Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[28-09-05]

Поверх барьеров - Европейский выпуск

Фильм "Оливер Твист" Романа Поланского. Русский адвокат в Берлине Алексей Гольденвейзер. Русский европеец Михаил Сперанский. Варшавский фестиваль национальных культур. Французская мода поворачивается к мачо

Редактор Иван Толстой

Иван Толстой: В Праге прошла премьера нового фильма Романа Поланского "Оливер Твист", полностью снятого в Чехии. Рассказывает Нелли Павласкова.

Нелли Павласкова: То, что творилось в субботу в центре Праги возле кинотеатра "Славянский дом", напоминало Голливуд. Красные ковры перед кинотеатром, подъезжающие лимузины с гостями и участниками съемок: исполнителем роли Оливера - Барни Кларком и другими актерами, с чешскими каскадерами. Возле кинотеатра толпы туристов, телекамеры почти всех стран Европы, метания журналистов и фотографов. Прага однажды уже испытала подобное - во время мировой премьеры американского фильма "Лига избранных", снимавшегося в Праге, с Шоном Коннери в главной роли.

И вот теперь Поланский пожелал устроить мировую премьеру в Праге, где в прошлом году чешские кинематографисты выстроили на киностудии Баррандов старинный Лондон по картам и видам 1835 года. Включая исторический трактир "У трех калек". Из-за него посыпались упреки со стороны Англии: такое название сегодня неприемлемо. А почему вообще Поланский взялся за экранизацию "Оливера Твиста", по которому когда-то были уже поставлены и мюзикл, и фильм, и два телесериала, причем в одном из них роль Оливера играл Элиа Вуд, герой "Властелина колец"? На это ответил французский продюсер фильма Анри де Санте.

Антри де Санте: Для Поланского, пережившего холокост, "Оливер Твист" стал притчей о том, как выжить наперекор нечеловеческим условиям жизни.

Нелли Павласкова: Жизнь и судьба Романа Поланского - это история вечного побега. Он родился в 33 году в Париже, но накануне второй мировой войны его родители вернулись на родину, в Польшу и, конечно, их судьбой стали нацистские концлагеря. Мать Поланского погибла, отцу удалось выжить, а маленькому Роману бежал из краковского гетто; потом его прятала у себя семья польских католиков. После войны он начал играть в театре, закончил киноинститут в Лодзи и после бурного успеха фильма "Нож в воде" снимал фильмы во Франции и в Англии. В 68 году обосновался в Голливуде, где снял антисатанинский фильм ужасов "Ребенок Розмари", буквально потрясший весь мир. Через год гангстерская банда фанатиков под предводительством самозванного мессии Чарльза Менсона ворвалась в отсутствии режиссера в его дом и зарезала всех находящихся там людей, и даже беременную жену Поланского актрису Шарон Тэйт. Убитый горем Поланский покинул Америку, вернулся в Европу и только в 74 году снова в США снял знаменитый "Китайский квартал", награжденный одиннадцатью Оскарами. Однако второй период его американской карьеры закончился через четыре года неожиданным скандалом. За связь с тринадцатилетней девочкой ему грозила тюрьма, и режиссер снова покинул Америку. Ныне он живет во Франции, снимает фильмы в Польше и в Чехии и избегает появляться в Англии, где ему грозит выдача за океан.

Бывшая тринадцатилетняя возлюбленная Поланского живет ныне на Гавайских островах, имеет семью - мужа и трех детей. Эта новоявленная Лолита давно простила Поланского, она считает, что жизнь в постоянном страхе и изгнании - это достаточная кара за содеянное. Однако американская юстиция дело Поланского не прекратила даже за давностью лет: режиссер будет сразу же задержан, как только ступит на американскую землю. Поэтому он не явился в позапрошлом году на церемонию вручения Оскаров, золотая статуэтка была присуждена ему за фильм "Пианист".

