Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[09-02-05]
Положение школьного учителяАвтор и ведущий Александр Костинский Александр Костинский: Сегодня мы будем говорить о том, как живется и работается современному российскому учителю. В студии автор учебников математики, завуч московской школы-гимназии номер 1543 Борис Гейдман, а также секретарь комиссии по школьному математическому образованию отделения математических наук Российской Академии Наук Николай Андреев. Первый мой вопрос к Николаю Андрееву. Надо все-таки сказать, что такое учитель? Какова его роль в школьном образовании? Николай Андреев: На самом деле, учитель - это тот человек, который общается с детьми, который учит их не только своему предмету, но и жизни, своим личным примером. Поэтому, на самом деле, в образовательной системе учитель - это самый главный человек. Все методисты, директора, чиновники - это все вспомогательные люди, которые должны обеспечивать нормальную работу учителя. Конечно же, именно учитель влияет на то, нравится ребенку предмет или не нравится, каким станет ребенок. Учитель ведет его не только в предмете, но и по жизни. Сегодня с нами в эфире прекрасный учитель Борис Петрович Гейдман. Александр Костинский: Борис Петрович, вот такие хорошие слова сказали про учителя, что он - главный. Расскажите, пожалуйста, - вы работаете не в обычной московской школе, а в школе 1543 - как сейчас живется учителю? Борис Гейдман: Я, действительно, буду говорить про то, как живется учителю гимназии, одной из, по-видимому, лучших школ Москвы, гимназии 1543. Надо сказать, что учитель живет, если говорить о материальном, на минимальном прожиточном уровне. Александр Костинский: Это в Москве мы говорим? Борис Гейдман: Это в Москве. При этом надо понимать, что для того чтобы обеспечить даже этот уровень, учителю приходится работать (я про своих учителей говорю) в двух, а то и в трех школах. Учителю приходится брать уроки, репетировать ребят. Причем заниматься этим приходится учителям, которые имеют полную нагрузку в школе. Полторы ставки можно взять в школе, таких проблем нет. Проблемы обеспечить учителя работой у нас нет. Проблема в том, учитель сегодня настолько выкладывается на работе, что заработать для того, чтобы... Александр Костинский: На достойную жизнь. Борис Гейдман: На достойную жизнь - это громко сказано. Чтобы существовать. Есть такое понятие - "не считать деньги на еду". Я практически смотрю. Себе это позволить из моих учителей могут единицы. Я автор учебников, у меня заработок, может быть, не постоянный, приработок что ли, но я, действительно, плохо себе представляю, как бы я жил, если бы не гранты Сороса, которые мы получали сколько-то лет назад, и я получал в течение почти 7 лет гранты Москвы. Вот такие добавочные деньги были, на которые можно прожить, а так трудно было бы сказать, чем бы я занимался. Александр Костинский: Может быть, даже ушли из школы? Борис Гейдман: Не то чтобы из школы, я не могу уйти из школы, хотя возможность такую имел и имею даже сейчас. В том-то все и дело, что учитель, который живет для детей, который не мыслит свое существование без этого моря детского, - ему не важно, какие деньги он получает, он не может уйти из школы. Именно для того, чтобы быть в школе, приходится где-то на стороне дорабатывать, зарабатывать, подрабатывать и так далее. Но все это сказывается на... Александр Костинский: ... качестве. Борис Гейдман: Это не слова - "на качестве". Если у меня физик дневал и ночевал в школе, то теперь он вынужден три дня работать в другой школе. Ведь это учитель, он не только физику нес детям. Или я занимался математикой. Школа работает на детей круглые сутки, круглые недели, это и походы, и школьные мероприятия, День культуры, День гимназии. Это целое море, в котором мы все время находимся вместе с детьми. Александр Костинский: Вы варитесь вместе с ними? Борис Гейдман: Физически времени нет. У меня есть классный руководитель, он может получать целую ставку, то есть практически удваивать свой оклад, минимальный оклад. Но для этого надо находиться и работать с детьми - не будем идеализировать - не шесть дней в неделю, а хотя бы пять, хотя бы четыре дня в неделю. Но он у меня вынужден 2-3 полных дня где-то подрабатывать на стороне. Александр Костинский: И вы не можете ему запретить, потому что по-человечески понимаете? Борис Гейдман: Запретить я не могу, я не могу потерять такого учителя. Если