Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Белая гвардия"Ведущая Марина Тимашева
Марина Тимашева: Во МХАТе имени Чехова Сергей Женовач поставил спектакль по пьесе Михаила Булгакова "Дни Турбиных", но в афише значится "Белая гвардия". Сергей Женовач: Была опубликована только первая часть романа под названием "Белая гвардия" - и Михаилу Афанасьевичу Московский Художественный театр предложил написать пьесу. Целиком роман был опубликован уже после того, как состоялась премьера. Скорее всего, Михаилу Афанасьевичу ужасно, безумно хотелось, чтобы спектакль назывался именно "Белая гвардия". Марина Тимашева: Признаюсь сразу: я участвовала в постановке "Белой гвардии" во МХАТе. Нет-нет, это не значит, что я помогала в подготовке афиш или программок. Но все уши, которые в этом театре мне доступны, я прожужжала разговорами о том, что Сергея Женовача надо, обязательно, непременно надо пригласить на постановку. Дело не в том, что Сергей Женовач превосходный режиссер, дело не в успехе его спектаклей в Малом театре (хотя, конечно, и в этом тоже). Дело в том, что Сергей Женовач, несмотря на молодость, один из последних могикан русского психологического ансамблевого театра, один из немногих чутких к природе автора людей. Иными словами, последователь той системы, которую создал и превратил в великое искусство основатель Художественного театра Константин Сергеевич Станиславский. Кроме того, Сергей Женовач - не бабочка-однодневка из тех, что прилетают в театр, опыляют его и далее не заботятся о судьбе рожденного. Он - убежденный строитель, настоящий педагог. Он должен быть главным режиссером театра, он должен определять его репертуарную политику, формировать труппу, ставить спектакли. Ему по плечу создать театр-дом. Отчаяние берет оттого, что ответственные лица не хотят этого понять. Ну да ладно, хотя бы услышали, что надо пригласить его поставить спектакль, и не навязывали, как другим, наименования, и согласились с его распределением актеров на роли. Роли Сергей Женовач распределил очень неожиданно. Он - не модный режиссер, и в его спектаклях никогда ничего модного не было. Не такой он человек, чтобы привлекать к театру внимание средствами шоу-бизнеса. Но в "Белой гвардии" заняты Константин Хабенский и Михаил Пореченков. Мы-то их помним хорошими петербургскими молодыми артистами, одной компанией, ведомой режиссером Юрием Бутусовым. Но "мы" - это очень узкий круг. Широкая зрительская аудитория знает их иными - "ментами", "убойными силами", чем-то, что делает человека знаменитым, а артиста - плохим. Какое счастье, что эти двое оказались стойкими и относятся к театру по-прежнему по-людски. Сергей Женовач: Когда стоишь за кулисами и смотришь, как готовится к выходу Миша Пореченков, который одевает шинель за 20-25 минут до выхода, посыпается снегом и сидит долго. И когда Ларион (Саша Семчев) отходит куда-то в кулису и старается никого не видеть, что-то бормочет, что-то шепчет, что-то говорит. Или как до начала спектакля Костя Хабенский будет ходить по помосту , с подтяжками, в этой своей белой рубахе, проверять свои мизансцены. Когда говорят, что этого уже нет в театре, - неправда. Это есть. Марина Тимашева: Мало того, что всем известные "менты" и "агенты" заняты в ролях булгаковских офицеров (Хабенский играет Алексея Турбина, Пореченков - Мышлаевского), так еще Лариосика играет Александр Семчев. Отрывок из спектакля - Все очень неразборчиво... - Да, да, ужасно. У мамы такой почерк, что она напишет, а потом сама не понимает, что такое написала. У меня тоже такой же почерк, это у нас наследственное. Вы позволите, я сам прочитаю. Извините, ради бога. "Милая, милая Леночка, посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному. Приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира". Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. "Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями..." К чему? Ах уж эта мама! "... невозможно сидеть в Житомире и терять время. Содержание я вам буду переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд. Он сам вам все расскажет". Марина Тимашева: Лариосик на театре всегда был молод и хлипок. А тут - бродячая реклама пива "Толстяк" и сам толстяк, да еще немолод, да одет как персонаж из старого мультфильма: в коричневое пальтишко, шапку поверх бабьего платка, в варежках на резинках и очках, - не то, что маменькин сыночек, мальчуган, Лариосик, а просто Лариосище какое-то. Изумленный вопль Елены "Вы -Лариосик?!!!" мог бы издать любой зритель, завидев Семчева. Из-за необычного его вида многие реплики и ситуации пьесы кажутся гомерически смешными. Например, Елена предлагает дать ему белье взамен украденного, и вы заранее умираете от смеха, представляя, как будет выглядеть толстенный Лариосик в белье сухощавых Турбиных. Сергей Женовач: Артист Семчев меня просто покорил своей внутренней беззащитностью в этой работе. Мне и в голову не приходило, что Лариона может сыграть Семчев. Эта затея возникла у Олег Павлович Табакова. Я сначала был просто огорошен, ошарашен, а потом, недолго думая, понял, что это есть и то необходимое - вот этот зазор между ролью и артистом даст воздух персонажу. Просто невозможно, когда масло масляное, невозможно, когда в Лариосике виден только какой-то худощавенький, какой-то такой поэтик из Житомира, несчастный... Потому что, в принципе, Ларион имеет в произведении очень мощное и очень сильное значение, и то, что Саша артист в возрасте и что он мужчина, у него мужское восприятие, - мне кажется, дает истории какую-то особую пронзительность. Он в душе недотепа, но он - огромный мужик, и он роняет вещи просто оттого, что он со своим весом ходит и все это рушит. И чем у него больше масса, тем он внутренне более хрупкий, нежный, деликатный. И в этом возникает контрапункт, в этом возникает конфликт. И плюс, мне кажется, Саше удалось сыграть любовь к Елене, что никогда обычно эти "мальчики из Житомира" (артисты, которые пытаются сыграть Лариона) не чувствовали. Обретение Елены и потеря Елены. Этот человек становится каким-то близким, дорогим и понятным. Марина Тимашева: Вместе с традиционным решением образа Лариосика спектакль покидает то, на чем обычно держались все другие спектакли по этой булгаковской пьесе, а именно - образ кремовых штор - символ уюта, порядка, старинного налаженного быта. Сергей Женовач первым из режиссеров заметил: монолог приходится на сцену застолья, Лариосик впервые пьет водку и впервые напивается - тогда-то он и заводит речь о кремовых шторах. Отрывок из спектакля - За ними отдыхаешь душой, можно спрятаться от всех ужасов Гражданской войны. А ведь наши израненные души, они так жаждут покоя! Сергей Женовач: Главное, что кремовые шторы должны быть в душе. Ушедший мир у них в душе остался, а здесь все против них. Это как раз те люди, для которых прошлое потеряно навсегда, а кремовые шторы - это часть прошлого. Поэтому его у них нет. Они не знают, как жить сегодня, поэтому они лишены настоящего. У них нет будущего, потому что они не понимают, что происходит, какая придет власть, как они впишутся в эту власть и что будет с ними. У каждого своя точка зрения есть, и дальше идет расслоение, как жить, во что верить, куда приложить свои силы и как выживать в этой жизни. Понятно, что себя они уже не найдут, они потерянные люди. И вот отсутствие прошлого, будущего и настоящего предполагает свет только в одном - в том, что существует звездное небо, что существует Владимир на Горке, с крестом, что существует "Фауст", что существует оперный театр, в который они бегали смотреть этого "Фауста", что существует "Саардамский Плотник" (книжечка о Петре Первом), существует мама, вечно рыжая королева, - вот это все существует. Тема вечности и тема вечного покоя всегда есть у Михаила Афанасьевича. Та же "Белая гвардия" - все равно это в контексте всего мировосприятия, миропонимания авторского мира. И кремовые шторы - это только отражение, а часто бывает, что шторы висят на