Ныне семидесятидвухлетний, моложавый и энергичный режиссер живет во Франции со своей третьей женой актрисой Эммануэль Зайгнер и двумя детьми школьного возраста. Именно для них снял Поланский фильм о мальчике-сироте, растущем в среде лондонских воров середины 19 века. Главаря банды играет Бэн Кингсли, он тоже должен был приехать в Прагу, на премьеру, но не смог из-за съемок в Словакии американского фильма "Последний легион".

Работа над "Оливером Твистом" весь прошлый год шла исключительно в Чехии - на пражской киностудии Баррандов и в городах Жатец и Бероун.

Перед премьерой Роман Поланский сказал:

Роман Полански: Я провел прекрасные месяцы моей жизни на Баррандове - на лучшей киностудии мира с настоящими профессионалами, поэтому я так упрямо настаивал на премьере в Праге. Поверьте мне: я знаю практически все киностудии, ваш Баррандов - это драгоценный камень в чешской короне. А второго такого города, как Прага, в мире нет. Меня теперь спрашивают, не слишком ли жестоким получился этот фильм? Он жесток настолько же, насколько и сам Диккенс. Мои дети видели его уже два раза и отозвались о нем благоприятно, особенно им понравились фантастические элементы - колдовство и чудеса. Я хотел снять фильм для своих детей, которым всегда читал сказки перед сном. Меня привлекают вещи, кажущиеся на первый взгляд банальными, случайности, встречи, которые могут перевернуть всю жизнь: После "Пианиста" я хотел снять фильм, на который мог бы взять своих детей. Они часто ходят со мной на съемки, наблюдают за моей работой, но не видят ее результатов. Я не хотел, чтобы они видели мои предыдущие фильмы, и искал сюжет, который подошел бы детям. И остановился на Диккенсе. Некоторые сцены фильма, в которых грязные дети в лохмотьях бегают по лужам и грязным улицам Лондона, напоминают мне мое детство в краковском гетто. Но не ради этого я снимал "Оливера Твиста".

Нелли Павласкова: А двенадцатилетний Барни Кларк, снявшийся в роли Оливера, признался, что ему очень нравились опасные сцены на крышах пражских домов, но не нравилось лежать в промокшей от дождя одежде в стоге сена. После премьеры журналисты случайно услышали, как девятилетняя дочь Поланского сказала ему: "По-моему, папа, солнце в самом начале фильма - это китч". Дочь была самым строгим критиком, остальная публика не находила слов для похвалы. А что собирается теперь снимать знаменитый режиссер?

Роман Полански: Теперь принято, заканчивая один фильм, думать о следующем и без промедления приступать к новым съемкам. Но я всегда настолько погружен в свою работу, что ни о чем другом не могу и думать. Кроме того, снимать фильмы становится все труднее и труднее, они становятся очень дорогими. После окончания фильма я обычно возвращаюсь к театру - иногда ставлю спектакли, иногда сам играю, а порой и то и другое вместе. Что будет сейчас - не знаю.

Иван Толстой: Одной из ярких фигур русской предвоенной эмиграции был адвокат, интеллигент и общественный деятель (что само по себе - почти синонимы) Алексей Гольденвейзер. О его семье и судьбе рассказывает историк Олег Будницкий.

