Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Литовская аномалия"Ведущая Марина Тимашева Марина Тимашева: Разрешите напомнить вам фрагмент интервью Донатаса Баниониса. Мы говорили с ним о тех тенденциях в современном литовском театре, которые беспокоят выдающегося артиста. Тем самым, я сразу обозначу тему нынешнего театрального выпуска. Донатас Банионис: Ну, если говорить о тенденциях: именно отказываться от театра, который мы называем психологическим. Хотя это - условное название, мы говорим - "реалистический театр", "психологический театр" - или театр, в котором резче всего или ярче всего видим актеров. А сейчас я не вижу актера. Ну, нет актера! Это - дым какой-то, огонь, всякие метафоры, которые актера заслоняют. Марина Тимашева: Донатас Банионис по сей день не приемлет театральной эстетики, принципиально отличающейся от той, в которой он был воспитан - от эстетики театра Мильтиниса, которого называют литовским Станиславским. В то же время он был выучеником, выходцем из французской картели четырех. Верность учителю не дает Банионису признать даже совершенно очевидный факт, что его земляк Эймунтас Некрошюс, по признанию всего мира, является одним из лучших (если не лучшим!) из ныне действующих режиссеров. Многие принимают высказывания Баниониса за, своего рода, брюзжание человека немолодого и консервативного. Однако это неправда. В словах Баниониса - слишком большая часть истины, чтобы от них можно было небрежно отмахнуться. Иное дело, что, дабы понять его правоту, надо посмотреть очень много литовских спектаклей и ощутить ту опасность, которую несет не сам Некрошюс, но метод, воспринятый его эпигонами. Мне представилась счастливая возможность общения с двумя литовскими режиссерами, мнение которых по означенному вопросу очень хотелось услышать. Один из них - Йонас Вайткус. С 1975 года он работал в Каунасском драматическом театре и был его подлинной звездой, потом возглавил Литовский Академический драматический театр Вильнюса. По настоящий день он остается педагогом Литовской Консерватории (кстати, знаменитая, благодаря фильмам Никиты Михалкова, Ингеборга Дапкунайте - выпускница курса Йонаса Вайткуса). Вайткус принадлежит поколению 50-летних, он - один из безусловных лидеров литовского театра, сам же учился в свое время в Ленинградском институте Театра музыки и кинематографии на курсе профессора Зиновия Корогодского. Его называют "метафорическим конструктивистом". К сожалению, сейчас у Йонаса Вайткуса нет своего театра. Мой второй собеседник - Станисловас Рубиновас. Он старше Вайткуса. Работает в Каунасе, где четверть века тому назад основал очень знаменитую студию, до сих пор ею руководит и пополняет ее студентами Каунасский молодежный театр, создателем которого является. Его сын (артист Каунасского Молодежного - Александр Рубиновас много раз получал награды петербургского фестиваля Балтийский дом, как лучший исполнитель той или иной роли). Станисловас Рубиновас ставит очень ясные по содержанию и ладные по форме спектакли, и у него отменное чувство юмора. Важное обстоятельство: по количеству выдающихся театральных режиссеров на единицу площади Литва вообще не знает себе равных. На территории маленькой страны, уж не знаю мирно или нет, но уживаются Йонас Вайткус, Эймунтас Некрошюс, Римас Туминас, "на пятки" им наступают Гитис Падигимас и Оскарас Коршуновас. Нет такого места на театральной карте мира, в котором не говорили бы о так называемой "литовской аномалии". Причину столь высокой концентрации значительных имен именно в литовском театре ни понять, ни объяснить невозможно. Но с помощью Йонаса Вайткуса и Станисловаса Рубиноваса я надеюсь понять причины очевидного отличия эстетики литовского театра от театра любой другой страны. Отличается ли система воспитания артистов в Литве и России. На взгляд сторонний: литовские актеры много музыкальнее, просто превосходно поют, они необыкновенно пластичны и очень бережно хранят заданный рисунок роли. Иногда кажется, что они умеют все так, как умеют все цирковые клоуны. На вопрос, как работается режиссеру с чужими актерами, если он уезжает за пределы Литвы, Йонас Вайткус отвечает так. Йонас Вайткус: Знаете, я думаю, что актерская натура очень подвижна. Они даже иногда лучше, потому что они жаждут это делать. И когда они понимают и находят удовольствие, и находят себя в каком-то новом качестве, это всегда дает хороший результат. И иногда дает качество, даже лучшее, чем наши, которые уже знают, как это использовать по старой памяти. Марина Тимашева: Мнение Станисловаса Рубиноваса, кажется, отличается. Станисловас Рубиновас: Большая разница, потому что, во-первых, российские актеры учатся на