Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[04-12-02]
Семьи узников совестиВедущая Ирина Лагунина Ирина Лагунина: Моисеев Валентин Иванович, родился в 46-м в Ленинграде, окончил Московский государственный институт международных отношений, по окончании пошел на работу в МИД. Дошел до должности заместителя директора 1 департамента Азии. Женат, имеет двоих детей. Взят под стражу 4 июля 98-го года по обвинению в государственной измене. Накануне вечером дипломат принимал у себя южнокорейского коллегу Чо Сон У. В декабре 1999-го года Московский городской суд приговорил Моисеева к 12-ти годам лишения свободы. После повторного судебного разбирательства 14 августа 2001-го года Московский городской суд приговорил Моисеева к четырем с половиной годам лишения свободы с конфискацией имущества. С дочерью дипломата говорит наш корреспондент в Лондоне Наталия Голицына. Наталия Голицына: Мы говорим о том, как на вас отразилось это трагическое событие, на вашей семье. Каковы были, если были, последствия для вас, для вашей матери, может быть, для ваших близких? Надежда Моисеева: Должна сказать, что в одночасье мир в моей голове перевернулся. Отец был единственным кормильцем, моя мама, будучи женой дипломата, не работала, я в то время училась. И почему-то никто не подумал о том, как мы будем жить все дальнейшее время. Потому что во время обыска у нас изъяли абсолютно все деньги, которые были в семье. Во-вторых, сразу непосредственно после ареста мой отец был уволен из Министерства, что было сделано незаконно, но это уже другой вопрос, мы были лишены даже зарплаты моего отца. Более того, появились новые статьи расхода, потому что одновременно с тем, чтобы жить самим, мы должны были на должном уровне поддерживать отца и искать адвокатов. А вы сами представляете, что это дело достаточно дорогостоящее, потому что в таких ситуациях надо искать лучших. Наталия Голицына: Вы, я так понимаю, собирались идти по стопам отца, выбрали такую карьеру. Как вы считаете, она состоится теперь? Надежда Моисеева: Насчет этого я не питаю никаких иллюзий. Отец был для меня в жизни и есть сейчас примером, именно поэтому я поступила в МГИМО, так же как и он, и выбрала ту же самую специализацию - Корейский полуостров. И я думала о карьере дипломата, хотя многие говорят, что это не женская профессия, тем не менее, для меня она была довольно привлекательной. Но после этих событий я не нахожу в ней ничего привлекательного. Человек, всю жизнь проработавший на государство, отстаивавший интересы государства, в одночасье этим же государством был предан, вся его жизнь разрушена. Наталия Голицына: А вот так просто, формально вы сможете заниматься этой профессией, вы сможете стать дипломатом? Надежда Моисеева: Никогда я не смогу работать в Министерстве иностранных дел или в каком-либо другом государственном органе. Наталия Голицына: А вы пытались? Надежда Моисеева: Я пыталась. Сразу после института я пыталась пойти на работу в Министерство имущественных отношений, на интервью я совершенно открыто дала ответ на вопрос, кто мои родители, потому что я не считаю возможным скрывать этот факт. Наталия Голицына: Вам что-то конкретное сказали? Надежда Моисеева: Мне не сказали впрямую: девушка, как же так, вы с таким наследством приходите в наше Министерство? Меня выслушали, сказали: "Да, ситуация у вас действительно тяжелая, и вы, наверное, немножечко не правы с выбором вашей дальнейшей профессии. Возможно, мы с вами свяжемся". И все. Ирина Лагунина: Игорь Сутягин - 1965-го года рождения, кандидат исторических наук, заведующий сектором военно-технической и военно-экономической политики Отдела военно-политических исследований Института США и Канады Российской Академии Наук. Допуска к сведениям, составляющим государственную тайну не имел, работал, анализируя открытые источники. Арестован в городе Обнинске 27 октября 99-го года по обвинению в государственной измене. Обвинение настаивает, что Сутягин передавал секретные сведения о военном потенциале Российской Федерации. Своим определением, вынесенным 27 декабря 2001-го года, Калужский областной суд направил дело Игоря Сутягина на доследование. Но при этом суд оставил ученого под стражей. Вячеслав Сутягин - отец задержанного. Вячеслав Сутягин: Формально в общем-то вроде ничего не произошло, то есть нас не преследуют на работе, но психологический удар был очень сильный, особенно это отразилось на детях Игоря, которые очень