Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[10-07-05]
1905 год: Политическая культура первой русской революцииАвтор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Революция 1905 года настолько заслонена грандиозными событиями 17-го года, что в памяти остаются какие-то осколки. Я попробовал набросать, что же приходит в первую очередь в голову. Кровавое воскресенье, фабричные стачки, броненосец Потемкин, поп Гапон, про которого так до конца и не ясно, провокатор он был или нет, Николай Второй - то ли виноватый, то ли ни о чем не знавший. Сатирические журналы и, особенно, один номер - с отпечатком кровавой пятерни на обложке. Вот такая мозаика. И еще, может быть, из семейных полулегенд, полувоспоминаний. Прабабушка сидит у себя дома в имении, приходят к ней мужики и один из них, самый бойкий, Митенька, говорит: "Барыня, надо тебе уйти, жечь будем усадьбу". Она говорит: "Как жечь?!". "Да вот так вот, жечь". "Да, Митенька, да погоди, разве я мало добра делала?". "Много делала". "Разве я школу не построила?". "Построила, барыня". "Разве ты в этой школе не был первым учеником?". "Был, барыня". "И больницу я вам построила". "И больницу помним, все помним. Но жечь надо". Надеюсь, что с помощью нашего гостя мы картину сделаем более ясной. Наш гость - историк, профессор, доктор исторических наук Олег Будницкий. Олег Витальевич, в чем суть, главные итоги первой русской революции, к чему она, собственно говоря, привела страну? Олег Будницкий: Вообще-то, в представлении того человека, который учился в советской школе, революция как бы потерпела поражение. Но это взгляд на историю революции с позиций партии большевиков и их союзников в революции, различных революционных радикальных партий. Они ведь хотели всего и сразу. Если же посмотреть с точки зрения прогресса русского общества, с точки зрения его продвижения к свободе, к гарантиям прав личности, то, конечно, был сделан колоссальный шаг вперед. Что я имею в виду? Первое. Личные гарантии, гражданские свободы, в том числе, свобода слова, собраний, союзов, печати. Наконец, возможность граждан страны участвовать в управлении страной через избирательную систему, через посылку своих представителей в государственную Думу. Первый русский парламент начал функционировать в апреле 1906 года. И это прямое следствие революции. Основные законы, принятые 23 февраля 1906 года, - это были законы, которые гарантировали, в известной степени, завоевания революции. Проблема в 1904-05 годах заключалась в том, что общество переросло те рамки, в которых его хотела держать власть. Как всегда было с российской властью, реформы были очень запоздалыми и были даны, по выражению американского историка Ричарда Пайпса, "под дулом револьвера". Если бы дали сами, постепенно, медленно и раньше, то, может быть, не было бы в России не только 1905 года, но и 1917-го. Иван Толстой: Как же так получается, что совсем еще недавно, перед 1905 годом, в России совершенно не существовало политических партий, они были запрещены законом, то есть не существовало политической культуры, политических движений, все это было страшно разрозненно. И вот, неожиданно, под влиянием разрешенных партий и в результате создания Первой Государственной Думы оказалось, что очень большая часть, а, может быть, даже и весь политический спектр жизни в России оказался заполнен. На каждом месте оказалась какая-то партия или какой-то определенный лидер, или какое-то влиятельное харизматическое лицо. Как стало возможно с такой скоростью активизировать политическую жизнь в России в 1905 году? Олег Будницкий: Во-первых, это все возникло не на пустом месте. Политические партии в России существовали. Другое дело, что это были партии радикальные. Поначалу в России все начиналось как-то слева направо, а не наоборот. Сначала возник Бунд - социал-демократическая партия, потом РСДРП, эсеры и другие партии кране левой ориентации. Но и либералы, то есть те, кто был на политической арене в 1905 году главным игроком, я подчеркиваю, на политической арене, а не на арене вооруженных восстаний и забастовок, хотя в организации забастовок приняли участие и либералы до некоторой степени, эти люди вырабатывали свои программы, методы воздействия на публику достаточно давно. Ведь Союз Освобождения, организация, целью которой было создание в России конституционного строя, возник еще до революции 1905 года, а двухнедельный журнал "Освобождение" под редакцией Петра Острова, выходил с 1902 года. Это орган, вокруг которого консолидировалась либеральная