говорить о положении учителя, надо приходить к главному. Учитель сегодня в растерянности не оттого, что на жизнь трудно заработать или он не в состоянии заработать. Я про Москву говорю. Учительство - это очень консервативная часть общества. Если она приспособилась, то приспособилась надолго. Надо говорить про другое. Учитель сейчас в какой-то растерянности, в растерянности оттого, что нет перспективы в смысле его образовательной деятельности. Александр Костинский: Расти относительно себя самого? Борис Гейдман: Не то чтобы расти. Что такое учитель? Учителем становятся через 10-15 лет после работы. Причем учитель состоится как учитель именно через такой промежуток. Он для себя понимает, что он нужен детям, что он - учитель. А затем начинается наработка. Не успевают. К 50 годам учитель успевает наработать, как-то выстроить, проанализировать свою деятельность предметно. Александр Костинский: Мастером становится. Борис Гейдман: Становится мастером или не становится им. После этого идет реформа. Я ж пережил и колмогоровскую реформу в математическом образовании - очень интересный эффект. Я сменил замечательнейшего, талантливейшего учителя во 2-й школе московской, в то время гремевшей, Сивашинского Израиля Каимовича. Он был уже предпенсионного возраста, он не смог включиться в то море, в ту среду, которую навязывала в хорошем смысле слова реформа Колмогорова в математическом образовании. Он не смог перестроиться. Он должен наработать, он должен пропустить через себя все те идеи, под которыми он спокойно подписывается. Ну, кто сегодня не подпишется под профильным обучением, или под обучением по курсам, по выбору? Любой подпишется нормальный учитель, нормальный родитель и учащиеся старших классов. Выбор - это сегодняшнее время. Но надо понимать, что мы-то настроены на урочную систему, на госзаказ, когда программа была государственной, когда прописывались все основные темы курса. А, казалось бы, выбор, свобода - работай, никто не мешает. Но у меня наработки для того, чтобы ставить руку, как говорят в музыке, в математике, - для этого нужно быть мастером даже не с 10-летним стажем, для этого надо быть мастером с хорошим опытом, с хорошим анализом своей работы. Дальше идет математическое образование по направлениям - специализированное, гуманитарное образование, своя математика, естественно-научная, где доминируют естественно-научные предметы. Александр Костинский: Физика, химия? Борис Гейдман: Да, физика, химия - своя математика. Только учитель настроился на то математическое образование, которое соответствует каждому из этих профилей... Александр Костинский: Бац - и реформа? Борис Гейдман: Да. Описывается элективный курс. Красиво же звучит - элективный курс. Но почему не сказать по-русски - курсы по выбору? Почему не проанализировать точно? Ведь работали гимназии по такому курсу. Странно звучит, но мы курсами по выбору занимаемся в течение 5 лет, и пришли к тому, что это невозможно в условиях школы сделать по двум причинам. Школа должна иметь свободное расписание, должна иметь удвоенное, если не утроенное количество кадров. А каких кадров! Даже школа 1543 не может себе этого позволить, хотя к нам много пришло специалистов из высшей школы. Расписание невозможно сделать. Да, можно порушить урочную систему, можно порушить классную систему, но мало, наверное, кто себе представляет, что все российское образование (самое лучшее, с моей точки зрения образование) именно коренится в этой вот основной технологической идее - в обучении класса, в создании такой мини-среды, при которой даже у вундеркиндов (мы работаем с одаренными детьми) производная не была бы положительной, если бы не было той среды. Александр Костинский: Они бы не росли, говоря по-русски? Борис Гейдман: Да. У них бы не было той среды, где они могли бы самовыразиться, где они могли бы получить энергетическую подпитку и интеллектуальную... Александр Костинский: То есть они вместе растут быстрее, чем каждый по отдельности? Борис Гейдман: Безусловно. Ведь вся проблема в туловище, в середине, в той публике, которая еще не определилась, у которой нет таких фанатичных интересов к математике. Способный человек, он еще не знает, в чем он себя проявит. Второе, фанаты нуждаются в общей культуре в большей степени, чем даже в той специализации, которая привносится нами, учителями или преподавателями высшей школы. Им нужна эта среда. Им нужна, если хотите, общечеловеческая среда. Вы спрашиваете, почему я в школе, почему не ухожу из школы? Если учитель задержался, так образно скажу, на 10-15 лет, он уже начинает чувствовать: ему уже воздается сторицей то, что он отдал детям. Начинают приходить ученики. Когда приходят твои ученики, ты никогда не уйдешь из школы. Они приходят заниматься с моими новыми детьми, с моими новыми учениками. Когда они приходят, я отслеживаю в той степени, в какой можно отследить во время таких встреч. У меня есть уже пенсионеры-выпускники. Спрашиваешь их: "Вы же кончали 101-ю школу у Бориса Петровича, вы кончали 2-ю школу у Зои Михайловны, что у вас осталось от школы?" Ответ очень простой: "Вы знаете, осталось умение воспринимать жизнь как она есть, и активно в ней участвовать". Вот эта энергетика... Как сказала доктор физико-математических наук, когда корреспондент ее спросил: "Вы кончали школу у Бориса Петровича. Что он вам дал?" - "Вы знаете, он дал нам по жизни подходить ко всему с юмором, смеяться. Мы 40 минут из 45 смеялись, а 5 минут занимались математикой". У нас в классе 8 докторов физмат наук в одном классе, я уж про кандидатов не помню даже, кто не кандидат мне легче сказать. Александр Костинский: У меня вопрос к Николаю Андрееву. Прозвучала такая озабоченность, что сейчас проходят реформы, учитель в растерянности. Вы видите эту картину, прокомментируйте, пожалуйста, как в рамках Москвы, в рамках страны проходят вот эти реформы? Чего ждать обычному учителю? Николай Андреев: Комментарии будут не очень приятные, потому что, к сожалению, реформы проводят чиновники, проводят, исходя из целей, которые даже не связаны с образованием, а связаны с нашей политической жизнью, с общественной жизнью. Александр Костинский: С экономикой очень часто. Николай Андреев: В частности, с экономикой. Если раньше на образовательную реформу влияли ученые, великие ученые... Александр Костинский: Иногда по-разному влияли. Николай Андреев: По-разному влияли, но это были действительно мнения, мнения великого человека, мощного человека в науке, влияли учителя. Теперь, к сожалению, это влияние сведено почти на нет. Борис Петрович правильно сказал, что любая реформа ведет к тому, что уходит старый слой учителей. Они уже не могут, трудно перестроиться на новый лад. А что будет после этого? Кто приходит на смену? К сожалению, здесь совершенно удручающая картина, потому что, грубо говоря, после поколения Бориса Петровича - пропасть. Александр Костинский: Это реально. Статистика такая, что даже по Москве 30 процентов учителей уже пенсионного возраста работают, а молодых всего 3 процента. Разница на порядок. Такое впечатление, что непонятно, кто будет работать в школе. Борис Петрович, вы хотели прокомментировать? Борис Гейдман: Да, я хочу сказать. Кто следующий за нами? Это 40-летние. А вы зайдите в школу и посмотрите, сколько учителей 40-летних работает в школе. 40 лет для учителя, не знаю как для других профессий, но для учителя математики в особенности, - это выбор: либо ты уходишь из школы и занимаешься более оплачиваемой работой, работой, имеющий более высокий статус в глазах общества, в глазах всех людей, либо ты остаешься, и тогда остаешься навсегда. Я говорю это с болью, потому что у меня 2-3 математика сейчас на перепутье, перед выбором, который приведет к уничтожению специализированного математического образования в гимназии 1543. Два сильных математика вот такого возраста - 38-45 лет. В этом смысле Коля прав, за нами - пропасть. Александр Костинский: А еще более молодых, получается, нет? Николай Андреев: Во-первых, их нет. Во-вторых, в частности, Академия наук уже неоднократно заявляла и выносила постановление о том, что, конечно же, сейчас требуется менять программу педвузов. Потому что подготовка в педвузах сейчас очень плохая, соответственно, учителя, которые приходят в школу, они уже не могут так заинтересовать детей. Учитель не просто излагает предмет, не просто прочел какую-то теорему и завтра рассказал это в классе. Он должен прекрасно знать, чувствовать, он должен сам получать радость от предмета, тогда он сможет и детей заинтересовать, и донести всю суть, которую нужно сказать ребенку. И ребенку будет понятно, и не будет вот этого страха перед математикой, которую многие сейчас испытывают. Думаю, что в других науках точно так же. Борис Петрович очень правильно говорит, что во многом, на самом деле, работать или не работать учителю в школе определяется даже не столько материальным положением, которое, конечно, кошмарное, но именно отдачей, именно отношением общества. В этом смысле в нашем государстве обязательно нужно что-то менять, чтобы профессия учителя была уважаемой профессией, чтобы дети испытывали уважение при общении с учителем. Зачастую это наоборот, потому что очень часто у детей материальное положение лучше, чем у учителя, они прекрасно понимают, что такое учитель и что такое их родители. На самом деле, государственной задачей, на мой взгляд, является именно пропаганда образования, пропаганда образованности. Александр Костинский: Николай, но вот идет реформа. Что происходит, с вашей точки зрения, к чему ведут реформы? Они ведут к этому или нет? Николай Андреев: К сожалению, реформы сейчас не ведут к этому. Реформы ведут к ослаблению уровня образования в России. Александр Костинский: Почему? Потому что у людей, которые их проводят, другие цели? Они не озабочены? Ведь если почитать то, о чем говорят руководители нашего образования, там все правильные слова: "Экономика знаний - это экономика будущего" - и так далее, и так далее. В действительности, такое впечатление, что на словах это уже магистральная линия, что нельзя сидеть на нефтяной трубе, что образование - это главная наша сила. А как реальные реформы? Николай Андреев: Реальные реформы планируются чиновниками. Цели у них далеко не образовательные чаще всего. Но на самом деле, сегодня хотелось бы поменьше говорить о политике, а побольше - именно об учителе, потому что это такие приятные воспоминания для многих. Это очень важная профессия. Александр Костинский: Как на учителя влияют реформа сегодня? Борис Гейдман: Может быть, я что-то не так понимаю. Мы говорим о реформе, везде говорят о реформе - от уровня правительства до уровня окружного образования. Вы спросите меня, а как я себе представляю, что такое реформа? Александр Костинский: Как вы себе это представляете? Борис Гейдман: Что такое реформы? Для меня реформы, во всяком случае, две главные линии - это стандарты образовательные и ЕГЭ. Я готовился к передаче, вы мне позавчера сказали, что приглашаете поговорить по поводу реформ. Я готовился к сегодняшней встрече и задал себе вопрос: что такое ЕГЭ? ЕГЭ - Коля правильно говорит, во всяком случае, я с ним полностью согласен, - это просто будет "обнулевка". Почему? Потому что среда, которая... Александр Костинский: Но проверять-то надо? Борис Гейдман: Проверять надо. Если ради того, чтобы проверить учителя, там есть одна вещь положительная, чтобы сделать единые требования, чтобы решать две эти задачи, - выпускные и вступительные в вузы. Это разумно. Опять разумно с абстрактной точки зрения, но с практической много там вопросов, много проблем. Но сама технология ЕГЭ настраивает учителя на натаскивание на эти кнопочные тесты. Учитель с хорошим стажем понимает, что нужно иметь на выходе, чему надо научить. Нормального учителя не волнует, что тесты будут на выходе, ЕГЭ спрашивать или пришлют экзамен, не волнует конъюнктура. Он уверен за своих учеников, что они справятся и с тем, и с другим, хотя тоже очень много вопросов. Александр Костинский: Но учитель тоже ограничен по времени. Борис Гейдман: Я вам больше скажу. Вот я со своим опытом (у меня 11-й класс на выходе) испытываю какой-то дискомфорт, что мои дети не будут готовы к этим, пусть меня простят составители, дурацким тестам. Потому что с группой "С", где нужно выдать полное решение, они спокойно за нормальное время справляются, группа "В" - ответы - еще куда-нибудь, а группа "А" - кнопочная. Просто в силу переживаний, многих психологических вещей, времени мои способные дети могут плохо справиться. Они даже фамилию свою могут написать не тем шрифтом, каким положено в этой анкете. Настроить учителя на среду ЕГЭ, то есть готовить детей для того, чтобы они успешно сдали ЕГЭ, - с моей точки зрения, задача более простая, чем вывести ученика на тот уровень или сделать то, что мы сегодня делаем на выходе из средней школы. Здесь своя специфика. Скорее всего, психологическая обстановка соответствующая для того, чтобы в кротчайшее время ответить на 13-15 вопросов, угадать ответы или найти правильный ответ, - на это настроить придется учителю. Начиная с какого-то времени - с 1 сентября или с 1 января - придется натаскивать на эти тесты. Это, с моей точки зрения, беда. Беда еще вот в чем. Большая такая математическая ветвь, как геометрия, в этой ситуации выпадает, потому что даже задачи группу "С", где надо представить полное решение, рассчитаны на тех детей, которые поступают на серьезные факультеты, где нужна серьезная подготовка по математике. А для ребенка, который должен овладеть общей культурой на хорошем уровне, - я уже говорил про таких детей, которым еще самим непонятно в какой области себя они будут проявлять, какой деятельностью будут заниматься, - для такого выпускника ЕГЭ не дает возможности проверить знания. Александр Костинский: Значит, это все-таки средний уровень? Борис Гейдман: Мне кажется, что даже ниже, чем средний уровень. Это обнуление такого среднего уровня. Вы спросите любого математика, физика, биолога: как себе можно представить среднее математическое образование без геометрии? Александр Костинский: Это единственный курс, где систематически проводится доказательство. Даже в курсе алгебры доказательств вообще немного. Борис Гейдман: Такая простая вещь, как образное мышление, мышление рациональное, их сочетание, работа обоих полушарий. Я посвятил жизнь тому, чтобы геометрию начинать с начальных классов, с начальной школы. Александр Костинский: А ее сейчас вообще фактически убирают из тестов. Борис Гейдман: Чтобы гармония была в развитии ребенка. Я за гармонию общего образования, чтобы там не было таких флюсовых составляющих - математика или гуманитарная составляющая. Я не беру на себя ответственность загонять ребенка в какое-то определенное направление развития - гуманитарное, естественнонаучное, математическое или физико-математическое развитие. Мои дети сейчас активно участвуют в жизни. Я так подсчитал: я выпустил порядка 3 тысяч детей, кончивших класс со специализированным математическим образованием, - посмотрите, математикой как наукой занимается не более десятка. Люди идут работать в те области, где нужна общая культура, нужно нормальное, среднее общее образование. Оно предполагает глубину образованности, рационализм - все то, чем была советская школа богата, и то, что сегодня еще не успели развалить. Потому что ЕГЭ, с моей точки зрения, я еще раз повторяю, обнулит вот эту технологию такого образования. Александр Костинский: Виктор из Омска, пожалуйста. Слушатель: Я считаю, что учитель на сегодняшний день самая нужна профессия. Это наше будущее. Каким мы его сделаем, таким оно и будет. Они будут поднимать страну, растить хлеб и так далее. Будь моя воля, я, наверное, заработок депутатов Госдумы отдал бы учителям. Александр Костинский: Спасибо большое. Борис Гейдман: Об этой части реформы я сказал. Вторая часть - стандарты. Вот Коля сказал, Колмогоров подписывался под программой математики для 11-го класса. Тогда была 11-летка, потом снова вернулись к 10-летке, а сейчас опять вернулись к 11-летке. Я держу перед глазами федеральный базисный учебный план с расчасовкой, с учебными планами. У меня и моего директора ящики заполнены программами, соответствующие этим базовым компонентам, региональным и прочее и прочее. Я ни под одной программой не вижу фамилии, кто ее составил, человека, который бы отвечал за то, что написано в этом "замечательном"... Александр Костинский: Которого можно было спросить, с которым можно было посоветоваться? Борис Гейдман: Посоветоваться, да, говорить серьезно, адресно. А с кем говорить? Есть какие-то замечания, есть какие-то предложения. На самом деле, мне ответят: было чуть ли не всенародное обсуждение. Но должен быть четкий механизм - куда, к кому обращаться, с кем разговаривать. Александр Костинский: С кем обсуждать. Борис Гейдман: С кем обсуждать эти проблемы. Иногда нас приглашают на какие-то совещания, но все постфактум. До смешного доходит. Совещание по ЕГЭ - быть или не быть ЕГЭ? Я 30 минут читал документ, пока в конце не увидел решение Коллегии Министерства - в 2006 году осуществить поэтапное внедрение ЕГЭ на всей территории России. Зачем нас собирали? Александр Костинский: Все уже было решено? Борис Гейдман: Да, все было уже решено. Это в лучшем случае вот так демонстрируется участие учителей, чтобы учителя приняли участие в обсуждении. Александр Костинский: У меня вопрос к Николаю Андрееву. Скажите, пожалуйста, вот отделение математики, пожалуй, может быть, самое активное в обсуждении, в борьбе за то, чтобы реформирование не мешало образованию. На какой стадии сейчас находится борьба, обсуждение, как это правильно назвать? Николай Андреев: Правильнее называть обсуждение, хотя это действительно была борьба за уровень образования в России. Мы помним и заседание Госдумы, где выступали несколько математиков, были постоянные общения с Министерством. К сожалению, далеко не все желания были учтены. Александр Костинский: Но хоть некоторые учли? Николай Андреев: Конечно, некоторые учли, но все-таки хотелось намного большего участия и Академии наук, и учительской среды в процессе реформирования образования именно не постфактум, как это чаще всего происходит. Александр Костинский: На экспертном уровне? Николай Андреев: Да, на экспертном уровне. Не чиновники должны решать, а учителя, которые постоянно с этим имеют дело. Министерство образования и науки сейчас старается с виду учитывать мнение Академии наук, однако де-факто Академия наук и учительская среда не влияют на реформы. В частности, Федеральный экспертный совет, который принимает книги, - это отдельная больная тема нашего образования, которая тоже очень важна, потому что по грифованным книгам учителя имеют право учиться, и учить только по грифованным учебникам. Вся литература в школе может быть только грифованная. Александр Костинский: Надо получить гриф "Разрешено к преподаванию"? Николай Андреев: Там два разных грифа - гриф Министерства, после которого можно эту литературу вносить в школу, другую литературу вносить нельзя. К сожалению, в виду огромной заинтересованности издательств, огромной коммерческой заинтересованности, сейчас грифы получают далеко не лучшие книги. Хотя Министерство образования включило в секцию математики несколько членов Академии наук, но де-факто их мнение совершенно не учитывается. Александр Костинский: "Свадебные генералы"? Николай Андреев: Да. Все равно протягиваются те книги, которые хочет экспертный совет. Здесь очень болезненное положение дел. Александр Костинский: Давайте послушаем еще звонок. Николай из Москвы, пожалуйста. Слушатель: Все взаимосвязано - и школьная реформа, и вузовская реформа. Что касается вузовской реформы - переход на двухступенчатую систему вузовского образования, - мне кажется, это полный идиотизм. Бакалавр и инженер-магистр - вместо современного инженера. Александр Костинский: Спасибо, Николай. Нам понятно ваше мнение. К сожалению, сегодня тема как раз школьному образованию посвящена. Вот такой вопрос хотел бы задать Борису Гейдману. Вы ведь не просто учитель, вы еще и завуч, то есть человек, который организует учебную работу в школе. Как изменилось за последние годы работа завуча в организации работы? Борис Гейдман: Саша, для меня мой директор Юрий Владимирович Завельский придумал специальную должность в гимназии - должность заместителя директора по физико-математическому образованию. Я не тот завуч, про которого вы спрашиваете. Александр Костинский: Который расписание составляет. Борис Гейдман: Который расписание составляет, который бегает с бумажками на дню по несколько раз в управление окружное гимназии. Я с бумажками не бегаю, меня Юрий Владимирович освободил. У нас есть завуч по организации процесса учебного. Этот завуч бегает с бумажками: округ - школа и обратно. Александр Костинский: А зачем он бегает? Борис Гейдман: Сейчас скажу, причем вот такая маленькая деталь. Даже вот ЕГЭ. Собрали данные об учащихся. Ведь ни одной копейки школе не было заплачено на это самое ЕГЭ (по Москве желающие могут участвовать в ЕГЭ или не участвовать), но вся документация на участвующих, - а она очень серьезная, поскольку это - право на поступление в некоторые вузы Москвы, - на плечах школы, вот этого самого завуча. Александр Костинский: То есть он бесплатно должен выполнять дополнительную работу? Борис Гейдман: Он бесплатно гоняется со списками - рубежное тестирование, предварительное, подготовительное, с материалами ЕГЭ, которые готовят учащихся, со списками тех вузов, где учитывается ЕГЭ, что учитывается, бегает, высунув язык, в прямом смысле этого слова. А основная работа завуча, организатора, и в том числе и моя работа, - это отвечать, нести серьезную ответственность за тот процент неуспевающих, который выдает гимназия. Мы на предпоследнем месте в округе, на одном из последних мест в городе. Александр Костинский: Вы успеваете? Борис Гейдман: Нет, наоборот. Александр Костинский: У вас двоек много? Борис Гейдман: У нас очень много двоек. У нас 48 неуспевающих за полугодие, по-моему. Александр Костинский: Как вам разрешают? Борис Гейдман: Разрешают. У меня директор - это "последний из могикан". Я себе плохо представляю образовательный уровень Москвы и культуры без него, он председатель совета директоров Москвы - Юрий Владимирович Завельский (дай бог ему здоровья, чтобы он тянул эту лямку долгие годы). Вернемся к работе завуча. Кроме этого, он должен нести персональную ответственность по каждому неуспевающему. Он должен собрать характеристики, индивидуальные планы работы и объясняться по каждому ученику в Управлении образования. Когда Юрий Владимирович спросил чиновника: "А что это вам дает? Вот он привезет вам 48 этих характеристик только от одной гимназии, но в округе там порядка 100 с лишним школ. Что вы с ними будете дальше делать? Вы их будете анализировать? А если будете анализировать, то как можно анализировать без живого учителя и живого ученика?" Вот работа завуча, только бумажная работа. Александр Костинский: Спасибо. На пейджер пришли сообщения. Тут такой интересный вопрос (к сожалению, человек не подписался): "Существуют ли какие-то документы о правонарушениях учащихся, если учитель незащищен от воздействия недисциплинированных учащихся? Какие меры вы принимаете?" Тут, наверное, говорится о том, что могут быть конфликты, которые выходят за рамки просто разговора. Борис Гейдман: У нас таких прецедентов не было. Александр Костинский: А документация есть какая-то, как регламентировать, как должен проходить этот конфликт? Николай Андреев: Насколько я понимаю, документации нет. Всегда это исключительно на воле как раз директора, мудрого директора, который в каждом случае решает, кто прав. Александр Костинский: Вот мнение Дмитрия: "Образованный человек не только не требуется при нефтяной трубе, он мешает реализации идеи вечной власти. Отсюда плачевное состояние школы, учителей, направление реформ и так далее". Еще одно мнение (не подписался человек): "Стране срочно нужно менять политический курс - отказаться от реформ и вернуться к плановому социалистическому ведению хозяйства. Проблема образования сразу встанет на достойное место. Прошу передать привет первой учительнице В.В.Путина". И еще: "Навязывается аппаратный миф о том, что чиновники думают о чем-то ином, кроме своих частных сиюминутных интересов. Владимир из Санкт-Петербурга". Много еще на пейджер пришло мнений. Но вот вопрос: "По возможности скажите, какие современные учебники по арифметике для первых трех классов соответствуют аналогичным учебникам 1986-1990 годов? Клавдия Васильевна". Борис Гейдман: Я отвечу. Учебники 1986-1990 годов, о которых вы говорите, - это, по-видимому, учебники, которые сделала Мария Игнатьевна Моро совместно со своим авторским коллективом. Это действительно учебники, выдержавшие не то что 20, а, по-моему, до 40 изданий. Это учебники так называемого классического подхода к изучению математики, а точнее арифметики в школе. Это замечательно временем апробированный курс и так далее. Продолжением вот этого классического направления, собственно, и явились наши учебники. Я сюда пришел не рекламировать наши учебники, но вот это - классика, арифметические модели ситуаций, которые возникают вокруг нас, плюс геометрическая направляющая и развивающая логически. Это то, что мы постарались как бы осовременить. Надо еще добавить замечательный проект. Еще Андрей Николаевич Колмогоров говорил, что образование в смысле обеспечения учебным материалом, учебниками, программами меняется (математическое образование) раз в 20 лет, хотим мы того или нет. Поэтому за эти годы изменилась лексика, наша жизнь изменилась, изменилась направленность головок у малышей. Александр Костинский: Они просто некоторые задачи не поймут, потому что они исчезли. Борис Гейдман: А компьютеры - вы же никуда не уйдете от них. Возьмите компьютерное мышление. Все это потребовало, с одной стороны, сохранения классических начал (то, что стало утрачиваться в других проектах), с другой стороны, потребовало учитывать такую направленность, заняла свое достойное место комбинаторика, которая была выхолощена в советские времена. Александр Костинский: Ее практически не было в школе, только в спецшколе? Борис Гейдман: Да, есть много таких разделов, которые усилены, но классика сохранена со времен Марии Игнатьевны Моро. Сегодня очень много говорили про учителя. Ведь учитель еще должен быть приспособлен к тому, чтобы нести новые проекты, в жизнь их внедрять, его культура, его математическая образованность. Это отдельный роман - учитель начальной школы, потому что там одна "мама" на весь класс. Она обучает и математике, и русскому языку, природоведению, окружающему миру, и так далее. Это отдельная, очень сложная, непростая проблема. К сожалению, вот Коля сегодня говорил, большие математики, такие как Владимир Игоревич Арнольд, с большим пиететом отношусь к Владимиру Михайловичу Тихомирову, который много помог мне в понимании... Ведь я всю жизнь сомневаюсь - так ли я математике учу или не так я учу. Мне общение с математиками большими дает спокойствие в моей работе - значит, я делаю то. Экспертиза больших математиков необходима не только для того, чтобы протолкнуть или еще что-то там, она просто необходима. Александр Костинский: Даже для начальной школы? Борис Гейдман: Для начальной школы. Она мне необходима. Я далек от того, что мой проект самый лучший, но понять, что сегодня отвечает гармонии жизни, гармонии начального обучения, это очень непросто. Мне помогают большие математики. В этом смысле они должны делать экспертизу вовремя. Мене неважно, пройдут ФЭС или не пройдут мои учебники, мне важно мнение таких математиков, как Арнольд, как Тихомиров, много Васильев сделал. Вот так делается начальная школа. Александр Костинский: Понятно. Давайте послушаем звонки. Софья Григорьевна из Москвы, пожалуйста. Слушатель: Я хочу сказать свое мнение по поводу того, почему сейчас решить проблему образования не удастся так, как нам нужно, как сейчас излагалось. Все у нас проходит через голову президента. А президент совсем недавно на вопрос по поводу того, что сейчас слишком много поступают в вузы, сказал: "А нам это надо?" Поэтому сегодня мне хочется через вас, через наших слушателей сказать, что каждый на своем месте учитель, который любит свое дело, пусть делает свою работу сегодня, не надеясь на то, что ее решат. Пусть сегодня возвышает каждого из наших учеников, с уважением относятся к его вопросам, чтобы не было того, когда учитель может сказать: "Я уже объяснил все. Ты - дурак, глупый". Этого быть не должно. Александр Костинский: Спасибо за ваше мнение. Николай Андреев, пожалуйста, прокомментируйте. Николай Андреев: На самом деле, нужно выразить огромную благодарность учителям и тому, кто присутствует здесь, и тем кто занимается очень важным и очень сложным делом в современном мире. Хотелось бы закончить на мажорной ноте и рассказать о следующем факте, который произошел за последние много лет первый раз. В Москве в этом году состоялась Олимпиада для учителей. Обычно Олимпиады проводятся для школьников, а тут состоялась Олимпиада по математике для учителей, где каждый учитель мог попробовать свои силы, причем как в решении задачи, так и в нахождении ошибок в чужих решениях. Там было шесть задач, которые надо было решить, и шесть задач, для которых было предложено условие и решение, где, возможно, содержалась ошибка. Учитель должен был найти. На самом деле, это очень важно. Александр Костинский: Это хорошо, что это происходит на фоне того плохого, о чем мы говорили, это хорошая вещь. Николай Андреев: Это возродилось за многие годы. Дело в том, что Олимпиада - как для школьников, так и для учителей - это не столько соревнование, а некий праздник, когда сообщество собирается вместе, имеет возможность попробовать себя и в профессиональном плане, и пообщаться, порадоваться вместе с другими. Это очень хорошее начинание в Москве. Александр Костинский: Скоро начнутся и праздники для школьников. Николай Андреев: Да, сейчас идет месяц математических олимпиад, и не только математических олимпиад. Например, в это воскресенье в Университете будет большой математический праздник для 6-7-х классов. Борис Гейдман: 1800 детей участвовало в прошлом году. Николай Андреев: Приходит огромное количество детей, которые вначале решают задачи, потом их развлекают, а в это время жюри проверяет решения, показывают мультфильмы, рассказывают про какие-то интересные факты. Поздно вечером всегда награждение. Многие дети из других городов упрашивают родителей, чтобы привезли на этот праздник. Александр Костинский: Мы благодарим тех учителей, которые готовят этих детей, и тех людей, которые проводят эти праздники, где тысячи детишек занимаются математикой. Это дает нам надежду на то, что не все так плохо, что, несмотря на то, о чем мы сегодня говорили, все-таки есть надежда, что наше математическое образование и образование вообще будет как-то нормализовываться. Спасибо. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
