Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

16.11.2024
Эфир Радио Свобода RealAudio | WinMedia   Темы дня   >     Наши гости   >     Права человека   >     Россия   >     Время и Мир   >     СМИ   >     История и   современность   >   >     Культура   >     Медицина   >     Образование   >     Религия   >     Спорт  >     Спецпрограммы  >     подробный запрос Поставьте ссылку на РС
				[Архив] Поверх барьеров Петербург в Вермонте Автор программы Александр Генис Празднования в честь 300-летия Петербурга выплеснулось за пределы и города и страны, чтобы стать юбилеем всемирного масштаба. Что, конечно, справедливо: Петербург - мировой город, как Париж, Лондон, Нью-Йорк или Вена. В таком качестве он принадлежит всей планете, приглашенной на его день рождения. Сегодня я расскажу, как этот праздник отмечали в самом живописном, вермонтском углу Америки. Только что здесь завершил свою работу традиционный русский симпозиум. Много лет он проводился в Норвиче, а три года назад перекочевал в Миддлберийский колледж, который, к счастью, расположен в том же Вермонте. Я говорю так, потому что уверен: меланхолическая красота этого буколического штата очень идет славистике, напоминая ученым о предмете их науки. Местные власти здесь даже асфальт снимают с шоссе, чтобы дороги были живописными и менее проезжими. Как ветеран вермонтского симпозиума, а я участвую в его работе уже более 20 лет, могу смело сказать, что своей популярностью и известностью он обязан особенностям местной атмосферы - меньше чопорности и больше душевности. Хотя, с закуской все в порядке. За долгие годы здесь побывали почти все ведущие фигуры, причем, не только из академического мира, но и самые известные русские авторы. Покойный Ефим Григорьевич Эткинд, игравший огромную роль в организации симпозиумов, собирал здесь блестящую компанию. Кого я только тут ни слушал! И гения эрудиции Вячеслава Всеволодовича Иванова, и язвительного Лосева, и строгую Чудакову. Свой расцвет симпозиум пережил, пожалуй, с началом перестройки, когда в Вермонт потянулись из России филологи, историки, писатели, поэты, журналисты и редакторы. Тогда можно было с уверенностью сказать, что на три дня захолустный, и оттого очаровательный Вермонт становился столицей русской культуры. Перебравшись из Норвича в Миддлбери, симпозиум изменился. Пришло новое поколение филологов. Прежде всего, организатор конференции молодой, но уже ярко зарекомендовавший себя ученый Илья Винницкий. Заботливый и обаятельный, он сумел собрать и остатки старой гвардии, и привлечь новых участников. А теперь, после этих лирических воспоминаний, пора войти в более деловой жанр отчета. По обычаю, у каждого симпозиума - одна тема. Часто связанная с юбилеем. В этом году никому не приходилось ломать голову. Темой, естественно, стал питерский юбилей. После открытия симпозиума, по-вермонтски неформального (декан летней школы вышел на сцену в шортах), нас ждала лекция-экскурсия. Богато иллюстрированное выступление Ирины Шевеленко из Смольного колледжа (есть теперь и такой), рассказывало о Петербурге то, что вы всегда хотели о нем узнать и не стеснялись спросить. Красота, впрочем, не бывает банальной. Студенты любовались питерскими ведутами с восторгом, слависты - с ностальгией. Среди обилия приведенных в лекции фактов мое внимание остановил один. Петербург к середине 19 века был, по преимуществу, мужским городом. Женщин в нем было менее 30 процентов. Отсюда и тема проституции в Петербургской литературе. Интересно, что точно такая же ситуация сложилась в другой искусственной столице - Токио. Японская знать насильственно, как и в Петербурге, перевезенная из старой столицы Киото, селилась в Токио без семей, что и привело к пышному расцвету целой культуры куртизанок. По-моему, эту параллель еще никто не изучал, а жаль. Вслед за лекцией состоялся традиционный концерт-декламация. Пианистка Татьяна Ямпольская и актер Вениамин Смехов составили красивую программу, в которой музыка Глинки, Лядова и Чайковского перемежались стихами Пушкина, Блока, Ахматовой, Маяковского, Мандельштама и Бродского. Общая тема - Петербург - создавала из произведений этой пестрой компании авторов органический текст. Возможно, в этом сказывалось гармонизующее влияние самого города, способного всему придать стройность. Настоящая работа началась на следующий день. Боясь наскучить слушателю педантизмом, отнюдь не свойственным вермонтским симпозиумам, я упомяну только несколько докладов. Так, с интересом аудитория слушала Илью Винницкого, который рассказывал о мифе Павловска в стихах Жуковского. В этой версии "дворцового романтизма" (термин докладчика), царская