Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"Постановка Адольфа Шапиро "На дне"Ведущая Марина Тимашева
Марина Тимашева: На завершившемся недавно фестивале "Золотая маска" театр "Самарт" был представлен спектаклем своего художественного руководителя Адольфа Шапиро "Мамаша Кураж". Теперь я ездила в Самару, чтобы посмотреть премьеру "На дне". Любопытно, что "На дне" был одной из последних работ того же Шапиро в Московском театре Олега Табакова. Но ставить эту пьесу в Самару пригласили главного режиссера Ярославского Театра юного зрителя Александра Кузина. Его последней работой в собственном театре были "Последние" по пьесе того же Горького. Характерно, что "Самарт" не пошел по принятому нынче пути, когда театры зовут режиссеров со стороны и те выпускают спектакль, который уже ставили раз по пять в других театрах страны. Самара подобных копий не допускает. У директора театра Сергея Соколова вообще все иначе, чем у других. Скоро "Самарт" обзаведется собственным культурным центром, поэтому сейчас вы услышите голос счастливого человека. Сергей Соколов: Это не очень сложно понять человеку, который счастлив именно этим, да, простым кирпичом, простым красным кирпичом или белым, это не имеет значения. Или это будет в мраморе, это будет в стекле, но это будет в комплексе театрального здания в Самаре, первого за 150 лет. А это будет прежде всего театральное жилье, где простой работник нашего театра сможет найти свой тот самый угол, в котором он может проводить замечательные вечера. Второе, театр получается еще третий зал, суперсовременный, удивительный, начиненный механикой, на 510 мест. Весь квартал, который сегодня объединяет замечательные улицы Льва Толстого, Арцебушевскую, Братьев Коростелевых, наших революционеров, и маленький проулочек Тыльной стороны, - это и будет тот самый замечательный театральный комплекс. Этим я счастлив. Марина Тимашева: А пока в прежнем здании "Самарта" на одной из двух небольших сцен играют "На дне", спектакль, который не имеет отношения к тому, что зовется концептуальным театром. Александр Кузин принадлежит тому поколению режиссеров, которое высшим благом почитает раствориться в актерах, а не в метафорах или трюках. Ответственность за метафоры возложена на художника Юрия Гальперина. Ни для кого не секрет, что у каждого хорошего сценографа есть собственный почерк, не позволяющий перепутать его декорацию с чьей-либо еще. Юрий Гальперин любит всевозможные выдвижные ящички, оформление его спектаклей часто напоминает о библиотечном каталоге. Но ассоциации допустимы любые. По-разному толкуют декорацию к "На дне" даже театральные критики. Посмотрим на нее глазами директора Екатеринбургского фестиваля "Реальный театр" Олега Лоевского. Олег Лоевский: Детский сад, или интернат, или библиотека-музей, все что угодно. Это такая широкая метафора. Марина Тимашева: А теперь та же декорация, увиденная глазами главного редактора петербургского "Театрального журнала" Марины Дмитревской. Марина Дмитревская: Вся история - она, конечно, читается по-разному. Она читается как мусорный ящик: там уже, дальше, мусор, а они еще как-то на этой помойке, на мусорном ящике живут. Что-то есть и от стадиона. Марина Тимашева: Ну а я не согласна с обоими коллегами. Они не обратили внимания на занавес, сделанный из клеенки, какую обычно подкладывают под лежачих больных или в морге. Зрительские места помещены в обведенные белым квадраты и пронумерованы. Пронумерованы и ящички, в которых хранят свое барахло обитатели ночлежки. Разве что на ногах у них нет номерков. Художник определяет обстоятельства: выхода из этого мира нет, только - на тот свет. Где-то неподалеку проходит железная дорога, мы постоянно слышим паровозный гудок и стук колес. Марина Дмитревская: Считается, что мимо проносится какая-то там большая жизнь как говорится в "Братьях и сестрах". Марина Тимашева: Где-то продолжается жизнь, но не здесь. Ночлежники замурованы, как тусклые лампочки, убранные металлической сеткой. Даже свет - всего лишь заключенный, что уж говорить о людях. Они все время вспоминают