Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[Архив]
Поверх барьеровПроект "Футуризм"Автор программы Павел Черноморский Павел Черноморский: Сейчас, спустя сто с лишним лет, можно предположить, что итальянские футуристы оказались самыми большими оптимистами двадцатого века. Новое столетие наступало в облаке великих надежд, и они рады были увидеть в нем исполнение всех своих мечтаний, - политических, культурных, технических, любых. Они все были итальянцами, и почти все - миланцами, и это уже говорит о многом. Колыбель западной цивилизации, культурная Мекка Европы, Италия входила в двадцатый век страной великого прошлого и скромного настоящего. Техническая революция, железные дороги, телеграф, телефон, все эти изобретения затронули и Италию, но в хоре великих держав итальянское королевство по-прежнему играло вторые, если не третьи роли. Обидней всего было ощущение культурной неактуальности: Колизей, галерея Уффици, собор Святого Петра, дворец дожей - эти памятники воспринимались как несомненные эталоны, как культурная данность, вечная и в чем-то банальная. Италия была гигантским музеем, но уже давно не поражала воображение новаторской смелостью. За модным и революционным надо было ехать в Париж. Филиппо Томмазо Маринетти, его близкие товарищи Альдо Паллацески, Коррадо Говони, Армандо Мацца, Паоло Буцци пришли в итальянское искусство из наиболее агрессивного, безгранично-наглого авангарда, прямо обратного тому классицистическому настроению, что возникает у нас, стоит лишь произнести штамп "культура Италии". Мы еще скажем о том, что футуристы сформировали привычный образ авангардного художника на весь век вперед. Сейчас важнее другое - футуристы уловили главное настроение первых годов двадцатого века - небывалый техноцентрический оптимизм Запада, безграничную веру в возможности человеческой воли. Уловив это настроение, они овладели им в искусстве. У себя дома, на Апеннинах футуристы тоже поймали главную эмоциональную ноту - неизбывную тоску по величию. Италия, ставшая единым независимым государством всего лишь за сорок лет до начала двадцатого века, буквально разрывалась от амбиций. Маринетти позже скажет как раз по этому поводу: "Рим вечен, но нет Рима без славы". Говорит Виктор Мизиано, искусствовед, художник и главный редактор "Художественного журнала", ведущего московского издания о тенденциях в современном искусстве: Виктор Мизиано: Действительно, итальянский футуризм, я позволю себе такую социологическую вульгарность, был выражением, воплощением того модернизационного рывка, который в конце 19 века - начале 20 века совершила Италия. Из страны достаточно аграрной эта страна прорывалась в форсированно индустриальную страну, которая потом, уже в 20-е, 30-е, 40-е годы стала играть важнейшую роль в европейской политике. И эту роль она, в каком-то смысле, сохранила за собой до сих пор, являясь одной из восьмерки самых развитых стран мира. Но действительно, этот рывок совершен в ту эпоху. И действительно, некий эксцесс был необходим, и политическому классу страны и понадобилась интеллигенция, которая отказывалась от классицизирующего наследия 19 века. Вообще, пыталась преодолеть этот культурный стереотип Италии как страны музеев. Павел Черноморский: Футуристы появились на европейском культурном горизонте с громким скандалом, и именно скандал стал на годы их фирменной тактикой. Рассказывали, что в дни своих триумфальных вояжей по Италии футуристы использовали блестящую выдумку Маринетти: они продавали билеты на свои выступления так, что на одно место в зрительном зале приходилось по пять-шесть человек зрителей. В результате еще до начала представления вспыхивали драки, и успех всему предприятию был гарантирован. Скандалом стал и первый манифест футуризма, опубликованный Маринетти в феврале 1909 года в печатном органе парижской высшей буржуазии, в газете "Фигаро". Впрочем, и повод, толкнувший Маринетти к написанию манифеста, тоже был скандалом. За несколько месяцев до публикации Маринетти попал в Милане в аварию, заядлый гонщик, он слетел на своем