резиденция представлена земным раем, где отменяются законы природы. Здесь нет времен года, весна встречается с осенью. Здесь светит свое, Павловское, солнце. Здесь красуется своя, Павловская, луна. Все чудеса возможны потому, что поэт создал русский "Сон в летнюю ночь". Послушав Винницкого, я захотел съездить в Павловск или хотя бы перечитать Жуковского. Ксана Бланк, преподаватель из Принстона, она же - сестра Довлатова, предложила аудитории доклад с интригующим названием "Невидимый град Китеж как прототип антитезы мифологического образа Петербурга". В обсуждении этого выступления мелькнуло остроумное замечание поэта и профессора Дмитрия Бобышева. Он предположил, что переименованный город, как этот самый Китеж, на 70 лет скрылся под водой, чтобы явиться вновь под старым именем. Обильные в зале питерцы радостно приняли эту нарядную метафору. Сергей Давыдов, потомок знаменитого гусара и местная достопримечательность, прочел темпераментный доклад о борьбе стихий в петербургском мифе. "Великий город, - говорил он, - явился на свет от столкновения пресмыкающейся горизонтали воды и державной вертикали камня". Ни с этим утверждением, ни, тем паче, с Давыдовым спорить никто не решался. Лариса Фрумкина порадовала аудиторию темой, перед которой не может устоять ни один человек, включая филологов, - гастрономический Петербург. Краткий, что обидно, очерк, рассказывал об эволюции питерского застолья - от Петра, который изучал в Голландии сыроварение, доклад быстро перебрался к пышным пирам Елизаветы. Соблюдая постные дни по средам и пятницам, императрица откладывала ужин до полуночи, чтобы наслаждаться скоромными блюдами. Екатерина, хоть сама и предпочитала интимные, человек на 10, обеды с простыми щами, ввела фантастические по роскоши пиры, напоминающие римское расточительство. В пику этому петрониевскому обилию, в пушкинское время вошли в моду скромные дружеские пирушки, стилизованные под греческие симпосионы. Тут все присутствующие понимающе переглянулись. У Рылеева, скажем, подавали только водку, черный хлеб и квашеную капусту. По утверждению Фрумкиной, петербуржцы, в отличие от москвичей, до сих пор поражают гостей скорее остроумной беседой, чем богатыми яствами. В зале мнения разделились, но я не стал спорить с докладчицей. Меня обещали позвать на реставрированный по археологическим памятникам древнеегипетский обед. Такими приглашениями не бросаются. К тому же, в вечном споре москвичей и ленинградцев я, как рижанин, соблюдаю нейтралитет, который помог мне написать доклад о ленинградской словесности и московской литературе. Наши постоянные слушатели, надеюсь, помнят, что я об этом рассказывал недавно. Бесконечно долгий день заканчивался стихами. В литературной гостиной, стены которой демократично делили портреты Достоевского, Шолохова и Толстого, читали маститые питерские поэты - Дмитрий Бобышев и Владимир Гандельсман. Стихи первого, как сказал сам автор, шли от одной высокой точки к другой. Неудивительно, что в них было столько ангелов, в том числе, плечистых. Зато Гандельсман спустил нас на землю, начав чтение со своих чудных и очень смешных переводов детской поэзии Доктора Зюса. Мне они так понравились, что я договорился с Владимиром о передаче, посвященной англоязычной детской поэзии и ее русских переводах. Как говорится, следите за рекламой. Из событий последнего дня симпозиума хочу упомянуть доклад о театральной природе Петербурга с каламбурным названием "Пушкиногополь". Актер, режиссер и драматург Сергей Коковкин говорил ярко и об интересном. Например, он рассказывал, что Пушкин читал стихи, как метроном, отрывая слова друг от друга. Из этого же выступления я выловил несколько вкусных, зернистых цитат. Вот одна из них. Говоря о неодобрении, с которым русское общество встречало засилье французской моды при дворе, Лотман сказал: "Француз не мог быть русским императором. Русским императором мог быть только немец". Очень кстати была и цитата из Белинского. Говоря о феномене Петербурга, критик вскользь бросил интересное замечание об уникальности молодого города в старой Европе. Куда уместнее, по мнению Белинского, Петербург был бы в Северо-Американских Соединенных Штатах. Мы невольно бросили взгляд в окно, за которым простирались неопороченные признаком урбанизма зеленые холмы Вермонта. Отсюда Петербург, что и обещало название симпозиума, действительно казался мифом. Рассказывая о работе симпозиума, я умышленно умолчал о докладе моего коллеги из Праги Ивана Толстого. Дело в том, что сегодня Иван в нашей нью-йоркской студии, а значит, может сам рассказать о своем выступлении. Прошу вас, Иван. Иван Толстой: Я назвал