свое прошлое, но кажется, что выдумали его сами. Слово Олегу Лоевскому. Олег Лоевский: У них всех есть прошлое, оно всеми рассказывается, но никто с ним не связан, все отрезано. О нем можно рассказать, но туда нельзя вернуться, с ним нельзя найти связь. Это - разрыв времени. Марина Тимашева: Ведущая актриса "Самарта" Роза Хайруллина подтверждает мнение Олега Лоевского, ссылаясь при этом на режиссера спектакля. Роза Хайруллина: Он однажды на репетиции сказал: " Они все простужены, ребята". Он очень часто говорил об этих германовских интонациях и о замкнутости этого пространства, что там больше ничего нет, это - последнее их пристанище. Марина Тимашева: Что в этом спектакле совершенно необычно, так это то, что действующим лицам такая их жизнь нравится, она их устраивает. Хотя на словах все они рвутся вот отсюда, из плена убогой жизни. Олег Лоевский думает так. Олег Лоевский: Это тема своеволия хотения. У Горького в пьесе, слова "человек" и "свобода", "правда" - самые частотные слова. Но бывают периоды, когда частотные слова устают, и неслучайно у самого Горького в самом начале есть фраза, что "слова устали". - Ну какая правда? Вот - правда! Вот, вот - правда! Работы нет, денег нет. Правда! Мне-то на что такая правда, я чем виноват? Правда... Жить нельзя! Олег Лоевский: Мне кажется, что та тема, которая сегодня прорывается через все наслоения, - тема нашего безумного своеволия. Беззаконная жизнь вводит нас в бесконечные страдания. Все здесь делают то, что хотят, и как результат - полный развал. Марина Тимашева: Роза Хайруллина поддерживает Олега Лоевского. Она тоже считает, что все обитатели ночлежки делают исключительно то, чего хотят. Роза Хайруллина: Пять копеек получили, а что будет через час, их абсолютно не интересует. Заботы нет. Придут, донесут тебя из трактира, а утром встать и сказать: "Так, кто меня бил вчера?". Актер ему говорит: "Тебе какая разница, кто тебя бил?". Марина Тимашева: Настя, которую Роза Хайруллина играет в спектакле, главная изо всех фантазерка. У нее есть даже своя отдельная комнатка, больше похожая на гримуборную, и в ней висят картинки. Роза Хайруллина: Я не помню, в каком фильме, Аль Пачино играет (еще довольно молодой), и он там лежит, и огромный плакат на стене висит, и там написано: "Весь мир - у ваших ног". Вот я думала, что "На дне" можно сыграть об этом - какой мир и у каких ног? Вот Настя утром просыпается "на дне", она смотрит на этот плакат, и она ведь искренне верит в это, да. Она красится и идет в этот мир. Другое дело - как ее этот мир воспринимает. И еще я думала об идее, что такое - глянцевый журнал. Он же некоторых людей подвигает на подвиги. Он открывает журнал, и там все красиво, там отдых на Канарах, в Турции - и человек так хочет жить, но этого же не происходит. И где эта правда, где реальность - вот в этом глянцевом журнале или во мне? Мне кажется, что вот это такая большая, огромная трагедия, не драма, журнала и человека, потому что журнал - он выше меня, он превалирует над человеческой жизнью, потому что человек исчезает. Марина Тимашева: Роза, а это не входит в противоречие с горьковским текстом: "человек выше сытости"? Роза Хайруллина: Это же микроб, понимаешь, он же попадает - и мы становимся воспаленными. Вот у человека грипп, вот это. Вот мы все заболели, заболели мы. Марина Тимашева: Насмотревшись картинок из красивой жизни, Настя и слово в простоте не вымолвит. Позы она принимает самые затейливые, приляжет - как на полотне Ренуара, поднимется - ну, чистый Обри Бердсли. Роза Хайруллина: Понимаешь, я, как нормальный человек, говорю: "Ага, я получила роль Насти "На дне". Горький, пьеса написана 100 лет назад. О чем я могу сказать сегодня, в 2003 году?" Я пересмотрела все фотографии, как играли знаменитые актрисы - даже та же Тарасова, с "Беломором", с платочком. Но я подумала, что лучше проституток Германа я не сыграю никогда. Марина Тимашева: Если бы вы только видели, как Настя Розы Хайруллиной подметает пол. Она держит веник, как купчиха - фарфоровую кофейную чашечку: мизинчик оттопырен, все тело