общественность. Напомню также, что в России существовали, после реформ Александра Второго, земские учреждения. То есть это органы местного самоуправления, которые занимались вопросами быта и благоустройства сельского населения. Но ведь вопросы быта и благоустройства в России неизбежно сталкивались с какими-то политическими проблемами. Проблема распределения бюджета, местного налогообложения, это та самая почва, на которой очень часто возникает конфликт общества и власти. И очень много людей, служащих в этих земских учреждениях, так называемый третий элемент, интеллигенция, врачи, учителя, волей неволей, через эту свою общественную и профессиональную деятельность, постепенно приходили к осознанию того, что нормально вести эту деятельность в рамках существующего режима они просто не могут. Таким образом, оппозиция режиму сложилась задолго до событий 1905 года и, что у нас мало кто знает, первый натиск на самодержавие начали вовсе не рабочие, не революционеры, а вот эти земские либералы. Еще осенью 1904 года состоялись в Петербурге земские съезды, когда люди стали предъявлять требования политических свобод. То есть, общество было, в какой-то степени, подготовлено к событиям. Другое дело, что в России существовала колоссальная дифференциация между верхушкой, мыслящим меньшинством и крестьянским морем. Как это крестьянское море, как эти рабочие оказались втянутыми в политическую борьбу и как они сумели ориентироваться в происходящем, это и является феноменом 1905 года. Иван Толстой: Давайте перейдем к главным действующим лицам 1905 года. Кто эти фигуры? Вот вы уже упомянули Петра Бернгардовича Струве, который издавал журнал "Освобождение". Журнал ведь издавался за границей, правда? Олег Будницкий: Безусловно, в России это было невозможно. Он выходил в Штутгарте, потом в Париже. Иван Толстой: И вы сказали, что вокруг него объединились либеральные фигуры. Как это было возможно? Это были эмигранты или и российские личности? И как журнал проникал в страну? Олег Будницкий: Безусловно, это были люди из России. Они писали в журнал, обсуждали на его страницах программы, собирались время от времени в узком кругу в России и обсуждали насущные проблемы. Происходила постепенная консолидация либерального общества, в котором были очень разные течения. Были земцы - умеренные сторонники реформ, было то течение, которое олицетворялось в личности Павла Николаевича Милюкова - более радикальное интеллигентское течение, которое впоследствии оформилось, при участии многих земцев, в Конституционно-демократическую партию или партию Народной свободы, как они себя называли, в октябре 1905 года. И когда Ленин говорил, что газета - это коллективный организатор, вдохновитель и так далее (о газете "Искра"), то ведь "Освобождение" было таким же коллективным вдохновителем и организатором либерального движения. Иван Толстой: Это был тогдашний тамиздат, который возвращался в Россию. Олег Будницкий: "Освобождение" был не только двухнедельным журналом и по уровню культурности, конечно, существенно превосходило ту же "Искру" и другие социал-демократические издания. "Освобождение" издавало такую библиотечку "Освобождения", выходили сборники, издавались исторические материалы, различные документы, которые не могли быть в России опубликованы, в том числе, докладную записку Витте о земстве. Витте тогда был вовсе не реформатором, а охранителем и писал в этой записке, что земство и самодержавие не совместимы. Если есть какой-то выборный элемент внизу (земские органы были выборными), если есть общественная самодеятельность, то она никак не стыкуется с самодержавным строем. И тут надо делать одно из двух: или ликвидировать земство, подчинить его полностью администрации, или двигаться по пути реформ. Очень долго самодержавие выбирало тот путь, который, по известному афоризму Константина Леонтьева, можно назвать так: подморозить Россию. Любыми путями не допустить общественность к управлению страной. Олицетворением этого курса был министр внутренних дел Вячеслав Константинович фон Плеве. К чему этот курс привел? Привел к 15 июля 1904 года, когда Плеве был убит эсером-террористом Егором Сазоновым. Поразительно было, с каким восторгом общество встретило известие о смерти Плеве. Это было ужасно. Бросили бомбу в пожилого человека, это была страшная картина. И люди поздравляли друг друга с убийством Плеве. Власть этого не могла не знать. И не случайно император призвал к власти князя Петра Даниловича Святополк-Мирского, который слыл либералом (конечно, в масштабах царской