Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов О ПасхеАнатолий Стреляный: В течение всего часа будет передача Якова Кротова о Пасхе, которую на сей раз, в кои веки, все христиане празднуют в один день, да и еврейская Пасха оказалась совсем близко к христианской, на неделю раньше. В этом хотят видеть признак или, скорее, предзнаменование (это слово ближе верующим людям) того, что новое тысячелетие станет эпохой единства. Тем более, важно разобраться в накопившихся разногласиях. Почему по-разному понимают Пасху иудеи и христиане? Почему церковные каноны прямо запрещают праздновать Пасху в один день с инославными или иноверцами? Многие церковные расколы случались просто потому, что люди не одинаково поняли молитвы основателя христианства. Как оценивать попытки восстановить общее празднование Пасхи? Яков Кротов: Первый год третьего тысячелетия от рождества Христова ознаменовался тем, что христиане самых различных конфессий (а в мире, согласно последнему изданию "Энциклопедии религии" Оксфордского университета, существует около сорока тысяч христианских деноминаций и церквей) - и вот все христиане мира, это более миллиарда человек, отмечают Пасху в один и тот же день. Это происходит достаточно редко. И верующие христиане, и люди вовсе неверующие, люди - верующие, но далекие от церкви, одинаково обратили на это внимание. Почему? Олег Севастьянов: Я просто рад, что совпало. Мы же приходим в храм, мы молимся, я имею в виду верующих, настоящих верующих людей, когда наша молитва возносится вверх, к Богу, и когда это одновременно происходит во всех храмах, то это дает определенный какой-то положительный эффект для всех христиан. Яков Кротов: Хотя споры о времени празднования Пасхи - это сугубо христианское явление, полезно все-таки вспомнить, что слово "пасха" происходит не от греческого слова "пасхейн", как это иногда толкуют. По-гречески слово "пасхейн" означает "страдать". И, видимо, уже в глубокой древности греки, принимавшие Христа как своего Спасителя и Мессию, решали, что слово "пасха" связано со страданием. Тем более что в древности многие христианские общины отмечали Пасху крестную, Пасху страстей Господних. Эта Пасха - то, что сейчас мы обычно называем "Страстная Пятница". Отдельно, позднее - возник обычай отмечать и Пасху Воскресения. Но само слово "пасха" - это арамейское слово, которое и обозначает исход, прохождение. Когда христиане задумываются о том, почему они разделены между собой, полезно вспомнить, что за этим стоит первый и, может быть, самый главный вопрос - а почему христиане разделены с иудеями? Теперь это уже воспринимается как бы само собою. Но первые три, четыре, даже, может быть, и пять поколений христиан крайне бы удивились тому, что их отдаленные потомки по вере не будут отмечать ту Пасху, которая предписана в Ветхом Завете, не будут отмечать ту Пасху, которую совершил, в конце концов, перед своим арестом сам Господь Иисус Христос. Почему, когда - произошло вот это разделение между Пасхой христианской и Пасхой еврейской? Борис Малышев: Тут, безусловно, произошел очень большой разрыв, причем разрыв, который начинает более-менее рельефно у нас проявляться, скажем, где-то уже с пятого-шестого века. Это объяснялось и рядом государственных мер, которые принимались на территории Римской империи, как в западной, так и восточной части, надо сказать, в отношении евреев. Потому что еврейская традиция, прежде всего, воспринималась как традиция тех, кто распял Христа. И иудей, в частности, и еврей, в целом, воспринимался как христопродавец, как человек, который продал Христа. И поэтому церковь ставила перед собой даже определенную идеологическую задачу: как можно больше дистанцировать христианское сознание и нивелировать те основы, из которых эта традиция возникла, и из которых она уже развилась. Это очень печальное, конечно, явление. И в восточном христианстве оно проявлялось, безусловно, очень сильно - значительно сильнее, чем в латинской традиции. Конечно, сам вопрос об опресняках. Если даже мы возьмем литургические различия латинские, западные различия и восточные, мы знаем, что литургия совершается с использованием пресного хлеба в латинской традиции, причем, эта традиция держалась постоянно. Тем не менее, на востоке сохранилась и упрочилась, тоже опять же изначальная для восточной церкви, традиция совершать евхаристию, используя квасной