долго, несколько месяцев боялись вообще людей с усами, потому что обыск проводили эфэсбешники с усами. Отразилось очень сильно на нашем материальном положении. Ирина, жена Игоря, не работает, они живут только на то, что им помогают люди. Игорю платят зарплату, его не уволили, в отличие от Моисеева, например, с работы, директор Института платит ему зарплату. Мы работаем с женой и получаем пенсию, мы пенсионеры, вот эти средства идут. Отношение простых людей замечательное, все относятся к этому делу с пониманием, то есть никто не верит, что он шпион. По предыдущей квалификации это враг народа. Но психологическое воздействие сильно сказалось и на мне, и на моей жене, матери Игоря. Мы полностью освободились от иллюзий относительно справедливости в нашем государстве. Наталия Голицына: А как ваши внуки или внучки, все происходило ведь на их глазах? Вячеслав Сутягин: Да, все происходило на глазах у внучек. Обыск продолжался восемь часов и все эти восемь часов они вынуждены были сидеть дома. Даже никуда не выйти. Трудно их было даже накормить, потому что это не позволялось, вообще хождение по квартире не позволялось. Малолетние девочки настолько были шокированы этим обыском, что уже спустя какое-то время они ходили по квартире с плакатом "Долой ФСБ!". Наталия Голицына: А кто этот плакат изготовил? Вячеслав Сутягин: Они сами по собственной инициативе. Более того, они по собственной инициативе обратились с письмом к Путину, пытаясь сказать, что их отец очень хороший, что он их правильно воспитывает и что он никогда не являлся и не является врагом. И из канцелярии Путина пришел такой двусмысленный ответ, что они малолетние, не имеют права вмешиваться в это дело. Ирина Лагунина: Журналист Григорий Пасько был арестован органами УФСБ по Тихоокеанскому флоту 20 ноября 1997-го года. Ему было предъявлено обвинение в государственной измене в форме шпионажа в пользу японской телерадиокомпании. Почти два года журналист провел под стражей. По приговору суда Тихоокеанского флота в 1999-го году Пасько был оправдан в предъявленном обвинении, но осужден "за злоупотребление должностными полномочиями". В ноябре 2000-го года военная коллегия Верховного суда отменила приговор в виду неполноты судебного следствия и направила дело на новое рассмотрение в тот же суд, но в ином судейском составе. 25 декабря 2001-го года суд вынес приговор по делу. Пасько признан виновным в государственной измене в форме шпионажа и приговорен к лишению свободы сроком на четыре года в исправительной колонии строгого режима. Супруга Григория Пасько Галина Морозова. Галина Морозова: На мои плечи, плечи моей семьи, плечи моих близких помимо огромной моральной тяжести легли материальные проблемы. У меня двое пожилых родителей, двое детей и мне нужно кормить мужа в тюрьме. До той поры, пока на наше дело не обратили внимание общественные организации, общественные деятели, нам было очень тяжело. И только когда я стала ощущать какую-то помощь, моральную, немного финансовую, мне стало полегче. Я могу сказать, что сейчас в какой-то степени я даже привыкла, что мы живем в состоянии войны с нашим государством, получается так. Но для себя я делаю вывод, что это противостояние изначально неравноправное, потому что на стороне государства все, личность же должна отбиваться своими собственными силенками. Вы знаете, как дорого защитить самого себя в любом смысле. И я точно знаю, потому что я общалась с родственниками различных заключенных, стоя в очередях на свидания, на передачи, я знаю, что наша российская тюрьма переполнена людьми бедными, у которых просто нет денег на адвокатов, которые просто в силу своей неграмотности не знают, когда во время подать жалобу или ходатайство, а суд этим пользуется. По ходу дела всплывает столько подводных камней, о которых не знаешь, к которым заранее не готов. Конечно, опыт приходит, чему-то учишься и добиваешься каких-то результатов. Во всяком случае, я на это надеюсь. Наталия Голицына: В конце концов, времена изменились, и вы - жена заключенного, сидите сейчас в Лондоне и пытаетесь помочь своему мужу. Галина Морозова: Да, я благодарю всех, кто меня выслушал, постарался понять, может быть какими-то своими действиями попытался оказать какую-то помощь моему мужу и моей семье. Ирина Лагунина: Карина Москаленко - 26 лет работает адвокатом, член Московской городской коллегии адвокатов, директор центра содействия международной защите. Это российское отделение