свой доклад "Петербург у ди-пи". Ди-пи - это английское сокращение, аббревиатура. Означает она displaced persons, то есть, перемещенные лица, официальный термин Лиги Наций, появившийся для обозначения тех миллионов людей, которые были против своей воли перемещены по Европе из-за немецкого вторжения в те или иные страны. Причем, перемещенными лицами называли совсем не только русских, советских людей, которые были угнаны в Германию на работу, но и, скажем, венгров, которых послали работать в Баварию или, например, болгар, вывезенных в Данию. Все они принадлежали к категории перемещенных лиц. Меня же интересовали те ди-пи, которые были советскими по своим паспортам и сердце которых лежало к Петербургу. Петербург, как известно, был баловнем первой русской волны эмиграции. Все, кто относился к дворцовой жизни, кто занимал какой-то чиновный пост в российской столице, кто писал или музицировал - все они любили этот прекрасный город, тосковали по нему, и почти что каждый эмигрант мог подписаться под строчками Раисы Блох: На земле была одна столица, Все другие - просто города. Третья волна, покатившаяся на Запад с началом 70-х, тоже симпатизировала Петербургу в его ленинградском варианте. Это был город, принесенный в политическую жертву Москве. Обессиленный административно и финансово, униженный властями, оставленный на культурный, так сказать, развод. И потому, в своей бедной гордыне, симпатичный. Но между третьей и первой волной была, понятно, волна вторая. Эти люди тоже создали свой миф о Петербурге. Но как он отличался от того представления о городе, которое было у первой и третьей волны! Петербуржцы среди ди-пи попадаются редко. А те, кто все-таки попадается, свой город почти что не воспевает. Они удерживали в своей памяти какие-то бытовые реалии, какие-то детские воспоминания, описывали свои дома, вид из окна, прогулки с няней, детство, школу, институт и так далее. Тем не менее, у ди-пи Петербург все-таки есть. Но, в отличие от предшественников, ди-пи поддерживали, подхватывали миф не эпохи Достоевского, не эпохи эклектики петербургской и не эпохи мирискусников, не серебряный век. Они подхватывали безмятежную, прекрасную, как казалось всем, ампирную эпоху Пушкина. И в результате поэзия их очень напоминает те туристические стихи, которые приходят в голову всем, кто появляется в этом прекрасном городе в первый раз. Вот пример: О майский Питер, в пухе облаков, Обваленный от цоколя до шпиля, Невой уласканный, ты и теперь таков, Корабль гранитный от кормы до киля. Квадрига тяжкая и неба легкий пух, И ты летишь в увей воспоминаний, А над Невой весны парящий дух, И глаз, слезящихся плешивых воздыханий Это стихи Бориса Филиппова, бывшего ленинградского студента. Не правда ли, они весьма напоминают ту формулу, которую для описания Ленинграда-Петербурга дал Самуил Маршак: Еще стихами говорит Нева, Страницей Гоголя ложится Невский, О Блоке вспоминают острова, И по Разъезжей бродит Достоевский. Дипийцы подхватили тот миф о ленинградцах, который известен был после войны всякому, кто отправлялся куда-нибудь на дачу, на курорт, на Юг или в Прибалтику. У меня, как у ленинградца по рождению, было ощущение, что к нам относятся как-то немножко по-другому, чем, скажем, к столичным жителям, чем к москвичам. Ленинградцев как-то особо привечали. Этот миф о ленинградцах, как людях особенных, выдержавших блокаду, справившихся с голодом, отстроивших свой город, восстановивших его заново, вот этот миф преследовал каждого ленинградца после войны, и все о нем помнят. В свое время, в начале 60-х годов, один из авторов Радио Свобода Леонид Пылаев, его настоящая фамилия Павловский, он, кстати, тоже не ленинградец, а провинциал, он тоже этот миф о ленинградцах, способных выдержать все что угодно, поддержал в одной из своих песенок, которые он часто исполнял по Свободе. Я хотел бы предложить вниманию наших слушателей сегодня такую песенку - называется "Эмигрант". Песенка очень редкая, потому что передавалась последний раз в 1962 году, то есть, 41 год назад, когда радио безнадежно глушили и кто-то только случайно мог услышать. Надеюсь, что сегодняшнее исполнение вполне можно назвать премьерой. Поет Леонид Пылаев. Леонид Пылаев: Я по-немецки научился жить, как жмоты, Я по-французски двадцать лет такси водил, По-негритянски я танцую все фокстроты, А по-английски, как сапожник виски пил. А почему? А потому, что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант, А потому, что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант. Я по-бразильски научился есть бананы, Их очень много в этой сказочной стране, Я их жевал, как в зоопарках обезьяны, Как мы