хлеб. Что касается антисемитизма как такового, безусловно, он был достаточно силен и в западной части Римской империи. Мы знаем, даже если сейчас взять символический звон колокола на базилике Санта-Мария Маджора в Риме, который аккуратно звонит в девять часов, это был знак для евреев, что после девяти вечера они не должны были вообще выходить на улицы. Они должны были находиться строго в гетто и никакой деятельности вне черты своей оседлости не вести. Мы знаем, что церковь отказалась от антисемитизма, но колокол Санта-Мария Маджоры звонит в девять часов аккуратно каждый день и сейчас. Когда совершалась молитва о прощении евреев, за евреев, то в этот момент отменялось коленопреклонение, эту молитва произносили стоя. За евреев нельзя было совершать коленопреклонение. То есть это как бы воспринималось - было бы неплохо. Это как бы не молитва от сердца, но что было бы, конечно, неплохо, чтобы Господь воззрел на этих заблудших и привел их в свое лоно. Все равно - дистанция, безусловно, оставалась. Яков Кротов: Ветхозаветный иудейский обычай уничтожать в доме весь квасной хлеб, то есть все, что на закваске, объяснялся во время празднования "песах", напомню, по-арамейски слово означает исход, прохождение, объяснялся тем, что перед долгим путем нужно было избавиться от всего, что может сгнить. По сей день во время православного богослужения пасхального, во время любой православной всенощной поются тексты, сочиненные на заре христианской истории, в которых вспоминается исход из Египта. Торжественная радость по поводу того, что фараон погиб, что его армия утопла в море. Что сегодня для христианина означает вот та иудейская Пасха, совсем ли ее смысл померк после того, как распятие и воскресение Иисуса стали в центре внимания верующих в него? Олег Севастьянов: Для меня Пасха - как иудейская, так и христианская, это все равно - факт исхода. Исход внешний для ветхозаветных евреев и исход внутренний для сегодняшних христиан. И мы можем провести параллели того внешнего исхода и того внутреннего исхода, который должен сейчас происходить с нами, для этого и Великий Пост, для этого великая подготовка. Это время особой духовной концентрации. Мы должны только всегда помнить, что исход, спасение - Бог выводит свой народ. Тогда он выводил конкретный народ, сейчас он выводит всех своих христиан. Это всегда идет путь через очистительную пустыню. Этого многие забывают. Яков Кротов: Что теперь ветхозаветная иудейская Пасха, как она влияет на понимание христианами Пасхи своей? Есть ли общее, возможно ли здесь единство? Георгий Чистяков: В христианской литургии, в таинстве тела и крови Христовой, в таинстве, которое есть воспоминание того, как накануне своих страданий Иисус взял хлеб, благословил, преломил и сказал ученикам - примите и ядите, понятно, что в этом событии в него полностью включена иудейская Пасха. Понятно, что наша литургия - это пасхальная трапеза иудеев. Но дальше, уже в собственно пасхальные дни, эта связь в остальном, в общем, практически не проявляется. Связь между иудейской Пасхой и Пасхой христиан, между переходом от рабства к свободе во времена Моисея и переходом от смерти к жизни, от страха перед смертью, от рабства в лапах смерти - к жизни вечной и к воскресению. Это связь между двумя Пасхами, ветхозаветной и новой Пасхой, она проявляется, прежде всего, конечно, в личности самого Господа Иисуса Христа и в том таинстве евхаристии, которое он учреждает, превращая в таинство древний ритуал пасхальной трапезы. Яков Кротов: В песнопениях православных, посвященных аресту Спасителя, распятию, неоднократно повторяется один мотив. И даже на церковнославянском языке он звучит достаточно разборчиво, что жестокость иудеев явилась причиной смерти Спасителя. Справедливости ради надо сказать, что такие же мотивы были и в католическом богослужении средневековом. И лишь недавно, после реформ Второго Ватиканского Собора эти места были убраны из католического богослужения. Откуда этот страстный мотив в пасхальном богослужении? Георгий Чистяков: Давайте все-таки так скажем - по песнопениям греческой церкви. Потому что эти песнопения в русской церкви они, слово за слово, абсолютно дословно переведены с греческого. Есть и другие песнопения, тоже переведенные с греческого. Это канон Великой Пятницы и, составленный уже на славянском языке акафист страстям Христовым, где абсолютно