Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[30-10-04]
Документы прошлогоУральская деревня 80 лет назад: кулаки и "кулдымки"Редактор и ведущий Владимир Тольц
Елена Зубкова: Сегодня вместе со мной эту передачу будет вести мой молодой коллега, историк Кирилл Юхневич. Собственно, Кирилл и подсказал тему сегодняшней программы. Работая в архиве Пермской области, он нашел там один интересный документ. Он называется "Лицом к деревне" и представляет собой материалы обследования уральских сел 1924 года. То есть ровно 80 лет назад. Деревня времен НЭПа - уже слегка пришедшая в себя после войны и продразверстки и еще не ввергнутая в кошмар коллективизации. Какой она была? Чем и как жили крестьяне? Насколько уверенно чувствовала себя новая власть? Именно эти вопросы стояли в центре новой кампании под броским лозунгом - "Лицом к деревне": Кирилл Юхневич: Уже на 13 съезде партии в мае 1924 года Зиновьев заявил: "Мы пария слишком городская, мы слишком мало знаем деревню. Это надо зарубить себе на носу, иначе мы всуе будем повторять слова о смычке". И, наконец, в "Правде" от 30 июля того же 1934 года Страна Советов впервые прочитала этот лозунг - "Лицом к деревне". Размах последовавшей пропагандистской кампании задел даже Маяковского, написавшего такие строки: Когда ж поймут, что поэзия - труд, В целом кампания вылилась в большое количество комиссий, заседаний и прочей советской бюрократии. Но вместе с тем были проведены и конкретные исследования сложившейся ситуации. Сборщики информации были отправлены, что называется, "на места". Елена Зубкова: Не остались в стороне от новой кампании и уральские коммунисты. В декабре 1924 года Златоустинский окружной комитет партии отправил своих посланцев в деревню - изучать ее жизнь, так сказать, изнутри. Надо признать, что сделано это было не абы как, а по всем законам современной социологии. В выборку попали два села: одно - Айлино - с крестьянским населением, другое - Кундравы - с казачьим. Села были крупные и по тем временам довольно развитые. С кооперацией и артелями, со школами и даже электростанцией. И, как положено, с сельсоветом и партячейкой. В результате обследования получился многостраничный документ. И документ, в общим, редкий даже по тем, "раннесоветским" временам. Потому что откровенный. "С крестьянской массой мы встретились впервые на съезде уполномоченных потребительской кооперации. Собрание было немноголюдно. В Президиуме беспартийных не было. В прениях выступали коммунисты. Беспартийные молчали. Собрание протекало крайне бледно и вечером закрылось. Мы решили собрать на другой день крестьянское собрание поселка, чтобы выяснить активность и настроение крестьянства. На собрание пришло большое количество крестьян. В зале не хватало мест для сиденья; значительная часть публики вынуждена была стоять. Всего присутствовало до 500 человек. Было много женщин. Председателем собрания по нашему предложению был выдвинут беспартийный крестьянин. Мы решили провести собрание по системе "кто во что горазд", лишь бы не стеснялись: Первое время крестьяне раскачивались туго. Робели. Всматривались. Необходимо было председателю сельсовета заявить, что никаких преследований за все, что тут будет сказано, не будет. Дело пошло лучше, разговорились до того, что высказали все, что таили, "что накипело": На собрании (Кундравы) беднота больше всего жаловалась на личное положение ("тяжелое житье"). Что касается середняков и зажиточных, то они не касались мелких вопросов. Они критиковали работу властей, и в этой критике немало доставалось "Центру" за изменение сроков оплаты сельхозналога. В этом усматривалось "непостоянство самой центральной власти". Наконец, мощным хозяйствам не безынтересно и не наплевать, куда и зачем идут налоги, а также - как работает власть, могущая много сделать. Каково же настроение? Настроение бедноты, батраков, демобилизованных красноармейцев, середняков и сельской интеллигенции - советское, но настроение это нужно понимать, как настроение "вообще". Чем недовольны. "Советская власть и партия хороши, но кто-то изворачивает, исковыривает законы", - первым делом говорят крестьяне. В подтверждение своих слов они приводят ряд фактов, например: розданы окладные листы на уплату сельхозналога, развешаны плакаты с указанием сроков. Крестьяне выписывают и читают газеты, где тоже указаны сроки, но вдруг сроки изменяются, вкладываются в один месяц, на 100 % уплотнены. "Наши работники, - говорят крестьяне, - не считаются с декретами, у них "свои" законы". Елена Зубкова: Думаю, что в этой части документ требует пояснений. И поможет нам разобраться в ситуации историк, известный знаток деревенской жизни 20-х годов Мария Михайловна Кудюкина. Мария Михайловна, о чем собственно идет речь? Что это такое - "окладные листы"? И в чем смысл разногласий между крестьянами и местной властью, у которой, как выяснилось, были "свои" законы? Мария Кудюкина: "Окладные листы", естественно, связаны с налоговой политикой. Налоги в 20 годы - это то, чего меньше всего понимали крестьяне, потому что каждый год форма взимания налогов менялась. Поэтому, естественно, для того, чтобы крестьяне представляли себе, что они должны платить, когда они должны платить и с каких доходов они должны выплачивать налог, им предоставлялась роспись налогов, которая как раз и носила название "окладные листы". Налог выплачивался не единовременно, устанавливалось несколько сроков выплата налога. Примерно треть выплачивалась поздней осенью, затем налог должен был выплачиваться каждый месяц небольшими частями и заканчивалась выплата налога к весне, к началу новой посевной кампании. Так как условия взимания налога постоянно менялись, то в этом не ориентировались не только крестьяне, но и местные власти. И очень часто местная власть пыталась быть впереди центральной власти и сокращала эти сроки выплаты налога. И, естественно, так как именно местная власть непосредственно контактировала с крестьянами, то все свои проблемы, все свои обиды, крестьяне обращали именно на местную власть. Центральная власть была далеко, и, в представлении крестьян, она не очень себе представляла, что же делается на местах. Крестьяне искренне считали, что конкретный председатель сельсовета, конкретный секретарь ячейки нарушает постановление центральной власти. Елена Зубкова: Как известно, опорой коммунистической власти в деревне всегда считались местные партийные ячейки. Затем и создавались. А как чувствовали себя эти "форпосты новой жизни" в наших селах - Айлино и Кундравах? "Обе ячейки - и Айлинская и Кундравинская - имеют сходный состав членов и общие черты в работе. Но Кундравинская ячейка крупнее и типичнее в том смысле, что не последняя в отношении работы ячейка. Ее мы и опишем. Нельзя сказать, что ячейка ничего не делает. Кундравинская ячейка имеет 25 членов партии и 13 кандидатов. В ячейке два платных работника: Первое место в протоколах занимают различные кампании. Кампаний этих у нас очень много и перечислить их нет возможности. Наряду с кампаниями стоят различные революционные праздники, годовщины, юбилеи. Бездеятельность ячейки - это еще полбеды. О такой ячейке хорошего не скажешь, но не скажешь и плохого. Как общее явление - наши ячейки в деревне заставляют говорить о себе. Мало того, что они слабо работают. Члены их на каждом шагу дискредитируют партию. В графе "поведение" не запятнанных членов партии только 6. Остальные либо пьянствуют, либо развратничают, либо делают всевозможные преступления по службе. Об исполнении религиозных обрядов и говорить нечего - религиозные обряды исполняют почти все члены партии за исключением совпартшкольцев. 