Ирина Лагунина:

До 89-го года, когда была ликвидирована автономия Косово, край кормил себя сам. Теперь сами себя кормят только крестьяне, и то в тех селениях, где жизнь еще осталась, где этнические чистки не прошли, или еще не прошли. Для городов в последнее время даже овощи начали закупать - из соседней Македонии, к примеру, привозят помидоры. На рынке из местных продуктов - капуста, лук-порей, картошка и домашние сыры. Мясо частным порядком продавать запрещено: мясо - государственная монополия Сербии, как и другие продукты, на которых строится местная кухня - растительное масло, мука, сахар (неотъемлемый элемент круглосуточного балканского кофепития). Девять месяцев назад Сербия ввела эмбарго на поставки продовольственных товаров в Косово. Многие частные албанские фирмы разорились или закрылись в ожидании лучших времен. Но на рынке по-прежнему есть турецкие сладости, цитрусовые и бананы. И яйца есть - по три доллара за десяток. Покупателей вот только не видела. Продавцы - в основном албанцы. Сербы, правда, на рынке соседствуют, но продают в основном не продукты, а всякую всячину типа зубной пасты и резиновых сапог. Рынок не богат, но достаточен. Но это в Приштине, в косовской столице. В других городах хуже. Туда, к членам своих семей (или кланов) перебрались беженцы-албанцы из окрестных селений, очищенных войной. В доме Имера Рамадани в городке Штимле живет 45 человек - семья плюс беженцы из деревни Рачек. Дети, если видят военную технику, бросаются в страхе домой. Рассказывает беженка из Рачека:

Городок Штимле. Сюда перебрались беженцы из Рачека...

Когда началось первое наступление, мы были дома и ничего не знали. В пять утра постучали в ворота сербские полицейские и сказали собраться всем в подвале одного из домов. Потом сказали разбиться по семьям и возвращаться домой. Мы решили, что возвращаться не будем, ушли в горы. С горы был виден дом, и мы видели, что в деревне по-прежнему полиция. Мы какое-то время жили там, прятались, а потом перебрались в Штимле...

Ирина Лагунина:

В Штимле местное отделение ордена Матери Терезы по мере сил поставляет им еду по установленным нормам - литр подсолнечного масла на человека, два килограмма сахара, два килограмма муки, манную крупу или фасоль. Еще питаются тем, что собрали летом на собственных десяти гектарах земли. Рацион неплохой, если учесть, что растительное масло и в Белграде так же трудно купить, как в Косово. Экономика всей Сербии не в лучшем виде. Но лица бледные, а перед домом встречает собака с торчащими из-под кожи ребрами. Собаке мяса точно давно не перепадало.

Косовское отделение Ордена Матери Терезы сербские власти долго не признавали. Мы беседуем с главным координатором гуманитарных операций ордена Паломе Беришей. Если попробовать выразить гуманитарные потребности Косово, скажем, в еде, то, по данным Всемирной продовольственной программы ООН, цифра составит 7 тысяч тонн в месяц. Сейчас в Косово ежемесячно поступает приблизительно 3 тысячи тонн. Почему помощь приходит не в полном объеме? Паломе Бериша:

Паломе Бериша:

На самом деле, если реально смотреть на вещи, если суммировать все наши потребности, то нужно вообще более 8 тысяч тонн. Поскольку наравне с зарегистрированными перемещенными лицами, беженцами, есть еще люди, которые нуждаются в социальных программах помощи. Все вместе получается от 700 до 800 тысяч человек, которым помощь сейчас особенно нужна. Недостаток гуманитарной помощи вызван тем, что здесь довольно долго задерживалась программа Продовольствие для мира. Предполагалось, что эта программа будут осуществлять в Косово Всемирной продовольственной программой ООН, Католической службой помощи и некоторыми другими организациями под руководством Верховного комиссариата ООН по делам беженцев. Сейчас, наконец, есть сдвиги и мы предполагаем, что все эти организации могут привести продовольствия объемом в 6 тысяч тонн, а все остальное - не продовольствие, а предметы гигиены, например, мы сможем доставить сюда из других источников.

Ирина Лагунина:

Зашла в магазин в Приштине. Выбор очень небогатый. И это в Приштине. Снабжение многих городов вообще невозможно. Каких основных продуктов или медикаментов здесь сейчас не хватает? Паломе Бериша:

Паломе Бериша:

Все гуманитарные нужды можно разделить на три категории. В первую очередь нам не хватает продовольствия, во-вторых, непродовольственных продуктов, как, к примеру, перчатки и предметы гигиены. В третьей категории - медикаменты. Да, и в последнее время - строительные материалы для восстановления домов. Продукт, в котором Косово нуждается сейчас больше всего, - это мука, прежде всего потому, что мука - это наиболее используемый продукт в местной национальной кухне. Не так давно мука начала поступать через программу Продовольствие для мира.