основе психологического театра, чего в литовской театральной школе почти нет. Зато в литовской школе есть очень большой акцент на пластику, на всякие изобразительные средства. То есть, если грубо говорить, то, наверное, внешняя техника выше у литовских актеров в результате, а внутренняя техника - у русских актеров. Марина Тимашева: Йонас Вайткус и Станисловас Рубиновас прямо или косвенно подтверждают, что система подготовки актера в Литве серьезно отличается от российской. И в этом смысле - тяготеет к западно-европейской модели. Но есть еще одно отличие. В разговоре о нем не сошлешься ни на опыт западного театра, ни на биомеханику Всеволода Мейерхольда. Современный литовский театр невербален. Текст для него не является не только достаточным, но иногда кажется, что даже необходимым. Актеры, конечно, произносят на сцене слова, но общаются преимущественно при помощи мимики, танца, вокала. Из-за этого многие актеры литовского театра заставляют вспомнить мечты английского режиссера Гордона Крэга о сверхмарионетке. Лицо актера будто срастается с маской. Часто, наблюдая за ними, вспоминаешь пусть о совершенном, но не драматическом, а кукольном театре. Йонас Вайткус говорит о недоверии литовского театра к слову. Йонас Вайткус: То, что говорится - это не всегда правда. И для меня слово - это прикрытие чего-то. Мы не доверяем сказанному слову, в прямом смысле, и ищем, зачем оно звучало, и что оно имеет под этим всем, причину этих слов. Марина Тимашева: Йонас Вайткус, как мне кажется, уходит от ответа, вернее, говорит как раз о том, что придумано Станиславским - то есть о подтексте, о том смысле, который прячется за словами. Я не это имела в виду. Для русских театров, как и для английских, немецких, французских, нидерландских, - важно само слово. Не менее важно, чем подтекст. У меня же складывается впечатление, что в Литве используют не метод психофизических действий, а если можно так сказать - метод физико-психических, то есть меняют последовательность работы. Сначала находят рисунок, систему приспособления (пластический образ, речевая партитура, музыкальная основа), а только потом насыщают форму содержанием. Йонас Вайткус: В науке этот принцип есть: от общему к конкретному и от конкретного к общему. Я никогда не разделял содержание и форму, я думаю, они вместе идут, как ложь и не ложь. И я думаю, что, может быть, это потому, что для нас важнее создать какой-то мир, а не повторить. Создать именно не прямо (в документах какого-то быта или психологического, или глубокого, какого хотите). Но жизнь - надо ее жить; для меня это так. И надо делать все эти проступки и не проступки. Но на сцене я должен сотворить свой мир и погрузить в этот мир этих людей. И мне повтор - очень неинтересен. Так как я полнокровно живу, я не боюсь жизни, то мне неинтересно смотреть, как люди там что-то делают. Я лучше почитаю книгу хорошую и возьму оттуда, чем посмотрю, как плачут на сцене или что-то другое делают. Поэтому создание своего мира.... Может, мы эгоисты больше стали, хотим иметь наши мироощущения, наш какой-то фантом, который только я могу сделать и никто другой. И, может быть, мы еще, как бы, очень молодые. Марина Тимашева: Станисловас Рубиновас тоже пробует искать объяснения столь прихотливым отношениям с текстом в литовском театре вне самого театра. Станисловас Рубиновас: Еще причина, конечно, - это религия. Протестантские страны, допустим, где все связано со словом. Католическая религия, в особенности в Литве, имеет пышный обряд. И литургия очень пышная, и очень все красиво. И поэтому, вот эти картинки, они волнуют, они нравятся и т.д. И поэтому очень часто для нас, допустим, в литовском театре повод - эти картинки. Это картинки, это импрессии по поводу. Марина Тимашева: Станисловас Рубиновас, отвечая на вопрос, в чем еще могут таиться причины столь явного небрежения литовским театром всем, что связано с непосредственным развитием сюжета, обращается к другим жанрам искусства и к особенностям самой жизни. Станисловас Рубиновас: Я думаю, что все-таки интересная версия, которую выдвинул один мой товарищ - такая, что это в Литве, так как литовцы почти все родом из христианства, а христианство в Литве на хуторах живет, и хутор от хутора очень далеко. Так что, как правило, другого хутора не видно. Видно только тогда, когда горит хутор. То есть литовцы не объединены в какие-то колонии такие, где общаются друг с другом. И поэтому общение, понимаете, не то, что вот, например, русские, когда встречаются, рассказывают друг другу историю своей жизни. Литовцы историю своей жизни не рассказывают. И вообще, рассказывать историю - это не так свойственно для литовцев, поэтому, например, в