автомобиле в придорожную канаву. Эта реальная ситуация была подробно описана в газете Коррьере делла Сера, а Маринетти расценил ее как своего рода инициацию, приближение к границе человеческого существования. Само крушение, - скрежет рвущегося метала, полет, падение, грохот, вонь грязевой жижи на обочине миланской дороги - эти весьма специфические детали стали импульсом, спровоцировавшим новое футуристическое мироощущение. Вот как оригинально опишет этот случай Филиппо Маринетти в первом манифесте итальянского футуризма: Диктор: Я круто повернулся с азартом шалого пуделя, кусающего свой собственный хвост, и вот внезапно двое циклистов выбранили меня, покачиваясь передо мною, как два убедительные, но, тем не менее, противоречивые рассуждения. Их глупое волнение захватывало мою территорию. Какая скука! Тьфу! Черт! Я не стал долго разговаривать, и от отвращения - трах! - шлепнулся вниз головой в яму! Когда я выпрямил свое тело, грязную и дурно пахучую швабру, раскаленное железо радости восхитительно пронзило мне сердце! Павел Черноморский: Автомобиль, крушение которого чуть не убило Маринетти, стал, к слову, важнейшим персонажем футуристического художественного пантеона. Футуристов интересовали все символы прогресса, наделенные, так сказать, "активным мужественным началом" - автомобили, ракеты, самолеты, артиллеристские орудия, пулеметы, отбойные молотки, дрели и так далее. Маринетти говорил, что "нет шедевра без агрессивности" и что ревущий автомобиль несравнимо прекрасней Ники Самофракийской. Одиннадцать пунктов, выделенные в тексте первого манифеста футуризма имели для Маринетти значение своеобразного талисмана. Две единицы (цифра 11), повернутые по своей оси и соединенные вместе, образовывали букву М - первую литеру фамилии Маринетти. Одиннадцать пунктов манифеста провозглашали безусловный приоритет актуальной реальности, приоритет современной жизни, отвергали все институты сохранения традиций и связей с прошлым - музеи, библиотеки, академии. Кроме того, Маринетти утверждал новую эстетику и новое мироощущение, основанное на - 1) любви к опасности, 2) смелости, дерзости и бунте, 3) агрессивном движении и красоте скорости, 4) презрении к женщине. Футуристы ступили на культурную сцену Запада железной поступью легионера. Они воспевали прогресс, но тут же отворачивались от культуры в традиционном понимании. Было в них что-то и от новых варваров. Чего же требовали они на самом деле? Говорит Екатерина Бобринская, искусствовед, специалист по европейскому искусству начала двадцатого века, автор книги "Футуризм", вышедшей в свет осенью 2000 года: Екатерина Бобринская: Принято говорить о так называемом перепроизводстве культуры в это время, которое подтолкнуло, спровоцировало это футуристическое движение, которое часто рассматривают просто как один из первых феноменов антикультурного движения. Это не совсем точно. На поверхности это абсолютно так, но это не совсем точно. Потому, что все призывы итальянских футуристов - плевать на алтарь искусства, разрушать музеи, библиотеки, академии - все это имело очень ситуативно-конкретные мотивации. Ведь чем сделался музей и чем музей был для европейской культуры? Музей появился в конце 18 века. Первые какие-то формы музея. А к концу 19-го музей разросся в целую систему культурного мышления. Музей стал проецироваться на реальную жизнь. Музеефикация жизни стала происходить. Когда вы попадали в этнографический музей и видели объект жизни в музейном пространстве или когда вы оказывались на Всемирной выставке, где павильоны имитировали жизнь и обстановку жизненную целых стран, имитировали ее буквально, даже пыль воспроизводили на каких-то предметах, то вот это музейное мышление, оно съедало реальное ощущение жизни. Оно его разрушало. И именно против музеефикации такого чистого, прямого ощущения жизни восставал футуризм. Не против музея как такового. Он не призывал рвать картины и бить статуи. Но была потребность выйти к прямому ощущению жизни за пределы вот этих вот готовых вот культурных схем, культурных заготовленных