бюрократии). Когда Николай Второй его призвал к себе для беседы, тот говорил ему, что "не думайте, что если я работал товарищем министра внутренних дел, то я разделяю его воззрения. Я потому и ушел с этого поста, что не разделал его воззрений. Я считаю, что для того, чтобы не рассориться окончательно с обществом, не вести с ним непрерывную войну, нужно пойти на реформы и на уступки". И вот эта самая либеральная весна осени 1904 года, она началась из-за такого встречного движения. Движения общества, которое все больше усилило натиск на власть и движения со стороны власти, которая поняла, что нужно делать уступки. Поскольку в России свободы собраний и свободы слова не было, это вылилось в такое уникальное для России явление, как "банкетная компания", когда люди собирались в ресторанах и произносили политические речи. Тут, конечно, была использована модель Франции 1848 года, но с российскими обертонами. Это было иногда довольно забавно и, если мы говорим о личностях, то одной из самых ярких личностей этой эпохи был Василий Алексеевич Маклаков. Он тогда еще не был в числе лидеров и вождей, но он был человеком, который блестяще формулировал многие вещи, которые происходили, и блестяще формулировал задачи, которые стояли перед российским обществом и перед властью. Он был человеком необыкновенно остроумным. Я приведу такой эпизод. Однажды, сидя в ресторане, во время банкета со своим коллегой адвокатом Мадельштамом, он сказал ему: "Что мы будем делать, когда придет полиция? Вот депутаты Генеральных штатов во Франции, когда их пришли разгонять, сказали, что подчиняться только силе штыков, поскольку находятся здесь по воле народа. Но не могу же я, сидя в ресторане, сказать, что нахожусь здесь по воле народа, если придет полиция нас разгонять!". Так что во всех этих драматических событиях иногда бывали и юмористические обертоны. Иван Толстой: Я бы хотел напомнить нашим слушателям, что Олег Витальевич Будницкий составил и прокомментировал уникальный трехтомник - переписку Василия Алексеевича Маклакова, несостоявшегося посла Временного правительства во Франции, и другого, состоявшегося посла Временного правительства - Бориса Бахметьева, который возглавлял русское посольство в Вашингтоне. Переписка огромная, трехтомная, ведшаяся на протяжении нескольких десятилетий, издана московским издательством "РОССПЕН". Олег Будницкий: Если уж мы заговорили об одном из моих любимых исторических персонажей, он был человеком блестящим во всех отношениях, и, несомненно, был лучшим русским оратором начала 20-го века. Между прочим, революция, если мы говорим о политической культуре, впервые сделала политику публичной в России. И революция позволила выйти на сцену целой плеяде блестящих ораторов. Самым блестящим был, несомненно, Маклаков. Среди других можно назвать Федора Измайловича Радищева, его коллегу по кадетской партии и Столыпина. Столыпин был прекрасным оратором и, если бы не революция, об этом бы никто никогда не узнал. Иван Толстой: Мне почему-то кажется, что об этой стороне деятельности Столыпина известно меньше всего. Олег Будницкий: На это всегда меньше обращали внимание. Обращали внимание на его курс, на его жесткость. Но ведь он был первым премьером, которому по настоящему пришлось отстаивать правительственный курс в Думе. Он это сделал блестяще. Его ораторская дуэль с Маклаковым по поводу военно-полевых судов - это одна из самых блестящих страниц в истории русского парламентаризма. Одну из знаменитых фраз Столыпина переиначивают. Помните его знаменитый оборот: "Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Впечатление, будто он обращается к депутатам Думы. Но это же полный бред, этого не могло быть. На самом деле, он сказал: "Им нужны великие потрясения (революционерам), нам нужна великая Россия". И, конечно, Столыпин был до известной степени конституционалист. При том, что переворот 3 июня 1907 года, когда был изменен избирательный закон, и когда Дума по этому закону существенно поправела, при всем при том Столыпин никогда не хотел ликвидировать Думу вообще и парламентаризм в России вообще. Он понимал, что пути назад нет. Другое дело, что он полагал, в отличие от многих депутатов леволиберального толка, что путь России по европейскому пути должен быть не столь быстрым, поскольку подавляющее большинство населения находится еще в дремучей темноте и вряд ли способно пользоваться благами конституционализма. Вернемся к Маклакову. Маклаков по профессии был адвокат. Мы знаем, что конец 19-го - начало 20-го века это эпоха блестящих судебных ораторов, самым известным из которых был Федор Никифорович Плевако, один из наставников Маклакова на адвокатском поприще. Крайне редко адвокаты, которые блистали в судах, смогли блистать в Государственной Думе. Тот же Плевако сразу же потерялся в Думе и ничем себя не проявил. Что же касается Маклакова, то это редчайший случай, когда блестящий судебный оратор стал блестящим оратором парламентским. И славу ему снискала первая же его речь в Думе 12 марта 1907 года, речь о военно-полевых судах. После ее произнесения, на следующее утро он проснулся знаменитым. Напомню, о чем идет речь. Правительство ввело военно-полевые суды в мирное время в собственной стране. Эта мера, возможно, была и необходимой, поскольку разгул терроризма в то время часто перерастал в обыкновенный бандитизм, когда любой налетчик объявлял себя идейным борцом за народное дело, людей нередко убивали за несколько рублей - все это требовало экстраординарных мер. Но, как нередко в России бывает, тут сильно передозировали, и бывали случаи, когда вешали не только виноватых, но и правых. Иван Толстой: Привели ли эти военно-полевые суды к ожидаемым Столыпиным результатам? Олег Будницкий: Отчасти, да. Но дело было не только в репрессивных мерах. Ведь возникла отдушина для общества. То, что раньше люди решали при помощи демонстраций, забастовок, вооруженной борьбы, теперь можно было решать путем голосования. И популярность революционеров стала стремительно падать. И столь оглушительный успех относительно умеренной партии кадетов объяснялся тем, что эта партия предложила альтернативу революционному насилию. Она предложила бороться путем избирательного бюллетеня. Так что сочетание и того и другого, а с моей точки зрения, главное, что общество получило возможность заявить свои требования и принять участие в управлении страной, именно это послужило тому, что революция пошла на спад. То есть не столько репрессии, сколько реформы привели к тому, что страна постепенно утихомирилась. Что касается военно-полевых судов, то в чем был пафос выступления Маклакова, и с чем, в конечном счете, видимо, согласился Столыпин? Маклаков говорил, что нельзя, чтобы в стране действовали одновременно несколько судебных систем и несколько законов. Ведь одновременно действовали военно-полевые, военно-окружные суды и нормальный суд. И за одно и то же преступление могли разных людей отправить в тот или иной суд. Причем, шансы быть повешенным в военно-полевом суде были исключительно высоки. Ведь там все проводилось в течение суток. И вот Маклаков говорил, заявляя, что он сторонник сильной государственности, что военно-полевые суды - это есть учреждение глубоко антигосударственное. "Но, господа, есть нечто, чего всегда боится наше правительство, - это общий закон. У нас существует другое, у нас администраторам дано право законы не соблюдать. Плюс, администратор может использовать то положение, тот закон или ту инструкцию, которая ему выгодна. Но когда есть три закона, то нет вовсе закона и нет вовсе государства". Вот в чем был пафос выступления Маклакова и Столыпин, хотя и спорил с ним, говорил, что нужно отличать кровь на руках хирурга от крови на руках палача, тем не менее, закон был отменен. Любопытно, что Столыпин тайно встречался с некоторыми правыми кадетами, поскольку считал, что люди они неглупые и неплохо бы с ними поговорить, если не прислушаться к их совету, то, по крайней мере, понять, чего они хотят. Среди той четверки были как раз Маклаков, Петр Струве, Сергей Булгаков, будущий известный православный мыслитель, и Михаил Челноков, будущий московский городской голова. Они скрывали эту встречу от своей партии. В свою очередь, Столыпин тоже не афишировал свои контакты с кадетами. Так что то, что было на поверхности, не всегда отражало глубинные течения и некоторые контакты власти и общественности. Александр (Петербург): Большевистская теория всех этих революций при всей убогости и абстракционизме, отличалась целостностью. Что мы имеем сейчас? Теория заговора, японских денег для русской революции, теория которую Березовский поддерживает, что горстка элиты может перевернуть всю Россию, дай им только печать, концепция по разрушению тотальному России. А целостной концепции, что собой являла первая русская революция и движущие силы? У большевиков она была примитивна, но что можно противопоставить? Есть ряд теорий, где акцентуация делается на частности, и эти частности выдаются за локомотив, который вытягивает все остальное. Олег Будницкий: Действительно, часто в российских СМИ показывается всякая ерунда. Я имею в виду вот эту конспирологию, теорию заговора - кто-то что-то проплатил из-за рубежа и в России что-то произошло - это очень активно говорится в современной ситуации и переносится задним числом на революционные события 1905-го и 1917-го года. Японские деньги, Парвус, немецкие деньги и прочее. Никогда, никакие деньги из-за границы нигде революцию сделать не могут. Если речь идет о революции, а не о каком-то верхушечном перевороте, в какой-то небольшой латиноамериканской стране. И ни японские, ни немецкие деньги никогда не играли решающую роль в революционных событиях в России. Революция вообще дело всегда стихийное. Никто никогда революцию не сумел организовать. Обратите внимание, что в 1905 году революция началась вовсе не из-за деятельности революционных партий. Их там и близко не было. Это было стихийное движение петербургских рабочих в январе 1905 года, возглавляемое таким странным человеком, как Гапон. Который, с одной стороны был искренним радетелем интересов рабочих, а с другой стороны, сотрудничал, в той или иной степени, с властями от петербургского градоначальника до Департамента полиции. И это произошло совершенно стихийно. Конечно, в тот или иной момент, к этому стихийному движению подключаются, возглавляют его и умеет его направить те или иные организованные политические силы. Но по-настоящему революция происходит только тогда, когда в движение приходят массы. Вот когда они приходят в движение и почему? Тут есть и закономерности и масса случайностей. Если говорить о закономерностях революционного слома в России, то проблема в том, что Россия переживала период модернизации. Экономической, культурной и политической. И что касается модернизации политической, она очень сильно запаздывала. Это было безумием, это архаическое самодержавие в начале 20-го века. В той стране, которая вступила уже полвека как на путь глубочайших экономических и культурных реформ, не могла такая система существовать. И, неизбежно она, рано или поздно, рухнула бы или была бы реформирована. В 1905 году кризис достиг той точки, что он выплеснулся в столкновения различных частей общества друг с другом, и это привело к тому, что власть пошла на реформы. Реформы, как всегда, запоздалые. Но, может быть, все кончилось бы вполне неплохо для России, поскольку после 1906-07 годов, когда постепенно сложилась система, в какой-то мере основанная на разделении властей и допускавшая к управлению страной часть общества, возможно, Россия бы постепенно трансформировалась в нормальное европейское государство. Возможно, если бы не первая мировая война, закончившаяся катастрофой и революцией 17-го года. Вот в очень сжатом виде та концепция революции, которая мне кажется наиболее отвечающей историческим реалиям. Владимир (Петербург): Сколько русских людей погибло с 1905 года, и какая-то опухоль до сих пор продолжается, и мы никак не можем ее ни вскрыть, ни уничтожить. Что нам делать, русскому народу? Олег Будницкий: Я боюсь, что я с абсолютной точностью не смогу на этот вопрос ответить, но видимо речь может идти приблизительно о 25 000 погибших. Примерно такое число погибших в результате насильственных действий со всех сторон - и террористов, и в период вооруженных восстаний, и в результате иногда бессудных расстрелов во время подавления выступлений. Ирина (Москва): Я хотела спросить вашего гостя, какова была функция так называемых ходоков в Первую Думу? Олег Будницкий: Вероятно, речь идет о тех или иных людях, которые приносили какие-то просьбы, заявления, и так далее. Ведь впервые в России была избирательная компания, и когда выступали те или иные претенденты на митингах (это был единственный способ реальной агитации, потому что довольно большое количество избирателей газет не читало), и люди собирали пожелания своих избирателей. Наверное, об этом идет речь. Иван Толстой: А кстати, вы упомянули о газетах, и я хотел вас спросить: послабления 1905 года дали в печати богатое разнообразие исторической литературы. После многих десятилетий наконец-то был напечатан Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву", собрание сочинений Герцена в 22 томах с богатым комментарием, мемуары декабристов. А какие еще примечательные труды вышли на фоне этих цензурных послаблений? Олег Будницкий: Все, что угодно. От сборника документов об убийстве императора Павла Первого до замечательного историко-революционного журнала "Былое". Это был совершенно фантастический журнал. Успели издать 22 номера до тех пор, пока его не запретили. Он выходил в 1906-07 годах. И представьте себе, по тем временам, издали первый тираж 10 000 экземпляров! Не хватило. Издали еще 10 000. Не хватило. Издали еще 10 000. Всего 30 000 экземпляров. Это невероятный тираж для журнала в стране, большинство жителей которой, естественно, такого рода тексты читать просто не могли по уровню своего образования или грамотности. Для сравнения, современные исторические журналы выходят тиражом 2-3 тысячи экземпляров. И на страницах "Былого" публиковали различные документы и исследования по истории революционного движения от декабристов до террористов народовольцев и даже эсеров. Временами трудно было провести границу между историей и современностью. Скажем, на страницах этого журнала была опубликована статья Фалеева "Шесть месяцев военно-полевой юстиции", уже подводящая итоги деятельности военно-полевых судов. Кроме того, выходили издания не только по тому, что тогда больше всего интересовало публику, по революционному движению, но и по потаенной истории России 18-19 веков, выходили биографии различных российских императоров и императриц, которые изображали дело не так, как в школьных учебниках Иловайского, а так, как оно было с точки зрения авторов, на самом деле. Иван Толстой: И, наверное, богатейшая переводная литература появилась, которая прежде не допускалась на российские рынки? Олег Будницкий: Совершенно верно. В какие-то месяцы были переведены и выпущены в России множество трудов немецких, британских и французских историков. И невероятное количество работ по истории Великой французской революции. Каждая эпоха смотрится в историческое зеркало, ища там аналогии. В России всегда мерили революционные события по французским событиям конца 18-го - начала 19-го века. Это было и в 1905 году, и в 1917-м. И по отношению к трудам Тена или Олара мерялась политическая позиция людей. Если ты на стороне Ипполита Тена - ты консерватор и реакционер. Если ты поддерживаешь Альфонса Олара - значит, ты демократ и либерал. Так что история служила ареной битвы идей не только в наше время, когда экстраполируются современные события и современные подходы на прошлое, но и в эпоху первой русской революции. Тем более, что тогда в России впервые появилась свобода печати, и вплоть до 90-х годов никогда не было такой свободы печати, как в период с октября 1905 года и где-то до первой мировой войны. Иван Толстой: Я не могу не задать вам такого вопроса об аналогиях, об ассоциациях, которые возникают между этими двумя датами, между 1905-м и 2005-м годом: и Государственная Дума, и политическое похолодание в России, и террористы, и все это, вместе взятое, никак не может не вызывать какие-то ассоциации. Что вы думаете, как историк, об этих двух эпохах? Олег Будницкий: Исторические аналогии всегда очень условны. И когда мы говорим, что история "повторяется", мы всегда это говорим очень условно. История, на самом деле, никогда в точности не повторяется, и причины внешне сходных событий часто диаметрально противоположны. Так, скажем, если говорить о терроризме, то это совершенно разный терроризм. Тогда терроризм был на почве социального конфликта, прежде всего. Сейчас это терроризм на национально-конфессиональной почве, преимущественно, хотя некоторые элементы появляются и на почве какого-то социально-политического конфликта. Что же касается реформы избирательной системы, которая поразительно напоминает ту реформу, точнее, переворот, который совершил Столыпин 7 июля 1907 года, то, я думаю, тут логика проста. Я надеюсь, что логика власти не в том, чтобы просто создать себе наиболее комфортные условия для власти, чтобы удержатся у власти. Логика, мне кажется, такова, что большинство населения страны еще политически незрело, большинство страны в случае чего голосует за тех или иных демагогов, и возможны всякие случайности, поэтому процесс демократизации должен быть управляем. Следовательно, нужно создать барьеры на пути тех или иных маргинальных и потенциально опасных партий, создать устойчивую, стабильную политическую систему, которая будет функционировать по указке, как у нас говорят, из Кремля. Там-то, наверное, думают, что делают это во благо. Вот это именно напоминает то, что делал Столыпин. Но ситуация, с моей точки зрения, принципиально иная. Если Столыпин хотел в какой-то степени ограничить влияние и участие в выборах широких народных масс, то не сравнивайте русское крестьянство (полуграмотные, 90 % страны, да и большинство вовсе безграмотное), которое не могло сделать осознанного