разграничении полномочий, и подождать пока ситуация несколько нормализуется. Андрей Бабицкий: В Чечне продолжают убивать, считают правозащитники, и эта реальность перекрывает любую квази-правовую активность Кремля и Грозного. Ирина Лагунина: В любом обществе есть относительно небольшая часть людей, которых в обиходе принято считать не вполне нормальными и которых специалисты называют людьми с интеллектуальными расстройствами. Для них создаются специальные лечебные учреждения, для детей - специальные школы и классы. Зачастую, однако, это выталкивает людей в зону отчуждения от общественной жизни. Сейчас в разных странах всё большее распространение получают методы интеграции - то есть вовлечения людей с интеллектуальными расстройствами в общественную и экономическую жизнь. Об этой теме - Владимир Ведрашко. Владимир Ведрашко: Как вести себя в обществе людей с отклонениями в интеллектуальном развитии? Многие ли знают об этом? Как вести себя при терактах - уже пишут и обучают. Как оказать помощь пострадавшему на воде - тоже можно пройти инструктаж. А вот как вести себя с ребенком, который не обладает той скоростью понимания окружающего мира, которой обладают другие? В репортажах из Пскова, Салавата и Братиславы корреспонденты Радио Свобода расскажут о том, как подходят к проблеме наука и медицина, какова общественная практика вовлечения в нормальную жизнь детей, которых большинство граждан пока не умеют - именно не умеют - воспринимать как часть своего сообщества. Слово Анне Липиной - из Пскова. Анна Липина: Синдром Дауна, аутизм, гидроцефалия, эпилепсия, детский церебральный паралич - нужны ли обществу люди с такими диагнозами? Родители задались целью отыскать возможность для обучения таких детей. Рассказывает директора центра Андрей Царев. Андрей Царев: Обращались в администрацию - никто не понимал. И обратились тогда к священнику русской православной церкви Павлу Адельгейму. Анна Липина: Отец Павел сумел найти единомышленников в Германии. Немцы собрали средства, городские власти выделили место под строительство. За 3 месяца выросло здание прибалтийского дизайна. Муниципалитет согласился оплачивать коммуналку, немецкая сторона взяла на себя все остальное. Андрей Царев: Решили создать такой центр. Дети с тяжелыми множественными нарушениями развития. У каждого ребенка не один какой-то диагноз. Есть нарушения интеллектуального развития разной степени. Кроме того, у многих есть нарушения опорно-двигательного аппарата, кто-то может передвигаться только на коляске, есть дети, у которых аутизм, эпилепсия. Возраст от 6-ти до 18-ти лет детей. Анна Липина: В центре 4 класса: для детей, подростков и молодежи. Одних учат читать и считать, для других огромное достижение - держать в руках ложку. Андрей Царев: Учат быть настолько самостоятельными, насколько они смогут быть, учат принимать себя таким, какой ты есть, учат радоваться жизни, ориентироваться в окружающем мире, общаться с другими людьми, выполнять какие-то доступные в будущем трудовые операции. Анна Липина: Среди персонала центра - есть родители этих детей, а педагоги отбирались по особому принципу. Педагог: Это любовь к детям. Все педагоги знают каждого ребенка поименно. Входя, мы говорим: "Здравствуйте все", и нам отвечают: "Здравствуйте". Анна Липина: Кто-то словами, кто-то улыбкой, а кто-то просто взглядом. Как говорит Андрей Царев, разница между детьми, обучающимися в центре и "домашними" - очень заметна. Андрей Царев: 90% наших детей имеют какие-то продвижения в развитии. Анна Липина: Получается фактически, центр учит таких детей адаптироваться в нашем современном обществе. На ваш взгляд, за 10 лет как-то изменилось отношение к детям-инвалидам, ведь раньше они были в своих семьях и замкнуто жили? Андрей Царев: Социальная интеграция предполагает два встречных движения: с одной стороны - это адаптация, подготовка к жизни самих людей с инвалидностью, и с другой - принятие обществом этих людей, такими, какие они есть. Второе как раз гораздо сложнее. Отношение к людям с интеллектуальной недостаточностью в большей степени отрицательное, чем положительное, вернее, отрицательное не к ним самим, а к тому, чтобы жить вместе с ними, чтобы они были участниками социально-трудовой, социально-культурной, социально-бытовой деятельности, в которой находится все общество. Анна Липина: Недавно при центре открылись производственно-интеграционные мастерские, где повзрослевшие так называемые "необучаемые" дети выращивают растения, занимаются деревообработкой и швейным делом. Каждый выполняет посильную для себя работу. Андрей Царев: Например, это работа с растениями, другой пример - это работа в полиграфической мастерской, там некоторые доступные операции выполняют дети. Это работа с деревом - там тоже есть операции, которые они могут выполнять. Вот у нас есть девушка Оля, она не может в виду тяжелых опорно-двигательных нарушений работать руками, но она набирает текст головой. Есть специальная кнопка около головы, которой она управляет и специальная программа, которая позволяет набирать текст на компьютере. Таким образом она набирает текст, например, для визиток. Ей есть определенные заказы, она эти заказы выполняет и получает за это заработную плату. Мастерские явись логическим продолжением центра. Изначально стоял вопрос - а что потом, когда 18 лет ребенку исполняется? Этот вопрос волновал всех нас. Анна Липина: В ближайших планах персонала центра лечебной педагогики - адаптация жизни и быта своей молодежи в среде обычных людей. Пока у них одна дорога - в интернат. Как говорит Андрей Царев, надо искать возможности для того, чтобы создавать общежития для ребят, которые стали взрослыми, когда родители больше не имеют возможности за ними ухаживать. Андрей Царев: Чтобы его не передавали в психоневрологические дома-интернаты для взрослых, а чтобы он оставался здесь же в городе. Вот сейчас мы начинаем проект по обучению детей самостоятельному проживанию. Анна Липина: Для этого городские власти выделили центру трехкомнатную квартиру в обычном доме. Андрей Царев: Мы надеемся, что в условиях этой квартиры будем готовить наших выпускников к тому, чтобы они могли самостоятельно жить в условиях общества сограждан - это полезно и для сограждан, и для самих ребят. Нужно создавать альтернативную систему, которая в перспективе может вытеснить эти условия, в которых живут дети в интернатах. Такие системы существуют в развитых экономически странах, но у нас в России, к сожалению, пока это уникально. Анна Липина: Псковскому Центру лечебной педагогики 12 лет. Его опыт известен по всей стране и получил широкое признание. Министерство образования ссылается на псковский центр как на свою "экспериментальную площадку" по работе с детьми, имеющими множественные нарушения развития. Владимир Ведрашко: О практике решения проблемы в Башкирии - рассказывает Лидия Майерс. Лидия Майерс: Замедленное психическое развитие или ЗПР - это медицинский диагноз. Детей с задержкой психического развития выделил еще в 19 веке литературный критик Николай Добролюбов и называл их детьми "с медленным пониманием". В 60-е годы 20 века советские педагоги и психиатры обратили внимание на резкий рост второгодников в школах, отсев учащихся по неуспеваемости, и поэтому был начат эксперимент по обучению детей с медленным пониманием в изолированных классах, который длился десять лет в различных городах Советского Союза. Итогом эксперимента стало отделение детей с задержкой психического развития от умственно отсталых, слабослышащих от глухих, слабовидящих от слепых. В Салавате еще в середине 80 годов стали создавать классы детей с задержкой психического развития. Сначала было на город два класса, постепенно и в других школах появились подобные классы. Теперь в 14 из 26 школ города в каждой параллели по одному классу. Уже несколько лет в детских садах действуют группы. Развивается дефектологическая служба, поэтому растет выявляемость таких детей. Есть дети, которые к семи годам выравниваются и идут уже в массовые классы. Некоторые родители стыдятся того, что их ребенок будет обучаться в классе ЗПР, поэтому отказываются от направления в такие классы. Бывает, что и дети стесняются из-за негативного отношения к этому педагогов. Часто можно слышать: "Не хочешь учиться, пойдешь в ЗПР". Поэтому для многих детей ЗПР - как клеймо. Они обучаются по обычной программе, но некоторые сложные темы, например, по геометрии, не преподаются. Программа облегченная, а вот аттестаты выдаются обычного образца, без каких-либо пометок о том, что ребенок учился в специализированном классе. Владимир Ведрашко: В ставшей недавно членом Европейского союза небольшой центрально-европейской стране - Словакии - тоже хватает трудностей и предрассудков в обращении с детьми с интеллектуальными расстройствами. Но тут некоторые родители пытаются объединить свои силы с такими же папами и мамами из других стран. Репортаж корреспондента Радио Свобода Инны Земляной Инна Земляная: История Евы Коваровой для Словакии нетипична. Ее семилетний сын Доминик с синдромом Дауна ходит в "нормальную" школу и общается с "нормальными" детьми. Пани Коварова, несмотря на все трудности, счастлива, утверждая, что ее сын делает заметные успехи не только в учебе, но и в поведении. Ева Коварова: Лучше всего, когда интеграция ребенка начинается с первого класса. В этот период легче всего создать и благоприятную атмосферу среди