точно и ясно говорится: я знаю, Господи, кто распинает тебя. Это я грехами моими тебя распинаю. Что касается богословского понимания крестной жертвы Иисуса, то здесь давно как-то ясно всем, что Иисус умер не потому, что злые иудеи его схватили и распяли, а потому что он своим телом вознес на крест наши грехи. Иисус умирает не потому, что его убивают иудеи, но потому что он преодолевает своей смертью наш грех, грех каждого и каждой. Я абсолютно уверен, что эта тенденция связана с христианством четвертого века. Вот, для христиан эпохи мученичества, в первые три века во времена апостолов, а потом во времена апологетов и мучеников, вплоть до того времени, когда христианами очень быстро, в течение четвертого века стали все жители Византийской империи, пока быть христианином значило находиться в оппозиции и находится под ударом, - конечно, эта мысль в голову никому не приходила. Потому что эти христиане, любой из которых мог назавтра стать мучеником, знали, что Иисус умер за их грех, за наш грех. А вот когда христианами стали все, когда римские чиновники, которые еще вчера приносили жертвы языческим богам, потому что это было положено, сегодня стали христианами, потому что император крестился, - вот тогда они задумались над тем, что ведь не из-за них, таких приличных, таких достойных, таких благородных, таких нормальных людей умер Христос, а вот из-за этих грязных, хитрых, подлых, мерзких иудеев. И вот тогда, конечно, и произошла эта переориентация с личной ответственности каждого и каждой из нас за смерть Христову, за его крест, на то, чтобы найти врага и снять эту ответственность с себя. Яков Кротов: Почему католическая церковь в конце 20-го столетия убрала анти-иудаистские мотивы из своего пасхального богослужения, и не только из пасхального, но именно в пасхальных мессах этот мотив был выражен наиболее ярко? Борис Малышев: Я думаю, что это была реакция церкви вполне продуманная, тщательно проанализированная относительно той унификации, общей унификации мировой, которая происходила. Ведь обратите внимание на то, что в конституциях Второго Ватиканского Собора вообще ведь говорится о спасении всех. Ведь эта конституция практически говорит о том, что каждая религия является спасительной. Это совершенно, качественно новый момент. Яков Кротов: А есть ли потребность, коль уж мы говорим о Пасхе как о празднике освобождения, празднике единства, празднике спасения всех, есть ли потребность в том, чтобы как-то вернуть в христианскую церковь Пасху в ее иудейском смысле, Пасху как воспоминание об освобождении из египетского рабства? Борис Малышев: Христианская церковь в этом отношении, наверное, является самодостаточной, и вряд ли такая тенденция к единению в такой степени возможна. Яков Кротов: Есть ли в современном мире стремление к оживлению единства Пасхи, в ее христианском и иудейском понимании? С этим же вопросом я обратился к Павлу Меню, брату известного богослова, покойного священника Александра Меня, который занимался проблемой иудео-христианских отношений. Павел Мень: В настоящее время в Израиле евреи, которые приняли христианство, приняли из рук протестантов, они стремятся... не стремятся, а называют себя последователями Мессии. Это люди, которые выполняют закон Моисея именно в той традиции, которая изложена в Ветхом Завете, и является современной для ортодоксального иудея. Другая попытка восстановить христианство на земле Израиля была осуществлена католическим священником Даниэлем Руфайзенем, который, будучи героем Сопротивления в годы Второй Мировой войны, принял христианство и стал католическим кармелитским монахом. Как он говорил: я столько пережил, что мне хочется сделать что-то в жизни хорошее, настоящее. Он приехал в Израиль и перевел латинскую мессу на иврит, и служил мессу именно так, как, по его представлениям, Иисус вместе с учениками своими праздновал Пасху. По смыслу и по содержанию основная соль благословения, которая происходит над мацой и вином, но слова произносятся именно те евангелиевские, которые произносил Иисус. То, что они произносятся на иврите, то что это может быть, сидя за столом, это приближает только ощущение того, что мы участвуем в той же трапезе, в которой участвовал Иисус. Яков Кротов: Желание праздновать Пасху одновременно в истории христианства часто оборачивалось принуждением, насильственной унификацией. И сегодня в этом желании