выбора, и современную Россию, с ее поголовно грамотным населением, с колоссально распространяющимися средствами доставки информации, прежде всего интернет, который, слава богу, никак на цензурован. И эти усилия создать управляемую систему, мне кажется, совершенно бессмысленны, и даже опасны. Если люди не будут постигать политическую культуру, и участие в политическом процессе, то как иначе они это могут сделать, и ставить в 21-м веке какие-то препятствия на этом пути, то это нездоровая идея и непродуктивная. Это мое личное мнение, я могу ошибаться, как любой из нас. Но мне кажется, что в 21 веке идти по тому пути, по которому пошла власть 100 лет назад, это не продуктивно. Валерий Эдуардович (Подмосковье): Я хотел спросить у Олега Витальевича его мнение по поводу взгляда Сергея Кара-Мурзы и его книги "Советская цивилизация", о том, какую роль сыграла русская община, крестьяне, в революции. По-моему Сергей Кара-Мурза говорит о том, что она сыграла очень значительную роль и большую чем рабочий класс. А у нас это все как-то перевернуто. Показано, что первыми революционерами были вознесенские ткачи, и большую роль в этом играл именно рабочий класс. А Кара-Мурза говорит, что именно за счет того, что были большие волнения в крестьянской общине, правительство было вынуждено идти на уступки. Олег Будницкий: Эту книгу я не читал, но те тексты Кара-Мурзы, которые мне попадались, восторга у меня не вызывают. Что касается крестьянства. Безусловно, крестьянство сыграло большую роль в революции. Не крестьянство ее начало и инициировало, но крестьянство приняло в ней довольно активное участие. Самочинные захваты земель - это играло определенную роль, и это было устрашающим фактором для власти, да и для всего общества, поскольку если бы начался общероссийский крестьянский бунт, то ничем хорошим это бы не кончилось для еще слабой российской городской цивилизации. Что касается общины, то вероятно Валерий Эдуардович имел в виду крестьянство как таковое, а не общину. Община была как раз тормозящим фактором на пути общественного развития, и была элементом консервативным, а не революционным. То, что община сохранилась до начала ХХ века, ничего хорошего не принесло, и неслучайно, что разумная власть, в лице Столыпина, начала эти общины разрушать сверху, считая, что когда крестьяне станут индивидуалистами, когда они станут независимы от этой уравнительной общинной системы, то тогда, собственно говоря, и будет создаваться тот слой собственников, ответственных, на которых и зиждется государственность и порядок в стране. Ну и экономическое процветание. Федор Давыдович (Москва): Три вопроса. Первый: почему бы в 2005-м году не начать прилагать к нашей экономике самую суть реформы Столыпина? Второй: почему Троцкий, находясь в Мексике, в своем доме, в своей семье, пропустил убийцу в свой дом, для того чтобы его убили? И третий: почему, по вашему мнению, социальная партия Маслова имеет будущее или нет? Олег Будницкий: Видите ли, я не экономист, и мне трудно ответить на этот вопрос. Но скажу, что технические условия значительно изменились. Теоретически, да, но повторяю, что в нашей конкретной ситуации (я не специалист по сельскому хозяйству и не рискую давать такого рода советы), учитывая современные технологии, всякое укрупненные, гигантские фермерские хозяйства в тех же Штатах и в других странах, наверное, нужно иначе, осторожнее подходить к этому вопросу. Кстати, нужно ответить и на другой вопрос. Что значит, "Троцкий пропустил"? Он не пропустил. К нему внедрили агента, который вошел к нему в доверие, и НКВД сумело провести, по заданию Кремля, по заданию Сталина, успешную, с их точки зрения, спецоперацию по убийству Троцкого. Иван Толстой: Которая была, все-таки, в 40-м году, и вырывается из рамок передачи. Олег Витальевич, какие книги об этой поре написали и выпустили вы? Олег Будницкий: Моя основная книга, в которой затрагивается это дело "Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология", и там очень большой фрагмент посвящен революции 1905 года, и различным видам терроризма в этот период: анархистского, социал-революционного, социал-демократического и разных других, а также реакции общества на террористические акции и их влияние на развития ситуации в России, ибо как раз в период 1905-1907 годов в России был пик терроризма. Массовое движение отнюдь не способствовало снижению уровня террористической борьбы, а напротив, терроризм вырос до невиданных в мировой истории масштабов. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