ответов. Именно вот это ощущение и искал футуризм. Павел Черноморский: Футуризм остался в массовом сознании как художественный феномен, однако сама живопись футуристов, их эксперименты с художественной формой и художественным языком до сих пор представляются далеко не самыми революционными. В живописи, непосредственно в изобразительном искусстве футуристы не были самыми радикальными пионерами и экспериментаторами. Василий Кандинский в Мюнхене, Малевич в Витебске, Пикассо и кубисты в Париже - эти художники действительно совершили в живописи настоящий переворот. Один "черный квадрат" - это несомненная икона авангардной живописи. Заслуга футуристов другого рода. Их никогда не интересовало рисование само по себе, они сплавляли разные виды искусства - звук, жест, знак, - в единое целое и работали уже с этим удивительным синтетическим материалом. В начале двадцать первого века, когда исчезновение границ, разделяющих разные сферы искусства, интересует художников и искусствоведов по всему миру, эти эксперименты футуристов кажутся наиболее интересными. Синтетическое искусство футуристов включало еще одну составляющую - политический жест. Футуристы были первыми в длинной череде авангардных художников, для которых политика - объект пристального творческого интереса. Они не просто были ангажированы политически, футуристы кичились своим экстремизмом. Так же как коллеги с севера - немецкие экспрессионисты, к середине двадцатых футуристы разбежались в двух направлениях - большинство к коминтерновцам и социалистам, кто-то - к фашистам и итальянским крайне правым. Справедливости ради надо сказать, что итальянцы всерьез заинтересовались радикальной идеологией лишь после первой мировой войны, на волне общенародного интереса к левым и правым популистам. Что же до Маринетти, то он сумел до самой своей смерти в 44 году держаться от заигрывавших с ним фашистов на расстоянии. Он также понимал, что Муссолини очень многое украл у футуристов. Виктор Мизиано: Эта задача, эта проблема отождествления искусства с политическим действием стала одним из стержневых моментов во всех художественной культуре 20 века. Среди направлений, которые наиболее радикально это осуществили уже впоследствии, не случайно оказалось арте повре - бедное искусство, которое может быть во многом названо переизданием футуризма уже в послевоенную эпоху. И, на мой взгляд, арте повре является одним из самых значительных явлений вообще в европейском, если не в мировом искусстве второй половины 20 века. Только исключительно в силу некоей англосаксонской конъюнктуры, которая сложилась в дистрибуции культурных ценностей во второй половине 20 века, мы до сих пор считаем Нью-Йорк и англосаксонское художественное производство лидирующим. Потому что, с моей точки зрения, по значимости, если говорить об искусстве второй половины 20 века, арте повре не оценено. Хотя среди профессионалов оно вполне оценено. Павел Черноморский: Экстремизм Маринетти и его товарищей не ограничивался манифестами и политическими симпатиями. Футуристы наскакивали практически на всех своих современников-авангардистов, а их бесконечная склока с дадаистами превратилась в анекдот. Сам Маринетти дрался на дуэлях и профессионально боксировал, его друзья прекрасно стреляли из ружей и пистолетов. Со временем футуристские склоки и драки отошли в умах выставочных кураторов и музейщиков на второй план, не потеряв, однако, определенной важности. Почему? Очень просто: для любого сравнительно образованного человека футурист - это обязательно скандалы и драки, так же как Ван Гог - отрезанное ухо и сумасшествие, Уорхол - банка супа Кэмпбелл, а Джексон Поллак - беспробудное пьянство. К слову, художники-футуристы это не обязательно футуристы-художники. Тут как раз тот случай, когда идеальным выглядит английское слово artist - человек, занимающийся творчеством в широком смысле. Искусство футуристов - это не живопись, музыка, архитектура или скульптура. Искусство футуристов это - арт. Сложный, составной характер футуризма осложнял и осложняет экспонирование