В последние три месяца наряду с мукой не хватало и таких базовых продуктов, как растительное масло, сахар и многого другого. Опять же, сейчас благодаря программе Продовольствие для мира и с этими продуктами становится немного легче. Но есть одна очень специфичная проблема - снабжение медикаментами, медицинскими продуктами и оборудованием. Мы наладили медицинскую помощь в рамках Ордена Матери Терезы. Помощь проходит через небольшие поликлиники или амбулатории, как мы говорим. До войны у нас было 92 поликлиники. За время войны было повреждено около 40, а 20 из них - полностью уничтожены.Там что нам действительно срочно необходимы медикаменты и медицинское оборудование. Доставлять их сюда очень сложно, а если даже удается доставить, то очень сложно распространять. Во-первых, из-за очень быстрого перемещения населения: люди приходят, ночуют в одном месте, день проводят в другом. Во-вторых, само по себе проникнуть на территории, где сконцентрированы беженцы, очень сложно. По той информации, которую мы получаем из районов боевых действий, или бывших районов боевых действий, особенно из района Дреницы, там начинают распространяться эпидемии. В районе Дреницы уже есть пять случаев заболевания брюшным тифом. Так что на мой взгляд, международным организациям надо что-то делать очень срочно. Могу даже сказать, и местные сербские власти могут заняться этим. Но делать что-то надо очень срочно.

Есть еще одна проблема для больных мужчин в возрасте от 18 до 60 лет. Они не могут приехать в большие районные города, чтобы пойти к врачу. Они боятся приезжать, а зачастую их и не будут лечить, им не предоставят той медицинской помощи, которая нужна. Поэтому нам приходится что-то делать, чтобы попасть к ним. Нам кажется, что сейчас единственным возможным решением проблемы могло бы быть создание больниц под контролем миссии ОБСЕ, чтобы такого рода пациенты из деревенских районов могли прийти в эти больницы, получить помощь. А затем Международный Красный Крест конвоировал бы их обратно в их деревни, чтобы им была гарантирована безопасность - и по дороге, и в госпитале. В противном случае эти люди не придут за медицинской помощью в больницы.

Ирина Лагунина:

У вас есть какие-то проблемы с сербскими властями здесь? Они пускают ваши конвои, например?

Паломе Бериша:

Беженцы из Рачека

Мы предоставляем гуманитарную помощь двумя способами. Во-первых, мы получаем помощь международного сообщества, от доноров. И здесь мы соблюдаем югославские законы, в частности, о таможне. У нам были и есть некоторые проблемы, но в целом нам удается получать помощь более или менее беспрепятственно. Второй способ - покупать продукты для распространения среди населения на местном рынке, то есть внутри границ Югославии. Но девять месяцев назад сербские власти ввели эмбарго на поставки продовольствия в Косово. И теперь получается, что мы не можем привезти сюда еду. Несколько дней назад мы получили от доноров муку - на территории Югославии, но когда грузовики подъехали к границе с Косово, их остановили, и мы до сих пор не знаем, куда делись три машины из семи. Мы заказали эту муку - около 300 тонн - как продукт первостепенной необходимости: здесь практически совсем не было муки. Муку не пустили даже несмотря на то, что все документы были в порядке и было специально указано, что эта мука принадлежит Организации Матери Терезы и будет роздана населению в качестве гуманитарной помощи. Мы сделали предоплату на эту поставку...

Беженцы из Рачека

Здесь есть большое количество людей с деньгами, они могут покупать себе товары и могут продавать их здесь. Но даже те, у кого есть деньги, не могут ничего привезти в Косово и наполнить внутренний рынок. И даже те, кто может что-то купить, на самом деле не могут этого сделать.

Ирина Лагунина:

Говорил Паломе Бериша, координатор гуманитарных операций косовского отделения Ордена Матери Терезы. Организация католической помощи, о которой говорил Бериша, действует на территории Косово исторически. Даже во времена Османской империи католические миссионеры свободно ездили по территории Косово и могли обращать в католическую веру немусульман. От 15 до 20 процентов косовских албанцев - христиане.

Айя Куге:

В конце 80-х годов, когда Слободан Милошевич пришел к власти, - а к власти он пришел во многом именно благодаря своим выступлениям в Косово, - его активно поддерживали Косовские сербы. В 89-году страна отпраздновала шестисотлетие косовской битвы сербов с турками. На косовом поле по случаю юбилея выступал Слободан Милошевич. По официальным данным, собралось более миллиона человек - автобусы доставляли сербов со всей страны. Слободан Милошевич прилетел из Белграда на вертолете и опустился в центр толпы. Трагический для сербов день истории превратился в день победы.

