Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-08-04]
Поверх барьеров - Европейский выпуск60-летие освобождения Парижа. Итальянские книги о России. Русские европейцы: Герцен. Берлин: Долгая ночь музеев. Европейская фигура: Сесар Видаль. Записки русского путешественника: БолгарияРедактор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Поверх Барьеров. Европейский час. Программа о единстве культуры, об исторических переплетениях и взаимном влиянии России и Европы. Что смотрят, читают, о чем думают на этой неделе в Европе и как отзываются на это русские европейцы. Событием недели на этот раз стал юбилей - 60-летие освобождения Парижа. Историко-документальный репортаж Дмитрия Савицкого. Голос генерала де Голля: "Париж! Париж оскорбленный... Париж израненный! Париж замученный!... НО! Но Париж - освобожденный! Сам себя освободивший! Освобожденный парижанами и своей армией". Дмитрий Савицкий: Ставшая исторической, короткая речь генерала де Голля, произнесенная в 7 часов вечера 25 августа 44 года перед ликующей толпой на площади городской ратуши. Речь, произнесенная три с половиной часа спустя после того, как комендант Парижа, генерал фон Шолтитц, подписал на Монпарнасском вокзале столицы соглашение о безоговорочной сдаче города. Фон Шолтитц меж тем командовал 4 полками стрелков, батальоном элитных войск, бригадой противовоздушной обороны, и в его распоряжении было 17 танков. Но он ослушался приказа Гитлера, в котором чётко говорилось: "Париж можно сдать врагу, лишь если он превратится в руины"... Фон Шолтитц знал, что Германия проиграла войну, и понимал, что превращение Парижа в песок и щебень будет историческим преступлением. Фюрер больше не имел над ним власти. Освобождение Парижа от немецких оккупантов все эти десятилетия было легендой. Легендой для французов. "Мифом -, как пишет историк Каспи Андрэ и добавляет: - Мифы - живучи. Париж, освобожденный восставшим людом, - это миф, но миф святой и необходимый". В 1989 году, когда Франция праздновала не менее знаменательную дату - 45-летие высадки в Нормандии и 45-летие Освобождения столицы, министр обороны Франции в правительстве социалистов Жан-Пьер Шевенемон, отказался участвовать в праздновании на площади Hotel de Ville, так как мэром города был голлист Жак Ширак, а голлисты и левые отстаивали разные версии Освобождения Парижа. Где же кончается миф, и где начинается историческая правда? И почему - лишь теперь? Маленький пример: впервые французское ТВ говорит нынче открыто о том, что среди первых танкистов, вошедших в Париж, были испанцы танковой колонны капитана Дронна. Суть мифа, однако, проста. Французское Сопротивление было немногочисленным, и в состав его входило множество различных группировок. Сопротивление не было стопроцентно левым, не состояло на все сто из коммунистов. Но Сопротивление было готово взять власть в руки в случае после победы. Кто владеет Парижем, владеет Францией. Не только де Голль был в ужасе от идеи, что власть в послевоенной Франции будет захвачена коммунистами, но и еще один генерал - Эйзенхауэр. Отношение Рузвельта и Черчилля к де Голлю были так же непростыми. Черчилль ни мало, ни много весьма часто просто в упор не видел лидера Свободной Франции. В подобных условиях утверждение власти де Голля в частично восставшем Париже, частично освобожденном Париже было воистину цирковым номером. Учебники истории навели на этот эпизод глянец. Париж взбунтовался 10 августа, несколько недель спустя после высадки союзников в Нормандии. Бунт сначала выглядел как забастовка. Начали, традиционно, железнодорожники, подсоединились служащие почты, префектуры, санитары, строительные рабочие и даже работники похоронных служб. В город больше не подвозили продовольствие, остановилось метро, гасло электричество. В эти странные дни, как вспоминают абсолютно все свидетели событий, в Париже работал лишь телефон. 18 августа на стенах появились листовки: "Время восстания наступило! Да здравствуют союзники! Да здравствует республика"! 19 августа над зданием центральной префектуры взвился триколор. 20 августа мосты через Сену охраняли молодые люди, вооруженные будуарными пистолетами. Оружия не хватало, население строило баррикады (600), училось превращать бутылки из-под кальвадоса в "коктейли Молотова" Айк, генерал Эйзенхауэр, отнюдь не собирался освобождать Париж. Стратегического значения город не имел. Зато он мог стать кошмаром. Перспектива уличных боев, затянувшихся на месяц или два, заставили бы Айка бросить свои силы в обход столицы. И лишь настойчивые депеши о том, что город восстал, что срочно нужна помощь, заставили генерала принять трезвое решение и позволить 2-й французской бронетанковой дивизии генерала Жака Леклера двинуться с юга и юга-запада на Париж. Вот что пишет Каспи Андрэ: "Вторая французская бронетанковая была в полной зависимости от американского снабжения. Генерал