сцене, мануфактура работает, как говорится, а душа не работает, именно потому, что все это потеряно и ушло навсегда, кануло. Люди пытаются вернуть это, но это все "съехало", все сдвинулось со своих опор. И вот найти эти опоры в душе - это происходит в любой момент перемен. Это всегда очень трудно - в переменах себя обрести. Марина Тимашева: Идет гражданская война. Рокот в фонограмме и глухие взрывы означают, что наступает Петлюра. В городе паника, какие кремовые шторы? Только в пьяном бреду могли привидеться... Да и вся декорация Александра Боровского, освещенная художником Дамиром Исмагиловым, она будто пьяна. Сергей Женовач: Саша сам же киевлянин, он вырос в Киеве, поэтому он ходил, очень много привез фотографий. Саше сразу мерещилась некая горка какая-то - так возникло некое пространство, булгаковский мир. Я бы больше назвал это Городом, вздыбленный город, взъерошенный город. А дальше возникают свои ассоциации в зависимости оттого, что происходит здесь. Потому что мост звучит в петлюровской сцене; он превращается, когда идет сцена Александровской гимназии, в такой покатый плац, где стоят мальчишки перед тем, как их обрекли на гибель. И в то же время это существует, когда весь турбинский мир, вся эта мебель съехала и сгрудилась с левой стороны площадки, а правая - вздыбленная - пустая. Это площадка, с которой можно выскочить из этой тесноты и что-то прокричать, что-то прошептать, что-то проговорить, в чем-то исповедаться. Марина Тимашева: Большую сцену диагональю режет наклоненный, вздыбленный помост - он похожий на одну из частей разведенного моста или запрокинувшуюся корму тонущего корабля. Под ней, будто в трюме, теснятся юнкера. На ней - накренившиеся фонари. Отчего-то вспоминаются фонарные столбы-виселицы из кошмара Хлудова. Но на одном из них - абажур (может, занесло взрывной волной). "Никогда не сдергивайте абажур с лампы, абажур священен" - написано в "Белой гвардии". Авторы спектакля подчинились. Но гостиная Турбиных ютится у подножия помоста, будто ее с него сбросило. Метафора сильная и внятная: человеческая жизнь сброшена с корабля истории и продувается ее сквозняками. Судьба человеческая, судьба народная, как велено было Пушкиным, написано Булгаковым и впервые - не как тихая семейная история - представлено на театре. Сергей Женовач: А так как Московский Художественный театр был увлечен Чеховым, то невольно стилистика Антона Павловича влияла. А роман написано все-таки немножечко в другом жанровом своеобразии, там все-таки есть дыхание истории, времени, сновидений, каких-то подсознательных страхов, предчувствий. Если говорить о тяготении, это, скорее всего, к каким-то сновиденческим делам, потому что без снов Михаила Афанасьевича невозможно представить. И у него есть даже какой-то изначальный импульс, он пишет: "Эти люди пришли из снов". Ну а сны, очень страшные кошмары, которые иногда всех посещают ночью, бывают настолько убедительны, настолько реальны, иногда даже реальнее самой жизни. Вот хотелось бы найти некую реальность, но близкую к кошмарному сновидению. Марина Тимашева: Семья в этом кошмарном сновидении смотрится достойно. Елена (манкая и женственная Наталья Рогожкина) и нервный, желчный, надломленный Алексей - брат и сестра, они понимают друг друга с полуслова. Оба опекают нежного и преданного Николку (играет Иван Жидков). Оба дразнят враля, фата и ловеласа Шервинского (в этой роли Анатолий Белый). Оба подсказывают цензурные слова грубому, склонному к позерству и очень надежному Мышлаевскому. И все они вместе стараются жить как прежде, будто, охранив порядок в доме, они сохранят порядок за его стенами. Отрывок из спектакля Актеры поют: "Скажи мне, кудесник, любимец богов, "Скажи мне всю правду, не бойся меня..." - Елена Васильевна, дорогая, я не могу выразить, до чего же у вас весело! Огни! Ура, ура! Марина Тимашева: Как под этой репликой Лариосика, так и под любой фразой, сказанной в доме Турбиных, любой человек может смело поставить свою подпись. Сергей Женовач: Я под любой фразой из Михаил Афанасьевича поставил бы свою подпись, потому что здесь что ни фраза, что ни мысль, то пророческая. Это автор, который обладал таким пророческим даром. Если возьмем его публицистику, еще написанную на Кавказе, когда только намечалась эта история, - как он предвидел трагичность белого движения, как он понимал, что произойдет с большевиками, как понимал, что произойдет, когда будет изгнана религия. То есть он все это предчувствовал, все у него написано в этих очерках, которые были напечатаны в газетах, на которые, по-моему, никто не обратил внимание. Те слова, которые произносятся в пьесе, они, конечно, принадлежат не столько автору, сколько персонажам. Мне близки все. Мне близок Ларион, все про этого человека понимаешь - понимаешь, где он напыщенный, понимаешь, где он живет в воображении, в фантазии, понимаешь, что у него доброе, отзывчивое сердце. Когда происходит история с Еленой, когда вдруг в женщине возникает и сестра, и дочь, и мать, и любимая женщина, и любовница, и невеста, и все вместе, - вот в ней есть все, поэтому к этой женщине всех и тянет. Кто, как к мамке, к ней бежит поплакаться, кто как женщиной восхищается, кто ищет какого-то покоя, как в сестре. Можно подписаться под каждым словом Алексея Турбина. Можно только восхититься этим поступком, когда взять на себя... Все-таки это сейчас можно понять, а в той сутолоке, когда власть города убежала, то мальчишек сейчас бросят... А это происходит не только в нашей стране, это происходило везде, и в Германии, и всегда: последний плацдарм - это дети. И принять на себя решение спасти эти судьбы - это, конечно, колоссальный поступок. И под Мышлаевским я готов подписаться, под каждой его фразой, хотя понимаю, что он необдуманный, что он необузданный, и хамовитый, и наглый, и человек, от которого большего всего пахнет казармой (грязным бельем и вшами). Но это человек с удивительно чистой детской, наивной душой. В то же время мне очень близок и дорог Студзинский. Это, кажется мне, очень важный персонаж, который будет до последнего сражаться с большевиками, а потом либо он погибнет, либо уедет и где-нибудь будет на парижском кладбище похоронен, в неизвестной могиле, и все забудут, что он и жил когда-то на свете. Он - как собака, которая многое понимает, но не может сформулировать. Но он это чувствует, и не случайно пьеса заканчивается его словами: "Я чувствую, что я одинок" - для кого пролог, а для кого эпилог... И, опять-таки к этой фразе, многие считают, что эта фраза вычурна, что это дань времени тому. Для меня эта фраза наполняется сегодняшним смыслом: для кого-то заканчивается, а для кого-то только начинается. Марина Тимашева: Обычно, сохраняя семейную историю, режиссеры вымарывали из "Дней Турбиных" сцены с петлюровцами, с убийством еврея, а иногда и тот эпизод, в котором немцы уговаривают бежать гетмана Скоропадского. Сергей Женовач: Когда что-то выбрасывалось, что-то уходило, тогда вроде бы возникала история одного семейства. А вне контекста всей этой истории, в зависимости всех этих пластов невозможно понять, мне кажется, это произведение. Марина Тимашева: Нет произведения этого и без современного контекста. Во время спектакля в голову лезли размышления, например - об иностранных союзниках и о состоянии армии. Отрывок из спектакля - Войну мы проиграли, кончено. У нас теперь другое, более страшное, чем война, немцы, чем вообще все на свете, - большевики. Немцам нужно было объяснить, сказать: "Вам нужен наш хлеб, сахар? Нате, берите. Подавитесь! Только нам помогите, чтобы наши мужички не заболели этой московской болезнью". А теперь поздно. И теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кофейная армия - отлично! Пойди позови его - так он тебе и пойдет воевать. У него валюта в карманах. Марина Тимашева: Иногда все же кажется, что пьеса укоренена в истории. У Булгакова нет абстракций - есть реальные люди с настоящими именами, персонажи истории, давно ушедшей, обсужденной так всесторонне, что уже сил нет стараться в очередной раз понять, кто там был прав, кто виноват. А после спектакля все опять мучительно и больно. Воспринимаешь всех не историческими персонажами исторической пьесы, но красивыми, достойными людьми с гитарами и пением, с флиртом и влюбленностью, взаимными колкостями и нелепыми выходками. И значит, все опять может кончиться так, как кончилось и по Булгакову, и по учебнику истории. То же самое может случиться еще раз - с такими же молодыми и полными жизни. Отрывок из спектакля - Сегодня в три часа утра гетман бросил на произвол судьбы армию, бежал. Бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде в Германию. Так что, в то время как поручик собирается его защищать, его давно уже нет, он благополучно следует в Берлин. Этого мало, одновременно с этой канальей по тому же направлению бежала другая каналья - его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только защищать некого, но и командовать нами некому, ибо штаб князя дал хода вместе с ним. - Быть этого не может! Это ложь! - Кто сказал "ложь"? Кто сказал "ложь"?! Я только что из штаба, я проверил все эти сведения, я отвечаю за каждое мое слово. Итак, вот мы, там - Петлюра... да что я говорю, не там, а здесь, его конница на окраинах города. У него 200-тысячная армия, а у нас на месте - мы, четыре пехоты дружины и три батареи, все. Вот один из вас вынул револьвер по моему адресу. Сильно напугал, мальчишка. - Господин полковник... - Молчать! Ну, так вот, если при таких условиях вы все вынесли бы постановление защищать (что и кого?), одним словом - идти в бой, я вас не поведу. Потому что в балагане я не участвую, тем более что за этот балаган заплатите своей жизнью, совершенно бессмысленно, вы. Марина Тимашева: Алексей Турбин распустил юнкеров, потому что более не видел, кого и что ему защищать. Разве не пересекается это с недавним монологом из спектакля Евгения Гришковца: "А у меня нет страны, ради флага которой стоило бы умирать". На дворе не 20-й год, но разве не так, как Турбины, чувствуют себя люди, на глазах которых все сдвинулось с мест и местами поменялось? "Была у нас Россия - великая держава", - горько и обреченно произносит Студзинский. Ему мы сострадаем. А тем, кто хочет чуть-чуть изменить фразу: "Была у нас великая держава - Советский Союз", - отчего-то нет. Люди чувствуют конец стабильной эпохи вне зависимости от политических убеждений. Многим из них неуютно. И живут они в том же ощущении "полного расстройства нервов", что и обитатели дома Турбиных. И так же все время говорят о России. Отрывок из спектакля - Была у нас Россия - великая держава... Да будет, будет! Вот, я не знаю, стол - он как есть стол, так и будет стол. Ты его переверни вверх ножками, опрокинь его - и все равно он будет стол, ничего другого из него не получится. И более того, придет время - и он встанет в нормальное положение, потому что кверху ножками ему стоять, ну, несвойственно. Вернется на прежнее место, понимаешь, вернется. Вот так и Россия: оставь ее вверх ножками, а настанет час - и она встанет на свое место. Да, пусть они хлынули, пусть они потопят, пусть они все устроят наново, но они ничего не устроят, кроме России, потому что она всегда она. Да, да, нас потопили! Нас списывают со счетов. Да, братцы, мы в меньшинстве. Ну, хорошо, ладно, не будем им мешать. Будет Россия, ждите... Да, будет, понимаешь ты, обязательно будет! Прежней? Прежней не будет, а новая будет. Нужно просто верить в нее, сидеть в ней и терпеливо ждать. Марина Тимашева: Слышали бы вы только, как взрывается аплодисментами зрительный зал после этого монолога. Сергей Женовач: Любому человеку, живущему в любой стране, хочется, чтобы его страна... я бы не сказал, что была великой, а чтобы она была счастливой. Каждый человек хочет, чтобы его близкие, его страна, его дом, его земля была счастливая. Что тут говорить, хочется, чтобы все люди были счастливыми. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