футуристических работ. Конечно, вывесить в галерее картину Боччони, Карра или Джино Северини можно, - но проблема в том, что живопись футуризма - это лишь одна составляющая, важная, но далеко не единственная. Совсем недавно в австрийской столице, в венском музее Кунст-Форум состоялась выставка, которая может быть оценена именно как очень удачная. Проект "Футуризм" заинтересовал австрийских кураторов именно как sine qua non "европейского авангарда". Российский искусствовед и куратор Екатерина Деготь побывала на той венской выставке. Она считает, что экспозиция "Итальянский футуризм в Кунст-Форуме" как раз получилась очень удачной: Екатерина Деготь: Выставка проходила в Вене, в городе, который не связан с движением футуризма. И выставка проходила в Банке Кунст-Форум Австрия. Это очень этаблированный выставочный зал для выставок классики 20 века. Не только 20 века. Но в основном. Действительно, там была недавно выставка Малевича, там проходят выставки, что называется, старых мастеров 20 века довольно-таки академичные, хорошие. Но чуть рассчитанные на широкий, образованный вкус. В этом смысле, я ожидала, что выставка итальянского футуризма будет представлять живопись итальянского футуризма. Как, кстати, раньше это всегда и было, когда показывался футуризм. В том числе на вставке Москва-Париж - русский футуризм, когда итальянский футуризм всплывал, обычно речь шла о картинах. В то время как смысл футуризма состоял в том, чтобы упразднить это деление на разные виды искусства, выйти за их рамки и говорить об искусстве вообще. В частности, выставка русского футуризма, которые Русский музей проводил, тоже этим страдала. А тут меня приятно удивило, что эта выставка была очень интердисциплинарной, мультимедиальной, мы можем сказать, используя современное слово. Были разные медиа, разные средства, которыми пользовались итальянские футуристы тогда. Она, действительно, представляла футуризм, как движение, а вовсе не пытался сделать из него какой-то феномен, каким футуризм не был. Павел Черноморский: Маринетти родился в 1876 году, Карло Карра в 1881, Умберто Боччони в 1882, Джино Северини в 1883, а Луиджи Руссоло в 1885. Получается, что практически все итальянские футуристы были людьми одного поколения. В 1900 им было около двадцати, когда началась первая мировая война - немного за тридцать, когда Гитлер вторгся в Польшу - под шестьдесят. Поколение, к которому принадлежали эти молодые люди, вообще вошло в историю как чрезвычайно деятельное, - во многом гиперактивное. Быть может, оно не было особо счастливым, однако, люди этой генерации успели на своем веку увидеть многое. Екатерина Деготь: Там все начиналось, естественно, с живописи, но довольно много было места уделено тому, что итальянские футуристы называли "слова на свободе". То есть, то, что обычно у нас интерпретировалось, как такая поэзия, можно сказать визуальная поэзия, если использовать более продвинутый термин, но только на этой выставке я увидела, что это такое было. Хотя я видела эти работы, но, в основном, это показывалось как такая книжная графика. На самом же деле речь идет о картинах довольно часто, в которых просто вместо изображения людей, как в традиционной живописи, а также вместо традиционных квадратиков, как в абстрактной живописи, которая к тому моменту тоже была этаблирована, используются буквы. Это некий третий путь европейского искусства, который, в конце концов, мы тоже знаем, к чему привел - к множеству каких-то современных феноменов. И очень интересно видеть, что из буковок можно построить вполне полноценные картины. Такому зрителю, как я, это больше нравится, чем деревья, цветочки и квадратики. Мне буквы более приятны, они создают несколько слоев восприятия. Помимо этого, были работы, связанные с архитектурой. Что очень редко. Редко связывается итальянский футуризм с архитектурой. Было кино и работы, связанные со звуком, что тоже очень важно. Там была даже такая звуковая инсталляция воссоздана. То есть, действительно, футуризм выступил как очень яркий предшественник современного искусства, потому что сейчас-то никого не удивляет, когда на одной выставке висит рядом картина и какая-то звуковая инсталляция. Это происходит сплошь и рядом. Но то, что это было еще в 1917 году, об этом действительно стоило напомнить. И в этом смысле выставка была очень интересной. Павел Черноморский: Первая мировая война, разразившаяся в августе 1914 года, была моментально воспринята итальянскими футуристами как подлинный божий дар. В уличных шествиях, в митингах против недолгого итальянского нейтралитета, на подмостках театральных представлений футуристы яростно пропагандировали обновление через героизм и требовали немедленного вступления в военный конфликт на стороне Антанты. Та самая концепция "пароле ен либерта", "слов на свободе", о которой только что говорила Екатерина Деготь, возникла именно в это время. Маринетти, принимавший участие в ливийском и балканском военных эпизодах, решил при помощи новой организации текста показать саму структуру войны. Мировой военный конфликт должен был с точки зрения футуристов лишь стимулировать кардинальные изменения. Война казалась ценной и сама по себе - как эстетический жест. Рассказывает Эвелина Бенеш, куратор выставки "Футуризм", прошедшей недавно в венском выставочном зале Кунст-Форум: Эвелина Бенеш: Футуристы очень приветствовали начало первой мировой войны, как и любое молодое поколение, жившее в Европе в то время. Они были неопытны в военной практике и не могли представить, какой кошмар последует за выстрелами в эрцгерцога Фердинанда. Все футуристы были патриотами и они верили, что война наконец-то сможет спаять народ Италии в единую нацию, объединит аграрный юг и промышленный север в одно целое. Австрия, традиционный враг итальянских националистов по-прежнему была против них, Австрия владела итальянским Триестом на самом севере полуострова, а все футуристы были очень националистически настроены в то время. Собственно, такие настроения царили не только в Италии, а по всей Европе. Гийом Аполлинер, в чем-то коллега футуристов, французский поэт, сын итальянского офицера и польской аристократки отправился восторженным добровольцем на фронт в 14 году и был тяжело ранен. Трагическая деталь: Аполлинер умирал во французском госпитале в ноябре 18 года, уже после капитуляции и толпа восторженных французских патриотов на улице кричала: А ба Гийом! А ба Гийом! - Долой Вильгельма! И он, полуживой, в бреду, думал, что это кричат про него. Возвращаясь к футуристам, хочу сказать, что до войны их политические взгляды не представляли из себя ничего особенного. Движение было более эстетически ориентированно. Потом, после войны, с появлением Муссолини ситуация менялась. Что касается отношений Муссолини и Маринетти, то известно, что Муссолини восхищался умением Маринетти дирижировать толпой. Павел Черноморский: Так случилось, что военная эйфория лета 14 года стала высшей точкой художественной активности итальянских футуристов. После войны футуризм в Италии стал уже совсем другим. Он не исчез, он просто перешел в другое качественное состояние. Почему?: Наверное, это война избавила западный мир от прежних иллюзий, всем стало ясно, что ХХ век будет едва ли счастливей века 19-го. Детский оптимизм футуристов рухнул, война, в которой они видели новейшую Илиаду, обернулась позиционным противостоянием, вшами, тифом и слепотой после газовых атак. Итальянский футуризм 10-х годов двадцатого века вывел Италию в число лидеров западного авангарда. Феноменальная выдумка Маринетти превратилась в ультрамодную штучку и разлетелась по всему миру - от Японии до Сан-Франциско. Русский футуризм, зависевший от футуризма итальянского лишь отчасти, заслуживает особенного разговора. Национализм и воинственный дух отцов-основателей футуризма исчезли, вероятно, не выдержав столкновения с настоящей реальностью. Но многие характеристики этого раннего авангардистского направления видны в самых разных сферах искусства прошлого века - от сюрреализма и традиции перформанса до поп-арта и рок-н-ролла. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|