В то же время - в конце 80-х - было сформировано Сербское движение Сопротивления. Движение было затихло на какое-то время в середине 90-х, но около трех лет назад лидеры Сопротивления в Косово почувствовали, что центральная власть в Белграде использует их в момент кризисов, а в остальное время - они живут в резервации. В результате этого недоверия и разочарования в центральной власти косовские сербы не были приглашены на переговоры в Рамбуйе. Я спросила заместителя председателя Сербкого движения сопротивления Душана Ристича: если бы их движение было представлено на переговорах, то как бы они отнеслись к предложенному мирному плану? Были бы у них разногласия с сербскими властями в Белграде?

Сербский храм на территории бывшего сербского, а теперь албанского университета в Приштине. Говорят, его вряд ли уже достроят

Душан Ристич:

Вопрос о Косово Сербское движение Сопротивления пытается решить уже 5 лет, говоря о том, что ситуация ухудшается и может привести к очень плохому состоянию дел для сербского народа и для сербского государства. В 94-м году мы послали письмо сербским властям, где сказали, что албанская оппозиция сформировала свое собственное параллельное государство, свою систему образования, здравоохранения, органы власти. Мы просили сербские власти, чтобы они сели за стол переговоров и нашли решение проблемы. Но, к сожалению, наши предупреждения не были восприняты всерьез. Это письмо не нашло понимания среди политического руководства Сербии, даже несмотря на то, что его подписали более 42 тысяч сербов Косово и Метохии. Сербо-сербский диалог повели только оппозиционные партии, а не те, что правят страной: не сербские социалисты, и не сербская радикальная партия и не югославские левые. Оппозиционные партии предложили простое демократическое решение проблемы Косово и Метохии. Это предложение содержало несколько пунктов: между сербами и албанцами должны быть равные права, Сербия должна быть демократическим государством, в котором соблюдались бы как национальные права, так и права человека. Предложение заверил Совет церквей Сербии, но его так и не приняли люди, которые управляют страной, включая Милошевича. Впрочем, я уверен, что албанцы тоже отвергли бы это предложение, потому что известно: у албанцев собственная цель - отсоединение от Сербии и создание государства Косово. А в последующем - создание Великой Албании, что ставит вопрос об албанцах в Черногории, Македонии и Греции и закладывает основу для создания одной большой этнически чистой Албании. Но мы начали с принципов международного сообщества, что границы нельзя менять с помощью силы и что должен быть статус-кво. Что касается первого вопроса, вопроса изменения границ, мы подчеркиваем, что именно на этом принципе надо искать решения вопроса.

Айя Куге:

Говорит Душан Ристич, один из лидеров Сербского движения сопротивления в Косово. Что заставило и движение сопротивления и большинство сербов Косово не верить властям? Почему вы все-таки не в составе делегации?

Душан Ристич:

Все об этом спрашивают и мы тоже. Это абсурд, что одну единственную нацию, которая связывает свою судьбу с этим регионом Сербии, обходят стороной и не включают в переговоры. Но Милошевич просто настраивает мир против себя и сербского народа, а потерявшими окажемся мы и сербское государство, а не он сам.

Ирина Лагунина:

Почему ваше движение называется движением Сопротивлением? Кому вы сопротивляетесь?

Душан Ристич:

Этот вопрос задают все и часто. Это движение началось в 80-х, одновременно с началом движения албанского сепаратизма. В это время сербы были оставлены без защиты против террористов и сепаратистов и их принуждали уезжать из провинции. Власти в Косово были албанскими, албанцы занимали все ключевые посты в правительстве, в судах, в коммунистической партии, они проводили свою политику с помощью легальных инструментов с тем, чтобы назавтра отделить Косово и Метохию от Сербии. А сербы здесь не получали поддержки от югославского правительства и начали самоорганизовываться. Так началось сопротивление. А сопротивление переросло в движение, которое вышло за границы Косово и Метохии, оно получило поддержку среди сербов в Сербии и Черногории, в бывшей СФРЮ. Тогда это движение и получило название Сербского движения Сопротивления. В то время, когда была изменена конституция и когда Сербия вновь получила власть над территориями Косово и Метохии и Воеводиной, движение прекратило свою работу. Мы посчитали, что теперь мы легальная политическая сила, стало возможным создавать партии, так что не было больше нужды в движении. Но в 94-м году работу пришлось возобновить. Распалась Сербская Краина, Милошевич объявил эмбарго Республике Сербской в Боснии и допустил подготовку наступления против Сербской Краины в Хорватии, тогда мы подумали, что под таким руководством в Белграде нас ждет та же участь, что Краину. И вы знаете, сколько сербов было убито, скольких вынудили уехать, сколько здесь беженцев. Вот поэтому мы начали работу опять. Но я хочу подчеркнуть: это не националистическое движение, это движение демократическое.