жевали вражьи пули на войне. А почему? А потому, что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант, А потому, что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант. На Уолл стрите я учился быть банкиром, Я, как банкир, гулял по Пятой авеню, Я спал на травке за общественным сортиром, Но никого, поверьте, в этом не виню. А почему? А потому что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант, А потому, что я покинул Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант. Мы по планетке прошагали с богом в ногу, Я часто этого попутчика бранил, Но весь мой путь, всю эмигрантскую дорогу, Он уверял, что ленинградцев полюбил. А почему? А потому, что отстояли Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант, А потому, что отстояли Ленинград, А потому, что я сегодня эмигрант. Александр Генис: Иван, вы ведь в первый раз посетили вермонтский симпозиум. Чем он, по-вашему, отличается от других славистских конференций? Иван Толстой: Да вы знаете, меня удивило как раз то, что он почти ничем не отличается. Что, оказывается, можно заехать в такую глушь, помните, мы с вами ехали больше семи часов на автомобиле, изрядно отсидели себе все места, заехать в такую глушь, чтобы участвовать в том же самом, в чем ты участвуешь в Петербурге, в Москве, в Париже, в Лондоне, в Праге. Александр Генис: В этом тоже есть нечто необычное. Иван, спрошу вас, как коренного петербуржца, что нового вы узнали о своем городе на этом симпозиуме? Иван Толстой: Не столько, наверное, узнал что-то фактически новое, сколько увидел, под какими самыми разными углами может преломиться разбившийся на столько тематических осколков Петербург. Все эти маленькие призмочки, все эти волшебные цветные камешки, которые разобрали - каждый свой - докладчики, все они блестят столькими цветами и так представляют мой любимый Петербург, что кажется: он, в общем, столица мира. Александр Генис: Вермонтский симпозиум включился в цепь юбилейных мероприятий. Я знаю, что у многих питерцев они вызывают отнюдь не однозначную реакцию. А у вас как? Иван Толстой: Конечно, настоящий петербуржец с удовольствием подпишется под строчкой Бориса Пастернака "Быть знаменитым некрасиво". Петербург сделали слишком знаменитым в эти дни. Петербуржец не терпит такой шумихи, столько фанфар, столько хлопушек вокруг себя. Он, все-таки, продолжает быть интеллигентом с поднятым воротником. Александр Генис: Сегодня, что вполне естественно, много говорят о специфике петербургской культуры. То, что вы сказали, это одна из черт этой специфики. Какие, по-вашему, качества, делают уникальной питерскую культуру? Иван Толстой: Вдумчивость, спокойность, нелюбовь к ярмарке. Петербуржец всегда подозревает, что москвич - ярмарочный зазывала, и потому москвичу не верит. Я думаю, что петербуржцы ошибаются в отношении Москвы, а москвичи - в отношении Москвы. Истина, наверное, где-то в Бологом. Александр Генис: В своем выступлении на симпозиуме я говорил о ленинградском этапе в жизни города. Одни питерцы не любят об этом вспоминать, а другие жалеют, что об этом вспоминают. К какому лагерю относитесь вы? Иван Толстой: Я однажды в обе щеки расцеловал свою жену, которая сказала: "Ты знаешь, название Петербург не идет нашему городу. Ну какой же он Петербург? Ведь П и Б - это буквы с горизонталями. А Петербург - он вытянутый. Ты вспомни Адмиралтейство, Петропавловскую крепость: Это шпили удлиненные. Они же буквы Л и Д на конце у Ленинграда напоминают. Петербург в темноте, в белые ночи - это Ленинград, и только". Александр Генис: Мой последний вопрос я задаю всем петербуржцам. Кто для вас, в первую очередь олицетворяет питерскую культуру? Иван Толстой: Если двигаться от наших дней в начало, то приходят на ум Довлатов с Бродским. Конечно, это настоящие питерцы. Набоков, хотя в Петербурге он и прожил и сделал меньше, чем где бы то ни было. И мирискусники. Ведь и Набоков Петербург вспоминал по мирискуснически. Помните у него в "Других Берегах": "Падал медленный, торжественный снег мира искусства". Такое впечатление, что и вспоминал, и описывал Петербург Набоков, листая какие-нибудь картинки Бенуа к "Медному Всаднику" или Добужинского к "Бедным людям". И у Набокова еще "ярмолка снега" на гранитных тумбах при въезде в подворотню. Я думаю, что это самые петербургские, самые пронзительные для меня петербургские фигуры. Другие передачи месяца: Наши за границей [13-08-03] "Кукушка" в Америке [14-08-03] Почтовый романс [16-08-03] Отправить по почте

Новости  |  Темы дня  |  Программы  |  Эфир  |  Архив  |  Расписание  |  Частоты  |  Сотрудники  |  Поиск

c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены