Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Чайка" в отсутствии любвиВедущая Марина Тимашева Марина Тимашева: Первый раз Лев Додин и Малый Драматический Театр Санкт-Петербурга показали "Чайку" в Москве прошлым летом. Лев Додин: Мы играли премьеру этого спектакля на Московской Театральной Всемирной олимпиаде - фестивале имени Чехова, который был одним из сопродюсеров. Прошел почти год, спектакль, мне кажется, как-то развился. За это время мы его много играли в Петербурге, играли в Италии, вернулись в Москву. Марина Тимашева: Тогда премьера - лично у меня - вызвала недоумение. Музыканты называют такое "рыбой" - вроде мелодии без разработки и аранжировки, вчерне. Вы видели мизансцены, декорации, артистов, но плоть и воздух в спектакле отсутствовали. Теперь "Чайка" прилетела на "Золотую маску". И получила премию аж в двух номинациях: за лучший спектакль большой формы и за лучшую сценографию Алексея Порай-Кошица. Спектакль сильно изменился. Точно так было, когда Лев Додин сначала показал в итальянском городе Таормина "Молли Суини", а спустя год привез ее в Москву. Возможно, ответ на вопрос, что происходит с его работами, содержится в объяснениях режиссера - кому он адресует спектакли. Лев Додин: Мы делаем это для себя. Недаром мы так долго и трудно выпускаем спектакли, потому что этот процесс жалко прерывать. И мы даже говорим перед генеральной репетицией, скажем, со зрителем: "Ну, еще одна проба в новых предлагаемых обстоятельствах, с новыми партнерами". А дальше начинается действительно жизнь, продолжаются репетиции в новых обстоятельствах: обстоятельства зрителя своего, обстоятельства зрителя иноязычного. Надо сказать, что эти обстоятельства, в общем, достаточно схожи. Хороший зритель слушает не слова. Он слушает что-то такое, что бьется за словами. Одинаково воспринимают и русские, и иностранный зритель. И мне очень бы хотелось дожить до такого момента, когда мы бы перестали делиться на "них" и "нас", и понимали бы, что если хоть что-то претендует хоть в какой-то мере на художественность, то это равно - и для них, и для нас. Потому что это обращено к душе человеческой, а она, в общем-то, у всех (как это не прискорбно, потому что ломает наши привычные представления) - она все-таки одна. Дорн: И начинаешь верить, что, в самом деле, возможна одна мировая душа. Марина Тимашева: Как и Доктор Дорн из "Чайки", режиссер Додин любит Италию. Многие спектакли он вообще выпускает там, а не в Петербурге. Малый драматический театр носит гордое название "Театр Европы". Из российских в него принята еще Школа драматического искусства Анатолия Васильева. На вопрос о том, как реагируют иностранные зрители на его "Чайку", Лев Додин отвечает: Лев Додин: Все благополучно сошло, нас никто не побил за хрестоматийность. Спектакль отмечают, пишут. Кстати, зрители-то - достаточно свежие, они не смотрят десять "Чаек" в год. Я должен сказать, что точно также воспринимает и нормальный зритель в Петербурге. Если человек смотрит не - как поставлена "Чайка", а смотрит спектакль, погружаясь в него, то он начинает мыслить по законам спектакля, следить за историей, которую представляет этот спектакль, и не занимается сравнением с первоисточником и, тем более, сравнением с представлениями о том, как этот первоисточник должен трактоваться. Я думаю, это общая беда специалистов театра. Мы сначала смотрим, что не похоже, что не так, почему не так и т.д. Нам очень трудно войти в ту систему, которая предлагается, непосредственно. Марина Тимашева: Итак, вечная "Чайка". Чего только с этим названием нет в столице - и бассейн, и вот еще деловой центр с эмблемой чайки позолоченного железа - что твой занавес во МХАТе. И чеховских "Чаек" тут не считано. Не стаи уже, а стада. Тут вам и "Чайка" в Содружестве актеров Таганки, и возобновление старой ефремовской постановки с Евгением Мироновым в роли Треплева, и дикая антрепризная птица с Татьяной Друбич. А не так давно в Петербург залетела "Чайка" Эймунтаса Некрошюса с итальянскими артистами, а в Москву - "Чайка" Люка Бонди с актерами немецкими и австрийскими. Эта пьеса - самая странная и непонятная из чеховских, самая многоликая. Даже если всматриваться в эти лики дважды в год и жить 80 лет, то все 160 "Чаек" не исчерпают возможностей, в ней заложенных. "Чайки" слетаются в Москву, будто это курортный город. В нем, правда, не то, что моря нет, даже с теплом и солнышком не густо. Но спектакли, по преимуществу, тоже надрывные и темные - будто все действие в них происходит ночью. А Лев Додин вообще, кажется, поставил спектакль об иссякании жизни - об исчезновении великих артистов, об умирании любви, воли и силы, о гибели чайки, и Сорина, и Треплева, и сильных чувств, и об экологической катастрофе на колдовском озере. Дорн: По законам природы всякая жизнь должна иметь конец. Сорин: Вы рассуждаете, как сытый человек, вы равнодушны к жизни, вам все равно, но умирать и Вам будет страшно. Дорн: Страх смерти - животный страх, его подавлять надо. Сознательно боятся смерти только верующие в вечную жизнь, которым бывает страшно своих грехов. Марина Тимашева: Чехов, как и Дорн, был доктором. Когда мы читаем его пьесы и рассказы, то забываем об этом, - а зря. Сочинения его, безусловно, несводимы к диагнозам, но, не зная медицины, не поймешь ни "Черного монаха", ни даже рассказа "Спать хочется". Додин, пожалуй, помнит это, и потому избирает позицию наблюдателя, он не сочувствует героям, ни одному из них, он за ними следит - как опытный врач наблюдает пациента, без лишних эмоций. В этом смысле Додин действительно ближе европейской режиссуре. Пациенты на сцене тоже наблюдают друг за другом. Почти нет сцен в этом спектакле, когда человек остался бы один или наедине с кем-то. Театр есть театр, деревенская жизнь есть деревенская жизнь - ничто не уходит от внимания всех. Забегая вперед, скажу, что даже последнее объяснение Нины и Треплева на сцене маленького театра происходит на глазах у всех. Поэтому не нужен Льву Додину выстрел Треплева, не нужны эмоциональные на него реакции. Все заранее знали, чем кончится история. В спектакле Льва Додина опять вода. Так было и в "Чевенгуре", и в "Вишневом саде", и в "Неоконченной пьесе". Из воды родилась жизнь, близ нее ей суждено закончиться. Но то, что плещется между узкой линией авансцены и возвышающимся помостом дачного театра, живой водой не назовешь, и озером - тоже. Это что-то болотное, будто подернутое ряской. Ловить рыбку в мутной водице охота разве Тригорину. Тригорин: Должно быть, в этом озере много рыбы. Я люблю удить рыбу. Для меня нет больше наслаждения, чем сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок. Марина Тимашева: Когда Треплев приносит Нине мертвую чайку, возникает стойкое ощущение, что он ее не убивал, она сама умерла, надышавшись ядовитыми испарениями болота. Да и та, видно, была последней. Резких мерзких чаячьих криков не слыхать. Как почти не слышно и музыки. Разве что звякнет колокольчик, жалко заноет дудочка Треплева, затрещат бельевые прищепки, Дорн (Петр Семак) пропоет обрывок некогда красивого романса, да однажды дуэт Маши-Медведенко проиллюстрирует тираду Аркадиной о том, что 15 лет назад на том берегу пели. Аркадина: Лет 10-15 тому назад здесь на озере музыка и пение слышались непрерывно, почти каждую ночь. Тут на берегу шесть помещичьих усадеб. Я помню... смех, шум, стрельба и все романы, романы. Марина Тимашева: Вы плывете по течению жизни у затхлого водоема. От дачного театра остался обглоданный скелет, напоминающий четвертинку глобуса, занавесом служат простыни, Нина в спектакле Треплева просовывает голову в прорезь висящего пододеяльника. Ни музыки, ни театра, ни любви. Одни ее отголоски - в истериках Треплева. Треплев: Я проклинал вас, ненавидел, рвал ваши письма и фотографии. Но каждую минуту я осознавал, что душа моя привязана к вам навеки. Разлюбить вас я не в силах, Нина! С тех пор, как я потерял вас и начал печататься, жизнь для меня невыносима, я страдаю. Марина Тимашева: И одни только отголоски любви в сбивчивой лести Аркадиной. Аркадина: Если ты меня покинешь, хоть на один час, то я не переживу, я сойду с ума, изумительный и великолепный мой повелитель! Тригорин: Сюда могут войти. Аркадина: Пусть! Я не стыжусь моей любви к тебе, сокровище мое. Отчаянная голова, ты хочешь безумствовать, но я не хочу, я не пущу. Ты мой, ты мой! И этот лоб мой, и глаза мои, и эти шелковистые и прекрасные волосы - тоже мои, ты весь мой! Ты такой талантливый и умный, ты - единственная надежда России. У тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора. Тебя нельзя читать без восторга. Думаешь, что это - фимиам, я льщу? Посмотри мне в глаза, посмотри. Похожа я на лгунью? Ну вот, ты видишь, я одна могу говорить тебе правду, я одна умею ценить тебя. Чудный, милый, поедешь, да? Ты меня не покинешь? Марина Тимашева: И как-то не получается считать любовью разговоры большеногой и провинциально-восторженной Нины (Ксения Раппопорт) с Тригориным - речь-то все больше об успехе, славе и творчестве. Нина: Как я вам завидую, если б вы знали. Одни едва волочат свое скучное незаметное существование, все похожие друг на друга, все несчастные. Другим же - таким, как вам, например, вы - один из миллионов, выпала на долю жизнь интересная, светлая, полная значения. Вы счастливы? Тригорин: Я? Вы говорите все о счастье, о славе, о какой-то прекрасной и светлой жизни. А для меня все эти хорошие слова, простите, все равно, что мармелад, который я никогда не ел. Нина: Ваша жизнь прекрасна! Тригорин: Что же в ней особенно хорошего? Извините, мне некогда, я сейчас должен идти писать. Вы, как говорится, наступили на мою самую любимую мозоль, и все во мне уже начинает волноваться и даже немного сердиться. Впрочем, давайте будем говорить о моей прекрасной светлой жизни. Ну-с, с чего начнем? Бывают насильственные представления, когда человек день и ночь думает все об одном. Например, о Луне. И у меня есть своя такая Луна. День и ночь меня одолевает одна неотвязная мысль. Я должен писать, я должен писать, я должен! Едва закончу повесть, так тут же нужно писать вторую, потом третью, за третьей четвертую, пишу, как на перекладных. Иначе я не могу! Что ж тут прекрасного и светлого? Я вас спрашиваю. Марина Тимашева: И необязательные, легкомысленные, но вечные шашни Дорна и Полины (Наталья Акимова) тоже с любовью не спутаешь. Правда, этот дуэт решен Додиным совсем необычно. Сколько "Чаек" я видела - всегда Полина нудно приставала к Дорну, требуя внимания, а он вяло отбрехивался. Тут они веселятся, бегают друг за дружкой, валяют дурака, и, глядя на них, невольно задаешься вопросом, точно ли Маша - дочь Шамраева, уж больно на него непохожа, и отчего это Дорн называет ее "дитя мое". Только ли это фигура старинной речи? Полина: О, вы прекрасно знаете, как вам вреден сырой воздух. Но вам хочется, чтобы я страдала. Вы нарочно сидели вчера весь вечер на террасе? Дорн (поет): Не говори, что молодость сгубила. Полина: Вы были так увлечены разговором с Лидией Николаевной. Вы не замечали холода. Признайтесь, она вам нравится! Дорн: Мне 55 лет. Полина: Вы прекрасно сохранились. Еще нравитесь женщинам. Дорн: Так что же вам угодно? Марина Тимашева: Лев Додин очень внимателен к тексту. Пожалуй, впервые я получила убедительный сценический ответ на вопрос, почему пьеса начинается диалогом Маши и Медведенко, этим знаменитым: "Отчего вы всегда в черном?" - "Это - траур по моей жизни". Потому что здесь в выкристаллизованной форме сказано главное для этой пьесы: человек, в принципе, несчастен. Медведенко: Мне живется гораздо тяжелее, чем вам. Я получаю всего 23 рубля в месяц, да еще вычитают с меня в эмеритуру, а все же я не ношу траур. Маша: Дело не в деньгах. И бедняк может быть счастлив. Медведенко: Это - в теории, а на практике выходит так. Я - да мать, да две сестры и братишка. А жалование всего 23 рубля. Ведь есть и пить надо. Марина Тимашева: Лев Додин и артисты Малого Драматического рассказывают о людях, которые - хотели. Хотели, но не сумели. Хотели, но не стали. Не стала хорошей актрисой Нина и хорошим писателем Треплев, хорошим управляющим Шамраев и хорошей матерью Маша, хорошей парой Полина и Дорн, Тургеневым - Тригорин. Аркадина, судя по тому, как играет ее Татьяна Шестакова, тоже заурядная провинциальная артистка. Внешне-то богема, а по сути - обыкновенные люди. Они так себя сами в пьесе характеризуют, но до Льва Додина на это почти не обращали внимания. Заурядные они, обыкновенные, и никто никому не противостоит. Просто от вечного недовольства собой и уязвленного самолюбия нервны, как говорит Дорн. Но нервны - не в возвышенном значении слова, а в самом элементарном, то есть - раздражительны. Особенно Треплев Александра Завьялова. Треплев: Считаете меня заурядным, ничтожным, одним из многих. Как это я понимаю, как это я хорошо понимаю. У меня в мозгу точно гвоздь. Будь он проклят! Вместе с моим самолюбием, которое сосет мою кровь. Сосет, как змея. Марина Тимашева: Треплев, по правде сказать, основная загадка этого спектакля. Дело в том, что Александра Завьялова не назовешь молодым, кроме того, он кряжистый, коренастый и ничем не напоминает "юношу бледного со взором горящим". Он кажется ровесником Тригорина и, что уж вовсе странно, собственной матери. Текст, из которого прямо следует, сколько лет Треплеву и сколько Аркадиной, из спектакля не убран. Видимо, Лев Додин опять опирается на высказывания самого Треплева. Треплев:- Молодость мою, вдруг - как оторвало. И мне кажется, что я уже прожил на свете 90 лет. Марина Тимашева: Я попросила, тем не менее, режиссера объяснить, зачем ему понадобился такой Треплев. Лев Додин: Я, может, не своими словами скажу, потому что так легче. Недавно смотрел спектакль Анджей Вайда. И он очень точно сформулировал, как мне кажется, что в отличие от традиции играть непризнанного гения, непонятого обществом театральных и художественных ретроградов, в данном случае играется Александром Завьяловым и спектаклем - неудачник. Неудачник от природы, неудачник по сути, который проходит свой круг, и вот так тихо и покойно уходит. И это для спектакля действительно принципиально и сознательно. Марина Тимашева: Не могу сказать, что Лев Додин меня убедил. Хотя из-за такого решения образа Треплева, в голову лезут прежде ее не посещавшие соображения. Например, Аркадина всегда казалась жадиной, скупердяйкой. А тут, наблюдая, как просят у нее денег, приходишь к выводу о поразительном инфантилизме взрослых мужчин в пьесах Чехова. Только и могут, что клянчить у женщины. И тогда попытки Тригорина (Сергей Курышев) уговорить Аркадину отпустить его к другой женщине тоже выглядят иначе: тот же самый вялый, рыхлый инфантилизм. И жизнь - вялая, на холостом ходу. Метафорой ей - велосипеды (на них ездят в отсутствии лошадей герои спектакля), в финале сидя на них, играют в лото. Вращают педали, но никуда не едут. Лишенное смысла, при этом все же завораживающее движение спиц, на которые падают отблески воды. Лишенное смысла, но завораживающее движение жизни. На вопрос, отчего пьеса Чехова называется "Чайка", Додин отвечает так. Лев Додин: Меня всегда спрашивают, кто у вас играет Чайку? Я каждый раз теряюсь, потому что я начинаю вспоминать, кто же играет эту убитую птицу, которую Костя кладет на скамейку. Ее никто не играет, ее сделали. Нина - ни в коем случае не чайка. И когда мне в школе задавали, у нас была хорошая учительница литературы, и поэтому она задавала свободные темы.... Ну, скажем, была такая тема: "Чайка русской сцены", о Ермоловой. Зная мой интерес к театру, задали такую тему. И - Ермолова не Чайка русской сцены. Чайка - это все-таки, по-видимому, душа человеческая, которая бьется, которая улетает, которую легко уничтожить, которая так ранима, как чайка. При всем том, что чайка - довольно сложная птица на самом деле, и совсем не только такая нежно-лирическая, как это представляется. Марина Тимашева: Спектакль Додина вышел совсем не нежно-лирическим. И лично мне в нем не хватает тех пяти пудов любви, о которых рассуждали основоположники художественного театра. Ну, пусть не пяти пудов, хоть нескольких граммов. В спектакле Додина подобные рассуждения Нины прерывает громкий смех Аркадиной - видимо, Додину они тоже кажутся смешными. Нина: Потом, по-моему, в пьесе непременно должна быть любовь. Другие передачи месяца: |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