единой Пасхи, чтобы совпадение было не только поверхностным, но и духовным, есть привкус очередного утопического проекта, столь характерного для западного человечества в последние несколько веков. Чувствуется вера в то, что можно механическими, в данном случае сугубо ритуальными путями, достичь совершенства, блаженства, любви. Конечно, тут еще и тот признак, что радуются совпадению даты Пасхи, прежде всего, неверующие, а верующие каждый год страдают от разделения. Принуждение, само по себе - вещь скверная. Механические способы решения духовных проблем тоже не радуют. Но самое печальное, что жаждут единства выборочного, только единства межхристианского. О восстановлении единства христиан и иудеев не задумывается ни одна сторона, но в данном случае речь, прежде всего, о христианах. Нас, верующих в Иисуса воскресшего, выгнали из синагоги, куда ходил Иисус, отлучили, обидели? Возможно. Но зачем же отвечать отлучением и отчуждением? Как развивалось понимание и восприятие Пасхи в истории христианского человечества? Пасха - праздник, пришедший из Ветхого Завета в христианскую церковь, которая вырастает из именно иудейских традиций. В самом иудаизме не всегда было единство относительно того, как совершать праздник Пасхи. И это было связано со спорами о пространстве. В глубокой древности в иудаизме пасхальное жертвоприношение, пасхальный агнец должен был принесен быть только в Иерусалимский Храм. Это единство пасхального жертвоприношения было достигнуто в результате многовековой борьбы. И все-таки, скажем, у самаритян сохранилась традиция совершать пасхальное жертвоприношение на своей священной горе Горизим. В глубокой же древности каждая община, каждое колено Израиля совершало жертвоприношение на любой горе. Любая гора была символом подъема к Творцу. В христианстве мы видим, что споры идут по другой линии, не о пространстве и не о том, где совершать жертвоприношение. Здесь с самого начала христианские богословы сходятся на том, что пасхальная жертва, которой является сам Христос, это жертва глубоко символическая, и в этом смысле она совершается одновременно всюду. Любое место, где произносятся те слова, которые Иисус произнес, совершая свою последнюю, пасхальную трапезу, это место совершения христианской Пасхи. Но когда совершать эту Пасху? Православные упрекают католичество в желании все уравнять, всех "закатать в серый асфальт". Ярче всего конфликт проявился в Англии, точнее - в Англии и Ирландии. Христианство в Англии и Ирландии было проповедано дважды. Сперва - во втором-третьем веках, когда острова находились под властью Римской империи. Затем римляне эвакуировались. И вот, в конце шестого столетия идет вторая волна миссионеров, и сталкиваются две традиции. Одна - древняя, восходящая ко второму столетию, традиция, в общем-то, изначальная. И - новая, римская традиция. Тогда обнаруживается, например, что король Нартумбрии Осви и его жена королева празднуют Пасху в разные дни. Королева, которая придерживается ирландского обычая, он же более всего напоминает восточный, православный, празднует Пасху раньше, чем король. Тогда собирается в городе Уитби Синод, Собор епископов Англии. И здесь король делает свой выбор в пользу римского обычая, мотивируя это тем, что я не осмеливаюсь противоречить решениям того, кто охраняет двери царства Божьего. Папа здесь отождествляется с самим апостолом Петром. Откуда стремление римских пап унифицировать все, уничтожить обряд галликанский, то есть французский, уничтожить или, по крайней мере, привести к единому знаменателю, - именно в вопросе Пасхи обряд миланский? В чем смысл этого движения? Борис Малышев: Унификация обряда совпадала именно с упрочением централизации церкви, к усилению именно папской власти. В интересах Рима было установление на всем поле той огромной территории, которая входила в его юрисдикцию, установить единый обряд. Что говорить, возьмем даже историю Кирилла и Мефодия. Мы знаем о сопротивлении немецкого духовенства каким-то славянизмам. Так вот сейчас происходит совершенно обратный момент. Обратите внимание, ведь после того, как произошла литургическая реформа Второго Ватиканского Собора, литургия стала утрачивать сакрум, она стала сухой. Стал отсутствовать момент того, что происходит у алтаря нечто особенное. И вот сейчас вот этой литургической красоты, литургического своеобразия католикам сегодняшнего дня