от веника тоже оттопырено, то есть максимально удалено. И лицо такое, будто пол метет Золушка, провидящая явление феи, и бал, и еще прекрасного принца. Роза Хайруллина: Просто когда этот веник появился на репетиции, я думала, как же его обыграть, как Настя может мести пол. Я, вообще-то, думала, что она ходит подглядывать в синематограф, и она ворует эти афиши, которые в городе висят, ночью приносит домой и вешает в свою каморку, и смотрит. Пикфорд и Лилиан Гиш она не смотрела, но каких-то там таких... И она подумала: "Наверное, я буду веником мести, как та актриса, как в том фильме, например". А иначе, ну, мела бы актриса пол, ну и что? Марина Тимашева: Роль Розы Хайруллиной заслуживает особого разговора, и него вступает Марина Дмитревская. Марина Дмитревская: Вот она появляется - понятно, она в образе, она играет в первой сцене, она актерствует. В другой сцене, когда она появляется в зеленом, - это уже такой театр Насти. Сначала она еще как бы вживается в роль. А во втором акте - там она уже играет, а потом ее театр разваливается, и жизнь побеждает Настино искусство. Марина Тимашева: Говорит Олег Лоевский. Олег Лоевский: У меня все время крутилась строчка из Бродского, из стихотворения "Сретение", где неведомая птица, которая не в силах взлететь и не в силах спуститься. Вот этот образ, какой-то внутренний рисунок, Роза очень точно держит, проносит через весь спектакль, и огромное сострадание к ней, сострадание без жалости, без сентиментальности, при этом с еще каким-то особым гротеском, органикой и правдой в гротеске. Роза всегда умеет делать вот сочетание гротеска и абсолютной правды. Марина Тимашева: На голове у Насти - взъерошенная шапочка, и пластика у Розы Хайруллиной действительно птичья: такие мелкие, странные движения, будто замерзшая и растревоженная птичка озирается. Роза Хайруллина: Меня однажды поразило высказывание Раневской о птицах. Они к ней прилетали, она открывала окно, она кормила их зернышками. И она однажды задумалась о том, что у них нет варежек и носочков. И она подумала о том, что они - более несчастные, чем мы, потому что они такие маленькие, а лапки так замерзают. Я однажды прихожу на репетицию и говорю: "Ребята, вы знаете, у них же нет варежек и носочков". Я говорю: "Это мы сапоги можем надеть на себя за 100 долларов, а они-то не могут". Она же тоже не может, если она кричит барону: "Босая, на четвереньках пойду". Но для меня самое важное было, что она не здесь, она уже не здесь. Они либо сойдет с ума, либо она, как в планете Ка-Пекс, просто исчезнет, или она, например, может красиво замерзнуть, но красиво. Если она даже смерть увидит, она скажет: "Я хочу ее принять вот так вот, вот в такой вот позе". Марина Тимашева: В отличие от замерзающих птичек, ни Настя Розы Хайруллиной, ни другие герои спектакля не вызывают особенной жалости. Роза объясняет это так. Роза Хайруллина: Если мне не нравится моя жизнь, я иду - и ее меняю. Если тебе не нравится твоя жизнь, измени отношение к ней. Очень удобно, знаешь, в Горьком они существуют "на дне", как у Чехова: все - в Москву, в Москву - и никто ничего не делает. И им не нравится эта жизнь, но они в этом живут и ловят кайф. Марина Тимашева: Передаю слово Олегу Лоевскому. Олег Лоевский: Дальше начинается, конечно, история самой пьесы, имеющая огромную нагрузку театральная история, история непрекращающаяся. Я сама писал когда-то сочинение в школе на тему "Ложь - религия рабов и хозяев, Правда - вот бог свободного человека". И вся эта нагрузка - это серьезный вес, который очень сложно взять. Мы сейчас говорим с подходом не зрительским, потому что зритель приходит, смотрит и, конечно, следит за сюжетом. Полгода назад я был в Красноярске, смотрел "Вишневый сад", и зал очень живо обсуждал, продадут его все-таки или не продадут. И это - нормально. Замечательно, что люди пришли в театр, и театр сумел этой историей людей зажечь. Сегодня тоже я понимал, сидя в зале, что сюжет мало кто знает, и ваше прочтение для них является единственным. Но мы - люди театра - и прекрасно понимаем, что мы занимаемся