Памятник на Косовом поле. "Кто серб или сербского рода, и не пришел на бой за Косово, не будет у того продолжения рода, не родится от его руки ни струящееся вино, ни белая пшеница..." Слова сербской народной песни.

Ирина Лагунина:

Говорил Душан Ристич, один из лидеров Сербского движения Сопротивления в Косово. Когда Слободан Милошевич пришел к власти, он устроил великие торжества на Косовом поле, в Газиместане. Тогда в бывшей СФРЮ родилась присказка: Danas na Gazimestanu, sutra u vasem stanu. Сегодня в Газиместане, завтра - в вашем доме. Сербских домов в Косово остается все меньше. Неудачными оказались и попытки югославского правительства "осербить" эту территорию и перебросить в Косово беженцев-сербов из Боснии и Хорватии. Я не говорю о военных - сербских беженцев-военных, по данным белградского центра гражданско-военных отношений, сейчас около 20 тысяч. После вывода югославских войск из Косово их будет еще больше. Для югославской армии это очень много и может создать напряженность. Кстати, в Косово во временной сербской администрации за связь с ОБСЕ отвечает генерал Душан Лончар. Генерал имеет военный опыт в Восточной Славонии, в Хорватии. Это там, где стертый с лица земли город Вуковар, где началась югославская война. Но я говорю о других людах. О простых беженцах, которых пытались на поездах и автобусах перекинуть в Косово, чтобы пополнить сербский процент. Сейчас албанцы составляют около 90 процентов населения. Эти беженцы останавливали поезда и отказывались ехать на новую войну. У них другие лица и другие глаза. Они все это в своей жизни уже видели. Те, кого заставили приехать, живут в зданиях школ, больниц, на стадионе в Пришитине, без отопления, без воды, без элементарных условий, часто без работы. 12 тысяч уже получили вид на жительство в третьих странах и уехали. Около 25 тысяч подали заявление на выезд.

20 километров от Приштины. Проезжаем албанскую деревню. Район, где боевых действий не было. Дома за высокими албанскими заборами еще обитаемы. Спрашиваю, почему косовские албанцы окружают свои дворы такими стенами. Ведь все равно не спасут от югославских или сербских танков. Мне рассказывают обычаи: ребенок получает самое хорошее воспитание только в семье, и чем больше он будет общаться в семье, тем лучше. Порядок в доме устанавливает не кормилец, а старейшина...

Так что, говорю, забор-стена для того, чтобы дети меньше с внешним миром общались?

Да от турок стены остались - традиция, отвечают мне. Под колеса машины выскакивает поросенок. Вот, хорошая албанская свинья, говорит сопровождающий албанец.

Меню косовского албанского ресторана мало чем отличается от сербского по набору продуктов. Разве что овощи у албанцев свежие, а у сербов из овощных закусок только традиционная кислая капуста. Свежего ничего нет. Но у них нет и частного бизнеса. Таксист-албанец на вопрос, кто работает в радио-такси в Приштине, с гордостью ответил: один цыган, один серб, один горанец (есть и такая немногочисленная косовская нация славян-мусульман), а остальные - все албанцы. Сербские рестораны полупусты. Албанские пусты только в моменты политических кризисов. Все боятся бомб. Сербы - албанских. Албанцы - сербских. На самом деле никто не знает, чьи бомбы. Сидим на втором этаже албанского ресторана. Подходит официант. Он проходит мимо нас и опускает жалюзи. Удивляюсь зачем, ведь снайперов в городах, как и минных полей на селе, в Косово нет. Здесь на первом этаже два месяца назад взорвали бомбу, объясняет мне мой спутник-албанец. Становится спокойнее, что жалюзи опущены.