Леклер находился под командованием американского генерала Джи Роу, командовавшего 5-й американской армией. В то время, как танки Леклера входили в Париж, 4 американская дивизия зачищала город с востока. Париж в равной степени обязан освобождению как французам, так и американцам". Вспомним испанцев. Мифы живучи. Освобожденный Париж попал под бомбовые авиаудары нацистов. В свободном Париже погибло 189 человек и 890 было ранено. Сегодня в столице - народный бал. Иван Толстой: Военная тема сегодня прозвучит и в следующем сюжете - о новых итальянских книгах на российскую тему. Из Неаполя рассказывает Михаил Талалай. Михаил Талалай: Мы сразу забыли об итальянском экспедиционном корпусе эпохи второй мировой войны: врагом был немец, а вовсе не голодный небритый "макаронник". Не могут забыть о Русской кампании итальянцы - для них разгром в заснеженных степях стал трагическим воплощением мифа о бескрайних просторах, "сибирских морозах" и загадочности русских (зачастую спасавших от смерти незадачливых оккупантов). О Русском походе итальянцы уже написали много. Первой фундаментальной исторической книгой стала монография "Italianzy Kaputt" (1959), подробно изложившая судьбу корпуса. Обильно документированная, она страдала, впрочем, тенденциозностью, ибо создавалась в разгар холодной войны. За ней последовало множество других исследований: назову лишь несколько имен историков, глубоко занимавшихся этой темой - Арриго Петакко, Пьер-Луиджи Бертинариа, Альдо Разеро. Они в целом и частями воссоздали ход событий - от оправки первого солдата на Восточный фронт в июле 1941 года до возвращения последнего военнопленного в феврале 1954. Обычно выделяют четыре этапа кампании: победоносное продвижение итальянцев к Дону; их стойкое сопротивление во время контратаки Красной армии; разгром и отступление; плен. О масштабах национальной драмы может свидетельствовать хотя бы такой факт: в СССР из Италии отправилось 700 железнодорожных составов с солдатами, а вернулось лишь 17. Трагической эпопее нужен был свой сильный и верный голос. Таковой обрелся у Марио Ригони-Стерна, который сам признавался, что "стал писателем не по призванию, а по необходимости". Его военная повесть "Il sergente nella neve" (Сержант на снегу), написанная в 1953 году, поразила читающую публику сдержанной мощью и искренностью. Многократно переизданная, она недавно вошла в том полного собрания Ригони-Стерна, где под одной обложкой сверстано почти две тысячи страниц - шедевр полиграфического искусства издательства "Мондадори", выпускающего серию собраний сочинений отечественных и зарубежных классиков. Тексты 85-летнего Ригони-Стерна, большой частью уже опубликованные, собраны тут в порядке не написания, а сюжетов - с начала по конец ушедшего века. Почти всегда у него это войны - Первая мировая, затем Вторая, распадающаяся на албанскую, греческую, русскую кампанию, плен. Причем плен у автора был не русский, а немецкий - после одностороннего нейтралитета, бывший союзник Италии, Гитлер, пошел на нее войною. Именно в нацистском плену, в 1943 году, Ригони-Стерн стал вспоминать Дон и бессмысленную гибель своих соотечественников. Собрание сочинений удивляет своей обращенностью к России. Да, конечно, здесь писатель фронтовой опыт, познал кровь и смерть, состоялся как человек. Однако в его поздних "русских" рассказах проступают другие пространства - очищенные от смрада и дыма. Так, в эссе "Волшебный колобок", автор отправляется в путь по Руси вместе с воображаемым компаньоном - Пришвиным! Спутники ведут долгие беседы, а наш "Михаил Михайлович" величает итальянца "Марием Ивановичем". Им встречаются разные персонажи, из которых более остальных они общаются с протопопом Аввакумом. Пролив кровь в русской степи, Ригони-Стерн как будто с нею породнился. Как он сам признавался, выжить после войны ему помогла поэзия Есенина. И в целом очень точно замечает автор введения к книге Эральдо Аффинати: "дабы познакомиться с писателем Ригони-Стерном я отправился в Волгоград". Сам Ригони-Стерн отправился туда же, на встречу с самим собою, еще в 1971 году, став первым бывшим итальянским военным, которому советские власти дали визу на вьезд в СССР. С тех пор он не раз бывал в этой стране (и после ее распада), всегда оставаясь внимательным и дружелюбным наблюдателем. Рассказы о русских поездках, разбросанные по разным изданиям, в том числе и неопубликованные, собраны в одну главу "Истории с Востока", в то время как всю свою новую книгу автор навал STORIE DALL'ALTIPIANO "Историями с Альтипьяно" (по местности, где он родился и живет). Именно Ригони-Стерну доверили в национальной прессе представить новую важную книгу - исследование Марии-Терезы Джусти I PRIGIONIERI ITALIANI IN RUSSIA "Итальянские пленники в России". Отличие от других книг на эту печальную тему - новая архивная база, а также обширная меуарная литература. ...