таким особым видом деятельности, которое называется творчеством. Как учил меня один, такой был замечательный артист Агуров, - он очень любил искать простые определения очень сложных понятий - вот что такое творчество? Творчество - это создание нового. И раз мы обратились к пьесе "На дне", то, конечно, нас интересует вычитывание нового в этой пьесе. Марина Тимашева: Итак, безусловно, новое в прочтение пьесы "На дне" - это роль Насти в исполнении Розы Хайруллиной. Но это не единственное новаторство в спектакле. Важно еще и то, как прочитывается театром история Луки. Русскому человеку никак невозможно быть трезвым. Когда он пьяный, он и умный, и сердечный. Тут и Сатин расчувствуется, разговорится про человека, который "звучит гордо", и Бубнов расщедрится - давай звать всех в трактир. Но не приведи Бог кому-нибудь вмешаться в налаженный пьяный быт, что и попытался сделать Лука. Этого здесь не прощают. Лука в исполнении Эдуарда Терехова крепок и коренаст, вовсе не стар. Все одеты в черное, он - в светлых бурках, и лицо у него - белесое, светлое. В отличие от остальных он никогда не кричит, совсем не повышает голоса и очень тихо проповедует свое. Лука: Должна, говорят, быть на свете праведная земля. И в той, дескать, земле особенные люди проживают, хорошие люди, друг дружку они уважают, друг дружке во всех вопросах помогают, и все у них славно и хорошо. И вот собирался этот человек идти праведную землю искать. Ну, был он бедный, жил плохо. Когда становилось ему так тяжело, что хоть ложись и помирай, духа он не терял, а только усмехался да сказывал: "Ничего, потерплю. Еще несколько подожду, а потом брошу всю эту жизнь и уйду в праведную землю". Марина Дмитревская: У Канта сказано, что нравственно то поведение человека, когда каждый другой человек для него цель, и безнравственно, когда кто-то является для кого-то средством. На самом деле в этой ночлежке все для всех средства как-то вот обустроиться в этой жизни. И только для Луки каждый из них на какой-то момент становится целью, он этим и отличается от них. Марина Тимашева: Как и Марина Дмитревская, я тоже думаю, что новизна спектакля состоит в том, как представлен театром конфликт Луки с его новыми соседями. Во всех спектаклях, кроме постановки Адольфа Шапиро, выходило, что Лука такой утешитель, жалельщик: пришел, наболтал, наобещал, соблазнил - да и смылся. У Шапиро и у Кузина Лука ни единым словом не врет. Актеру он говорит: "Хочешь вылечиться - не пей (весьма трезвый совет), а не можешь сам бросить - иди в лечебницу". Кстати, оказалось, что во времена Горького такие лечебницы действительно существовали. Анне Лука не обещал посмертных райских кущ и ангелов, сказал: "Умирай спокойно, там ничего не будет, ничего". Ваське посоветовал: "Забирай Наташу, уходи из этого дома. Пропадешь с Василисой". Так оно и вышло. Василий: Снова я буду говорить с тобой, Наташа. Вот при нем, он все знает. Иди со мной. Наташа: Куда, по тюрьмам? Василий: Я же сказал: брошу. Ей-богу, коль я сказал, я сделаю. Я грамотный, работать буду. Вот он говорит, в Сибирь надо по своей воле идти. Едем туда. Марина Тимашева: Получается, что Лука никого не обманул, что обманулось большинство режиссеров, поверивших тем обвинениям, которые предъявляют Луке в пьесе его оппоненты. Что же тогда провоцирует конфликт? Роза Хайруллина приводит в пример своих соседей. Каждый день она встречает их с авоськой пельменей и авоськой водки. Кажутся они счастливыми и постороннего вмешательства в свою, так сказать, "благоустроенную" жизнь не потерпят. Роза Хайруллина: А что, ты приходишь, а у тебя такое бельмо на глазу. Тут все через грязь перешагивают, а человек приходит и говорит: "Дай-ка метелочку". А ему говорят: "Дед, так, пошел-ка вон. Тут у нас никто не метет, и все". Они же все ему говорят: "Ты чего лезешь? Мы же тут живем, и нам до другого человека нет никакого дела вообще. Ты пришел - живи так же: встал, пошел, нажрался, пришел, спи. Все". Любой человек, который начинает вот так вот просто разговаривать или смотреть, он начинает раздражать. Там и выдумывать ничего не надо, там же каждый говорит: "Дед, чего ты лезешь? Ты чего лезешь вообще?". Можно же так один раз сказать, а третий раз, если человек не понимает, морду набить. "Мужик, ты не понял что ли, да? Ну мы тебе сейчас покажем". Нет, опять он не угомонится, гад. - Под лежачий камень, сказано, вода не течет. - А человек должен на одном месте жить. Нельзя, чтобы люди, вроде тараканов, жили: куда кто хочет, туда и ползет. Человек должен определять место по себе. - А ежели которому везде место? - Значит, он бродяга, бесполезный человек, да. Что значит - странник? Странный человек. - А ежели он настоящий странник, что-нибудь знает? - Что-нибудь узнал эдакое, не нужное никому - про себя это храни и молчи. - Если он настоящий странник, он, может, и вмешается. - Людей зря не мутит. Как люди живут - не его это дело. Марина Тимашева: Ночлежники станут поминать Луку добрым словом только тогда, когда он исчезнет. Роза Хайруллина: Это русский человек. Вот, понимаешь, ненавидим, а умрет человек - скажем: лучше не было. Это мы. А что мы будем друг от друга скрывать, что мы такие? Исконно русская пьеса, понимаешь. Живет - не нравится, ушел - хороший человек был. Это же про нас. Марина Тимашева: Что еще совершенно неожиданного в интерпретации пьесы Горького? Основной конфликт пьесы "На дне" всегда приходился на Луку и Сатина, их играли антиподами. В спектакле Адольфа Шапиро Лука и Сатин оказались похожи друг на друга, просто один старый, ему все зубы повыбили, а второй - в силе волчара. Так и смотрели друг на друга Олег Табаков и Александр Филиппенко, первый - вот каким я был, второй - вот таким я стану. Режиссер Александр Кузин полностью меняет сам центр композиции. Им становится не столкновение Луки с Сатиным, а его отношения с Васькой Пеплом. Ваську удивительно играет молодой актер Алексей Меженный. Говорит о нем Олег Лоевский. Олег Лоевский: Вот здесь ощущение нового, которое даже трудно зафиксировать. Актеру удается особым своим чутьем привнести какую-то особую ноту современности, другой жизни, резкой моторности человека, который срывается, который не способен ни на какое смирение, ни на какую паузу, всегда готов быстро принять решение, абсурдное порой решение, моторно его выплеснуть, выкинуть, а потом двигаться дальше. Очень резкие смены состояний, и в этом есть ощущение современного человека. Марина Тимашева: Алексей Меженный не педалирует блатной манеры, но она проступает из образа Васьки Пепла. Он то юродствует и глумится, то сострадает и унижается сам. Он очень современный и нервный молодой человек с исключительно подвижной психикой. Его реакции и поступки непредсказуемы, грань между сентиментальностью и жестокостью будто отсутствует вовсе. Чудно, но оттого-то и вся надежда Луки на Ваську Пепла, на того, что еще не заматерел, не закоснел, кто может исправиться и исправить свою жизнь. Василий: Эх, Наташа, да я знаю, я вижу, но только утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют и в чести живут. Только это мне не помогает, это не то. Я не каюсь, в совесть я не верю, но я чувствую одно: надо жить иначе, лучше надо жить, надо так жить, чтобы самого себя мне можно было уважать. Да, я сызмальства воровал. Все всегда мне говорили: "Вор Васька, вора сын Васька". Ну, нате, вот я, вор. Да ты пойми, может быть, я со зла-то, вор, оттого я вор, что другим именем никто никогда не догадался назвать. Назови ты, Наташа. Марина Тимашева: После встречи с Лукой Васька Пепел будто проясняется, светлеет, пробует забрать Наташу и уехать в Сибирь, отказаться от, так сказать, "гордого" звания вора. Иное дело, что обстоятельства сильнее воли отдельного человека. И все же это первый на моей памяти спектакль по горьковской пьесе "На дне", который предполагает, что где-то, пусть за пределами произведения, хотя бы в жизни уже вернувшегося с каторги Васьки Пепла что-то переменится к лучшему. Не слишком оптимистично, но Горький - жесткий драматург, увидеть в его произведениях хотя бы отдаленную надежду мало кому удается. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