Айя Куге:

В то время, когда Сербия решила изменить конституцию и отобрать те права, которые были у двух автономных краев - Воеводины и Косово - а у них было больше прав в принятии решений, чем у республик Югославии - в то время первым политическим протестом стала забастовка шахтеров комбината Трепча. В феврале 89-го тысяча триста пятьдесят шахтеров остались в забоях, требуя политических реформ. Основное требование рабочих - Косово должно стать республикой в составе Югославии. Впервые партийные и, соответственно, правящие организации других республик бывшей СФРЮ поддержали требования албанских рабочих. Считается, что именно с этого события начался развал союза коммунистов Югославии. Через месяц после забастовки на Трепче глава коммунистов Косово албанец Азем Власи вместе с лидерами забастовки и рабочими был арестован. В Косово было введено чрезвычайное положение, полиция проводила репрессии, которые в каком-то смысле продолжаются до их пор. Уже в 89-м году это чрезвычайное положение косовары называли оккупацией. Нынешний президент Югославии Слободан Милошевич в своей книге назвал 89-й год Годом Развязки. Именно в этом году в Восточной Европе произошли первые демократические перемены, и именно в этом году Югославия перешла в стадию открытого внутреннего конфликта. Одним из организаторов забастовки в Косово был директор шахты Стары Трг комбината Трепча Бурхан Кавайя. Провел в тюрьме 14 месяцев. Был обвинен в контрреволюционной деятельности. Я спросила у бывшего директора шахты, что представляет из себя Стары Трг сейчас и что это было тогда. Бурхан Кавайя:

Бурхан Кавайя:

На рубеже 1988-89 годов у нас были точные данные о ресурсах шахт, включая уголь, газ, небольшие запасы нефти, и металлические руды. Рыночная стоимость разведанных природных запасов по тем ценам составляла 500 миллиардов долларов. Мы считаем, что это основная причина, по которой Сербия оккупировала Косово и по которой были уволены с работы 185 тысяч албанцев и других рабочих "не сербов" и 65 тысяч экспертов. Поэтому они железным кулаком, используя полицию и армию, взяли основные предприятия - "Комбинаты", Электрикал дистрибющен, Трепчу, Ферроникель, цементные заводы, и все другие компании, общий годовой доход которых составлял более 500 миллионов долларов. Вы интересуетесь Трепчей? Когда я был директором этой самой большой цинковой и оловянной компании, на производстве было занято 3200 рабочих, она могла добывать 160 тысяч тонн в год рафинированного олова, 40-50 тысяч тонн цинка, и в качестве отходов основного производства - в зависимости от чистоты породы - 40-80 килограммов серебра, кадмия, золота и всех тех минералов, которые сопутствуют производству олова и цинка. И нет ничего странного в том, что именно мы стали жертвой первой агрессии, и руководство Трепчи первым попало в тюрьму.

Айя Куге:

Как обосновывалось тюремное заключение, что инкриминировали директору крупнейшего в Косово предприятия?

Бурхан Кавайя:

Они заявили, что в Трепче готовится контрреволюция и нас обвинили в том, что мы были основными организаторами этой забастовки. Теперь уже прошло 10 лет со времени того протеста: 1300 рабочих остались в шахте на глубине в тысячу метров под землей. После этого было взято еще несколько основных компаний, радио, телевидение, а затем и все остальное.

Айя Куге:

После этой восьмидневной забастовки последовали массовые увольнения. Бурхан Кавайя продолжает:

Бурхан Кавайя:

Горняки, которые вышли на забастовку 20 февраля 1989 - требовали автономного статуса Косова, требовали всего навсего, чтобы люди работали мирно, чтобы не было оккупации сербов, чтобы остановилось мягкое порабощение Косова и других частей Югославии, чтобы мы могли вместе жить вместе в общей экономике, все - и республики, и автономные области. Но в Сербии уже процветала гегемонистская политика, забастовка в их план не входила. Поэтому для них наши попытки восстановить статус-кво - были контрреволюцией. Поэтому нас посадили в тюрьму. А на самом деле горняки всего навсего требовали сохранить прежнюю ситуацию, в которой - на здоровой экономической почве - была и будет кооперация с Сербией и другими частями федерации. Это было первым знаком национальных проблем, потому что вся Югославия начала к тому времени разваливаться. Но для Сребии здесь не было никакого националистического подхода, здесь не было национальных проблем. Сербы, забирая в Косово все под свой контроль, решали вполне материалистические задачи. Потом то же самое произошло со Словенией, Хорватией, Боснии и теперь вновь продолжается здесь. Но здесь это все началось. Все горняки были уволены, а на их места и особенно в руководство, директорат, инженерный состав были поставлены люди из Сербии.

Айя Куге:

Мы приехали на шахту в четыре часа дня. Признаков жизни предприятие не подавало. Полицейский на входе объяснил, что шахта хоть и работает в две смены, но до трех часов дня. Зарплату платят. В середине февраля получили за январь. По меркам Сербии это очень хорошо. Многие рабочие не получают зарплату по 3-4 месяца. Что представляет собой Трепча сейчас, спросила я бывшего генерального директора шахты Стары Трг. Бурхан Кавайя:

Бурхан Кавайя:

По нашей информации за последние 10 лет производство составляет 20-25 процентов от возможного. За 10 лет было произведено продукции, какую раньше выпускали за 2-3 года. Должен сказать - это к счастью для населения Косово. Потому что мы смотрим в будущее. Мы хотим сохранить природные богатства для будущих поколений. А производство упало не потому, что сербы этого хотели. Они попросту разорили самые богатые рудники. По нашим данным Трепча разорена на 60-70 процентов и потребуется много денег, чтобы ее возродить. Из 3200 рабочих 2800 были албанцы. Из тех более чем двух тысяч сейчас работает только 6, а все остальные... Кто мог уехать и найти работу за границей, уехал, а кто не может, борется за жизнь здесь.

Ирина Лагунина:

Бурхан Кавайя сказал, что надо вложить много денег, чтобы восстановить Старый Трг. И даже если сейчас вложить эти деньги, то сможет ли Косово выжить потом самостоятельно в регионе, как хотят косовары?

Бурхан Кавайя:

Если мы вложим 9 миллиардов долларов в возрождение производства, то мы сможем экспортировать в страны Европейского Союза электроэнергии на 2 миллиардов долларов в год. Только этот один компонент показывает, что Косово может выжить самостоятельно. Ресурсы угля и минералов - основная причина, по которой мы страдаем от Сербии. Это фарс, что здесь защищаются религиозные и духовные ценности. Вы видели, чтобы полиция охраняла церкви? Она охраняет промышленные объекты.

Ирина Лагунина:

Бывший директор шахты Старый Трг Бурхан Кавайя считает, что Косово не будет зависеть от международной помощи и от своих соседей. А регион от Косова зависеть будет?

Бурхан Кавайя:

Энергетическая система Сербии связана с Косово, так что в интересах Сербии оставить эту систему открытой. Думаю, что и весь регион будет приветствовать открытое Косово и открытый рынок. А с Сербией мы рассчитываем на двустороннее сотрудничество в интересах обеих сторон.

Ирина Лагунина:

Если Косово вновь станет автономией или если вдруг в будущем получит статус республики в Югославии - самое умеренное предположение при нынешних политических аппетитах, есть возможность развиваться?

Бурхан Кавайя:

С тем опытом, который у нас есть, который в каком-то смысле оплачен кровью, могу сказать одно - политический статус Косово должен быть четко определен. Любая связь с Югославией должна длиться короткое время и должна базироваться на принципах конфедерации. Если мы не хотим вновь породить военный кризис. История учит нас, что из-за ценных природных ресурсов нас могут оккупировать опять. Вот почему разрешение конфликта - создание конфедерации - может быть только временным. Мы должны остаться хорошими соседями с Сербией, и это будет в интересах обеих сторон. И мы в Косово, мы не можем вновь воевать и не хотим этого, мы просто хотим быть страной, которую полностью признают в Европе. Временно мы сможем быть третьей республикой, но в будущем Косово может выстоять и выжить как независимая страна.

Ирина Лагунина:

Это был Бурхан Кавайя, бывший директор шахты Старый Трг, самого крупного в Косово предприятия по добыче и переработке олова и цинка. На этом предприятии ровно десять лет назад началось движение за восстановление косовской автономии.

Айя Куге:

Десятилетиями в Косово существовали два параллельных общества, которые мало соприкасались в повседневной жизни. Но последние десять лет в Косово существуют два параллельных государства. Это стало косовской реальностью и не особо затрагивает интересы ни сербов, ни албанцев. Албанская республика Косова, как они ее называют, имеет собственную систему образования, здравоохранения, собственные налоги. Сербы и албанцы чаще всего встречаются только на улице. Раньше, когда по вечерам перекрывали движение на главной улице Приштины и делали ее пешеходной, албанцы гуляли с одной стороны, сербы - с другой. Мало сербов знает албанский язык, а молодые албанцы уже не изучали сербский. Косовские албанцы часто начинали говорить по-сербски в армии, но уже десять лет их не призывают на службу. Есть случая, когда дети начальной школы, если и находятся в одном школьном здании, но входят в него с разных сторон - сербы с одной, албанцы с другой. Школа поделена пополам и общения между детьми нет. Одни учатся по школьной программе Сербии, другие - по программе республики косовских албанцев, которые обучение и финансируют.

Ирина Лагунина:

Экономист Мустафа Блакай одно время работал в специальной югославской администрации, которая занималась проблемами Косово. Если предположить, что Косово когда-нибудь получит независимость, как того хотят многие косовские албанцы, оно может быть экономически независимым?