международной комиссии юристов, группы юристов, которые используют международные методы защиты нарушенных прав человека. Разговор с адвокатом в Лондоне ведет Наталия Голицына. Наталия Голицына: Скажите, с вашей точки зрения, вина Григория Пасько, Владимира Моисеева, Игоря Сутягина была доказана в суде? Карина Москаленко: Вы очень правильно поставили вопрос. Вы даже не мучаете меня вопросом - виновны ли они? Потому что это вопрос, который не обсуждается ни в одном органе, ни в одной правозащитной организации, это вопрос, который обсуждается только в суде. И у меня есть блестящее доказательство недоказанности их вины. А именно: ни одно дело не было рассмотрено с первого раза с вынесением решения по делу. Посмотрите - дело Григория Пасько. Если вы помните, он был обвинен в шпионаже, у него было десять пунктов обвинения. В итоге он был по сути дела оправдан в совершении этого тяжкого преступления. Он был осужден, как мы считаем, уже ради того, чтобы его осудить и оправдать тот срок, который он провел в предварительном заключении, за злоупотребление своим служебным положением, хотя он не должностное лицо, не было состава преступления, тем не менее, суд ушел от обвинения в шпионаже. Дело поступило в Верховный суд. Дело в том, что защита считала необходимым добиться его полного оправдания, в обвинение не желало смириться с этим явным проигрышем. В Верховном суде приговор был отменен. Но дело было направлено на новое рассмотрение. И человек, который провел на свободе определенное время, вновь был арестован в связи с новым приговором. И приговор был обвинительным, и за те деяния, за которые он практически был оправдан, его осудили. Вторичное обжалование приговора не приводит ни к чему, сменилась в определенном смысле ситуация и, как я считаю, у нас теперь остается реальный шаг хотя бы доказать, что он жертва нарушений прав человека, такого права, как право на справедливое судебное разбирательство. Поэтому я делаю ставку на рассмотрение дела в Страсбургском суде, в Европейском суде по правам человека. В Европейском суде никто не будет устанавливать, человек виновен или не виновен, будет проверено - были ли соблюдены требования, предъявляемые к судебному разбирательству, было ли это справедливое судебное разбирательство. Наталия Голицына: Одним из представленных ФСБ доказательств вины Игоря Сутягина было обвинение в сотрудничестве с английской компанией "Альтернатив Фийчес", которую ФСБ считает прикрытием британской разведки. Скажите, было это доказано в суде? Карина Москаленко: Я вам только одно могу сказать: если бы в отношении Игоря Сутягина было достаточно доказательств хотя бы по одному из пунктов обвинения, он был бы совершенно точно осужден при первом же слушании дела. Если мы вспомним историю этого дела, после года расследования был целый год судебного разбирательства, которое не закончилось ничем, ни обвинительным, ни оправдательным приговором. Мы, юристы-правозащитники, называем эту ситуацию - суд уклоняется от осуществления правосудия. Понимаете, что такое не доказана вина? Значит человека надо оправдывать. Что делает российский суд? Он предлагает обвинению постараться немножко получше и найти доказательства вины. В случае с Игорем было сформулировано буквально следующее: не получено доказательств, бесспорно свидетельствующих о его виновности, а обвинение было неконкретным, что нарушает его права. И вот чтобы всемерно соблюсти его права, защитить его, суд направляет дело на новое расследование, держа при этом Игоря под стражей. Вот это правосудие по-русски, к сожалению. Наталия Голицына: Тем не менее, возвращаюсь к своему прежнему вопросу - было ли в суде доказано, что британская компания выполняла какие-то шпионские функции, разведывательные функции? Ведь это основание его обвинения. Карина Москаленко: Если бы хоть один пункт из его обвинения был бы доказан, он был бы осужден. Но он не был осужден, и это факт, который я, как юрист, могу прокомментировать только в одном смысле - недоказанная виновность равна доказанной невиновности. Другое дело, что во всех трех делах - и в деле Валентина Моисеева, в деле Григория Пасько и в деле Игоря Сутягина обвинение перекладывает бремя доказывания на защиту. Ведь человек не всегда может доказать свою невиновность, он не обязан этого делать. Но в данных делах защите удалось доказать невиновность своих подзащитных. И, тем не менее, двое были осуждены, в отношении третьего, хотя и не вынесен обвинительный приговор, но он по-прежнему находится под стражей. А доказательства, которые представлялись, они были недопустимыми с точки зрения теории доказательств, они были, скажем так, односторонними, суд их принимал и использовал для вынесения своего решения. Доказательства были в некоторых случаях просто анекдотичными. Позвольте мне привести вам пример доказательств по делу Валентина Моисеева. В доме у Моисеевых, в небогатом доме, поверьте мне, для резидента или для шпиона это уж совсем никудышный домик, там было изъята аж целая куча денег, аж четыре с чем-то тысяч долларов за все годы его работы, загранкомандировок. И у них еще такая довольно плохонькая машина "Жигули", 4-й номер. Пусть на меня не обижается его дочь, но машина никак не тянет на резидента. Деньги были изъяты, но одновременно с деньгами были изъяты на всякий случай всяческие документы и в том числе конверты, конверты, которые приходили Валентину Моисееву из южнокорейского посольства, поскольку он был дипломатом, связан с этим посольством и приглашался туда. Что сделало обвинение? Им показалось недостаточно просто обвинить его, им нужны были доказательства, тогда они взяли все эти деньги, разложили по конвертам и сказали, что Валентин Моисеев, несколько лет шпионя против родной страны, хранил эти деньги, разложенные по конвертам, ему просто приятно было в этих конвертах хранить эти деньги, много лет. Они были маркированы, обычно, когда южнокорейское посольство платит своим шпионам, оно обязательно это делает в маркированных конвертах, что, дескать, это деньги, которые пришли к нам из южнокорейского посольства. Вот такими доказательствами кишат эти дела. Мне могут сказать: ну как ты можешь официально спорить с такими доказательствами? Да очень просто: есть протокол обыска, где сказано, как были изъяты деньги, они никакого отношения к конвертам не имели, это чья-то, извините, больная фантазия привела к созданию или фабрикации таких доказательств. Или в деле того же Моисеева, "шпионское задание" - это документ такой. Есть документы без начала, без конца, ксерокопии совмещенных документов. И я не буду вам открывать государственную тайну, я просто вам скажу, что есть определенные процессуальные требования к документам. Документ должен иметь начало, конец, чью-то подпись и самое главное - процессуальный источник получения этого документа. Вот именно этого и не было. Чего мы требуем, а не просим от властей? Когда человек отбыл две трети срока своего наказания, человек имеет право быть освобожденным, если он не нарушал тюремные правила. Вот если мы возьмем дело Валентина Моисеева, то репрессивный характер отношения к нему властей может быть легко прочитан из того факта, что он давным-давно отбыл две трети своего наказания, он как любой российский гражданин, даже уголовник, извините меня за это слово, имеет право быть освобожденным, но его не освобождают. Почему? Когда оглашался приговор, у него уже было отбыто две трети срока. Хотели, чтобы он прекратил жаловаться выше, в кассационную инстанцию и, тем более, в Европейский суд. А к тому времени дело в Европейском суде уже было зарегистрировано. Но он решил не отказываться от этих путей, потому что он желает быть реабилитирован полностью. Вы понимаете, он со мной делился своим недоумением, говоря: "Мне странно это, я никогда не был диссидентом, я был слугой своего государства". Он недоумевает, как он мог оказаться в тюрьме. Наталия Голицына: Скажите, госпожа Москаленко, как бы вы назвали всех этих трех осужденных - узники совести, политические осужденные? Карина Москаленко: Для меня они все узники совести. Это люди, придерживающиеся определенных точек зрения в своей профессиональной области, и они были преследуемы именно за это. Григорий Пасько он был непримирим, он выполнял свой журналистский долг. Что касается Игоря Сутягина, то это просто талантливый молодой человек, который, как следствие говорит, вообще может генерировать государственную тайну. Он просто был опасен, как считает обвинение, потому, что он умел читать газеты, он умел выбирать оттуда важную информацию, мог анализировать и составлять определенные выводы. Вот за это он поплатился. Наше государство вместо того, чтобы использовать такого умницу Игоря Сутягина, такого блестящего дипломата как Валентин Моисеев, такого замечательного журналиста как Григорий Пасько, сажает их в тюрьму. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