6 "незапятнанных" - приехавшие в Кундравы в 1924 г. Всего в 1924 г. прибыло 8 членов партии. Двое из них уже "засыпались". Что приезжие делают разные гадости - это дискредитирует в глазах населения не только местную ячейку, но и те вышестоящие партийные органы, которые "перебрасывают" таких членов партии и проводят их на ответственные посты". Елена Зубкова: Если учесть, что большинство "незапятнанных", выражаясь языком документа, коммунистов приехали в Кундравы только в 1924 году, то у них еще оставалось время, чтобы "развернуться". Но я хочу спросить о другом. Почему идея повернуться "лицом к деревне" возникла именно в 1924 году? Это был какой-то особенный, чем-то примечательный год? Или вся эта кампания подпитывалась из другого источника? С этим вопросом я обращаюсь к нашему сегодняшнему эксперту Марии Кудюкиной. Мария Кудюкина: К 1924 году власть, наверное, неожиданно для себя осознает, что крестьянство приходит в себя от политической апатии, которая была ему свойственна после ужасов гражданской войны, после жестоких подавлений крестьянских восстаний и после голода 1921-22 года. И 1924 год власть считала потенциально опасным для своего существования. Ожидали голода. И вполне естественно опасались, что очередной голод, очередная "голодовка", как это тогда называлось, приведет к тому, что крестьяне сплотятся на антисоветских позициях. И вот эта опасность, которую почувствовала власть, действительно была. В 1924 году происходит довольно-таки крупное восстание в Грузии. Кроме этого власть понимает, что крестьяне пытаются самоорганизоваться, причем очень часто самоорганизоваться, используя те советские формы, которые им предлагали, но, как отмечалось в ряде обследований, на антисоветских позициях. И для того, чтобы показать крестьянам, что советская власть существует не только для города, что крестьяне для советской власти не только источник средств, что с них не только берут деньги, но и действуют в их интересах, как раз и начинается проводиться эта политика - "лицом к деревне". Кирилл Юхневич: Участники обследования приехали в уральские села с явным намерением оценить ситуацию критическим взглядом. Поэтому в отчетном документе есть специальный раздел с характерным заголовком "Худшее в деревне". И под номером один в списке "худшего" значились, как это ни покажется странным, артели и товарищества. Эти артели назывались не иначе, как кулацкими, и звучал призыв: "Снять маски, прикрываясь которыми они доят социалистическое государство". В число "неблагонадежных" попала артель с несколько претенциозным, но политически не ангажированным названием - "ХХ век". "Артель эта имеет 15 членов. Делами заправляет некий Мосалов. Свое происхождение он всячески скрывает. Говорит только, что приказчиком был у купца Порядова в Миассе. Но у этого приказчика была собственная выездная лошадь. О более раннем пребывании Мосалова свидетельствует фотографическая карточка (натуральная) двора "Его императорского Величества". Карточка эта висит у Мосалова над кроватью. На первом плане посередине в белом кителе, окруженный князьями и фрейлинами, сидит Николай. Мосалова в этой группе, конечно, нет: рылом не вышел, чтобы сидеть рядом с князьями. Его место было подальше - на втором, а, может быть, и на третьем плане. Мосалов очень гордился тем, что эту фотографию получил из "собственной Его императорского величества канцелярии". Он искренне, с дрожью в голосе признался нам: "В молодости удостоился высокой чести - быть вместе с царем и получить эту фотографию". Вы напрасно стали бы искать в квартире Мосалова что-нибудь такого, что напоминало бы "след революции". Мосалов - заядлый старорежимник. Как же попал Мосалов в артель, как он сделался в ней председателем? Родословная артели берет начало с 1918 года (тогда в Миассе хозяйничали белые). Организовалось сельскохозяйственное товарищество, входило в него 260 человек. Тут были главным образом врачи, инженеры, торговцы. Членский взнос был 250 рублей - цифра не по силам для бедняцкого люда. Базой служили земли помещика Фамбулова, которые товарищество взяло в аренду. Красные, заняв в 1919 году Миасс, разогнали товарищество. Вместо него организовалась артель "Золотой колос" с 42 членами. Мосалов не только остался, он ухитрился проникнуть в правление новой артели. Голод 1920 года свел число членов артели к одному десятку. Реорганизованная артель стала называться "ХХ век". Председателем очутился Мосалов. 