Олег Будницкий: При упоминании фамилии Гольденвейзер наверняка у большинства слушателей сразу всплывает в памяти Александр Борисович Гольденвейзер, пианист, композитор, мемуарист, друг Толстого. Но речь сегодня пойдет о другом Гольденвейзере, о его двоюродном брате Алексее Александровиче, который происходил, кстати говоря, из очень разветвленной и симпатичной, используя оборот начала 20-го века, культурной семьи Гольденвейзеров. Его отцом был Александр Соломонович Гольденвейзер, известный киевский адвокат-цивилист, автор научных трудов по юриспруденции и трудов о творчестве Толстого. Один его дядя, Моисей Соломонович, был не только юрисконсульт банка Полякова и владелец доходного дома в Гранатном переулке в Москве, в котором одно время снимали жилье родители будущего академика Андрея Дмитриевича Сахарова, но и известным библиофилом, собравшим колоссальную библиотеку, которую, впоследствии, он сумел вывезти в эмиграцию. Его старшие братья, уехавшие в Америку в начале 20-го века, сделали там блистательные карьеры. Александр Александрович Гольденвейзер стал крупнейшим американским антропологом, исследовал ирокезов, ходил в экспедиции, выпустил знаменитую книгу о ранних цивилизациях и был профессором одного из американских университетов. Другой брат, Эммануил Александрович, пошел по экономике и дослужился ни более, ни менее, как до начальника исследовательского отдела Федеральной резервной системы, выпустив ряд научных изданий.

Алексей Гольденвейзер как бы остался в тени своих знаменитых старших братьев и двоюродного. А человек-то он был очень интересный. Прожил долгую жизнь, почти 90 лет. Родился в 1890, умер в 1979. И жизнь его делится как бы на три части - жизнь в России, в Киеве, где он родился, учился и, кстати говоря, ходил в Первую киевскую гимназию с будущим министром петлюровского правительства Александром Шульгиным и сыном известного философа Евгения Николаевича Трубецкого князем Сергеем Трубецким. Жил в Киеве, в 21 году уехал, скрылся, перешел нелегально границу в Польшу, потом в Германию. И вот в Германии с 1921 по 1937 год и прошла европейская часть его жизни. Последнюю часть жизни с 1937-го и до смерти в 1979 году Гольденвейзер прожил в Нью-Йорке, где был фигурой весьма заметной, общественным деятелем, издателем, юристом. Кстати говоря, переписывался с Владимиром Владимировичем Набоковым и, особенно, с его женой Верой Евсеевной, дела которой он одно время вел.

Но я сейчас о европейской части жизни Алексея Гольденвейзера, который был единственным из сыновей адвоката Александра Гольденвейзера, пошедшим по его стопам. Учился в Киеве, в Берлине и Гейдельберге. Карьеру блистательную, я думаю, что она была бы блистательной в России, сделать не успел, поскольку, когда случилась революция в 17 году, было ему 27 лет. А потом о нормальной юстиции говорить уже не приходилось.

И вот представьте себе русского адвоката в Берлине. Как жить, что делать? Другой язык, другие законы, другие нравы. Но - справился. Во-первых, язык у него был, раз учился Берлине, в Гейдельберге, да еще и в Первой киевской гимназии. То есть, с языками иностранными было у него все в порядке. Я полагаю, не только с немецким, но и с английским и французским. Дела постепенно, правда, не в первые годы, а в последующие, во второй половине 20-х годов, появились. В его архиве, который частично в Москве, частично в Нью-Йорке, более полутора сотен дел, относящихся к берлинскому периоду. Тут кормиться было чем. Но Гольденвейзер, как это было свойственно многим русским интеллигентам, не мог лишь заниматься своей профессией. Это был в полном смысле слова общественник. И он принял участие в целом ряде общественных организаций русской эмиграции в Берлине. Это и Союз русских присяжных поверенных в Германии, и Союз русских евреев в Германии, где он заведовал юридическим отделом, затем стал постепенно членом правления, членом комиссии, которая заведовала бесплатной юридической консультацией для неимущих эмигрантов, участвовал в Комитете русских юристов за границей, бывал в Женеве, где отстаивал интересы российских эмигрантов, в Нансеновском офисе. В общем, старался приносить пользу не только себе, но и окружающим, окружающей среде, я бы сказал. Дело обычное для настоящего русского интеллигента.

И что отличало Алексея Гольденвейзера? Я бы не сказал, что это был оригинальный или крупный мыслитель. Но человек был несомненно умный, наблюдательный, эрудированный, много знающий и умеющий формулировать свои мысли. И, как таковой, неизбежно писал. Писал много и много публиковался. Особенно, в первой половине 20-х годов, когда его публикации были, похоже, главным источником средств к существованию. Он публиковался и в парижских "Последних новостях", и в "Звене", и немножко в берлинском "Руле", но более всего в прибалтийской печати. Ведь там было множество русскоязычных газет, и не только знаменитая газета "Сегодня", самая долгожительница среди газет русского зарубежья, но и различные мелкие газеты, мелкие по сравнению с такими титанами, гигантами, как "Последние новости", как "Руль", как нью-йоркское "Новое Русское Слово". "Народная мысль", например, была такая газета, выходившая около двух лет. Весьма любопытная и по составу авторов, и по текстам, которые там публиковались. Был такой еженедельник "Закон и суд", который редактировал, между прочим, Оскар Грузенберг, знаменитый адвокат. Вот там Гольденвейзер очень много и очень активно печатался.

И я не могу не привести некоторые цитаты из его публикаций, которые свидетельствуют о том, что человек был неглупый, и о том, что некоторые тенденции в европейской и германской жизни, которые намечтались в это время, были им очень точно подмечены и очень точно проанализированы. Вот из его "Политических писем". Опубликовано в "Народной мысли" 21 октября 1923 года. Это в связи с переворотом Примо де Ривера в Испании, установлением диктатуры. Он размышляет о парламентаризме и диктатуре:

"Враги демократий справа и слева, ссылаясь на Муссолини и де Ривера, провозглашают банкротство парламентаризма. Неосновательный вывод и преждевременное торжество. По опыту месяцев нельзя решать вековые проблемы политического бытия. Да и смысл самого опыта пока еще весьма сомнителен. Вопрос ведь не в том, в силах ли националистическое, милитаристическое или иное движение временно одержать верх и заменить парламентский строй диктатурой. В этой возможности никто не сомневался и до итало-испанского опыта. Принципиальное значение имеет другой вопрос. А именно, вопрос о том, надолго ли может в наш век удержаться диктатура, и осчастливит ли она, в конечном результате добровольно подчинившиеся ей народы?".

Как известно, не осчастливила, и вопросы, которые задавал Гольденвейзер, были, разумеется, вопросами риторическими. Он заранее знал на них ответ. А вот еще одна любопытная статья из серии "Политических писем". Называется "Немецкое еврейство и немецкий антисемитизм". Между прочим, 25 ноября 1923 года. За 10 лет до прихода Гитлера. И вот, что пишет Гольденвейзер:

"Изречение "Каждая страна имеет тех евреев, которых она заслуживает", едва ли применимо к нынешней Германии. Германия не заслуживает таких евреев, каких она имеет. Немецкие евреи - самые лучшие граждане новой Германии. Они преданы отечеству до полного национального самоотречения, они составляют могучий фактор его хозяйственного и культурного развития, они неудержимо сливаются с коренным населением путем крещения и смешанных браков. И, тем не менее, антисемитизм процветает в современной Германии, заражая все более широкие круги и принимая все более уродливые формы. Немецкие евреи - искренние патриоты. Для них родной язык - немецкий, родная культура - германская".

10 лет спустя это мало кого интересовало, и в меньшей степени ту партию, которая пришла к власти, партию национал-социалистскую. Понятное дело, что после января 1933 года пребывание русских эмигрантов в Германии, вообще, большинства из них, и русских евреев, в частности, стало невозможным. Несмотря на то, что Гольденвейзер вел еще какие-то дела в течение нескольких лет, он, тем не менее, в декабре 1937 года был вынужден покинуть Германию, где ему было некогда столь комфортно, и уехать в Соединенные Штаты Америки. Началась новая глава его жизни, о которой как-нибудь в другой раз.

Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня - Михаил Сперанский. Его представит Борис Парамонов.

Борис Парамонов: Михаил Михайлович Сперанский (1772 - 1839) - имя, безусловно, знакомое людям, читавшим толстовскую "Войну и мир". Это тот важный сановник, с которым хочет работать оправившийся от ран князь Андрей, решивший посвятить себя статской службе. Поначалу всё шло у них хорошо, но вот Сперанский пригласил князя Андрея на домашний обед, и толстовский герой разочаровался в своем новом как бы и кумире: Сперанский, угостив собравшихся очень хорошим вином, закрыл бутылку на ключ и спрятал в шкаф, приговаривая: "Хорошее вино в сапожках ходит". И вот князь Андрей почувствовал, что не может больше иметь дела с этим человеком.

Это незабываемая сцена, конечно, но, продолжая винную метафору, можно вспомнить Грильпарцера, сказавшего: судить о жизни по литературе - всё равно, что о вине по винограду. Тем не менее по реакции толстовского высокородного героя можно понять, как отнеслась к Сперанскому высшая аристократия во времена Александра Первого, и не только она, но буквально весь правящий аппарат тогдашней России, вплоть до департаментских писарей. Он сумел вызвать к себе всеобщую ненависть, менее всего объясняемую снобизмом титулованных дворян.

Сперанский появился на правительственной сцене, когда Александр Первый, в начальную, либеральную эпоху своего царствования, обдумывал некоторые либеральные реформы, долженствующие превратить Россию в европейское государство. Лучшего помощника, чем Сперанский, ему было не найти: он вышел из семьи священника, но получил хорошее богословское образование, а также упорно и успешно самообразовался - и делал успешную карьеру в правительственном аппарате. Уже в 1803 году царь поручил ему составить план устройства судебных и правительственных мест в империи. Это был так называемый первый конституционный проект Сперанского. Благоволение царя к Сперанскому возрастало - в 1807 году он взял его с собой в Эрфурт на свидание с Наполеоном. Это был пик в возвышении Сперанского, он стал ближайшим к императору человеком. Самые смелые проекты Сперанского, казалось, были близки к осуществлению. А среди этих проектов было, ни более, ни менее, введение в России конституции и учреждение парламента (названного, естественно, думой), то есть превращение абсолютистского самодержавия в либеральную конституционную монархию.

Понятно, что паника среди русских людей началась великая. Поначалу взвыло среднее чиновничество. В 1809 году был выпущен указ о новом порядке получения гражданских чинов: придворные звания вообще не давали права на чин, а для возведения в чины коллежского асессора и статского советника требовалась сдача экзамена по университетской программе. У крапивного семени, как издавна называли в России чиновников, грозили отнять кормушку. (Нынешним чиновниками это не грозит: они все с высшим образованием, полученным бесплатно при советской власти.) Очень непопулярной была финансовая реформа, проводившаяся Сперанским: была увеличена в три раза (с одного рубля до трех) подушная подать, а также впервые налогообложению подвергались помещики, налог на которых предполагалось ввести до десяти процентов по проекту.

Конституционные намерения Сперанского широкой публике не были известны, но люди наверху, конечно, знали о них. Получилось так, что Сперанский восстановил против себя всех - и чиновничество, и дворян-помещиков, и высшую придворную аристократию; да и крестьян бы восстановил, если б они знали о том решении, которое готовилось по крестьянскому вопросу: дать мужикам личную свободу, но освободить без земли.

На Сперанского пошли доносы царю. Прежде всего, конечно, его назвали наполеоновским шпионом. В одном из доносов, который позднее приписывали знаменитому московскому градоначальнику графу Растопчину, говорилось:

"Письмо сие есть последнее, и если останется недействительным, тогда сыны отечества необходимостью себе поставят двинуться в столицу и настоятельно требовать как открытия сего злодейства, так и перемены правления".

Это была прямая угроза дворянским переворотом. Такими переворотами был полон русский восемнадцатый век, так что Александр Первый, сам вступивший на престол в результате заговора, мог считать угрозу вполне реальной. В 1812 году незадолго до войны царь отстранил Сперанского - как всегда, стеная и плача. Жаловался мадам Крюденер: у меня отняли правую мою руку. Сперанского увезли в ссылку с фельдъегерем, но очень скоро вернули к государственной деятельности: сделали пензенским губернатором, потом губернатором Сибири, а позднее Александр его вернул в Петербург, на должность члена Государственного Совета, который был преобразован раньше по его же, Сперанского, проекту. Уже при Николае Первом Сперанский был назначен главой комиссии по кодификации русского законодательства и, будучи, гением канцелярии, провел эту работу на высшем уровне. Перед смертью он был пожалован в графское достоинство.

Обширные конституционные проекты Сперанского не только не могли реализоваться, но и задуманы были не с того конца. Речь действительно шла о выборных законодательных органах - как на местах, так и в самом центре, - но так и не был выработан порядок их избрания. Да и можно ли говорить о необходимости и благодеяниях конституции, когда нет главного - гражданского общества, самодеятельного, независимого от государства - тем более от господ-помещиков - населения?

Сам Сперанский писал позднее, в 1820 году:

"Все чувствуют трудности управления как в средоточии, так и в краях его. К сему присовокупляется недостаток людей. Тут корень зла: о сем прежде всего дОлжно бы было помыслить тем юным законодателям, которые, мечтая о конституциях, думают, что это новоизобретенная какая-то машина, которая может идти сама собою везде, где ее пустят".

Вот так примерно должен думать Горбачев, подводя итоги своей реформаторской деятельности.

Что осталось от Сперанского? Он реформировал в лучшую сторону работу Государственного совета, ставшего при царях очень авторитетным законосовещательным органом, дал новое начертание, как говорили в старину, деятельности правительственных и судебных учреждений (совет министров и сенат). Кодифицировал, как уже говорилось, русское законодательство. И еще: при работе над кодексом, разросшимся, как выяснилось, на множество томов, предложил типографское новшество: печатать букву "т" на одной, а не на трех ножках, что сэкономило много бумаги.

Контора пишет.

Иван Толстой: В Варшаве закончился фестиваль "На перекрестке культур", где представлены были различные коллективы из стран, чьи национальные меньшинства живут в польской столице. Цель - познакомить варшавян с культурой тех, кто живет рядом с ними. Рассказывает Алексей Дзикавицкий.

Алексей Дзикавицкий: Организаторы говорят, что за последние годы Варшава очень изменилась, стала окном Польши в мир. В польскую столицу приезжают жить и работать тысячи иностранцев, причем не только из стран Европейского Союза, но и из государств Восточной и Центральной Европы. Говорит представитель оргкомитета фестиваля Гжэгож Бонецкий.

Гжегош Бонецкий: Фестиваль называется "На перекрестке культур", и где же ему с таким названием проходить, как не в Варшаве! Ведь в нашем городе живут люди самых разных национальностей - украинцы, евреи, французы, русские и так далее, с культурой которых варшавяне часто совершенно незнакомы. Мы не хотим, чтобы представители этих народов были "чужими и непонятными" для жителей столицы, поэтому нужно показать варшавянам богатство их культур.

Алексей Дзикавицкий: В Варшавской магистратуре не скрывают, что фестиваль должен стать одной из визитных карточек столицы, событием, на которое будут съезжаться зрители со всей Европы, поэтому его программа поражает своим размахом - выступили около двух десятков музыкальных коллективов, в том числе симфонический оркестр из России и грузинский хор Рустави, рок и поп-музыканты, свои работы представили художники, фотографы, театральные коллективы, мультипликаторы из Белоруссии, Франции, Литвы, Германии.

Гжегош Бонецкий: Откровенно говоря, я считаю, что все участники фестиваля показали высокий класс. Конечно, что-то может нравиться больше, а что-то меньше, ведь это дело вкуса. Для меня, например, концерт украинской зведы Русланы не был так интересен, как концерт симфонического оркестр из России. Но это дело вкуса, я просто не люблю поп-музыку.