литовской поэзии почти нет баллад, почти нет поэм, по крайней мере, сюжетных поэм - нет. И вот у Марцинкявичуса есть две сюжетные поэмы: "Кровь и пепел" и "Двадцатая весна". Несюжетно все. Например, живопись, русская живопись - она сюжетная. Нужно рассказывать о сюжете. А литовская музыка, как многая западная музыка, несюжетна. Живопись абсолютно несюжетна литовская. И поэтому сюжетность, как таковая, не является обязательным условием. И литовский зритель не чувствует дискомфорта, если он не понимает, что происходит. Люди сидят, смотрят спектакль и не понимают, не могут рассказать. Но им хорошо, потому что возникают какие-то чувства, личные какие-то. Вот знаете, это как литовская лирическая поэзия, которую нельзя читать, кстати, со сцены, как русскую. Русская поэзия прекрасно звучит в исполнении. Литовская поэзия - нет, ни в коем случае. Ее надо читать глазами, она не производит эффекта при исполнении, она личная очень. Поэтому, например, исполнительское искусство чтецкое в Литве очень не развито. Вот эта бессюжетность очень свойственна, наверное, литовцам вообще, не только в искусстве, но и в жизни. Нет вот этого рассказа, рассказа истории. Марина Тимашева: Отмечу, что постановочная культура и мастерство художников-сценографов (в первую очередь Адомаса Яцовскиса и Надежды Гультяевой) вызывает чувство жгучей зависти. Последние годы красивая картинка в представлении большинства российских театров - это немыслимой яркости цвета, сочетания противоестественных с точки зрения нормального вкуса красок и бесконечные меховые боа - иногда думаешь, что декорации делала Эллочка-Людоедка. Литовские художники строги и скупы в выразительных средствах, их декорации исключительно образны и, в то же время, функциональны. Режиссеры и сценографы - поклонники простых фактур: дерева, железа, огня, воды, земли. Поэтому можно говорить о языческой образности спектаклей Эймонтаса Некрошюса, Римаса Туминаса и их последователей. Станисловас Рубиновас ищет этому историческое объяснение. Станисловас Рубиновас: А версия, вы знаете, такая. Это можно объяснять еще и тем, что Литва приняла христианство очень поздно. И еще в XV веке было еще много язычества, и языческие обряды у нас остались до сих пор. То есть - культ такого языческого действа в Литве существует, и культ огня, воды и других вещей, то что в театре Некрошюса есть и не только. Потому что мы все склонны зажигать огонь на сцене, и если нам пожарники позволили бы, то мы бы все сожгли бы. Марина Тимашева: Конечно, и Йонас Вайткус, и Станисловас Рубиновас предлагают только версии, варианты ответов. Хотя ученые считают, что верно поставленный вопрос - уже половина успеха работы. Последнее, что мне хочется знать: гордятся ли мои собеседники театром своей страны. Отвечает Станисловас Рубиновас. Станисловас Рубиновас: Этот путь литовского театра - он очень интересен, потому что он принес некоторые плоды. Но, с другой стороны, он имеет определенную и опасность, потому что в Литве процесс создания характера почти отсутствует. Вот как у Вайткуса - уже готовая маска или там еще что-то, как можно назвать. А нет процесса - этого постепенного наращивания отношений и т.д., просто люди так не мыслят. С другой стороны, мне пришлось работать с русскими актерами вот здесь. Я имел очень большие проблемы в другую сторону, потому что мне сразу задают вопрос: "Кто я? Откуда я пришел? Какая моя предыстория?". А предыстории - нет. И мне говорят: "Откуда пришли?" - "Из гримуборной". В Литве этого объяснять не надо, это все очень просто. Например, для литовского актера создать атмосферу на сцене - это просто. На сцене молчать - это очень просто. Говорить на сцене - хуже. Молчать русские актеры не хотят. Мы все время гордимся в Литве, что истоки литовского театра, они - из русского театра. И где-то, конечно, это есть. Но вот в последнее время, наверно, эта разница произошла очень-очень большая. Марина Тимашева: На вопрос о том, гордится ли он театром своей страны, Йонас Вайткус отвечает иначе. Йонас Вайткус: Я очень горжусь. Я думаю, что очень мало гордятся чиновники от культуры у нас. Вот это жалко. Они не понимают, что это - ценность. Они даже не понимают, что театр - это большущая сила. Не зря театр использовали в советское время и держали очень крепко в руках. Но теперь они думают, что это как бы придаток ненужный, для того, чтобы выпускать очень много денег для каких-то игр. Вот мне это очень странно. Марина Тимашева: Вот и удалось нам все же найти то, что объединяет литовские и российские театры, кроме взаимной любви - ну, пусть не в творчестве, а в стороне от него. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