одноклассников, которые впоследствии иначе воспринимают ребенка с интеллектуальными расстройствами. Нам повезло. Дети, которые учатся с Домиником - милые, чуткие и дружелюбные. Конечно, многое зависит и от учительницы, которая в начале учебного года объяснила ребятам кое-что важное о необходимости интеграции таких детей в общество. Инна Земляная: В этом смысле слово "интеграция" в Словакии начало звучать все чаще. После вступления в Евросоюз в стране приняты законы, позволяющие родителям детей с различными психическими и физическими отклонениями выбирать общеобразовательные школы. Сокращается сеть специализированных учреждений. Казалось, ничто не препятствует тому, чтобы общество повернулось лицом к детям, которых еще недавно было принято "не замечать". Однако не все так просто. Говорит Ева Коварова: Ева Коварова: Когда мы искали школу для Доминика, то хотели выбрать такую, что поближе к нашему дому. Как раз в это время открылась новая школа буквально по соседству. Но директор не хотела и слышать о нас, несмотря на нашу заинтересованность. Мне пришлось обойти в нашем микрорайоне все шесть школ. И все безрезультатно. Везде говорили, что нет условий для обучения такого ребенка. Все посылали нас в специализированную школу. Сторонников интеграции среди этих педагогов не оказалось. Инна Земляная: По мнению представителей словацкой общественной организации Predys, которая объединяет родителей детей с различными интеллектуальными расстройствами, законодательство страны в этой области еще содержит "пробелы" и "недочеты". Именно они дают возможность руководству общеобразовательных начальных школ не принимать детей с различными нарушениями в свой коллектив, - считают активисты правозащитных организаций. И это несмотря на то, что государство гарантирует помощь школам, принявшим такого ребенка. Проблема интеграции актуальна и в профессиональных кругах. Главврач, психиатр детской психиатрической клиники в Братиславе Ян Шуба считает, что каждый случай - индивидуален. Ян Шуба: Интеграция - очень тонкий процесс. Каждый диагноз предписывает отдельную форму интеграции, не говоря о том, что некоторые дети вообще не могут быть интегрированы в обычную школу независимо от желания родителей. Для них лучший вариант - специальное учреждение. Инна Земляная: Будущее таких детей врач-психиатр не видит в радужном свете. Ян Шуба: Заметно усилилась восприимчивость общества к таким детям - оно стало более толерантно. Но не могу сказать, что увеличились их шансы для самореализации в будущем. В Словакии мало рабочих мест, которые мы называем "охраняемыми". Это те места, на которых созданы специфические условия для работы людей с интеллектуальными расстройствами. Инна Земляная: Однако родители из общественной организации Predys полны энтузиазма. Они заняты подготовкой международного проекта с рабочим названием "Нашими глазами". Его цель - обмен опытом воспитания больных детей не только со специалистами, но и родителями из Италии и Великобритании. Они уверены, что интеграция благоприятно повлияет не только на их детей, но и на само общество. Ирина Лагунина: Согласно недавно опубликованным прогнозам ООН, население России в конце 21-го века будет всего 53 миллиона человек. Это - так называемый "низкий" вариант прогноза. Согласно "среднему" варианту, россиян в 2100 году останется 80 миллионов. Самый "оптимистический" вариант прогноза предрекает сокращение до 116 миллионов. Насколько надежны эти предсказания? Существует ли у России реальная возможность остановить или хотя бы замедлить стремительную убыль населения? Об этом мы попросили рассказать доктора экономических наук, руководителя "Центра демографии и экологии человека" Анатолия Вишневского. С ним беседуют Александр Костинский и Александр Марков. Александр Марков: Во-первых, хотелось бы понять, насколько можно доверять таким прогнозам, насколько они надежны, и можно ли что-то изменить? Анатолий Вишневский: Вы знаете, думаю, что этому прогнозу можно доверять, тем более, что он не расходится с нашими прогнозами, неоднократно выполнявшимися. Это примерно та перспектива, которая ждет Россию, если все будет идти примерно так, как шло и идет сейчас. Александр Марков: То есть если не произойдет каких-то непредсказуемых изменений? Анатолий Вишневский: Но мы не видим каких-то перспектив в изменении коренного образа жизни. Образ жизни у нас такой, как в Европе. Александр Марков: Например, такие события как открытие антибиотиков или, скажем, "зеленая революция", когда вывели сверхпродуктивные сорта пшеницы, увеличилось производство пищи, вот такие события их, наверное, нельзя учесть в прогнозах? Анатолий Вишневский: Такое может происходить, но надо себе представить, что