Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"Международная конференция "Судьба репертуарного театра XXI века"Ведущая Марина Тимашева
Марина Тимашева: В Петербурге в рамках мощнейшего Фестиваля театров Европы, организованного центром "Балтийский дом", прошла международная конференция "Судьба репертуарного театра XXI века". Выступали такие европейские знаменитости, как cекретарь Союза европейских театров господин Малки, выдающийся польский режиссер Кристиан Лупа и многие другие. Но я предлагаю вам послушать голоса российских режиссеров, актеров и директоров театров. Тон конференции, как и театральной жизни России вообще, задавал главный режиссер Малого драматического театра - Театра Европы Лев Додин. Лев Додин: Театр в той модели, которая была изобретена Станиславским и Немировичем-Данченко, является уникальным завоеванием XX столетия. Это не просто театр постоянной труппы, это не просто театр репертуара. Это театр некой единой художественной мысли и воли, театр, который воспитан в единых художественных побуждениях, где главным становится не сыгранная роль, не количество ролей, а общая художественно-лирическая, гражданская, человеческая линия жизни театра, выражаемая в его репертуаре, который, таким образом, становится не просто тематическим набором, которым когда-то, скажем, в советской юности нас баловали (две советские пьесы, она сельская, одна иностранная). Сегодня делится часто по-другому: эта - для души, а эта - для кармана, а эта - для пропитания артистов. Таким образом, целое разбивается, и театр, даже номинально числящийся театром с постоянной труппой, с постоянным репертуаром, становится просто театром - набором людей и набором спектаклей. Единое художественное направление подразумевает, что спектакль не начинает умирать, как считал Мейерхольд, едва родившись, а только начинает свою жизнь, родившись, и по естественным законам жизни развивается, набирает силу, питается следующими репетициями, следующими спектаклями. Я убежден, что в нашем театре многие спектакли изменились под воздействием следующих спектаклей. "Братья и сестры" после Достоевского стали совсем другими, а после Чехова снова другими. И таким образом происходит рост и развитие произведения, обнаруживается возможность длительной жизни спектакля, что, мне кажется, один из главных признаков художественности театра и художественности самого искусства театра. То, что предлагается и условно у нас называется антрепризой, или то, что предлагает Запад на сегодняшний день, лучшая западная модель театра, когда ставится пьеса труппой артистов, играется в течение 8-ми недель, а через 8 недель начинается новый запуск спектакля и жизнь кончается, - это продукция разового употребления, до которой опускается театр и которая превращает театр как искусство в продукцию разового употребления и все больше и больше присоединяет к продукции развлечений, поп-культуры и так далее, и так далее, и так далее. Мне кажется, мы начинаем внутренне сдавать позиции и объяснять себе социологическими и социальными причинами то, что мы не работаем как художественные театры. Идея художественного театра, главная идея Станиславского, она сегодня уже почти в корне потеряна. Большинство больших репертуарных театров сегодня живут по каким-то иным законам внутренней антрепризы. Мне кажется, что отстоять сегодня в нашем сознании идею художественного театра, идею избранности нашего искусства, идею необходимости искусства театра не как шоуменства, не как поп-деятельности, а как части подлинной национальной, народной культуры, тогда, мне кажется, совсем по-другому мы должны ставить вопрос и перед самими собой, и по-другому оценивать свою работу. Тогда, может, легче будет отделить зерна от плевел и понять, какие театры нуждаются в максимальной поддержке, какие театры нуждаются в оздоровлении, какие театры нуждаются в освобождении от названия "театр". Это все сложно, но каким-то естественным или неестественным образом должно происходить. Я напоминаю, что театр не может быть доходным предприятием. Эта идея, которая замаячила перед театром, и сначала деятели театра обрадовались приходу сравнительно, относительной рыночной экономики , она глубоко порочна. Серьезный театр никогда не был доходным. Он всегда был дорогим и дорого стоил тем, кто нуждался в этом театре, да. В большинстве случае исторически это были венценосные особы - императоры, князья. Чуть позже к ним прибавились крупные концерны. Скажем, мы играли в Корее в театре "Эл-Джи Корпорэйшн", но он существует абсолютно независимо от корпорации. Корпорация выделяет только одно - бюджет. Для того чтобы прийти на спектакль одному из директоров корпорации, нужно купить билет, иначе это будет считаться воздействием на художественную линию театра. Театр всегда стоил дорого. Сегодня на театр тратят копейки, унизительные, если переходить к социальным вопросам, копейки. Таким образом, разъедается одна из главных составляющих общенациональной культуры. И мне кажется, мы не можем не ставить вопрос именно в такой плоскости. Дело не просто в письмах Путину или Касьянову (хотя, наверное, и в письмах), сколько в нашем общем самосознании и общей нашей корпоративной солидарности в отстаивании понимания того, что такое есть театр, который нам сегодня всем нужен и который сегодня действительно находится в кризисе и на пороге умирания. Марина Тимашева: Лев Додин наметил круг тем, которые и обсуждали в дальнейшем участники конференции. При этом они демонстрировали ту самую корпоративную солидарность, к которой Додин их и призывал. Все, включая мэтра петербургской антрепризы Рудольфа Фурманова, грудью встали на защиту репертуарного театра. Послушаем художественного руководителя Театра Ленсовета Владислава Пази. Владислав Пази: Если мы потеряем репертуарный театр, мы потеряем такое понятие как труппа, являющаяся коллективной художественной индивидуальностью, как одно из самых больших завоеваний русского театра - театр ансамбля. Мне кажется только, что вот нашим коллегам - режиссеров я имею в виду следующего поколения - надо не бояться брать на себя ответственность руководить театром. Это малоприятное занятие сейчас для режиссера, оно обременительно, не доходно, и гораздо лучше приехать, поставить спектакль, уехать - тебя все любят и все замечательно. Тем не менее, если молодые режиссеры не будут за это браться, то все наши вопли о том, что мы сохраним репертуарный театр, будут бесполезны, потому что никто его не может сохранить, кроме режиссеров. Дело сохранения русского репертуарного театра - это дело нашей режиссерской профессиональной чести и нашего режиссерского, я бы сказал, профессионального спасения. Марина Тимашева: Брошенную Владиславом Пази перчатку принимает Виктор Крамер - видимо, самый коммерчески успешный, при этом, впрочем, и хороший, режиссер Петербурга, лидер театра "Фарсы". Виктор Крамер: Что бы мне хотелось ответить. За последние года два-три мне было сделано достаточное количество предложений от различных государственных театров на предмет художественного руководства. Я всегда задаю только один вопрос, первый и последний, как правило: "Кого я могу уволить?" Если я сажусь в свою машину, то я знаю, на что жать, что, если я так сделаю - она туда поедет, а так - она сюда. В сегодняшней ситуации государственного театра, как я это понимаю, человек а) имитирует, что он едет, б) имитирует, что он рулит. Я уже не говорю, что он представляет цель этой поездки, что он хотел ехать туда, но машина двигалась , куда она хотела сама. И вы думаете, я не хочу быть руководителем государственного театра? Очень хочу, но репертуарного театра, который может управляться. Марина Тимашева: Виктор Новиков, художественный руководитель Театра имени Комиссаржевской, просто считает, что театры следует закрывать. Виктор Новиков: Хотим мы того или не хотим, но какие-то театры будут закрываться. Мы можем биться головой о стенку и кричать: давайте сохранять все эти театры - но средств на это не будет. Государство должно содержать столько театров, сколько оно может содержать. Марина Тимашева: Виктор Крамер придерживается того же мнения, что и Виктор Новиков. Виктор Крамер: Значит, давайте уйдем от имитации - будет столько театров, сколько возможно финансировать. И в этих театрах не будет имитации жизнедеятельности, не будут люди подходить к расписанию и говорить: "Слава богу, меня не заняли, потому что я теперь могу это, это, это, это..." Марина Тимашева: Совершенно иначе мыслит Владимир Клименко (Клим), одно из самых славных имен театрального авангарда и независимый режиссер. Владимир Клименко: Однажды Всевышний собрал представителей всех конфессий религиозных и сказал: "Господа, через месяц потоп. Идите к людям, говорите, что делать дальше". Раввин сказал своему народу: "Ну что, сукины дети, доигрались? Через месяц потоп, готовьтесь жить под водой". Почему-то мы всегда занимаем позицию, которая выглядит так: барин-государство и мы. Хотелось бы привести слова Блейка, который говорил, что империи кажется, что она благоволит к художнику, а на самом деле благодаря художнику империя существует, потому что то, что остается после империи, - это то, что создал художник, и больше ничего. Почему государство вынуждено финансировать поп-культуру? На какой-нибудь поп-культурный проект деньги находятся, а на собственно то, что принадлежит нам, - русский театр - денег нет. На какой-нибудь мюзикл почему-то президент может выделить огромное количество денег, и мы там, паршиво изображая американцев, пляшем, создаем некую видимость искусства. Значит, происходит, с моей точки зрения, - я буду говорить так - происходит тотальное одурманивание нации. Марина Тимашева: По сути Виктору Новикову начал отвечать главный режиссер Самарского Театра драмы Вячеслав Гвоздков. Вячеслав Гвоздков: Не думайте, что деньги, которые вы сэкономите на сокращении какого-нибудь Бузулукского театра, вам достанутся. Или их украдут, или они до вас не дойдут. Вы знаете, где вы живете. Это первое. Коли мы считаем, что театр - это вторая религия в России, то, извините меня, на хрена же рушить храмы? Марина Тимашева: Похоже, Вячеслав Гвоздков прав. Закроют не те театры, что плохи, а те, чьи лидеры не обзавелись сильными покровителями и очень далеки от дворцов и кремлей. Занятно, что именно режиссер из провинции оказался единственным, кто не желал ни на что жаловаться. Возможно, впрочем, его оптимизм связан с тем городом, в котором он трудится, а если быть точнее - с тем вниманием, с которым относится к театру губернатор Самарской области Константин Титов. Вячеслав Гвоздков: И вы все здесь лукавите. Сегодня государство дает столько, сколько может. Мне приходится сегодня окупаемость держать на 60 процентах. И 3 тысячи рублей у меня получает вчерашний студент, пришедший в театр. И режиссеров я дорогих приглашаю, и художников. И не бегают у меня артисты по театрам. Те, кто хотели бегать, они уже бегают по Москве и по Ленинграду, по подвалам, ищут, где заработать. Репертуарный театр был в России 250 лет. И если антрепренер, как он тогда назывался, а не художественный руководитель, говорил: "Друзья мои, вчера мы поставили "Горе от ума" - отделались, завтра начинаем ставить Кальдерона "Дама-невидимка" - что в этом плохого? А что, Товстоногов не ставил "Белую акацию"? Значит, надо было так - надо было построить театр и выжить в нем. И извините, мы ходили и молились на этот театр. Но надо понимать, что эта идея, как социализм, как коммунизм, как, я не знаю, Город солнца, которую никто никогда не отменит. Но фактор существования в каком-то город театра, мне кажется, обязателен. А что вместо него будет? Клуб, как говорят французы или как я видел в Швейцарии? Есть наличие директора, трех рабочих, еще кого-то... Хорошо, говорят: взять ответственность с директора. Какая ответственность у нас сегодня в России? Приезжает антреприза, приходит господин: "Дайте стеночку и два стульчика". - "А что такое?" - "Да вот тут вот "наследили" в кино, а теперь хотим "наследить" у вас тут". Что, в советское время не было антрепризы? Только это по-другому называлось - "чес". Марина Тимашева: Слава Гвоздков произнес страшное слово "антреприза". Это такая форма организации, при которой актеры разных театров собираются на один спектакль и играют его, как правило, до тех пор, пока он делает сборы. Театральные критики шарахаются от антрепризы, как от чумы, поскольку обыкновенно слово "антреприза" является синонимом слов "коммерческая халтура" или жаргонного слова "чес". Однако я выяснила, что антреприза - вещь хорошая. Оказывается, благодаря ей, а не только кино- и телесериалам, российские артисты еще живы, то есть не умерли голодной смертью. Помехой репертуарному театру является не она, а несовершенство законов и громоздкий бюрократический механизм. По крайней мере, так думает Виктор Новиков. Виктор Новиков: Когда сегодня зарплата, например, наша в театре средняя - 3 тысячи рублей у артиста, я ни одного актера не могу уволить. Вот пример Насти Волочковой просто всем продемонстрировал ужасное положение, потому что есть некий контракт, она по контракту получала за спектакль, я не знаю, тысячу долларов, но если ее сейчас восстановят в театре, она будет получать 3 тысячи рублей и там не будет прописано, что она будет танцевать центральные партии. Но она может так жить до 35 или 36 лет, как полагается, и числиться актрисой. То же самое сегодня и с актерами репертуарных театров. Мы ни одного человека не можем уволить ни по законодательству, никак. Но даже если бы я его стал подлавливать и хотел бы его убрать из театра, мне совесть не позволит, я не могу его отправить на пенсию до 1500 рублей. Это же парадокс: артист сегодня думает - скорей бы дожить до пенсии, чтобы получать зарплату и пенсию. Вы как можете заставить, например, играть в репертуарном театре ту же Алису Фрейндлих или Олега Басилашвили, когда они в антрепризе получают совершенно другие деньги? Если половина актеров сейчас снимается в кино, в рекламе, играет в четырех-пяти театрах, то как меняется понятие театр-дом? Марина Тимашева: В отношении к репертуарному театру и в размышлениях о театре-доме с Владимиром Новиковым соглашается Анатолий Праудин, лидер экспериментального объединения, проживающего под крышей театра "Балтийский дом". Анатолий Праудин: Сегодня театр не является основным местом работы ни для режиссера, ни для артистов, ни для бутафоров и даже ни для охранников. Марина Тимашева: Анатолию Праудину вторит Виктор Крамер. Виктор Крамер: Замечательный артист (не буду называть кто) полгода планировал со мной, что он будет играть в главной роли. И потом он пришел ко мне со слезой в глазу и говорит: "Витя, ну что делать, съемки, вот такие деньги... У меня дочь, у меня проблемы, у меня квартира, у меня это..." Я говорю: "Иди, конечно". Я что, буду говорить: "Как? Ты меня предал..."? Я понимаю, что на 3 тысячи рублей он не сможет прожить, поэтому сегодня я не могу артисту сказать: "Извини, но ты... Мы с тобой братья, мы с тобой одной крови, мы вместе начинали, ты должен..." Марина Тимашева: Народный артист России, работающий в Театре Ленсовета, Сергей Мигицько уверяет, что антреприза - не помеха репертуарному театру. А в остальном он с режиссерами заодно. Сергей Мигицько: Я одинаково выкладываюсь и в антрепризе, и в театре. Чем же отличается антреприза от государственного театра? Просто в антрепризе больше платят. Оплата труда в государственных театрах так мала, что меньше, по-моему, не бывает. Я вот вчера выяснял, кому принадлежит выражение, что артист должен быть голодным, так никто и не ответил. Мне кажется, что настолько голодным уже артист быть не может. Современное поколение молодых артистов хочет нормально одеваться, нормально отдыхать от серьезной профессии, поэтому они все нуждаются в деньгах. Вот поэтому разница в первую очередь между антрепризой и государственным театром в том, что в театре не платят денег, катастрофически. Таким образом, артист, более-менее себя уважающий, будет себе искать работу на стороне. Теперь я отвечу вам на ваш вопрос, нужен ли государственный театр. Нужен обязательно. Необходимо каждому артисту такую школу пройти. Не всегда антрепренер, антреприза даст артисту такую закалку. Антреприза, как правило, приезжая в тот или иной город, назначает очень серьезные цены. Я играл какое-то время тому назад в очень серьезном проекте Олега Меньшикова "Горе от ума". Мы приехали на гастроли в Петербург, сыграли два раза в Большом Драматическом театре. И, по-моему, очень мало настоящего интеллигентного зрителя, способного по достоинству оценить этот спектакль, в зале я видел. Там были банкиры, бизнесмены. У антрепренера существует такая бумажка, идет список городов от А и до Я. И против каждого города стоит число - сколько выдерживает аншлагов тот или иной город. Грубо говоря: Алма-Ата - 2, Минск - 1, Самара - 1. То есть, приезжая в этот город на гастроли, мы собираем один зал, а кто еще хотел прийти и увидеть этот спектакль, остаются за бортом. Антреприза... ну, пусть будет антреприза. Но мне кажется, главнее и важнее на сегодняшний день государственный театр. Для меня государственный театр - это Публичная библиотека, это Эрмитаж. Мы должны в России держаться за государственный театр. Если мне мало денег в театре, я иду работать в антрепризу. Антреприза - это форма существования артиста. Марина Тимашева: Мысль о том, что антреприза - форма существования актера - неожиданна. Следовало бы уточнить - форма физического выживания, потому что творческой жизни она очень даже мешает. Когда человек привыкает к легкой жизни за большие деньги, убедить его вести тяжелую и бескорыстно - оказывается делом не из простых. Анатолий Праудин предлагает прямо противоположный способ выживания. Анатолий Праудин: Мы все хотим, чтобы сумерки русского психологического театра, русского репертуарного театра в ночь перешли как можно позже. Ищем разные пути, и, к сожалению, мы вынуждены сказать честно друг другу, что путь только один - совершенно безжалостное отношение к себе и, к сожалению, совершенно безжалостное отношение к тем людям, которые с нами работают. Сколько бы артисты не получали, работать с полной отдачей, сосредоточенностью по 7 часов каждый день. И только таким образом мы пытаемся сохранить профессионализм. Поэтому, в связи с этим в последнее время стало меня мучить одна идею. Может быть, стоит обратить свои взоры на людей, которым еще не исполнилось 13 лет? Может быть, пора попробовать создать театральную школу-интернат, где воспитывались бы самураи? И в академию приходили бы уже люди верующие, а не с улицы, которые бы отлично знали, что они обречены на нищету, что они будут играть незавидную роль городских сумасшедших и их единственная миссия на этой земле - бескорыстное служение тому театру, которым мы занимаемся. Марина Тимашева: Вот уже много лет журналисты радостно твердят: театр-кафедра, театр-храм - пережитки тоталитарного сознания и власти. Видно, они правы. Настоящие режиссеры-лидеры - и Лев Додин, и Анатолий Васильев, и Анатолий Праудин, и их европейские коллеги - ведут за собой не в храм, а в монастырь. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