Алексей Дзикавицкий: Большинство фестивальных концертов проходило в огромных палатках на 900 мест, установленных в центре Варшавы вокруг самого высокого здания столицы - Дворца культуры и науки. Несмотря на то, что сентябрь - это очень насыщенный месяц в культурной жизни Варшавы, свободные места на фестивальных мероприятиях были редкостью.

Одним из наиболее интересных событий фестиваля стало выступление белорусского проекта "Народный альбом". Записанная 10 лет назад ведущими белорусскими рок-музыкантами, по сути, рок-опера под таким названием уже успела стать культовой.

Гжегош Бонецкий: Нам кажется, что это очень интересный проект, в котором присутствует самая разнообразная музыка. Кроме того, исполняют эту музыку лидеры лучших белорусских групп, и поэтому, прослушав такой концерт, человек может получить представление о современной белорусской музыкальной культуре".

Алексей Дзикавицкий: Музыканты из "Народного альбома" уже три года не представляли свой проект на Родине - практически все они находятся в так называемом "черном списке" властей, а музыкантам и группам из этого списка не разрешают организовывать концерты, их песни запрещено пускать в эфир даже коммерческим радиостанциям. Белорусский рок запрещен, потому что музыканты поют по-белорусски, и тексты их песен зачастую толкуются как протест против существующей системы.

Говорит Лявон Вольский, лидер белорусской группы "НРМ", один из основных авторов и исполнителей "Народного альбома".

Лявон Вольский: Раньше получалось еще показать белорусской публике "Народный альбом" раз в год, иногда два, в хороших залах. Но после печальноизвестного распоряжения белорусских властей, это стало невозможным. Конечно, мы хотели бы выступать прежде всего в своей стране, однако можем это делать преимущественно за границей.

Алексей Дзикавицкий: "Народный альбом" - это истории из жизни небольшого белорусского городка на границе между Советским Союзом и Польшей в междувоенный период - от провозглашения независимой Белорусской Народной республики, польско-большевистской войны и до раздела Польши согласно пакту Молотова-Риббентропа.

Концерт "Народного альбома" в Варшаве прошел с большим успехом. По словам Гжэгожа Бонецкого, успех не только белорусского музыкального проекта, но и всех остальных концертов, выставок, свидетельствует о том, что фестиваль пришелся варшавянам по душе.

Гжегош Бонецкий: Мне кажется, что фестивальные выступления понравились жителям нашего города. Например, в больших концертных палатках, которые рассчитаны на 900 человек, нередко не хватало мест, и полиция была вынуждена ограничивать вход на концерты. В следующем году будет второй фестиваль "На перекрестке культур". Сейчас мы думаем над сроками его проведения. Чтобы в как можно меньшей степени пересекаться с другими культурными мероприятиями. Но фестиваль наверняка будет.

Иван Толстой: Во Францию возвращается мода на мачо. Из Парижа - Дмитрий Савицкий.

Дмитрий Савицкий: Маршал Анри Филипп Петэн, увы, сильно изменил наше представление о городке Виши, который до позорных лет коллаборационизма был все же одним из самых знаменитых курортов мира. И почтовая марка со свастикой с трудом отклеивается от этой туристической открытки, на которой - сады и лечебницы на берегу реки Алье:

Но в наши дни Виши славится тем, что на его курорты потянулись мужчины, желающие улучшить свой look. Все те маленькие хитрости, что десятилетиями принадлежали миру женщин, - лицевые маски, мезотерапия и лимфодренаж, эпиляция, коррекция фигуры и так далее, - теперь доступны и сильному полу. Мужчина хочет выглядеть моложе, здоровее, привлекательнее: Он растерял свои комплексы и теперь, не прячась, покупает в "Галери Лафайет" или "Бон Марше" - лосьоны и кремы для лица:

Но! Но кажется, противоположная тенденция так же набирает силу!