может влиять на ту же рождаемость. Скажем, то, о чем вы сказали, сильно повлияло на смертность, привело к снижению смертности во всем мире, в том числе и в развивающихся странах, и создало предпосылки для демографического взрыва, который там произошел. А что касается нашего образа жизни, то тут есть какие-то вещи, которые можно, если не предвидеть, то представить, но они такого типа, как, допустим, появление СПИДа и повышение смертности - вот это можно себе представить и можно прогнозировать последствия. Это только ухудшит ситуацию. А вот что-то такое, что бы привело к изменению рождаемости, я не вижу просто, что могло бы подействовать таким образом. Потому что нынешняя рождаемость низкая. Это не только российский феномен - это феномен всех развитых обществ индустриальных и городских. Поэтому если вы будете проводить опросы на улице и будете спрашивать женщин, что им нужно для того, чтобы они родили детей, то они вам скажут, что им нужно повысить зарплату на 20% или дать еще лишнюю комнату. Но на самом деле, мы знаем, мы наблюдаем не одно десятилетие, что рождаемость снижается как раз там, где улучшаются жизненные условия и уровень жизни повышается. В Европе намного выше уровень жизни, чем в России, а рождаемость во многих странах, в Германии, в Испании, в Италии, рождаемость либо такая же, как в России, либо ниже. Александр Костинский: Самое главное даже не смертность. Смертность - социальное явление, хорошо, когда люди долго живут. Но главный параметр - это рождаемость, сколько средняя женщина рожает детей. Анатолий Вишневский: С точки зрения роста населения, безусловно, ключевой параметр - это рождаемость. Если не рождаются 2,1-2,2 ребенка на одну женщину, то не обеспечивается замещение поколения родителей поколением детей. Если это не обеспечивается, то население начинает сокращаться. Александр Костинский: Сколько сейчас в России? Анатолий Вишневский: Сейчас примерно 1,3 или 1,4 на одну женщину - это условный показатель. Самые лучшие показатели в Европе французские - 1,8-1,9, а нужно, как я сказал, 2,2. В Америке два с лишним. Это единственная крупная страна, кажется, еще в Новой Зеландии на этом уровне. Но это на грани простого воспроизводства. В Японии очень низкая рождаемость. Александр Марков: Эти развитые страны таким образом сталкиваются с теми же проблемами, что и Россия, наверное, они пытаются найти выход из этой ситуации, разработать какие-то способы повышения рождаемости? Анатолий Вишневский: Конечно, первая мысль, которая приходит и пришла в голову французам, которые первые в 19 веке столкнулись с быстрым снижением рождаемости - это как-то попытаться повысить рождаемость. Я бы не сказал, что это им совсем не удалось, потому что, как я сказал, у них самая высокая рождаемость в Европе, хотя и недостаточная. Александр Костинский: Может быть за счет африканцев, которые приезжают к ним из Алжира? Анатолий Вишневский: Отчасти может быть и это. Но дело в том, что во Франции сложилась такая система ценностей, более повернутая лицом к семье, к детям. Хотя, повторяю, тоже не обеспечивается необходимый уровень. Но это результат многих десятилетних усилий. В Германии меры тоже есть весьма значительные, направленные на поддержку семьи, пособия и так далее, но это ничего не дает. Вообще интересное замечание, которое можно сделать, что самая низкая рождаемость в Европе - это в тех странах, которые пережили периоды тоталитаризма или какого-то сильного клерикального вмешательства - в Испании, в Италии, в Германии, в Греции, в России, на Украине. А в либеральных странах типа Франции и Великобритании все-таки ситуация получше. Если ты знаешь, как во Франции, и как в Италии, а видишь только в России в отрыве от всего мира и думаешь, что Россия отличается от всего мира чем-то особенным, то тогда нужны какие-то отдельные для России объяснения. На самом деле положение серьезное, но оно отнюдь не типично российское, специфически российское. И уж точно никак не связано, что часто говорят, с событиями последних 15-20 лет. Потому что как раз Россия была одной из первых стран в Европе еще в 60 годы, где рождаемость опустилась ниже уровня простого воспроизводства, с тех пор практически не поднималась. Сейчас вся Европа в таком положении, но первыми были Украина, потом Россия. Это произошло в первой половине 60 годов. Но, повторяю, это все-таки не связано с какими-то очень конкретными вещами. Это связано с тем разворачиванием нашей цивилизации, ее развитием. Это надо понимать, чтобы не упрощать предполагаемые выходы из этой ситуации, из нее так просто не выйдешь, просто подняв пособия. Часто демографов упрекают в том, что они против пособий семьям. Я не против, и я даже за, потому что