Мустафа Блакай:

Настоящей экономической независимости нет ни у одной страны мира кроме США, потому что только у Соединенных Штатов есть все необходимые экономические и природные ресурсы и развитая социальная сфера. В каком-то смысле они самодостаточны. Больше таких государств нет. Все остальные государства зависимы, идет перелив капиталов, рабочей силы, мозгов, и так и должно быть. И в этот процесс перемещения ценностей также должно быть включено и Косово, поскольку у Косова есть все предпосылки, чтобы выжить и развивать национальный продукт.

Ирина Лагунина:

Когда проезжаешь по Косово, становится совершенно ясно, что промышленность края разрушена. В одном из районов отключили электричество за массовую неуплату счетов. Но когда стали разбираться, выяснилось, что с части территории люди ушли из-за войны, а на другой части - негде было платить счета - никаких структур не осталось - ни почты, ни банков, ничего. Какие проблемы кажутся самыми острыми экономисту Мустафе Блакаю?

Мустафа Блакай:

До оккупации, в 90-м году, объем производства государственного сектора оценивался в 12 миллиардов марок в год. В конце 94-го - за четыре года оккупации - чуть менее трех миллиардов марок. Так что потери составили почти три четверти государственного сектора экономики. В 90-м государственные предприятия были основой экономики. А производительность на этих предприятиях упала на 78 процентов, то есть производительность труда сейчас меньше четвертой части, по сравнению с 90-м годом.

Айя Куге:

Что породило такой спад производительности труда?

Мустафа Блакай:

Основная причина - оккупация. Около 150 тысяч албанцев потеряли работу. Разграбление государственного сектора и инфляция, которую породила война в Хорватии и Боснии. Сербия финансировала эту войну не только за счет сербской экономики, но и за счет экономики Косово. Рабочие и эксперты, которых уволили с работы, организовали малую экономику в частном секторе. Этот частный сектор по объему вырос в два раза и сейчас имеет довольно большой капитал. Более того, он прибыльный. Но я говорю только об албанском частном бизнесе. В государственном секторе потери катастрофичны. Большая часть предприятий потеряли экономическую независимость, они зависят от государства. Низкие зарплаты - не результат низкой производительности труда, они вообще не результат труда. Это государство дает им зарплаты, содержит их. Это вылилось в такую огромную инфляцию, какая не регистрировалась нигде в мире. И инфляция уничтожила вообще все ценности.

Рынок Приштины: небогат, но достаточен

Ирина Лагунина:

В Косово существуют две параллельные экономики. Об этом сказал и Мустафа Блакай - частная албанская и государственная сербская. Эти две экономики действительно параллельны или где-то они все-таки пересекаются?

Мустафа Блакай:

Бизнес здесь делается в соответствии с сербским законом. Финансовый контроль осуществляется сербскими государственными органами. Но параллельно существует еще один бюджет. То есть я бы сказал, что вообще бюджет Косова состоит из двух частей: одна часть - сербская, югославская, другая - албанская. Финансирование албанских структур осуществляется только за счет албанцев и они делают это добровольно. Последний бюджет Косово был составлен сербским парламентом в 90-м году и составлял 410 миллионов марок. В 94-м Сербия получила от Косово 450 миллионов марок. Так что они получили плюс 40 миллионов к тому, что планировали. Только треть бюджета 90-го года финансировалась из Косово, все остальное - от федерации. Но на самом деле Косово может не только финансировать себя самостоятельно, но и иметь положительное сальдо. И часть этого может быть использована на инвестиции в экономику. К сожалению, никаких финансовых вложений не было сделано для той большей части населения, которую составляют албанцы - ни культура, ни образование, ни здравоохранение.

Рынок Приштины: небогат, но достаточен

Ирина Лагунина:

Кто планирует экономическую политику социалистического Косово?

Мустафа Блакай:

Сербские власти из временного исполнительного комитета, или правительства. Лучше сказать, что правит анархия и коррупция, а не специфические экономические законы. Те социальные структуры, которые существуют, мы создали сами. Мы собираем средства, то есть мы наложили своего рода обязательства, и эти обязательства были приняты людьми. Эти ресурсы тратятся на образование, здравоохранение и все существующие институты: Институт албанологии, Институт экономики, спорт, а также на существование политических партий. Эти средства частично собираются здесь, частично в диаспоре. Подоходный налог в диаспоре составляет 3 процента. Здесь, в Косово, среди пенсионеров и рабочих налог - 5 процентов. А для предприятий - от полутора до трех процентов с прибыли.

Ирина Лагунина:

Мы беседуем с косовским албанским экономистом Мустафой Блакаем. Уточню: налог - о котором говорил Мустафа Блакай - это албанская сеть, альтернативная сербской государственной. Еще раз сделаем допущение и скажем, что Косово получит независимость и станет самостоятельной третьей республикой в составе Югославии. Что станет основой экономики республики?

Мустафа Блакай:

Самый главный энергетический потенциал - уголь. Подсчеты не очень точны, но приблизительный потенциал - 40 процентов всех запасов угля в бывшей Югославии с потенциалом до 40 миллиардов тонн. Большая часть этих резервов может быть добыта легко, он лежит у поверхности и порода очень богатая - одна тонна породы на одну тонну угля. Это хорошо для производства электроэнергии. До оккупации менее 50 процентов производимой в Косово электроэнергии потреблялась на месте. Остальное продавалось другим регионам - в основном Черногории, Македонии и Греции. Косово имеет собственные ресурсы для производства электроэнергии в следующую тысячу лет. Но если мы рассчитываем экспортировать, то ресурсов хватит на 200 лет. В соответствии с оценками Геологического института бывшей Югославии из 54 минералов, которые можно было добывать в бывшей Югославии, 25 - есть только в Косово. Помимо угля здесь богатые месторождения олова и цинка: около 30 процентов всех разведанных запасов в бывшей Югославии, и 80 процентов - непосредственного производства. Много других минералов, но самые ценные - магниум, магнезит - 88 процентов от Югославских резервов, хром - около 20 процентов от общих югославских резервов....... Этот потенциал минералов - это только то, что разведано.

Ирина Лагунина:

С какой европейской валютой связана будет ваша?

Мустафа Блакай:

Единственная надежная валюта здесь на которую вы можете купить более одного килограмма помидоров, то есть еду и овощи - это марка. А все другие валюты меняются здесь через марку, так что марка действительно фигурирует. Динары редко используются даже в ресторанах, а все трансакции выше 5 марок происходят в марках. Но если мы получим независимость, то у нас будет собственная валюта - дардан. Один дардан будет равен доллару.

Ирина Лагунина:

Почему доллару, почему не марке?

Мустафа Блакай:

Потому что евро еще не укрепилась и доллар остается единственной всемирной валютой.

Айя Куге:

Экономист Мустафа Блакай какое-то время работал в югославской администрации по Косово. В прошлом в Югославии существовал специальный фонд для развития этого региона. Что стало с этим фондом?

Мустафа Блакай:

Поскольку Косово не получало настоящих денег от экспорта, фонды, то есть деньги, которые нам давал центр, были меньше, чем прибыль от экспорта. На самом деле никто Косово не финансировал, это Косово финансировало другие регионы. Иллюзия, будто Косово нуждается в дотациях, сложилась из-за того, что все цены были под контролем государства, базовые продукты, как минералы, покупались у нас по заниженным ценам, а предметы потребления были, наоборот, дороже, чем надо. Цены на сельскохозяйственные продукты для нас выше, чем в Европе и США, а минералы - дешевле. Особенно олово и медь. Медь и олово используются в военном производстве, где цены сильно занижены. А экспортировать медь, если ее еще и не хватало военным, государство категорически запрещало. Так что никто не финансирует Косово, это Косово финансирует других.

Ирина Лагунина:

Говорил косовский экономист Мустафа Блакай.

Айя Куге:

Проезжая по Косово, замечаешь, что с каждым разом все больше и больше построено новых больших албанских домов. А сербские дома уходят в землю: ни у кого не поднимается рука что-то строить, чинить, обустраивать. Молодежь уезжает, остаются только те, кому некуда ехать, и старики. Раньше албанцы в Косово говорили: мы готовы жить с сербами, но не под Сербией. Сейчас сербы говорят: мы готовы жить в Косово, но не под албанцами.

Ирина Лагунина:

Часто Белграде или в Приштине задают вопрос: почему Слободан Милошевич в 89-м году отменил ту самую конституцию, которая гарантировала косовским албанцам автономию. Почему он пошел на то, чтобы породить в Косово такой силы конфликт. Ведь около 90 процентов населения здесь - албанцы. Может быть, часть ответа - в словах косовского экономиста. Косовская медь, как и другие металлы и минералы, необходимые для военного производства, после 89-го года стала продаваться по низким ценам военно-промышленного комплекса. Агентство по контролю за сокращением вооружений дает такие данные: за период с 89 по 90-й год военные расходы в бюджете Югославии выросли всего на миллиард долларов, доля расходов на оборону от общего объема валового внутреннего продукта также не очень значительно возросла - на один процент, при том что сам ВВП снизился. Но зато вооружений в 90-м было закуплено на 4 миллиарда долларов больше, чем раньше, больше на одну треть по сравнению с 89-м годом. Откуда такие деньги? И кто сказал, что Слободан Милошевич 89-м не готовился к войне, в которой Косово было мелкой проблемой.