очень не хватает. И поэтому сейчас возникает интерес к тем литургическим формам, которые сохранили больше свою традицию, в которых есть какой-то особый элемент. Например, группа швейцарских католиков латинского обряда поют литургическое пение русской православной церкви, причем именно на церковнославянском языке. И ежегодно на Пасху, и в этом году тоже, они приедут в Рим, они остановятся в "Русикуме" и будут принимать участие в пасхальной литургии и будут петь на русском языке. Это большая группа в двадцать человек, из нее, дай Бог, два говорят по-русски вообще немножко, остальные русского не знают, они умеют петь на церковно-славянском, поют они прекрасно. Яков Кротов: Как православная традиция относится к дате празднования Пасхи? Есть ли здесь простор для разнообразия, и насколько едины православные в этом своем праздновании Пасхи? Георгий Чистяков: Что касается празднования Пасхи, то все-таки, за исключением финнов, все празднуют Пасху по старому календарю, а Рождество - по новому. Таким образом, православные церкви - Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, Румынская и Болгарская, плюс американцы и финны, - они используют так называемый ново-юлианский календарь. То есть, они перешли на новый стиль во всем, что касается неподвижных праздников, Рождества и других календарных дат, но все, что касается празднования Пасхи и, таким образом, начала Великого поста, Вознесения, Троицы и так далее, пасхали осталась старой. Как в древности, так и в средние века, так и теперь эта пасхальная проблема - это все-таки проблема привнесения интеллектуального сознания, привнесение культуры, науки, сначала античной науки, потом средневековой, наконец, современной науки в церковную жизнь и в церковное сознание. Я, например, абсолютно уверен, что мать Марию Скобцову эта проблема не волновала. Я абсолютно уверен, что даже отца Сергия Булгакова эта проблема не волновала. И он встречал Пасху в один день, а не когда-то в другое время, только потому, что об этом было написано в церковном календаре, потому что так благословил встречать этот день архиерей, и потому что так встречала этот день его община. Для него проблемы не было. Для меня, на самом деле, тоже нет проблемы, я праздную Пасху в тот день, когда об этом написано в церковном календаре, по которому я живу. И если в церковном календаре будет мне предложено что-то другое, потому что так благословит меня Патриарх, то я буду без всяких проблем встречать Пасху в этот день. Потому что, на самом деле, для меня каждый день - Пасха. И неслучайно преподобный Серафим Саровский, когда к нему приходили люди, когда бы они к нему ни приходили, встречал их словами "Христос воскресе, радость моя". Мне, например, кажется, что событие Святой Пасхи настолько огромно, что оно перерастает любой календарь, что оно больше любого календаря. Потому что календарь это только система координат и не больше, календарь нужен для нас, а Бог он вне времени существует, потому что он больше времени. Яков Кротов: В 16-м столетии на Западе происходит Реформация. За обновление христианской жизни выступает великий немецкий богослов Мартин Лютер. Реформация угрожала разрушить всю католическую церковь. И, может быть, этого не произошло еще и благодаря разъединенности самих деятелей Реформации. Причем, их споры, начавшиеся уже в первые годы проповеди Лютера, в 1519-м году состоялся первый диспут между Лютером и швейцарским реформатором Цвингли, - эти споры шли именно о евхаристии. Но ведь евхаристия, литургия - это и есть пасхальное богослужение. Любая месса, как любая литургия, есть повторение той Пасхи, которую праздновал Иисус. И спор между сторонниками реформы в католической церкви и спор между сторонниками реформации идет именно о том, как же понимать вот ту последнюю Пасху и те слова, которые произнес Иисус, когда ее праздновал, так называемые установительные слова Христа: "Это есть мое тело, это есть моя кровь". Слова, которые сегодня в мире, где основную массу населения составляют люди неверующие или мало знающие о вере, часто даже понимают просто как что-то каннибальское, настолько уже отчуждено сознание современных людей от христианства. Можно ли преодолеть разделение внутри протестантов, внутри христианства Реформации - по этому вопросу? Олег Севастьянов: Это очень сложный вопрос - о расхождении в евхаристии, потому что первый спор уже