1921-й, 22-й м даже 23-й годы артель не подавала признаков жизни. Причиной тому было то, что "артель не чувствовала себя прочно" (слова Мосалова). В 1924 г. руководители артели, видно, убедились, что бояться некого, и начали расправлять крылья. Артель увеличивается на 5 человек. Кто эти члены? Может быть, бедняки кундравинские? Нет. Бедноте не осилить 100-рублевого вступительного взноса. Такой взнос по силам кулакам и старым домовладельцам. Кулаки и домовладельцы тянутся в эту артель не зря. Артель имеет пахотной земли свыше 300 десятин: земля хорошая и в одном месте. Кроме земли в имении богатейший сельскохозяйственный инвентарь - свыше 50 предметов. Веялку нынче удружил Сельпромсоюз. Кулак Козлов использовал эти возможности таким образом. Записавшись членом артели, он не бросил той земли, которой владел. Свой старый надел он обработал с помощью того инвентаря, который у него имелся, а надел, полученный в артели, обработал ее машинами. В итоге: десятинок 15 у себя да 14 с половиной - для себя, итого без малого - 30 десятинок. На каких же началах работает артель, есть ли в ней что-нибудь артельное? Нет. А то, что есть, это - "зло переходного периода". Этим злом является тот богатый инвентарь, который оставили старые владельцы, и который "не дадут" растащить. Все остальное - в единоличном пользовании. <:> Среди окрестного населения артель заслуженно прозывается "буржуазным строем". Но удивительное дело: местная партийная ячейка не имеет никакого представления, кто в этой артели и что это за артель. Хуже: относительно немолодой коммунист Тарасюк, член партии с 1919 года, без зазрения совести входит в эту артель. Когда мы спросили его, знает ли он, кого принимают в артель, сколько посева у председателя, куда ушел кредит, - он сказал, что хорошо не знает, был на собрании один раз, когда его принимали в члены артели. А ведь коммунист в этакой артели - это ширма, за которую можно спрятаться. Другой член партии - руководитель сельскохозяйственного товарищества "Пахарь" тов. Белов на наш вопрос - что это за артель "ХХ век" - ответил: "Это крепкая артель. Она уже встала на ноги". При таком отношении неудивительно, что заправила артели Мосалов очень бодро смотрит вперед: "Вот бы земельку отдали - а там пойдет:" (земля еще окончательно не закреплена). Характерно, что и местный агроном изъявляет свое согласие войти в эту артель. Будут дела. Называться артель желает не как-нибудь, а "Фамбуловской" - в честь прежнего помещика". Елена Зубкова: Претензиями в адрес артелей перечень "худшего в деревне" не ограничивался. Не могли же пройти новые исследователи деревенской жизни мимо самой этой жизни. Точнее, тех ее сторон, которые тогда принято было называть "язвами быта". "Культурные запросы населения культработа не удовлетворяет. Деревенский быт и его болячки политико-просветительская деятельность совсем не охватывает. А болячек в деревенском быту много. Самогоноварение становится промыслом кулаков. Имеет кулак аппарат. Устанавливает его в укрытых местах. Сам в самогоноварении не участвует, а лишь указывает, где аппарат, и всякий желающий сварить сам выгоняет, уплачивая владельцу за прокат аппарата. Таким путем кулак не рискует попасть с поличным карательным органам, с одной стороны, и на прокате закабаляет бедноту - с другой. Есть крупные владельцы аппаратов. Их обрабатывает по несколько бедняков. Последние и попадают под удары карательных органов, оказываясь у аппаратов во время обысков. Пьянство в деревне развито сильно. Пьют самогон и последнее время русскую горькую. Женщины протестуют не только против самогона, но и против русской горькой. Так, на собрании женщины говорили: "Сейчас пьянства стало больше. А почему? Ездят на базар в Миасс и там покупают русскую горькую. Я видела, как жена мужа задерживала, не пускала, а он идет в булочную за русской горькой. Так вот, за самогонкой-то жена бы не пустила, а за русской горькой не смогла". Другие женщины выступали на собрании вперебой против самогона и