вообще нельзя сводить вопрос только к рождению ребенка. Можно подумать, что все сводится к акту зачатия и родов. Главное - воспитание. Когда родители принимают решение о рождении ребенка, они имеют в виду более или менее определенно, что им придется много лет этого ребенка воспитывать. И поэтому, конечно, они сталкиваются с трудностями, которые им надо облегчать путем пособий, путем безусловного развития каких-то, у нас сейчас это сворачивается, детских учреждений и вообще больших вложений в систему образования. Это все необходимо. Но это совершенно отдельный вопрос. И это не значит, что если вы сделаете всех богатыми, то они соответственно вам ответят большим числом детей. Наоборот, они начнут вкладывать в детей больше средств. Потому что сразу повышается стандарты жизни, и они хотят обеспечить эти стандарты детям, даже еще с некоторым продвижением. Александр Марков: Получается, что это общий системный процесс в цивилизованных развитых странах, население закономерно начинает снижаться. В то время как в развивающихся странах, наоборот, идет бурный рост населения. И вот создается такая дилемма между развитыми странами с уменьшающимся населением и более бедными странами, которые наоборот страдают от перенаселения. Анатолий Вишневский: Давайте на это попробуем немножко по-другому взглянуть. Мы все время говорим о глобализации, и это действительно объективный процесс. Это значит, что все население мира, вся земля, все человечество и все население, если говорить языком демографов, - это единая система. То есть и мы с нашей низкой рождаемостью, и индийцы с их высокой рождаемостью - мы части единой системы. От того, что мы не встречаемся каждый день на улицу, еще не следует, что мы не представляем собой части единого целого. А если это так, то в мировых масштабах проблема номер один демографическая не повышение рождаемости, а снижение рождаемости. Потому что демографический взрыв угрожает всей человеческой цивилизации, потому что он перегружает экономику, перегружает окружающую среду, которая не справляется уже с этими нагрузками антропогенными, которые неизбежны, когда население таким образом растет. Так что, может быть, это одна из гипотез, я ее не раз высказывал, ее вообще не любят обсуждать, что поведение в развитых странах, в том числе и в России, которое так болезненно воспринимается этими странами, населением, элитами, общественным мнением, на самом деле может быть оно представляет собой такую реакцию на этот глобальный демографический взрыв и прокладывает путь к изменению поведения демографического всех народов мира, которое должно привести к прекращению этого взрыва и даже последующему сокращению мирового населения, что было бы очень хорошо. Но вообще я бы сказал так, что если бы вы чувствовали себя директором Земного шара, то перед вами была бы задача, как переместить население из одной части в другую, бедных в богатые страны, богатые страны, но у них мало народу. И кажется, напрашивается само решение, что надо часть населения переместить. Но поскольку директора Земного шара не существует, то эти явления в процессе самоорганизации всего человечества возникают. Возникает миграционные потоки, так всегда и было. Человечество на протяжении всей своей истории распределялось, перераспределялось по планете. И вот возникают миграционные движения из тех стран в эти, оттуда к нам на уровне практическом - это порождает много проблем. Но, с другой стороны, позволяет решать некоторые проблемы. То есть это рабочие руки, которые могут быть использованы. Но только нельзя допустить, чтобы такая миграция была стихийной и разрушительно действовала на то, что создано европейской культурой. Это высшее достижение современной цивилизации, нельзя допустить, чтобы это было разрушено и материальные, и культурные ценности, которые созданы. Поэтому здесь возникает проблема интеграции этих мигрантов в европейский социум, в российский социум, в американский социум. Это проблема реальная. Если бы эту проблему удалось решить и какую-то часть эмигрантов интегрировать в российский социум, то тогда и по-иному выглядела бы демографическая ситуация в России, потому что это был бы приток, можно было бы остановить сокращение численности населения, можно было бы увеличить потом. А у нас пока нет какой-то четко выраженной. Но время уходит. Когда к вам приезжают мигранты, и вы должны их интегрировать, то пропускная способность ваша зависит от количества россиян. Если вас есть 150 миллионов россиян, то они могут переварить и превратить в россиян одно число, а если касается сто миллионов, то, соответственно, меньше вы можете переваривать. Время уходит необратимо. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