Бoльшая часть итальянских солдат погибла не на полях сражений, а в лагерях. Согласно официальным сведениям НКВД, там содержалось 50 тысяч итальянцев, по данным ООН - 70 тысяч. На родину вернулось 10087 человек. Почему же такая высокая смертность? Джусти, анализируя данные, показывает, что русские относились к итальянцам много лучше, чем к другим пленным. Основная причина смерти - тяжкая зима 1942-1943 гг. Гибли многие итальянцы от голода и холода - точно так же, как гибли тогда советские граждане. Особая глава посвящена коммунистической пропаганде, распространявшейся среди заключенных. Ее главным инструментом служил журнал "Alba" (Восход), под редакцией членов Итальянской компартии. Джусти уделила внимание и так называемым письмам Тольятти, публикации которых всколыхнула общественность Италии в начале 1990-х гг. - в них коммунистический лидер отрекался от своих соотечественников попавших в беду. Вырванные из контекста и частично "подправленные", "письма" не могут служить доказательством "бессердечности и цинизма" Пальмиро Тольятти. Популяризаторской следует считать книгу плодовитого исторического писателя Альфио Карузо TUTTI I VIVI ALL'ASSALTO "Все живые - в атаку". Ее главный герой - корпус альпийских стрелков, действительно героический. Стрелки, наиболее одготовленные к холоду и снегу, своим умелым сопртивлением зимой 1942-1943 гг позволили части армии вырваться из фатального "мешка". Контрнаступление Красной армии началось 16 декабря 1942 года. Тогда же на помощь пришел и дедушка-мороз: температура опустилась ниже 30 градусов. Спустя месяц пришел приказ Муссолини к отступлению, при этом альпийским стрелкам отводилась роль арьегарда. Особую известность получило сражение "альпийцев" у Николаевки 26 января 1943 г. (это бессмысленная малая победа описана и в мемуарах фронтовика Эдисто Корради, опубликованных посмертно, в 1999 г. ). В книге анализируются итоги самой бесславной кампании Муссолини: 230 тысяч мобилизованных, 100 тысяч павших, от 50-70 тысяч военнопленных. Остаток от армии подсчитать нетурдно. Так закончился поход на "защиту тысячелетней европейской культуры", поход, которого даже не желал Гитлер, не говоря о военных специалистах, знавших как завязана Италия на других фронтах. Смертью своих солдат Муссолини подписал и смертный приговор самому себе. Военные мемуары не перестают выходить. 90-летний туринский капеллан дон Итало Руффино был в России вместе с дивизией "Торино" всего три месяца, но этот небольшой срок стал вероятно самым большим его жизненным. На обложку книги мемуарист поместил картину своего фронтового товарища, Ивана Курача, уроженца Львова, эмигрировавшего в Италию. Курач более всех боялся плена, так как был уверен, что красноармейцы его расстреляют сразу как изменника, несмотря на итальянское подданство. Бог миловал, Курач и Руффино, прибывшие на Дон к моменту разгрома армии, получили приказ вернуться... Титул книги представляет собой некий триколор: BIANCO ROSSO E GRIGIOVERDE "Белый, красный и серо-зеленый". Автор вложил в эти цвета свой смысл: белый - цвет зимних степей, красный - цвет пролитой на ней крови, серо-зеленый - цвет итальянской униформы (в последний цвет выкрашена и обложка). Рассказчик начинает свое повествование с 14 ноября 1942 года, когда он сел в Болонье в военный состав, двигавшийся на восток. С собой священник взял запасные дары для причастия и пять больших бутылей кьянти. Кьянти, как пишет падре Итало, "закончилось еще до приезда в Венецию", а вот запасные дары ему пригодились позднее - когда священник причащал солдат, сотнями умиравших на белом снегу. Иван Толстой: С сегодняшнего выпуска Европейского Часа мы открываем новую рубрику - "Русские европейцы". Она посвящена тем фигурам в русском прошлом и настоящем, которые интеллектуально, культурно, духовно, биографически связали себя с Европой, но остались при этом драматически неотделимы и от России. Портрет первый - Александр Иванович Герцен. Борис Парамонов: Разговор о русских европейцах естественнее всего начать с Герцена. Хронологически можно было бы начинать и раньше - хоть с князя Хворостинина, едва ли не первого русского западника, а хоть бы и с Курбского, перебежавшего от Ивана Грозного к полякам. Но Герцен потому видится первостепенной фигурой в этом отношении, что он осознал проблему "Россия и Европа" теоретически и запечатлел результаты своих раздумий в блестящих текстах. Самым представительным из них являются те фрагменты из "Былого и дум", которые озаглавлены "Западные арабески". Герцен потому еще важен, что он не просто западник, а подлинный европеец. Причем, что самое интересное, - он человек, разочаровавшийся в Европе. Разочарование пришло, когда он, свидетель и едва ли не участник революционных событий в Италии и Франции 1847-48 годов, увидел поражение тогдашней революции и понял неизбежность этого поражения. Не нужно забывать, что