Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
 Полвека в эфире. 1963Цикл подготовил и ведет Иван Толстой
Иван Толстой: Полвека в эфире. Один год послевоенного мира - архивные пленки, редкие голоса, музыка эпохи. Год 63-й. В 63-м году наше радио отмечало свой первый юбилей - десятилетие. Диктор: Что такое Радиостанция Свобода? Во что мы верим? Диктор: Главное условие существования культуры - справедливость. Гарантии того, что закон, раз он принят, не будет нарушен в интересах какой-то небольшой группы. Конечная цель - правовое государство, в создание которого внесли бы вклад все и каждый, жертвуя частично своими личными интересами. В таком государстве никто не будет оставлен на произвол грубой силы. Диктор: Вот наше кредо. Мы приняли его в 53-м году. Сегодня это тоже наше кредо. Чтобы иметь возможность составить свое собственное мнение по тому или иному вопросу, людям нужны факты. Наши комментарии к фактам играют подчиненную роль. Каждый может, не принимая их во внимание, судить обо всем и все оценивать по-своему. Но мы считали своим долгом снабжать вас фактами. Одного известного члена британского парламента однажды попросили определить значение демократии. Он сказал: "Демократия - это терпимость к взаимно противоположным взглядам". Вот в такую демократию верим и мы здесь на Радиостанции Свобода. Такая демократия не совместима с понятием монолитности. Мы - Радиостанция Свобода - вышли в эфир в 53-м году для того, чтобы содействовать развитию демократии в Советском Союзе. И мы будем продолжать свои передачи, рассказывая в них правду и только правду до те пор, пока эта цель не будет достигнута. Иван Толстой: На фоне юбилея - свои утраты. Многие сотрудники радио попали на Запад взрослыми людьми, прошли войну и лагеря. Александр Воронин (настоящая фамилия - Перуанский) читает некролог коллеге. Диктор: Дорогие радиослушатели. С тяжелым сердцем сажусь я сегодня к микрофону. Скончался один из самых выдающихся сотрудников нашей радиостанции - Александр Степанович Казанцев. Те из вас, кто более или менее регулярно слушали наши передачи, наверное, заметили, что в последние месяцы отвечал на письма слушателей я, а не Александр Степанович, который вел эту программу в течение ряда лет. Но последний год он часто и тяжело болел - мучила язва желудка. И, наконец, в начале июля он лег окончательно. Была сделана еще одна операция, после которой наступило было улучшение, которое нас всех очень обрадовало, а потом опять стало ему хуже. Последние дни перед кончиной Александр Степанович большую часть времени был в сознании, и только иногда наступали периоды, когда ему казалось, что он не в больнице, а на радиостанции. То он начинал обсуждать различные вопросы, связанные с передачами, то вел беседы за круглым столом, то отвечал на письма слушателей. И все время, все время страдал от невыносимых болей. Родился Александр Степанович 8 декабря 1908 года. Учился в первом Сибирском Кадетском корпусе во Владивостоке. После революции - в Белградском университете. Затем - десятилетия активной политической, публицистической и общественной работы. Александр Степанович - автор многих статей, брошюр, автор замечательной книги о власовском движении "Третья сила". С 52 года Александр Степанович начал работать на радио. Сначала в "Голосе Америки", а потом у нас, на Радиостанции Свобода. И опять - яркие, талантливые статьи, комментарии, беседы, радиокомпозиции. И во всех них чувствуется глубокая и искренняя любовь к родине, к России, к народу. Иван Толстой: И все-таки радио оставалось молодым. Только душевно молодые хотят по собственной воле собраться и петь вместе. Да и вообще, в те годы люди пели. "Крылечко". У микрофона Леонид Пылаев и Галина Рудник. Леонид Пылаев:
Галина Рудник:
Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 63-й. Редкие голоса из нашего архива. Профессор Мюнхенского университета Федор Августович Степун вспоминает одного из столпов русской религиозной философии ХХ века Семена Людвиговича Франка. Федор Степун: Осенью, 1922 года Семен Людвигович Франк в числе многих других выдающихся ученых должен был в административном порядке покинуть Россию. Перед его отъездом из Москвы группа студентов поднесла ему адрес, в котором горячо благодарила за его лекции, соединявшие в себе строгость науки с вдохновенным исканием жизненной правды. Благодаря, студенты высказывали надежду, что им еще придется встретиться в научной работе со своим любимым учителем. Эти мечты не сбылись. 10 декабря 1950 года Франк умер в эмиграции в Лондоне. И все же мы смеем надеяться, что мечты московских студентов еще сбудутся. Что вырастающая в Советском Союзе духовная Россия будет пристально и напряженно изучать философию Франка, быть может, наиболее значительного русского мыслителя рубежа двух столетий и первых десятилетий 20 века. Иван Толстой: Еще один редкий голос - Марк Львович Слоним. Беседу с ним ведет Александр Воронин (Перуанский). Александр Воронин: Сегодня в нашей студии профессор-литературовед Марк Львович Слоним. Профессор Слоним родился и получил образование в России в Петроградском университете. А после революции 1917 года ушел в эмиграцию. Здесь, на Западе Марк Львович опубликовал ряд книг, в том числе двухтомную историю русской литературы на английском языке, а теперь готовит к печати историю советской литературы. Марк Львович, в седьмой книжке журнала "Новый Мир" был опубликован новый рассказ Солженицына "Для пользы дела". В связи с этим, я хочу просить вас поделиться с нашими слушателями своим мнением о Солженицыне и его произведениях.
Марк Слоним: Когда говорят о советских писателях на Западе, и в этом многие советские критики нас обвиняют, говорят о них с точки зрения политической симптоматичности. Они тоже становятся символами. Но те, кто действительно занимается литературой, интересуется ею, не становится на эту точку зрения. И вот, как вам ни покажется странным, я вам скажу, что Солженицын не мог вызвать большого интереса на Западе по одной простой причине. Потому что тот материал, на котором написана его повесть, тот самый материал, который известен русским людям потому, что они его испытали на своей спине, на своей шкуре, но не видели его в литературе, поэтому появление Солженицына - это огромное политическое и общественное явление для Советского Союза. Для Запада - это никакое не общественное явление, потому что у нас здесь появлялись десятки книг о лагерях, и действительность мы эту знали, этот материал нами был отлично изучен, и для европейского и американского писателя он новизны не представлял. Значит, оставался вопрос, в какой мере Солженицын - новый и интересный писатель? И я думаю, что он таковым является. Я особенно был поражен тем, что вот превращение факта в художественный вымысел или превращение жизненного материала в художественное изображение - вот это все имеется в "Одном дне Ивана Денисовича". Это литературное произведение, а не только материал. Литературное произведение, в котором слышатся отзвуки всей школы Ремизова. Наверное, Солженицын Ремизова не читал, но вот это обращение со словесным материалом такое, как у Солженицына, оно кажется мне близким нашему литературному прошлому. И затем, мне показалось, что в "Иване Денисовиче" прозвучал мотив Платона Каратаева толстовского. Русский человек, который выдерживает все, потому что в нем есть какая-то изюминка, какая-то душа, и вот эту душу никто сломить не может. Это ощущение у меня подтвердилось, когда я прочитал рассказ "Матренин двор". Это история русской советской Лукерьи - живые мощи тургеневской. Это опять-таки ощущение праведности, ощущение правдоискательства и то, как заканчивается рассказ - "Не стоит село без праведника" - это глубокая, сильная мысль, традиционная мысль русской литературы. И написан рассказ великолепно в чисто изобразительном смысле. И это подтвердило ощущение, что в лице Солженицына имеется настоящий русский писатель. Иван Толстой: Другой голос в жизни слышали очень многие: ветеран русской эмигрантской журналистики Андрей Седых, главный редактор нью-йоркской газеты "Новое Русское Слово", дожил до середины 90-х, а вот записей с ним на удивление мало.
Андрей Седых: Мне приятно, что кто-то оттуда откликнулся на мое интервью. Я рад бы был установить контакт с моей корреспонденткой. Но это немного трудно. Она хотела бы получить мою последнюю книгу "Далекие близкие", книгу воспоминаний, о которой говорилось в интервью. Эта книга была выслана мною в Советский Союз. Я послал 150 экземпляров книги в библиотеки и научные учреждения. Она может зайти в Пушкинский дом или в библиотеку Ленина. И она может там получить экземпляр моей книги. Владимир Юрасов: Я надеюсь, что наша радиослушательница нас слышит и воспользуется нашим советом. Андрей Моисеевич, в прошлый раз вы говорили, что вы собирались совершить поездку по Европе, в частности, в Испанию. Андрей Седых: Я не только в Испании был, я был в Париже, где встретил много старых друзей. Много писателей. К сожалению, многих я уже не застал. Но я рад, что я увидел Бориса Константиновича Зайцева. Он теперь старейший русский писатель в эмиграции. Я должен сказать, что выглядит он совершенно так, как выглядел 30-40 лет тому назад. Он такой же худощавый, такой же спокойный, выдержанный. Владимир Юрасов: А кого вы еще встречали во время вашей поездки из русских писателей? Андрей Седых: Вот, я думаю, вас может заинтересовать моя встреча с Леонидом Зуровым. Зуров - писатель молодого поколения. Ученик Бунина. И он унаследовал от Бунина все его архивы, рукописи и личные вещи. Зуров мне рассказал, что так велик в Советском Союзе интерес к Бунину, что в городе Орел существует тургеневский музей. Бунин - уроженец Орла. И вот этот тургеневский музей решил у себя устроить специальную комнату Бунина. И приобрел у Зурова всю обстановку кабинета Бунина. Той комнаты, в которой Бунин прожил последние годы своей жизни и в которой он скончался. Это парижская квартира на рю Жак Оффенбах. Эту комнату перевезут в скором времени в Советский Союз. Владимир Юрасов: А судьба рукописей Бунина? Андрей Седых: Рукописи находятся у Зурова. Он постепенно их разбирает. Там несметные сокровища, и Зуров все время находит некоторые мелкие рассказы Бунина, которые не вошли ни в одну из книг.
Владимир Юрасов: А кого еще из русских писателей вы встречали во время своей поездки, и, кстати, над чем они сейчас работают? Андрей Седых: Я в Женеве встретил Галину Кузнецову. Она тоже жила долгие годы в доме Буниных. Она вела там изо дня в день дневник, который она называет "Грасский дневник". Она сейчас работает над этим дневником, приводит его в порядок. Это будет совершенно исключительный по интересу литературный документ для всех людей, которые интересуются не только творчеством и жизнью Бунина, но и очень многих других зарубежных писателей, о которых очень мало знают в Советском Союзе. Владимир Юрасов: Галина Кузнецова ведь сама писательница и поэтесса, по-моему? Андрей Седых: Она сама писательница, она написала несколько романов и она поэтесса. Она мне показывала часть своих архивов. Между прочим, незадолго до своей смерти Вера Николаевна Бунина передала ей целую коробку фотографий. Я видел еще а Париже писательницу и поэтессу Ирину Одоевцеву. Она как раз закончила необычайно интересную книгу, которая называется "На берегах Невы". Это книга литературных воспоминаний и я должен сказать, что я никогда еще не читал таких живых, ярких и выпуклых литературных воспоминаний, какие написала Одоевцева, в частности, о Гумилеве. Она была его ученицей и была очень с ним близка. О Мандельштаме, о Федоре Сологубе, о всех акмеистах. Владимир Юрасов: А ваши планы на будущее или на ближайшее будущее? Андрей Седых: Сейчас я работаю над серией очерков "Под небом Испании". Это то, что я видел в Испании. Я вернулся совершенно ошеломленный и восхищенный Испанией. Иван Толстой: Андрей Седых восхищался Испанией, а наше радио в те дни передавало итальянскую модную песню. (Звучит песня). Иван Толстой: Полвека в эфире. 63-й год. Его основные события. У микрофона хроникер Владимир Тольц. Владимир Тольц: - Михаил Шолохов со страниц газеты "Правда" утверждает, что Иван Бунин для читателей - абсолютно забытая фигура, в то время как Горького и Серафимовича никогда не забудут. - 2045 советских граждан эмигрируют в Соединенные Штаты. - Полковник ГРУ и агент британской разведки Олег Пеньковский приговорен к смертной казни. - Опасаясь ареста, из Ливана в Москву бежит англичанин Ким Филби, много лет работающий на Советский Союз. - 200 тысяч мирных демонстрантов собираются в Вашингтон на выступление Мартина Лютера Кинга, сопровождающего свою речь знаменитой с тех пор фразой: "I have a dream" ("У меня есть мечта"). - Радиостанция "Немецкая Волна" начинает свои передачи на русском языке. - В Далласе убит президент Джон Кеннеди. - Журнал "Москва" печатает подборку стихов эмигранта Владислава Ходасевича. - Писатель Юрий Кротков не возвращается в СССР из заграничной поездки. - Писатель Валерий Тарсис отказывается от членства в партии и в Союзе писателей. - По всему миру прокатывается волна интереса к ар-нуво. - Умирают поэт Роберт Фрост, композитор Пауль Хиндемит, певица Эдит Пиаф, писатель Жан Кокто. В эмиграции уходят из жизни романист с дореволюционным стажем Сергей Гусев-Оренбургский, поэт Георгий Голохвастов, основатель литературного журнала "Современник" Леонид Страховский, в Ленинграде умирает поэт Наталья Крандиевская. - Одна из самых популярных песен года - She Loves You группы Битлз. Иван Толстой: Полвека в эфире. В 63-м году исполнилось 25 лет со дня кончины в Париже Федора Шаляпина. Диктор: Это голос Федора Ивановича Шаляпина. 12 апреля исполняется 25 лет со дня смерти этого великого русского артиста. Вы слышали начало монолога царя Бориса из оперы Мусоргского "Борис Годунов" в исполнении Шаляпина. Для участия в нашей сегодняшней программе мы пригласили известного регента и хормейстера Николая Афонского. Он сейчас в студии. Николай Петрович, вы можете рассказать о том, как вы познакомились с Шаляпиным и как началась ваша совместная работа? Николай Афонский: Мое знакомство и работа с Шаляпиным произошли таким образом. В 1932 году в Париже в кафедральном соборе на рю Дарю состоялась свадьба дочери Федора Ивановича Марфы. На венчании этом пел хор под моим управлением. На этой свадьбе присутствовал сам Федор Иванович Шаляпин, который потом на приеме в своем доме сказал мне, что пение хора ему очень понравилось. Прошло несколько месяцев после этого события, и вот однажды, совершенно неожиданно ко мне на квартиру приехали директор граммофонного общества мистер Тейлор, его сотрудники и импресарио Шаляпина Михаил Эммануилович Кашук. Мистер Тейлор сказал мне, что Федор Иванович Шаляпин собирается напевать диски, ему нужны смешанный и мужской хоры для напевания, и мне предлагается возглавить это хоровое дело. Так начался процесс напевания дисков Федора Ивановича Шаляпина с моим хором, который происходил в Париже в большом зале Плейель, вроде нью-йоркского Карнеги холл. С хором Шаляпин напел церковные и светские вещи. Никогда не забуду этих напряженных, необычайно прекрасных и счастливых дней моей жизни. Федор Иванович был в форме, голос его звучал идеально, он был в прекрасном настроении и пел с большим подъемом. Диктор: Скажите, Николай Петрович, какие-нибудь из шаляпинских пластинок, напетых в Париже вместе с вашим хором, попали в Советский Союз или нет? Николай Афонский: Я лично, в фильме советском "Девичья весна на Волге" сам слышал пластинку "Вниз по матушке по Волге", напетую Шаляпиным и моим хором. В промежутке между нашими концертами в Париже и Берлине произошло важное событие. Диск музыки Гречанинова, напетый Шаляпиным с нашим хором, получил на международном конкурсе в Париже первый приз. Этот диск Федор Иванович обожал и слушал его по несколько раз в день. Иван Толстой: Полвека в эфире. Готовя нашу историческую серию и подбирая музыкальные фрагменты, мы остановились на джазовой композиции, записанной как раз в 63-м году, - на этой, которую вы сейчас слышите. Помимо того, что она нам нравилась, у нее была исключительно интересная предыстория. Мелодия эта пришла из Советского Союза, кто и когда сочинил ее - мы не знали. Но старейший сотрудник радио Джин Сосин в своей книге "Искры Свободы" вспоминал, что пленка и ноты были привезены в 62-м году музыкантами джазового ансамбля Бенни Гудмена, совершившего успешное турне по нескольким городам Советского Союза. Какие-то материалы прибыли в Нью-Йорк и позже, переданные через верных людей. Это был музыкальный самиздат, неофициальные исполнения ленинградского джаза, записанного на квартирах и танцевальных вечерах. Выпустить джазовую пластинку в те годы в СССР было так же невозможно, как слетать на Марс. Добравшись до Нью-Йорка, ноты и подпольные записи попали в хорошие руки. Сотрудники Радио Свобода - продюсер Джо Валерио и журналист Борис Оршанский - предложили музыкантам гудменовской группы сыграть этот советский джаз по-своему, на американский манер. Музыканты собрались, и запись была сделана, чему Борис Оршанский посвятил очередной выпуск своей передачи "Это джаз". Вот фрагмент ее: обратите внимание, что ни ведущий, ни гость ни словом не упоминают, кто же автор музыки, кто композитор. Борис Оршанский: Прежде, чем начать беседу с Филом Вудсом, я бы хотел передать то, что он мне рассказал в частной беседе об истории джазовых композиций, которые мы передадим в нашей сегодняшней программе. Летом прошлого года Фил Вудс был в Советском Союзе с оркестром Бенни Гудмена. Во время этих гастролей он и его коллеги познакомились со многими советскими музыкантами и композиторами. Обменивались с ними советами, идеями и даже нотами. Фил Вудс привез в Соединенные Штаты ноты нескольких джазовых вещей, написанных советскими композиторами. Недавно Фил Вудс прочел в американском джазовом журнале "Даун Бит" заметку о том, что в Москве выпущена пластинка, названная "Американский джаз". Недолго думая, Вудс созвал своих друзей музыкантов, в том числе и одного аранжировщика, и они решили в порядке дружеского соревнования аранжировать на американский лад некоторые джазовые вещи из Советского Союза и наиграть их на пленку Такова рассказанная мне Филом Вудсом история трех джазовых вещей, написанных советскими композиторами. Они называются: "Мадригал", "Мадригал Нью-Йорк" и "Нет, скажешь ты". Отрывком из этой последней композиции мы впредь будем начинать нашу еженедельную передачу "Это джаз". Сегодня вы услышите эти три композиции. По радио, где бы то ни было, они еще никогда не передавались, мы передаем их впервые. А теперь к нашему гостю и собеседнику Филу Вудсу. Фил не говорит по-русски, поэтому я постараюсь как можно точнее передать то, что он скажет. Фил, прежде всего, кто аранжировал эти вещи для восьми инструментов и кто исполнял эти мелодии во время записи в студии? Борис Оршанский переводит Фила Вудса: Эти композиции аранжировал Ал Коэн. По мнению Вудса он один из лучших американских аранжировщиков. А вот имена инструменталистов, исполнявших эти мелодии. Наш сегодняшний гость Фил Вудс - альтовый саксофон. Зуд Симс - теноровый саксофон. Арт Фармер - флюгель горн. Боб Брукмайер - тромбон-пистон. Билл Кроу - контрабас. Джон Банч - рояль. Уолтер Перкинс - ударные инструменты. Диктор: Я кого-то, кажется, упустил и вижу, что Фил Вудс хочет меня дополнить. Пожалуйста, Фил. Перевод: Фил напоминает имя еще одного музыканта. Это баритоновый саксофонист Николас Бриньола. Кивком головы Фил Вудс соглашается со мной проиграть в записи на пленку композицию, которая называется "Мадригал". Борис Оршанский: Говорит Радиостанция Свобода. Вы слушаете передачу "Это джаз" по второй программе. Спросим теперь нашего гостя Фила Вудса, в каком настроении он и его коллеги играли во время записи в студии эту вещь и другие композиции? Перевод: Исполнение этих композиций и из запись в студии они рассматривали как своего рода джазовое сосуществование. Мы, говорит Вудс, только обмениваемся музыкальными мыслями. Когда мы были в Советском Союзе, мы не говорили о политике. Все что мы делали, - это исполняли музыку. И только о музыке мы думали, когда играли для записи. Борис Оршанский: Я спросил Вудса, что он думает о джазе в Советском Союзе, насколько ему пришлось его там слышать. Перевод: Фил Вудс говорит, что он слушал исполнение нескольких советских джазовых музыкантов, которые произвели на него большое впечатление. Два из них - один играл на альтовом саксофоне, другой на трубе - исполняли изумительно, первый класс. Фил Вудс замечает, что по его мнению все музыканты, которые хотят играть джаз, должны понимать его историю. Надо пользоваться материалами других людей, экспериментировать с этими материалами. Обмениваться друг с другом мыслями и предложениями. Все это необходимо для повышения мастерства музыканта. Борис Оршанский: Думаю, что теперь на очереди вторая джазовая композиция - "Мадригал Нью-Йорк". Эта вещь, мне кажется, хороший пример джазового сосуществования. Американские музыканты исполняют на американский лад советскую композицию. Я спросил Фила Вудса, не кажется ли ему, что эта композиция звучит, как русская музыка? Перевод: Нет, нет, у джаза нет национальности. Иван Толстой: Летом 63-го года вышла и грампластинка с четырьмя вещами из Ленинграда. Тираж ее был ограниченным - несколько десятков экземпляров. Что называется - для своих. На обложке значилось - Jazz at Liberty (Джаз на Свободе). Подзаголовок: Американские музыканты играют советские вещи по Радио Свобода. И большая фотография наших гигантских радиоантенн на берегу Атлантического океана в Испании. Это было воплощение идеи тамиздата: рукопись приходит из Советского Союза на Запад, превращается здесь в хорошо изданную книгу и отправляется обратно. Jazz at Liberty был музыкальным тамиздатом - в чистом, беспримесном виде. То есть тем, чем стремилось быть само Радио Свобода. Приближалось время для нашей передачи о 63-м годе, а мы до сих пор не знали автора мелодий. Жив ли он? Оказалось: жив и здоров, живет по-прежнему в Петербурге, слушает Радио Свобода и не подозревает, что когда-то его композиции вышли на нью-йоркской пластинке. Мы звоним в Петербург: Геннадий Львович, так что же - рукописи не горят? Голос по телефону: Ну, получается что так. Это для меня невероятное событие. Всплыл какой-то неопознанный объект, о котором в России никто ничего не знал. Иван Толстой: С нами на связи в Петербурге человек всем известный - джазовый музыкант Геннадий Гольштейн. Геннадий Гольштейн: Я обнаружил это совершенно случайно. Я слушал вашу заставку и слышу: боже, кому пришло в голову играть эту тему, мою интерпретацию темы Островского "Веришь - не веришь". Я долго ломал голову. И Люся мне, жена, говорила: послушай, кто это играет? Это был 62 год и ситуация напоминала описание компрачикосов из романа Гюго "Собор Парижской Богоматери". Когда тайная организация, чтобы сделать уродцев накладывала какие-то струбцины на черепа детей, зажимала руки, ноги. Это очень похоже было. Они изо всех сил хотели сделать советского человека нью хомо. Советский джаз обязательно должен был быть, все должно было быть советское. Наша вода слаще, воздух чище, местность экологичнее. Приходилось на это под колоссальным давлением откликаться. Союзы композиторов и вообще просто обстоятельства. Обязательно должна была быть советская тема, советская аранжировка. Но мы как-то уворачивались, как могли, выбирая из советских композиторов что-то, похожее на американское. Мы играли даже фуги Шостаковича с валторнами, перекладывали для джазового состава. Мы были такие джазовые компрачикосы. И, конечно, эти уродства переходили в наши аранжировки. Я сделал аранжировку мелодии Андрея Петрова "Я шагаю по Москве", поскольку она была похоже на мелодию из "Моя прекрасная леди". Она была написана в европейских схемах и поэтому поддавалась интерпретации, как мелодия "Нет, скажешь ты", которая на вашей пластинке сохранилась. Это же самое касается мелодии Островского "Веришь - не веришь", которую пела Шульженко. Я не представлял, что вообще это существует и что такие чудесные люди участвуют в этом. Ал Коэн! Мы все его обожали, Фил Вудс, Брукмайер! Это невероятно. Это все равно, что мои произведения взял бы Бах и исполнил или Моцарт. Никому в голову не могло прийти, что Фил Вудс, Боб Брукмайер, Ал Коэн сделали аранжировки моих тем. Это невероятно, это напоминало ситуацию с кораблекрушением, когда люди выбрасывают в бутылке записку, и бутылка доходит до адресата, и адресат откликается. А это тема, которая у вас - заставка, в оригинале это записано с одного танцевального вечера, где мы играли квинтетом. Это как раз после очередного прессинга со стороны Союза композиторов, что надо что-то сделать советское. Я принес эту тему, и мы ее играли. Это было необычно, потому что джазовые интерпретации советских тем всегда сопровождались нареканиями со стороны властей, что мы все деформировали и нарушили. Поэтому на этой записи есть даже какие-то выкрики: "Машина у подъезда!" - имеется в виду черный ворон. А вечер-то танцевальный, там публика танцует:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