Бриджит Бенкемун, Франс-Инфо: Вы думали, что "новый тип мужчин" - это мужчины, которые немного гермафродиты, помешенные на кремах от морщин и на шампунях и кондиционерах, не стесняющиеся женской части своей натуры: Их называли "метро-сексуалами". Называли! Потому что с этим покончено. То есть вы, при желании, можете и не выбрасывать банки с кремом, но отныне кремом лучше пользоваться втихаря. А любителям эпиляции и гладкой кожи - вам самое время забыть об этом, потому что во всем, что касается мужчины и мужского - наступает резкий поворот на все 180! Конец кокетству, нежностям и чувствительности. Как бы вам это ни показалось невероятным, этим летом модный мужчина - это мужчина - МАЧО:

Дмитрий Савицкий: С середины шестидесятых и до наших дней современный мужчина прошел через добрую дюжину метаморфоз. В 60-х Франция все еще копировала Хемфри Богарта, и Алэн Делон носил тренчкот с плеча великого актера. Да и шляпы - из тех же ч\б серий. Как, впрочем, и Жан Габен: рубашки, застегнутые до последней пуговицы, обязательные галстуки, перчатки - мужчина был джентльменом. Этот элегантный мачизмо неожиданно в одночасье был не упразднен, а поставлен под вопрос. Кем? Джеймсом Дином. Марлоном Брандо. Еще проще - Жераром Филиппом, который внес нечто свое, уже французское, но с той самой мягкостью, которая указывала на то, что он не боялся в себе и слабых сторон, не старался играть мускулами.

Ну, а потом, конечно, взрыв, фейерверк, дети цветов, длинные волосы, шарфики, розовые пиджаки, рубашки с золотой искрой, каблуки в пять сантиметров: мужчина открыл невероятную возможность - себя украшать, кокетничать, распускать перья: Он открыл в себе - её! В итоге, все мы попадали в ситуацию, когда не знали, с кем говорим, с мужчиной или женщиной.

С тех пор стилистические волны накатывали и откатывали: Мужчины отпускали волосы до плеч, бороды, потом стриглись наголо, заводили усы и эспаньолку, носили все в обтяжку или все болтающееся как на вешалке: Гомосексуализм перестал быть пугалом и пороком. Политики на верхах власти стали делать лицевые подтяжки, пользовались лампами искусственного загара, а психоаналитики все чаще говорили об освобождении женского в мужчине и мужского в женском.

Короче androgenisme, дву-полость и бисексуальность, "гомо и би" - были признаны, и от них, по крайней мере, в больших городах, перестали шарахаться.

Постепенное возвращение к декларированной принадлежности к мужскому полу является и реакцией на массовые движения гомосексуалистов, а также - на все более усложняющиеся условия жизни. Впервые чисто мачистский вид французы обрели в эпоху первой войны в Заливе. Короткие прически, полувоенные брюки и куртки, бутсы. Недостаточно, конечно, внешне объявить себя мужчиной, внутренне оставаясь неопознанным сексуальным объектом. Но сексуальная контрреволюция СПИДа, терроризм, войны, пример англосаксонских и скандинавских стран, вынуждают расслабившийся сильный пол оповестить мир о наличии первичных и вторичных:

Явление это - не без парадоксов.

Вансан Грегуар, стилист: Это возвращение настоящего мужчины, мачо, тестостерона. Мужчины, который является архетипом мужчины. Причем, как среди гетеросексуалов, так (и даже чаще!) среди гомосексуалистов. Ничего женственного! Теперь в моде скорее заросшая грудь с медальоном, кожаные куртки: Все, что создает образ - настоящего мужчины...

Дмитрий Савицкий: Все же возникает вопрос: напористый крутой мачо - всего лишь стиль? мода? картинка? Помогут ли кожаные куртки и цепи возродить, усилить такие качества как решимость, отвага, ответственность? Если нет, мы их сменим опять года через три, как сапоги, как эти самые кожанки:

Мода и стиль - это искусство быть или наука казаться?


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены