Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[17-09-04]
Документы прошлого17 сентября 1939 г. К 65-летию вторжения СССР в ПольшуРедактор и ведущий Владимир Тольц Авторы Елена Зубкова и Ольга Эдельман65 лет назад, 17 сентября 1939 года советская армия перешла государственную границу и вторглась на территорию Польши. Военная кампания длилась всего 12 дней. А уже в начале ноября Верховный Совет СССР официально объявил о вхождении в состав Советского Союза Западной Украины и Западной Белоруссии. Советская пропаганда преподносила эту акцию как воссоединение братских народов. На Западе писали об аннексии польских территорий и о фактическом разделе Польши между Германией и Советским Союзом. В стране события 17 сентября тоже оценивались по-разному. Академик Вернадский, которого трудно заподозрить в симпатии к большевикам, в те дни записал в своем дневнике: "политика Сталина-Молотова реальная, и мне кажется правильной государственно-русской". И в своем мнении он был не одинок. Но сегодня мы будем говорить не о том, что думали о военной акции в Польше интеллектуалы или партийная элита. В конце концов их голоса дошли до нас в публикациях, газетах, хронике. Наши документы расскажут о том, что волновало тогда простых граждан, и как они реагировали на события и заявления своих вождей. Владимир Тольц: Давайте, однако, для начала напомним нашим слушателям, какие события предшествовали вторжению Советского Союза в Польшу. Раздел Польши, как известно, был фактически предопределен 23 августа 1939 года - согласно секретному протоколу к договору о ненападении, заключенному между СССР и Германией. 1 сентября Германия начала военные действия против Польши. В Европе началась Вторая Мировая война. Советский Союз до поры до времени в конфликт не вмешивался. Однако к войне готовился. В тот самый день, когда Германия напала на Польшу, в СССР был принят новый закон о всеобщей воинской повинности. По этому закону снижался призывной возраст и увеличивался срок службы. Призывники 1937 года остались в армии еще на год. В начале сентября началась частичная мобилизация. Она проходила в условиях секретности под видом учебных сборов. В результате численность Красной армии увеличилась более, чем в два раза - с 2 до 5 миллионов человек. Все эти приготовления, хотя проходили под прикрытием, не остались не замеченными. Люди стали задавать вопросы. "Председателю Совета народных комиссаров СССР т. Молотову Тов. Молотов, мы просим разъяснить несколько вопросов: В связи с создавшимися обстоятельствами в Европе правительство СССР призвало в Красную Армию резервистов различных годов рождения. Призыв резервистов прошел прекрасно, но само местное командование создало целый ряд трудностей, они заключаются в следующем: красноармейцы-резервисты заняли здания школ III, IV, V, VI и здание педучилища и общежитие, таким образом, лишили возможности заниматься школам. Когда прошел призыв резервистов, то местное командование обещало, что они здания школ занимают примерно дня на 4 - 5, а в результате оказалось, [что] с 7 по 23 сентября школы не занимаются, и все здания заняты под воинские части. Тов. Молотов, мы живем не во фронтовой полосе и нарушать нормальную жизнь г. Ливен никто не давал права. Мы просим разъяснить, правильно ли поступило командование, закрыв занятия в педучилище и во всех школах г. Ливен. Просим сообщить через газету "Правда". Г. Ливны, Орловской обл., ученики школ III, IV, V, VI Борзых, Алищева, Чунихин, Потапов, Дорогавцева, Плотин и (еще две неразборчивых подписи). Елена Зубкова: Призыв резервистов был, конечно, заметным, но все-таки не главным событием. Гораздо больше, если судить по письмам, адресованным советским вождям в сентябре и октябре 39-го, гораздо больше людей волновало другое. Новый тон отношений между Советским Союзом и Германией - вот что не могли взять в толк простые граждане. Поворот - от вражды к дружбе - был настолько резким и неожиданным, что застал людей, далеких от тайн кремлевского двора, буквально врасплох. И они спешили поделиться своими сомнениями и опасениями. Одно из писем в архиве Молотова привлекло мое внимание своим необычным названием. Не заявление, не жалоба. Письмо называлось даже как-то вызывающе - "рекламация". Речь в нем шла о советско-германском договоре. "Председателю СНК СССР тов. В.М. Молотову Рекламация Дорогой Вячеслав Михайлович! По поводу заключения Вами на днях двух договоров с Германией, торгово-кредитного и о ненападении - позволю себе высказать свое мнение. Договор о ненападении можно еще (условно) приветствовать, как некое болеутоляющее и обнадеживающее. О практической же пользе для нас судить подождем: не бросит ли Гитлер в нужную ему минуту этот договор в мусорный ящик как ничего не стоящий клочок бумаги, - что он неоднократно проделывал с другими, и не будет ничего удивительного, если он это проделает также и с нами. Вспомните-ка покойного Козьму Пруткова, говорившего: "единожды солгавши, кто тебе поверит!" Ломаный грош - вот цена словам таких людей, как герр Гитлер и К[омпания]. А вот торгово-кредитное соглашение - это "особь статья". Я лично думаю (более - уверен), что этим соглашением мы поможем фашистской Германии пережить трудную для нее минуту, предоставляя ей кредит в 200 миллионов марок, может быть, для закупки военного сырья. Не помогать изворачиваться да точить на нас нож надо, а бойкотировать, блокировать фашистских каннибалов, отгородиться от них китайской стеной, рвами, колючей проволокой, рогатинами, волчьими ямами. Пусть жарятся в собственном (арийском) соку! А помогать им спрыгнуть с горячей сковороды - не в наших интересах. Наоборот! Нужное же нам машинное оборудование, полагаю, могут поставить нам, не хуже и не дороже, другие страны, а не только Германия. Вот почему я отношусь к торгово-кредитному соглашению с фашистской Германией отрицательно, а против его заключения я протестую. Никаких подобных сделок ни с Германией, ни с Японией, ни с Италией, пока там власть в руках теперешних каннибалов! Бойкот им и эмбарго. 28 августа 1939 г. Степан Иванович Панфилов Рабочий, пенсионер, бывший защитник Порт-Артура, 63-х лет. Город Миасс Челябинской области". Владимир Тольц: Знаете, Лена, задним умом мы все крепки, а задним числом мы, естественно, обращаем внимание на то, что, может быть, было несущественным или второстепенным для живых персонажей истории, которую мы лишь изучаем. А вот на что несомненно обратили свое внимание действующие лица тогдашней истории, так это на выступление Молотова на сессии Верховного Совета 31 октября 1939 г., когда раздел Польши стал уже свершившимся фактом. В своем докладе Молотов назвал Польшу "уродливым детищем Версальского договора" и заявил, что Польского государства отныне больше не существует. Многим запомнился еще один пассаж из доклада наркома. Он говорил о новом смысле понятий "агрессия" и "агрессор", ссылаясь на события последних месяцев. Теперь, по словам Молотова, "роли поменялись": Германия выступает за мир, а Англия и Франция - за продолжение войны. Такие заявления могли озадачить кого угодно, и в первую очередь тех, кому по долгу службы приходилось нести новые идеи вождей в массы. Например, учителей. "Товарищ Молотов! Я - преподавательница географии в средней школе Чкаловской области, Екатерининского района. На одном из уроков в 9-м классе по теме "Международное положение Германии" я, говоря об отношениях Германии и Советского Союза, сказала: "В течение ряда лет мы считали агрессором Германию, а сторонницей мира в Западной Европе - Францию. В настоящее время это положение изменилось. Агрессорами мы считаем буржуазно-демократические государства - Францию и Англию, а Германия сейчас является сторонницей мира": Эту часть своей лекции я сопровождала зачитыванием цитат из Вашего доклада "О внешней политике Советского Союза". На этом уроке присутствовал заведующий агитационно-массовым отделом райкома ВКП(б) Воронин. После урока он мне сделал замечание, что я неправильно осветила этот вопрос, и что "Молотов, конечно, должен был говорить так, как он говорил, но мы должны ученикам рассказать и то, что товарищ Молотов не мог сказать о наших действительных отношениях с Германией" и так далее. Я считаю, что это неправильно и опасно с двух сторон: во-первых, я могу вычитать между строк что-нибудь совершенно несуществующее; во-вторых, у учеников (ведь это еще почти дети) может сложиться мнение, что прямым словам руководителей нашего правительства и нашей печати доверять нельзя. Так как мне очень часто приходится оперировать подобными документами, а вокруг изложенного мною выше вопроса раздалась целая дискуссия, я не знаю, как мне поступать в дальнейшем. Очень прошу вас, тов. Молотов, написать мне, как нужно понимать ваш доклад от 31 октября 1939 года (:). Мой адрес: Чкаловская область, село Никольское, средняя школа. Гетхман Ольге Марковне". Елена Зубкова: Обычно Молотов на такого рода письма - а их у него в архиве сотни - не отвечал. Не до того было наркому. Но это письмо он выделил из общего потока и, что еще удивительнее, удостоил ответа. И уж совсем из разряда необычайного, этот ответ простой учительнице из провинциальной школы существует в нескольких проектах и набросках. Значит, Молотову было о чем задуматься. В результате получилось следующее. "Из Вашего письма видно, что Вы правильно поняли мой доклад и правильно разъясняли учащимся вопрос об "агрессоре" в новых современных условиях политического положения в Европе. Я считаю, что тов. Воронин не имел оснований делать вам по этому поводу замечание. Мне неизвестно, а из вашего письма не видно, что имел в виду тов. Воронин, заявляя Вам, что ученикам надо рассказывать о каких-то "наших действительных отношениях с Германией". Молотов". Елена Зубкова: Когда читаешь письма во власть, создается странное впечатление. Да, в умах царила неразбериха, да, высказывались сомнения - если не в "правильности", то в "целесообразности" новой политики по отношению к Германии. Но большинство кремлевских корреспондентов все-таки послушно следовало за советской пропагандой. Поэтому заявления о так называемом "освободительном походе" в Польшу были восприняты с пониманием и где-то даже с энтузиазмом. Появилось немало добровольцев, пожелавших поучаствовать в кампании. Как, например, автор этого письма. "Председателю Совета Народных комиссаров СССР тов. Молотову В.М. Родился я в 1910 году в селе Городнице возле гор. Луцка, : откуда переехал с семьей в гор. Дубно, где прожили до 1926 года и в этом году через полпредство СССР по официальным документам переехали из Польши в страну Советов. Услышав Вашу речь, я - гражданин Советского Союза - хочу честно оказать помощь как частям нашей доблестной Красной Армии, так и политработникам, учитывая то, что я великолепно знаю окрестности городов Луцка, Ровно (в 1918 г. похоронен мой отец), Кременца, Дубно, Барановичей (по всем селам я батрачил), знаю много жителей этих окрестностей, могу оказать колоссальную помощь в агитационно-политико-просветительной работе (владею польским и чешскими языками), а также в смысле продвижения наших частей. Также знаю много революционных работников и врагов, которые могут делать вред (это касается гор. Дубно). Посему прошу зачислить меня в любую часть РККА или бригаду артистов (поскольку я являюсь работником театра) и я честно как сын Великой Родины оправдаю Ваше доверие и окажу всемерно помощь и, если надо будет, отдам свою жизнь. Прошу не отказать в любезности ответить по адресу: гор. Красноярск, Краевое управление по делам искусств. Чабан Николай Антонович. 23 сентября 1939 г." Елена Зубкова: Сегодня в нашем разговоре принимает участие историк Александр Голубев. И я хочу спросить нашего гостя: понятно, что к "польской кампании" готовились не только военные, и не только Молотов высказывался на этот счет. Наверняка, "мобилизованными и призванными" оказались и другие средства пропаганды :. Александр Голубев: Вы знаете, мне хочется привести может быть конкретный, но очень, на мой взгляд, значимый и важный пример. Подумайте сами, какие визуальные образы внешнего мира могло получать советское общество 20-30 годов? Телевидения не было. Кинохроника. Но кинохроника была, во-первых, очень небольшой по объему, во-вторых, доступной относительно небольшому проценту советских зрителей. Далее: фото или картинки в каких-то массовых изданиях были либо невысокого качества, либо эти издания имели небольшой тираж. И поэтому, как это ни странно представить сегодня, в эпоху всеобщего телевидения, но главным источником визуального представления мира выступала карикатура. Карикатура, а в 30 годы единственным сатирическим изданием в Советском Союзе был "Крокодил", так вот "крокодильская" карикатура и давала основные образы внешнего мира, независимо от того, как воспринимают читатели эти образы. Они могли от них отказываться идеологически и так далее, но они их видели. И картинка выходила как бы на поверхность. Так вот, до сентября 1939 года в советской карикатуре Польша не фигурировала, но сентябрь-октябрь - это, можно сказать, "польский период" в истории советской карикатуры. Как только возникло предположение и тем более факт входа наших войск на территорию Польши, это тут же было очень ярко продемонстрировано советской карикатурой. Главный сюжет этой темы - это, во-первых, то, что весь польский народ (вот любопытно - не украинский, не белорусский, а именно польский народ, включая, естественно, украинцев и белорусов) был против неких польских панов. Второй сюжет - польское офицерство, польские паны расплачиваются за 1920 год. То есть Красная армия получает возможность исторического реванша. И третий момент уже как бы вдогонку польской кампании - это то, что польские эмигранты, как и белоэмигранты 1920-22 года, ищут себе места в Париже, в Берлине и так далее и тому подобное. Елена Зубкова: Что ж, художники и прочие участники той пропагандистской кампании, кажется, старались не напрасно. Среди корреспондентов Молотова, например, все чаще стали встречаться люди, которые выражали недовольство исходом "польской кампании" и требовали, так сказать, продолжения. "Дорогой Вячеслав Михайлович! С гордостью читает весь советский народ о том, как наша смелая Красная Армия освобождает белорусский и украинский народы из-под ярма польского панства и шляхты. Всюду одна мысль, одно желание, во всех уголках домов - идет обсуждение исторического решения правительства и партии. Одно можно сказать: мудрое у нас руководство, с таким руководством не страшно. Есть в народе одна думка (об этом все говорят): а как быть с той часть Белоруссии и Украины, что нынче захвачена немцами? Неужели они не отступят? Ведь что же тогда: мы пошли освобождать Западную Белоруссию и Западную Украину, а часть из них Гитлер прибрал к рукам? Если не отдадут эту территорию, то получается конфуз: часть освободили, а взять другую сдрейфили? Всем мыслится, что Гитлер на рожон не пойдет и уступит. Только что Гитлер себе заберет? Мнение такое: нам нельзя только небольшую полосу брать, а нужно всю Галицию и Белоруссию - иначе, что же получается? Нам нужны промышленные центры Белоруссии и Украины. Краков, Люблин, Брест-Литовск, Белосток, Гродно, Вильно - должны быть включены в Великий Советский Союз. Надо наших братьев освободить, и с оружием в руках, всех зовите - все малые и взрослые пойдем, куда прикажите. А если Франция и Англия шебуршить будут, так следует Бесарабию занять (она ведь наша, хватит церемониться), да и не остановимся перед освобождением наших братьев по крови в Финляндии, которая пакостила и пакостит нам, не хуже Польши пакостит. Все, с кем ни встречаешься, считают, что Румыния должна без боя отдать Бесарабию, которую она у нас украла: К Вам большая просьба: пусть Генштаб подробнее сообщает о боях Красной Армии, нам хочется знать о победах Красной Армии и затем пусть газеты подробнее сообщают, как реагирует на наш шаг Англия, Франция и США. Мнение всех: Прибалтика должна стать наша, пусть прибалтийские государства войдут в качестве равноправных республик в нашу семью. Не надо забывать, что много крови пролито русской за прорубание окна в Европу. Бесарабия также наша. Ждать нечего, если надо все пойдем в большой бой. Да здравствует наше правительство! Да здравствует наша партия. Да здравствует великий Сталин! Мастер завода "Компрессор" Петров". Владимир Тольц: И все-таки, согласитесь, Лена, письма, адресованные вождям, - это особый жанр. И люди, писавшие туда в советское время, тоже особые, либо оказавшиеся в особых обстоятельствах. Большинство же все-таки в Кремль не писало, не писало ни в органы, ни в газеты. И мне гораздо интереснее поэтому знать не то, о чем писали наверх, а о чем шептались между собой. А информация об этом, как мы знаем, тщательно собиралась. Елена Зубкова: Да, конечно. И у нас есть, например, документы о настроениях в армии, мнениях непосредственных участников военных действий в Польше. Эти мнения зафиксировали секретные политдонесения, сводки. Обычно такие сводки начинались на бравурной ноте с уверениями, что в целом армия "одобряет и поддерживает". Но потом говорилось о "нездоровых настроениях" и "неправильных" высказываниях. После 17 сентября 1939 года в число "крамольных" попали такие разговоры. "У нас есть лозунг, что мы чужой земли не хотим, а зачем же мы перешли польскую границу? Ведь в Польше и в других странах есть компартия, есть пролетариат, ну и пусть они сами совершают революцию и своими силами избавляются от помещиков и капиталистов" (Красноармеец Шелудчев); "Нам командир и комиссар батальона заявили, что мы будем воевать, но не сказали с кем. Нам никто войны не объявил, мы проводим политику мира и стараемся, чтобы нас никто в войну не втянул, а вдруг сами объявляем и втягиваемся в войну. Такая политика противоречит учению партии Ленина - Сталина. Ленин учил, что революцию на штыках не принесешь, как в Польшу, так и в другую страну. К этому кто-то приложил руку, чтобы изменить нашу политику" (Политрук учебного батальона 4-й танковой бригады Украинского фронта Потелешко); "Я не могу воевать. Как я буду колоть хотя бы немца, когда он такой же рабочий, как и я:" (Красноармеец Орехов); "Советский Союз пошел защищать народы Польши, которую уже разбила Германия, это получается, что мы тоже загребаем жар чужими руками" (Красноармеец Поздняков); "Для чего все это нам нужно, у нас и так много своих бедных, которых не обеспечивают, а тут еще берут себе украинцев" (Младший командир Золотев); "Вот тебе и Красный империализм. Говорили, что чужой земли не хотим, а как увидели, что можно кусочек захватить, сразу об этом забыли. Немцы, когда Судеты захватывали, тоже писали, что они немцев защищают, там немцев как раз столько, сколько белорусов и украинцев в Польше. Мы кричали "Агрессоры!", а теперь сами тоже делаем... Хорошо чужими руками жар загребать. Немцы разбили Польшу, а мы на готовое идем" (Слушатель академии Химической защиты Адамашин). Елена Зубкова: Надо сказать, что по мере развития польской военной кампании настроения армии менялись. Для Красной армии та война была не долгой и не обременительной. Легкая добыча способствовала росту военных амбиций, воевали все охотнее. Да и в обществе антипольские настроения становились все заметнее. Говорили о возрождении России, о восстановлении исторической справедливости. Конечно, на эту идею работала пропаганда. Но дело ведь, наверное, было не только в пропаганде. Существовали и исторические корни антипольских настроений. Об этом я хочу спросить нашего сегодняшнего гостя, историка Александра Голубева. Александр Голубев: Откровенно говоря, исторические корни антипольских настроений можно искать в 17, 18, 19 столетиях. Попробуем посмотреть на то, как это представлялось массовому сознанию России уже в 20 столетии. После приобретения Польшей независимости, именно она воспринималась в 20-е годы как наиболее вероятный военный противник советской России. В течение 20-х годов в массовом сознании возникали слухи о том, что война с Польшей либо вот-вот произойдет, либо уже началась. И эшелонами убитых красноармейцев вывозят с западной границы, но об этом народу не сообщают. Скажем, в 1925 году - а год был очень спокойный для советской России, но именно в этом году произошло несколько инцидентов на польской границе. Инцидентов не важных по масштабу, но как только первое сообщение о них появилось в советской прессе, в более чем половине губерний Советского Союза прошли слухи о войне с Польшей. И позднее любое событие, скажем, пролет самолетов, пробная мобилизация, учет лошадей и так далее воспринималось в контексте войны с Польшей, именно с Польшей, не с Францией, не с Англией, не с Германией. Владимир Тольц: Я тоже хотел бы задать вопрос нашему гостю Александру Голубеву. О событиях 17 сентября 1939 года написано довольно много. И в писаниях этих можно без труда подметить терминологическую разноголосицу, отражающую различие в восприятии историками сути одних и тех же событий. Одни пишут, например, открыто об "аннексии", другие продолжают твердить об "освободительном походе". Третьи подыскивают более нейтральные слова вроде "военная акция". Четвертые рассматривают 17 сентября 1939 года как дату вступления Советского Союза во Вторую Мировую войну. А что Вы думаете об этом, Александр? Александр Голубев: Вы знаете, это очень сложный вопрос, и я не готов, может быть, дать однозначный ответ. Во-первых, я думаю, что есть основания рассматривать 17 сентября как вступление Советского Союза во Вторую Мировую войну, но это во-первых. Во-вторых, был еще другой момент. Ведь договор 1921 года, подписанный советской Россией после поражения Красной армии под Варшавой, целый ряд исторических и этнических областей, не принадлежавших Польше, отводил под ее границу. То есть для Советской России, для Советского Союза 1939 года это было помимо всего прочего установлением исторической справедливости. Понимаете, это тот вопрос, над которым надо еще долго думать и историкам, и юристам. В передаче использованы документы из Государственного архива Российской Федерации и Российского государственного военного архива |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