Герцен был одним из первых русских социалистов, первоначальные его инспирации идут от французских утопических социалистов, особенно Сен-Симона и сен-симонистов. Это уже впоследствии, в спорах со славянофилом Хомяковым, усвоившим тогдашнюю философскую новинку - Гегеля, - Герцен почувствовал необходимость углубить свои философские представления - и сам овладел Гегелем не хуже Хомякова. Известный герценовский труд, созданный еще в России - "Письма об изучении природы", написан, так сказать, вдоль Гегеля, основан на гегелевской "Истории философии". Герцен мог как угодно оспаривать и уточнять Гегеля, но одной мыслью он был по-своему захвачен, хотя и осуждал ее у других, например у Белинского: это был знаменитый тезис о тождестве логического и исторического. История есть прогресс в сознании свободы, говорил Гегель, - а у него сознание есть одновременно и воплощение в исторической плоти; по крайней мере, такую позу принимает Гегель. Теоретически Герцен мог оспаривать это положение; но ему, убежденному социалисту, хотелось верить, что социализм есть следующее слово, следующий неизбежный этап в историческом движении Европы. И вот, наблюдая крах революций 1848 года, Герцен и пришел к некоему тотальному пессимизму в отношении истории; мягче сказать - скептицизму. "Истина логическая - не одно и то же с истиной исторической, она имеет свое страстное и случайное развитие, сверх своего разума, она имеет свой роман", - писал Герцен в "Западных арабесках" - и ту же мысль развивал во всех своих сочинениях, написанных после революции. На его глазах политическая революция не переросла в революции социальную, попытка рабочего восстания в июньские дни 1848 года в Париже была кроваво подавлена. Самым удручающим впечатлением Герцена было то, что в этом подавлении активно участвовали не то что реакционеры-аристократы, а именно демократические силы, Национальная Гвардия, которая рекрутировалась из самых что ни на есть средних слоев населения - из мелкой буржуазии, как сказали бы сейчас. У Герцена слово буржуазия употребляется редко, он предпочитал ему другой термин, бывший по существу русской калькой, - мещанство. Вот, пожалуй, наиболее представительный текст Герцена в этом отношении:
Не раз Герцен вспоминал знаменитые слова аббата Сийеса из его брошюры, появившейся в самом начале великой революции 18 века: "Что такое третье сословие? Ничто. Чем оно должно стать? Всем". Третье сословие - первые два аристократия и духовенство - и есть буржуазия. Герцен увидел всесилие буржуазии во Франции, да и по всей Европе, он пришел к выводу, что социалистический проект на европейской почве невозможен. И при всем своем сочувствии к "работникам", как он говорил, то есть к пролетариату, Герцен разуверился и в его, пролетариата, социалистических потенциях. Работники в Европе, писал позднее Герцен, это те же мещане, их иделы мещанские, всё, о чем они мечтают, - это выйти в мещанство, приобрести какую-нибудь собственность. Вот это и называется духовной драмой Герцена: социалист и западник не нашел на Западе, в Европе возможностей для социальной, как тогда говорили, то есть социалистической революции. Автор первой серьезной работы о Герцене, написанной сразу после его смерти в 1870 году, Н.Н. Страхов назвал Герцена разочарованным западником, превратившимся в нигилистического славянофила. Но прежде чем сказать о славянофильских обертонах, появившихся в мысли Герцена, отметим еще одну интересную деталь: его веру в Америку. Вот ключевое в этом смысле высказывание Герцена: "Этот народ, молодой, предприимчивый, более деловой, чем ученый, до того занят устройством своего жилья, что вовсе не знает наших мучительных болей (...) Лица, составляющие слои в тамошнем обществе, беспрестанно меняются, они подымаются, опускаются с итогом дебет и кредит каждого. Дюжая порода английских колонистов разрастается страшно; если она возьмет верх, люди с ней не сделаются счастливее, но будут довольнее. Довольство это будет плоше, беднее, суше того, которое носилось в идеалах романтической Европы, но с ним не будет ни царей, ни централизации, а может, не будет и голода". В сущности, Герцен видит в Америке возможность реализации того идеала, который и Европой овладел, - то есть создания преуспевающего буржуазного общества, в котором не будет острых социальных антагонизмов, характерных для старой Европы. Нельзя сказать, что он радуется этому, что он по своим симпатиям из европейца превратился в американца, - но он угадывает естественность подобного развития для страны, лишенной сложного европейского прошлого. Европейская же культура слишком богата и утонченна, чтобы в целом принять подобное всеобщее преуспеяние за идеал. Герцен говорил истину для своего времени, но в длительной исторической перспективе он оказался не прав. Нынешняя Европа, как известно, вполне примирилась с той ситуацией всеобщего материального благополучия, которую можно назвать даже и социализмом - с человеческим лицом, естественно. Европа сегодня - это синтез социализма и буржуазности, рабочие действительно стали в ней мелкими буржуа. И никто вроде бы не возражает. Герцен предвидел эту возможность, поэтому его социалистические упования сориентировались в другом направлении. Он увидел страной будущего истинного социализма - Россию. Здесь и был его поворот к славянофильству. Он усвоил славянофильскую идею о русской крестьянской общине с ее коллективным владением землей как подлинном генотипе русского развития, но придал этой идее социалистическую окраску. Русский человек - в тогдашнем громадном большинстве крестьянин - лишен буржуазных собственнических инстинктов, это готовый элемент социалистического общества. Из этого утверждения Герцена родилось русское народничество. Случилось нечто парадоксальное: обратившись к России, европеец Герцен утратил весь свой тяжким опытом нажитый скептицизм. Человеку свойственно веровать, еще лучше сказать - надеяться. И никакие опыты не лишат россиян надежды - если не на какой-либо истинный социализм, то на приличную жизнь нынешних европейцев. В скептическом приятии малого и прозаичного и будет заключаться истина. Иван Толстой: В германской столице в новой Национальной галерее заканчивает свою работу выставка "МоМА в Берлине", представляющая более 200 шедевров живописи и скульптуры из собрания Нью-йоркского Музея современного искусства. Для того, чтобы попасть на эту выставку люди выстаивают в очереди до 9 часов. В эти дни на выставке ждут миллионного посетителя, но Берлину и этого мало. На этой же неделе городу предстоит пережить еще одно зрелище - долгую ночь музеев. О том, что это такое, рассказ Юрия Векслера. Юрий Векслер: Энциклопедии определяют музеи как место, посвященное музам, музей - это храм муз, от древнегреческого слова musa. Музеи согласно тем же энциклопедиям - это "научные, научно-просветительные учреждения, осуществляющие комплектование, хранение, изучение и популяризацию памятников естественной истории, материальной и духовной культуры - первоисточников знаний о развитии природы и человеческого общества. Музеи сосредоточивают в своих фондах главным образом предметы вещественные и изобразительные, в том числе произведения искусства, вместе с тем в музеях хранятся и письменные источники". Все вышесказанное может наглядно продемонстрировать Берлин, город 170 музеев, начиная по немецкому алфавиту с Египетского Музея с собранием папирусов и заканчивая музеем сахара, - вот так вот от египетских ночей до сладкой жизни. У любимого в Берлине Феллини нет своего музея, зато на Новой Потсдамской площади в киноцентре, построенном японцами (из фирмы "Сони") уже несколько лет работает оригинальный музей кино... А что до древнеримской и древнегреческой архитектуры, то над когда-то вывезенными с мест раскопок порталами храмов и палаццо, в частности над знаменитым Пергамским алтарем, было сооружено специальное здание музея Пергамон... Служенье муз не терпит суеты, но требует времени, которого в у жителей мегаполисов катастрофически не хватает. А жаль, - в германской столице есть на что посмотреть. В городе не просто много хороших, подчас уникальных музеев, в нем есть еще и остров музеев, обтекаемый рекой Шпрее и каналом Купферграбен. А там, где есть остров музеев, не могла не родиться идея ночи музеев, и она родилась несколько лет назад. И вот уже в 16 раз пройдет на этой неделе, становящаяся раз от разу все более посещаемой, долгая ночь музеев. Что это такое? В час, когда по немецкому законодательству обязаны закрываться почти все магазины, а именно в 18 часов, музеи как раз открывают свои двери для посетителей и не закрывают их до 2 часов ночи. В течение 8 часов любой желающий по единому билету может провести время с музами ... в любых пришедшихся ему по вкусу музеях, хоть во всех ста, участвующих в акции. Общая площадь, на которой расположены музеи, - около 400 квадратных километров. Помогает одна важная особенность проведения этого фестиваля наук и искусств. Билет, который действителен во все музеи, действителен и на все виды городского транспорта с 15 часов до 5 утра. А еще между несколькими неподалеку друг от друга расположенными музеями для обладателей билетов проложены круговые маршруты специальных автобусов. Это облегчает задачу соединить самое разное приятное с самым разным полезным... Стоит такой чудо-билет 12 евро, а для школьников, получателей социального пособия, безработных, солдат срочной и альтернативной службы, пенсионеров, инвалидов - 8 евро. Дети до 12 лет проходят бесплатно и гуляют, пока не заснут от культурного шока - легче всего в этом варианте колясочникам, что я наблюдал на выставке МоМА. Во многих музеях, в частности, в так называемом Старом музее, где собраны произведения античного искусства, есть и специальная программа для детей. В такую ночь музеем становится и то, что в дневное время таковым не является, например знаменитая берлинская красная ратуша, в которой можно увидеть выставку "Берлин в гипсе с 1790 по 1850 год". Пришедших в резиденцию бургомистра встретят не только гипсовые скульптуры, но и живой немецко-польский хор, вообще же во многих музеях в этот длинный вечер устраиваются различные концерты, посещение которых также включено в стоимость билета. Кроме больших и малых галерей, в программе участвуют церкви и соборы, но доминируют все же нормальные музеи: истории медицины, берлинского метро и электрички, технический музей, новое здание которого украшает подвешенный на специальных тросах американский самолет первых послевоенных лет - один из тех, которые помогли берлинцам выжить во время продовольственной блокады. Продолжим список: музей мостов, немецкий музей Гугенхайма, цитадель Шпандау, той знаменитой своей тюрьмой части города, которая старше самого Берлина на 300 лет... Ждут ночных посетителей и исторический музей с новой пристройкой, спроектированной американским архитектором китайского происхождения Ео Минг Пейем, автором пирамиды в Лувре, и музей гомосексуализма, и знаменитый музей берлинской стены Чекпойнт Чарли, и совсем недавно открывшийся музей фотографии с собранием работ Хельмута Ньютона. А тем, кому одной ночи не хватит, а днем ну совершенно нет времени, придется ждать до 29 января - это дата проведения 17-ой длинной ночи музеев или 17-го остановленного на 8 часов чудного мгновения встречи с музами. Иван Толстой: На очереди наша рубрика "Европейское имя". Престижная литературная премия "Духовность", которую ежегодно присуждает мадридское издательство "Мартинес Рока", в этом году досталась испанскому писателю и журналисту Сeсару Видaлю за роман "Завещание рыбака". Книга - на библейскую тему. В ней жизнь Христа описывается глазами апостола Петра. Планируется перевод романа на иностранные языки, в том числе на русский. Об авторе романа рассказывает наш мадридский корреспондент Виктор Черецкий. Виктор Черецкий: Этого человека в Испании знаю многие. Он считается одним из самых образованных людей страны. Историк, журналист, писатель и теолог, политолог и юрист, Сесар Видаль, которому сейчас 46 лет, имеет три докторские степени, полученные в ведущих научных центрах Испании и США. Он является автором более 130 книг - исторических и философских исследований, а также романов. Некоторые из них, к примеру, "Конь, который научился летать", "Пять ключей от неизвестного", "Мандрагора двенадцати лун", стали бестселлерами. Тема России занимает особое место в творчестве писателя. Вот что рассказывает об этом сам Сесар Видаль: Сесар Видаль: Для меня, как историка, Россия - представляет огромный интерес по нескольким причинам. Во-первых, между Россией и Испанией, как странами, находящимися на границах Европы, можно провести множество параллелей. Русские, к примеру, защищали остальную Европу от монгольских захватчиков с Востока, Испания от арабских - с Юго-Запада. Эта тема пограничных государств, стражей христианской культуры - культуры римской в Испании и культуры греческой в России - для меня очень важна. Наши страны боролись с Наполеоном, прошли через революции, хотя финал революционного процесса был у них различным. К сожалению, в остальной Европе пока не осознали той роли, которую сыграли в ее истории Россия и Испания. Виктор Черецкий: Сегодня Сесар Видаль - один из ведущих специалистов по России и особенно по русской литературе. В его домашней библиотеке, насчитывающей 20 тысяч томов, примерно четвертая часть - книги российских авторов. По своим политическим убеждением Сесар Видаль христианский демократ. Кстати, в Испании поклонников России чаще можно отыскать среди людей правых убеждений. Левые после крушения большевизма потеряли к России всякий интерес. К достоинствам русской литературы Сесар Видаль относит, как он выражается, "глубину проникновения авторов в человеческую душу". В круг его интересов входит как классика, так и современные произведения. При этом писатель считает, что советский период в литературе оценить однозначно нельзя. С одной стороны, цензура мешала, преследовала талантливых авторов, являлась тормозом для развития. Но с другой, само отсутствие свободы, по словам Сесара Видаля, вызывало протест, побуждало к творчеству. "Я думаю, что Солженицына не было бы без большевистского режима", - говорит писатель. Не было бы и многих произведений Булгакова - ни "Мастера и Маргариты", ни "Собачьего сердца". "Мне кажется, что большевистские репрессии, как это не парадоксально, в какой-то степени положительно повлияли на развитие литерного процесса в России". Сесар Видаль продолжает: Сесар Видаль: России я посвятил три книги. В одной из них, в романе, озаглавленном "Крамольный епископ", речь идет о Павле Флоренском. Второй роман называется "Татарское иго". И третья книга - это историческое эссе, посвященное революции 17 года. Она озаглавлена "Утраченные возможности". Виктор Черецкий: В книге о татаро-монгольском нашествии Сесар Видаль обращается к историческим корням Европы, и, в частности, России. Он говорит о значении христианства в деле становления европейской цивилизации. Автор считает, что невозможно понять Россию, не обратившись к ее христианскому наследию, к Рублеву, к культуре монастырей, деяниям отцов церкви. И еще одна тема романа - это обязательное наличие этической основы у той или иной государственной системы. Ведь ни одна власть не может долго существовать без этической основы. Об этом, как отмечает Сесар Видаль, писали еще греческие исследователи в пятом веке до нашей эры. В качестве героя другого своего романа писатель выбрал Флоренского. Почему? Сесар Видаль: В книге о Флоренском я стремился подчеркнуть величие русского национального характера, такие свойства "русской души" как постоянный поиск правды, жажда труда и знаний, а также стремление к свободе даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Отношения ученого и тоталитарной диктатуры, в конце концов уничтожившей его, извечная тема гения и злодейства для меня также важна. Флоренский был русским Леонардо да Винчи. Здесь нет никакого преувеличения, поскольку он был величайшим философом, мистиком, писателем, историком, искусствоведом, математиком и физиком... Одна из самых замечательных фигур 20-го столетия. Виктор Черецкий: Сесар Видаль неоднократно бывал в России, работал в архивах, ездил по стране. Свою дочь Видаль назвал Ларой в честь героини "Доктора Живаго", ну а жену Кармен "переименовал" в Татьяну в честь пушкинской героини - маленькие чудачества литератора. Чем все же можно объяснить подобное увлечение испанца Россией? Сесар Видаль: Есть несколько объяснений моего интереса к России. Те из моих друзей, кто верит в реинкарнацию, говорят, что в прошлой жизни я был русским. Но если серьезно, то мой интерес к России возник еще в детстве. Во-первых, брат моего деда учился в 30-ые годы на летчика в Советском Союзе. Мне навсегда запомнились его рассказы, во многом идеализированные, о России тех времен. С другой стороны, мне всегда очень нравились классики русской литературы. Уже в детстве я познакомился с Достоевским, Толстым, Тургеневым. В юности читал Булгакова, Солженицына, Пастернака и других авторов. Так что интерес к России у меня, можно сказать, семейный, литературный и исторический. Виктор Черецкий: Восхищение рассказами "красного" пилота о "советском рае" и одновременно произведениями Солженицына - вовсе не противоречие. Сесара Видаля интересует и то и другое. В своих исследованиях он вне политики. Он объективный исследователь, пытающийся понять тех или иных деятелей, логику исторических событий. Добавим, что немало времени испанский писатель посвящает истории СССР. Здесь его внимание особо привлекает роль Советского Союза в гражданской войне в Испании. Этой теме он касается в фундаментальной работе "История интернациональных бригад". Автор считает, что в замыслы Сталина, который стоял у истоков создания интербригад в 36-ом году, входило установление контроля над правительством Народного фронта в Испании. Видаль полагает, что в случае победы республиканцев, в стране был бы установлен режим на подобии тех, что появились в Восточной Европе после второй мировой войны. Вместе с тем, писатель считает, что ход войны в Испании не зависел от воли Сталина, поскольку его советники не руководили военными операциями - командование республиканской армии находилось в руках испанцев. Так что планы Сталина провались, и видимо, к лучшему, отмечает Сесар Видаль. Сейчас писатель работает над романом о событиях тех лет. Вот что он рассказывает о своей новой работе. Сесар Видаль: Речь идет о трех русских. Один из героев уезжает из России накануне первой мировой войны и затем попадает в Испанию. Второй герой - белый офицер, мечтавший побывать в Испании, осуществляет свою мечту после поражения Врангеля в Крыму. И, наконец, третий герой - сотрудник НКВД, посланный в Испанию по заданию Сталина. Судьба сводит этих людей. Ведь так было и на самом деле. Россияне воевали как на стороне Народного фронта, так и на стороне Франко. При этом некоторые попали в ряды франкистов вовсе не по идеологическим соображениям. Просто еще до войны они служили в иностранном легионе, который затем сражался на стороне будущего диктатора. Другие же россияне приехали в Испанию специально, чтобы сражаться с коммунизмом. Так гражданская война противопоставила не только испанцев, но и выходцев из России. Прямое столкновение между ними произошло в районе Бельчите на Арагонском фронте. Виктор Черецкий: В завершении интервью Сесар Видаль решился сказать несколько слов по-русски: Сесар Видаль: Я хотел бы передать привет слушателям радиостанции "Свобода" и пожелать им всего самого хорошего. Иван Толстой: Записки русского путешественника. Сегодня в рубрике - Ян Рунов, вернувшийся из Болгарии. Ян Рунов: В советские времена говорили "Курица не птица, Болгария не заграница" (впрочем, так же говорили про Польшу). Этим летом я - человек с давним советским и с нынешним американским жизненным опытом - оказался в Болгарии впервые. Здесь проходила очередная ежегодная конференция русской прессы. Во-первых, после Москвы и Нью-Йорка София показалась городом не очень большим. Фасады зданий в центральных районах города - с осыпавшейся штукатуркой, в трещинах. Зато новые и строящиеся районы удивляют разнообразной архитектурой с обилием нестандартных форм, активным использованием декоративного стекла. Поразило глубочайшее уважение к России. Причём, к России вообще, будь то Российская империя, Советский Союз или Россия сегодняшняя. Улицы Царя-Освободителя, Генерала Скобелева, Графа Игнатьева... Город Толбухин... Люди, охотно говорящие на русском. Хотя, в основном, это представители старшего поколения. Мне всегда интересен этнический состав, который я вижу на улицах. Бросается в глаза множество цыган - детей, подростков, женщин с детьми. Просят милостыню. Грязноватые. Настырные. Потом выяснил, что цыгане составляют здесь почти 5% населения. Однако болгары жаловались, что их донимают не столько свои цыгане, сколько пришлые из Румынии. Не буду говорить о великолепии Собора Александра Невского - мемориала 200 тысячам российских солдат. Главное - это опять дань болгар россиянам, освободившим страну от мусульман. Болгары говорят об этом так, будто война окончилась только вчера, и только вчера турки были изгнаны... Впрочем, как оказалось, здесь не случайно говорят о мусульманском иге, как о чём-то актуальном. На одной площади мечеть и синагога. Пошёл в мечеть. Была пятница. У входа стоят дюжие добровольцы из правоверных, которые в мечеть "чужаков" не пускают. Мне объяснили, что если бы я шёл помолиться и держал в руках молельный коврик, меня бы пустили, а так, посмотреть, нельзя. Вспомнил, что в Стамбуле, например, да и в других турецких городах туристов пускают в мечеть даже во время молебна. Полюбопытствовал у местных мусульман, кто они. Оказалось, даже не турки, а арабы. А на чьи деньги существует эта софийская мечеть? На деньги Саудовской Аравии. То есть вахабитов... Мусульмане в Болгарии составляют около 13% населения и теперь обладают здесь политической силой. Пересёк площадь. За железными воротами стоит старинная синагога. Меня впустили. Здание обновлено, интерьер в отличном состоянии. В храме всего один человек. Он пожаловался, что на всю Болгарию осталось, примерно, 2 тысячи евреев-прихожан. На молитву даже 10 человек трудно собрать. Сколько всего евреев в стране, он не знает, но, думает, не больше 4 тысяч. Синагога выживает только за счёт пожертвований туристов, которых теперь не много, и за счёт сдачи помещения в аренду под концерты... Русские люди встречались в русских православных храмах, которых немало, у русских памятников - на Шипке или возле монументального "Солдата Алёши". Русские тётки продавали цветочки возле памятника царю Александру Второму Освободителю. Здесь я узнал, что русских в Болгарии сейчас официально 25 тысяч, а если с нелегалами, то все 40 тысяч. Здесь, чтобы получить болгарское гражданство, надо отказаться от российского, что хотят далеко не все. А без гражданства с работой трудно. Впрочем, с работой трудно здесь всем. Большинство плодоконсервных заводов закрыто. Прямых самолётов из Америки нет. Туризм в упадке, хотя климат и природа не хуже чем в Греции или Турции. Под Варной, на черноморских курортах слышна русская и немецкая речь. Отдыхают здесь люди совсем небогатые из Германии и провинциальной России. Американцы и западно-европейцы сюда ещё долго не поедут, потому что сервис совсем ненавязчивый. В большинстве магазинов и гостиниц не принимают кредитные карты. От долларов не в восторге, и даже от евро. Предпочитают свои левы и стотинки... Попал я в Софии на концерт российско-болгарской дружбы. Народные танцы, дети, Бедрос Киркоров, цветы от правительства, от парламента, от мэра... Но сюрпризом оказалась реакция болгар на выступление Газманова. Оказалось, болгарская публика, среди которой и молодёжь, и старики-ветераны войны, и солидные православные священники, знают песни Газманов, подпевают ему, вскакивают с мест, а когда он объявил, что посвящает песню о русских офицерах тем, кто пал за свободу Болгарии, публика утирала слёзы, а в конце песни зал встал, аплодируя. Такого искреннего уважения, такой глубокой благодарности к России я не видел нигде, даже в самой России. Это чувство не ушло даже у болгарских бизнесменов, которые жаловались мне на то, что российские бизнесмены их очень часто обманывают. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