пьянства. Мужчины говорят иначе. "Никто нас к самогонке не гонит. А для здоровья выпить-то выпьем. Мне, если надо для здоровья, то я хоть в Златоуст съезжу". "Чтобы не варили самогон, кооперация пусть хоть пивную откроет". "Против варки самогона приняты меры. Меры не действуют. Ведь человек живет как лошадь - ест, работает, спит. Охота же и повеселиться". Елена Зубкова: Но если бы дело было только в пьянстве. В конце концов, к этому "злу" на Руси относились всегда несколько снисходительно, почти как к неизбежности. Но вот другие наблюдения участников обследования к разряду обыденных и общеизвестных, пожалуй, не отнесешь. "С самогоном и пьянством в Кундравах вплелись все худшие искривления быта. Пьянство, кулдымки, сифилис, уживаются в тесном содружестве. Кулдымки - это местные дома терпимости. Причем самые настоящие, недостает только красных фонарей. Дома приспособлены к специальным целям. Отдельные комнатки и прочие удобства. Самогон - неотъемлемая принадлежность. Результаты: сифилис или другие венерические болезни. Этих кулдымок до десятка. Причем некоторые получили уже названия: "Белый кулдым", "Красный кулдым", "Барак №7". На общем собрании кулдымкам было уделено значительное внимание. Объяснили, как и почему они появились в деревне. "Все это от военных действий. Мужики побывали на чужой стороне. Все у них помешалось. Мужчина видит, что женщина падает - топчет ее в грязь. Женщины тоже оставались одни". "Мне приходилось с некоторыми женщинами разговаривать. Почему, спрашиваю, опускаетесь? Они и говорят: почему нам не блядовать: если я рожу, мне 3 рубля дадут". "С германской войны это началось. Та и другая сторона виноваты. Мы уходили на войну. Старички с толстыми карманами оставались и развращали наших жен. Мужья многих не вернулись. У них остались дочери. Они живут с матерью в кулдымках, развратились. Думают заработать. Поддержки нет. Комитет Взаимопомощи, рабочком есть - ничего не делают, сами туда ходят. Нет, чтобы сказать, вот тебе помощь - работа". До войны в Кундравах "кулдымок" не знали. Сифилиса не было. А сейчас сифилис развился. В Айлино также все больше и больше учащаются случаи заражения сифилисом. Меры борьбы с этим социальным злом только карательные. С самогоном борется милиция. А на кулдымки делает иногда ночные нашествия сам председатель сельсовета: разгоняет, но они, конечно, снова гнездятся на старых местах. Мер санитарно-просветительного, агитационного характера не было". Елена Зубкова: Но, наверное, не все было так грустно. И по логике вещей, если инспекторы так ярко обрисовали самые неприглядные, с их точки зрения, стороны деревенской жизни, то надо было бы назвать и отрадные :. Кирилл Юхневич: Совершенно верно. В документе есть раздел, который так и называется: "Лучшее в деревне". Здесь говорится о школах, о коммунах, о комсомоле. Но, пожалуй, увлекательнее всего о деревенской "новинке" - пионерском движении. "До декабря месяца 1924 года о пионерах в деревне не слышали. 12 декабря новый секретарь в комсомольской ячейке "кликнул клич" - и стало 70 пионеров. Такой бурный рост пионерской организации имеет под собою то, что организация эта весьма глубоко задумана, "будто с почвы берут", - говорят мужики и не особенно препятствуют детям своим надевать красные пионерские галстуки. В особо старорежимных семьях происходят такие сцены: дочь записалась пионеркой. Мать узнала и "жучит". Но решение матери неокончательное. Взоры обеих устремляются в сторону отца, а тот лежит на печке, задрал ноги в потолок и упорно молчит. После такого отношения дочь продолжает ходить в пионерский отряд. Мужикам нравится больше всего, что пионер не пьет, не курит, не шелопайничает, приучается к труду и бережливости, и умно начинает рассуждать и проч. А казаку пионерский отряд и напоминает, кроме того, старое (не плохое), когда он, будучи ребенком, обучался верховой езде и гимнастике. Пользу гимнастики казак на себе испытал и пользы этой он желает для своих детей. Хорошей стороной пионерства является также то, что в пионерском отряде ребенок постепенно приучается к самостоятельности и к артельному образу жизни. У пионеров отсутствует начальническое отношение между членами, никто не корчит из себя роль начальника и не засыпает отряд "директивами", бумажный дух, дух бездушной канцелярии, не свойственен пионерской организации. С почвы берут - это действительно. С другой стороны, пионерам не закрыта возможность проявить свои детские побуждения - поиграть, порезвиться и проч. Пионерство - чрезвычайно большое дело. Но мы все еще недооцениваем его. Мы вручили пионеров комсомолу и успокоились. А как комсомол строит пионерские отряды, хватает ли у него на это сил - об этом мы мало думаем. Нам пришлось побывать на одном собрании крестьян, собравшихся обсуждать школьные и пионерские дела. Мы были свидетелями вот чего. Секретарь комсомольской ячейки (он же руководитель пионерского отряда) делает доклад о пионерском движении. Крестьяне на редкость внимательно слушают, докладчику задается много вопросов, но все вопросы сводятся к одному: "Объясните, товарищ, что такое пионер" и "не погонят ли наших ребят в летнее (страдное) время в Миасс"? На первый вопрос "руководитель" ответить не может. Мало того: он искренне бросает в собрание: "Вы спрашиваете, что такое пионеры, да я и сам еще не знаю хорошо" (смех). Объяснить пытается учитель, но у него сводится к тому, что мол "смена смене идет". Создается впечатление, что ребят тянут в коммунию (хитрая механика). Спрашивается: ужели комсомол не удосужился до сего дня перевести на простонародный язык слово "пионер". А ведь надо было бы. На второй вопрос докладчик отвечает, что в Миасс, если и поедут, то по желанию. Мужики знают это желание у ребят улизнуть от полевых работ и иронически улыбаются. Не так надо. Спрашиваем мы близ сидящего крестьянина. "Не так. Доведись до меня: 3 голопузика в школу ходят и в пионерах все. Из школы приходят уже темно - задерживаются. А дома хозяйство - две лошади, две коровы, мелкая скотина. И работников я один. Баба больная. Вот и подюгай. То сена дай, то пойло вынеси. А тут вот летом, ежели погонят в Миасс, завивай горе веревкой. Удержать. И поди ты их удержи ноне - сорванцы". Комсомол у нас явно перегибает палку, перебарщивает, не считается подчас с тем, какую дозу может принять город и какую - деревня. Насчет крестьянских условий и дозы надо было бы подумать серьезно. Нельзя же в самом деле заниматься в отрядах до позднего вечера и проектировать экскурсии за два десятка верст в горячую пору". Елена Зубкова: Мы сейчас говорим о жизни уральской деревни в 20-е годы. А вот насколько эта ситуация и эти проблемы были характерны для российской деревни в целом? Что Вы думаете об этом, Мария Михайловна? Мария Кудюкина: Как известно, ситуация в целом всегда складывается из ситуации в каждой конкретной деревне, в каждом конкретном регионе. Поэтому те проблемы, о которых говорилось в документе, мы можем найти в самых разных регионах и в деревнях самого разного уровня. Вот этот стон женский был слышан по всей России. И практически все говорили о падении нравов, которое связано было с Первой мировой войной, и с гражданской войной. Это можно было видеть не только в уральской деревне. Хотя, пожалуй, такие крайние формы разложения можно было наблюдать далеко не везде в виде существовавших в деревне публичных домов. И здесь очень ярко виден конфликт отцов и детей. И дело не только в политике, но и в том, что общественное движение, в которое вовлекалась молодежь - и пионеры, и комсомольцы - неизбежно сокращало время, которое они тратили на ведение собственного хозяйства. А для традиционного крестьянского самосознания это было не только непривычно, но и неприемлемо. И вот это стремление к самоорганизации приводит к тому, что неслучайно самые активные слои - это зажиточные и середняки. Бедноте не до того - она должна выжить. В передаче использованы документы из Государственного общественно-политического архива Пермской области. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