произошел, мы знаем, между Мартином Лютером и Цвингли, когда они долго спорили, и Лютер написал, что это есть, а Цвингли написал, что это есть символ. В самой Реформации произошел раскол, ортодоксальные лютеране как бы остались, а была вторая половина после раскола, которая и породила уже разные ответвления и их уже сегодня называют частично сектами. Часть людей и, к сожалению, большая часть людей вдруг отошла от слов Христа, и воспринимает евхаристию, хлеб и вино, только лишь как символ. Я сожалею только лишь об этом. Потому что, начиная от спора Лютера и Цвингли, к сожалению, такой раскол произошел. И уже от Цвингли пошли ответвления, и кальвинизм пошел, и другие направления, разные другие пошли, мы знаем уже и баптистов. Это все церкви, конечно, церкви, которые несут слово Божье, но вот этот подход к евхаристии, я сожалею, что он остался, и я не думаю, что он скоро восстановится. Я знаю, что, когда я подхожу к чаше и к потени с хлебом, я знаю, что это - тело Христово, это - кровь Христова. Для многих это остается символом. Для многих даже лютеран не на каждой воскресной службе, например, идет причащение, хотя сам Лютер говорил, что, если бы вы знали, сколько стрел летит в вас от дьявола каждую минуту, вы бы причащались как можно чаще. Первый агнец, это заповедь была Божья, когда в ночь исхода Бог повелел Моисею, и Моисей объявил народу, что каждый дом должен был заклать невинного агнца и съесть его. Это такая была жертва, жертва очищения была. И Христос - это новый агнец. И он в таком виде (я не говорю в символе), а в таком виде подал себя в хлебе, в вине, но это реальное тело, реальная кровь. Вот мы каждую евхаристию вкушаем Христа, когда Христос пропитывает все наше тело. Яков Кротов: В православном богословии этот спор о смысле евхаристии никогда не поднимался, как будто бы для православных совершенно ясен смысл Пасхи и ее повторения в литургии. Чем, с православной точки зрения, был вызван спор о смысле евхаристии? Сейчас в мире и в России быстрее всего растет численность, прежде всего, баптистов, адвентистов, пятидесятников, так или иначе - это все протестанты именно той ветви, для которой евхаристия и литургия это лишь воспоминание, всего лишь воспоминание. В чем смысл спора о пасхальной трапезе Иисуса? Георгий Чистяков: Это проблема средневекового сознания. Проблема сознания человека той эпохи, когда очень много значила вещь, очень много значила ее фактура. А мы, люди 20-го, 21-го, наверное, века, все-таки для нас, я надеюсь, больше значит слово, но только слово в лучшем смысле, не то мертвое слово, которое дурно пахнет, как у Гумилева говорится: "И как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова", а слово живое и действенное, которое острее всякого меча обоюдоострого, вот это слово оно для нас значит больше. И когда Христос говорит: "Повторяйте эту трапезу в воспоминание обо мне. И она, ваша трапеза, ничем не будет отличаться от той, которую совершаю сегодня я", - вот здесь происходит на самом деле в этот момент и победа над временем. Потому что каждая евхаристия - это Тайная Вечеря, это та евхаристия, которую совершает Иисус, и поэтому календарная проблема оказывается уже несущественной, ее побеждает евхаристия. И победа над любыми нашими слабостями, над любыми философиями и, прежде всего, над тем вопросом, а что происходит с этим хлебом и что происходит с этим вином. Просто - воспоминание. На самом деле, ничего большего, чем просто воспоминание, если взять это греческое слово "анамнезис", ничего большего ничего не может быть, потому что через это воспоминание мы становимся участниками его Тайной Вечери. Яков Кротов: Главное противостояние, главное разделение в современном мире все-таки не между протестантами и православными, протестантами и католиками, православными и католиками или христианами и иудеями, главное разделение проходит по совсем другой линии - между людьми, которые веруют во что угодно, кроме воскресения, и людьми, которые веруют в воскресение Иисуса из мертвых. В конце концов, христианам задают вопрос одного из героев Достоевского: что, в воскресение вы буквально веруете? Что может сказать христианин в ответ на этот вопрос? Борис Малышев: Как для христианина, как для верующего, для меня, например, лично - каких-то четких и философских и материальных подтверждений того, что - да, действительно, после распятия Иисус Христос, наш Господь действительно воскрес на третий день и то, что вот это действительно было так и никак иначе, то, что доказано целым комплексом свидетельств и так далее, и даже, те, которые необходимы для историка, чтобы сделать какое-то заключение, - конечно, этого нет. Во мне говорит действительно мое какое-то иррациональное начало, во мне говорит мое сердце, которое чувствует, что это было и что если бы этого не было, то вообще все то, что мы называем и христианской цивилизацией и христианской культурой, ничего бы этого тоже вообще не было. И если бы Христос не воскрес, я бы, наверное, сегодня не пользовался телефоном, я бы сегодня не мог сесть в машину или в самолет. Вот, без этого ничего бы этого не было, с одной стороны. С другой - каждые конкретные эти явления они вовсе не подтверждают этого факта. Яков Кротов: Почему в современном мире вера в воскресение кажется такой невероятной? Почему она кажется противоречащей самым основаниям современной западной цивилизации? А ведь эта цивилизация выросла из христианских проповедей и вдруг так резко развернулась, что все может быть, кроме воскресения. В самом начале истории христианства мы видим, что воскресение было общим местом в мифах многих народов. Христианские проповедники, неся весть о воскресении Иисуса, опровергали эти мифы, разоблачали их. И вот сегодня они не веруют уже и в воскресение Христова. Что же может ответить христианин на вопрос о смысле его веры в воскресение? Георгий Чистяков: Мы сравниваем факт воскресения Христова не с тем, что знали греки из своего опыта в эпоху отсутствия средств массовой информации, науки настоящей и в эпоху, когда разные вести о всяких чудесах конечно же захватывали народное сознание. Мы знаем из опыта медицины, мы знаем из опыта того, как болеют и умирают люди, несмотря на усилия блестящих врачей, несмотря на потрясающие успехи медицины и так далее, мы знаем, что из мертвых не воскресают. Это вот факт, перед которым нас поставила сегодняшняя цивилизация. А Христос - воскрес. И в этом смысле очень хорошо говорит ни кто иной, как Вольтер. Вот, над ним смеются как над безбожником, чуть ли не основоположником современного атеизма. А ведь это Вольтер написал в своей энциклопедии, что бессмысленно верить в то, что можно хоть как-то доказать или обосновать, верят в то, что не может быть обосновано, и в этом-то и заключается тайна веры, подвиг веры, дерзновение веры, величие веры и так далее. Конечно, Иисус воскрес, не вернувшись к той жизни, которой он жил до своей смерти, воскресение Христово это не воскрешение Лазаря, который был возвращен к жизни, прожил еще какие-то годы и потом умер, как все умирают люди, был похоронен и так далее, стал святым. Иисус воскрес в какой-то новой жизни, опыт воскресения Христова - это еще пока не наш опыт, мы не знаем, мы только можем в лучшие минуты своей жизни чувствовать, сердцем чувствовать, что это такое та жизнь, вечная, в которой воскрес Христос. И только в какие-то лучшие, удивительные и уникальные минуты нашей жизни мы чувствуем это. Начинаем это чувствовать. И тогда сердце наше переполняется удивительной радостью, наполняется колокольным звоном или звуками каких-то удивительных песнопений или музыкой сфер, как хотите все это назовите. Но это - лучшие минуты нашей жизни, минуты, о которых мы потом вспоминаем с восторгом и благодарностью долгие годы, но минуты, которые какому-то логическому анализу подвергнуть невозможно. Яков Кротов: Современный христианин свидетельствует о воскресении Христа не просто как попугай, не просто повторяя догмат, он свидетельствует о том, что воскресение Христа освобождает творческие силы человека, человек начинает расти. И этот рост, видимо, безграничен. Этот рост охватывает всего человека. Но пока сердце растет, ум отстает, и вся жизнь человека превращается в воскресение творческих, индивидуальных, эмоциональных сил, которые, наперегонки друг с другом, стремятся к своему создателю. Христианин в день Пасхи, преодолевая свою собственную внутреннюю раздробленность, свою собственную разъединенность, свою собственную склочность, свою собственную враждебность и непримиренность, христианин говорит самому себе - "Христос воскресе!", и обнаруживает, что силы человека, разные стороны личности могут объединиться и уверенно уже ответить - "Воистину воскресе!". Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
