Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[26-11-05]
Есенин: телевизионное убийство - история и сериалАвтор и ведущий Владимир Тольц Объединенный выпуск программ "Разница во времени" и "Документы прошлого" Игорь Зайцев: Очень многих вещей не существует как документ. И это и есть проблема, большая проблема. Потому что если многие бы существовали документы, наверное, они были опубликованы. Точно так же, как не существует документа о том, что Есенин действительно повесился. Владимир Тольц: Это говорит один из участников нашей сегодняшней передачи Игорь Зайцев - режиссер недавно прошедшего по 1-му каналу телевидения России (по спутниковым каналам показ продолжается) 11-серийного фильма "Есенин. История убийства". (Кстати, это режиссерский дебют Игоря Зайцева, с которым я его искренне поздравляю). Ну, а отвечая на замечание об отсутствии документов, скажу, что они в сегодняшней передаче тоже будут, хотя большая ее часть будет посвящена воссозданию (а то и созданию) истории отнюдь не историками - истории часто "бездокументальной", зато занимательной, доступной и понятной, как говорили раньше, "широким массам трудящихся", или еще - с оттенком классовой снисходительности - "литературе для бедных". Скажите, - спрашиваю я Игоря Зайцева, - сериал "Есенин. История убийства" это - "история для бедных"? Игорь Зайцев: "История для бедных"? - Конечно, нет! Потому что среди моих друзей, знакомых бедных уже нет. Мое все знакомые, которых можно назвать бедными, живут уже не в этой стране. Потому что Москва вообще не является показателем того, что такое Россия - это совершенно другой мир, другая страна. Жизнь за окружной дорогой совершенно другая. Мои знакомые - то, что теперь называется средний класс, пусть они работают в сфере обслуживания или где угодно. Для них это большое событие, и я не слышал ни одного негативного отзыва об этом проекте, об этом фильме. Владимир Тольц: Игорь Зайцев. Режиссер 11-серийного фильма, в котором покончивший, как нас учили, с собой поэт Сергей Александрович Есенин, оказался жертвой злодейского убийства. Впрочем, обо всем по порядку... На чем основаны наши представления о прошлом, об истории? Это ведь не только сведения из учебников, не только знание каких-то документальных источников, обобщающих исторических трудов. Это еще и исторический миф - система представлений о прошлом, существующая в разное время в разных социумах. Не секрет, что исторический миф в разные времена создается, передается и трансформируется каждый раз по-своему. Исторический эпос сменила историография, развивавшаяся, обогащавшаяся вспомогательными дисциплинами, приемами анализа и синтеза и т.д. Поколения русских вскормлены трудами выдающихся историков. Тут и Карамзин, и Соловьев с Ключевским, и Тарле. Но тут же и советские, и уже постсоветские перелицовщики давней и недавней истории, перекраивающие ее в соответствии с пожеланиями начальства и своим пониманием этих желаний о соответствии. Надо сказать, исторические представления читающей публики строятся не только на сочинениях историков. Художественная литература многое давала и продолжает давать. Несмотря на все претензии к Льву Николаевичу Толстому, которые в свое время прозвучали по поводу неточностей в передаче реалий прошлого, наши современники представляют Отечественную войну 1812 года прежде всего по его "Войне и Миру", а вовсе не по работам историков и музейным экспонатам. И вот новое время. Время, когда читают меньше. И вместо трудов историков и великих исторических романов - беллетристику пожиже и так называемые журналистские исследования. Наступило Время, когда молодежь строит свои представления об истории на основании фильмов и сериалов. А на смену историкам приходят для масс беллетристы и сценаристы. Про Брежнева многие знают из урезанного на ТВ сериала "Брежнев", а про Есенина теперь из 11-серийного фильма 1 канала. В нем получает новое развитие старый исторический миф. Конечно, на мой взгляд, даже такая передача информации о прошлом лучше, чем полное его забвение. Но ведь и некоторая деградация очевидна. Как вы к этому относитесь? - спрашиваю я у заведующего отделом "Литературное наследство" Института мировой литературы имени Горького РАН Николая Всеволодовича Котрелева. Николай Котрелев: Во-первых, безусловно, что история на наших глазах и на нашей памяти, памяти, протянутой на несколько столетий назад, становится все больше и больше мифом нагляднее и нагляднее. То общество, которое знало своих героев, по крайней мере, через одного-двух человек, из третьих-четвертых рук знало все про своих современников, ушло в прошлое. С каждым поколением нарастала роль медиаторов, посредников, именно созревала и созревала культура масс-медйного посредствующего пространства, в котором для подавляющего большинства людей информация историческая, в том числе и о сегодняшнем дне, поступала непременно через руки посредующие, через, грубо говоря, журналистов. Вы говорили о писателях, экранизаторах. По сути дела, гораздо важнее функция журналиста, рассказчика о том, что происходило или что происходит. И в этом смысле, безусловно, роль чтения уменьшается, роль горячих средств информации возрастает. По-видимому, должны каким-то образом оформиться в ближайшие поколения, одно-два, может быть в ближайшие десятилетия, некоторые новые формы, видоизмененные формы коммуникации через Интернет, сетевые. Но принципиально вряд ли там что-нибудь будет выдумано другое, поскольку ограничения связаны скорее с природой человека, антропологические, социально-антропологические. Будет все равно некоторый рассказ в лицах. В этом смысле и фильм "Есенин" мало чем отличается от романов исторических еще романтических времен 19 века. Моя бабушка любила исторические романы Данилевского, хотя могла бы читать и Ключевского, казалось бы. Но в этом смысле никакого возражения против того, что телевидение становится источником информации, сделано быть не может принципиально. Так устроилось человечество: вместо того, чтобы взять недавно изданную и на прилавках лежащую толстенную книгу о конце Есенина документальную, люди будут смотреть 11 серий по телевизору. Владимир Тольц: Так считает историк литературы, заведующий отделом "Литературное наследство" Института мировой литературы имени Горького РАН Николай Котрелев. Выслушав то, что я сказал в начале этой передачи, историк Илья Смирнов высказывается куда резче. Илья Смирнов: Вы начали разговор так серьезно, как, например, Петипа пришел бы в сельскую дискотеку к концу танцев и попытался бы там поставить что-то балетное. На самом деле то, что вы описываете, "миф" - слишком благородное слово, я бы употребил слово "белиберда". Сериал, который вы упомянули, несколько раз выносило меня в этот поток эфира. Я включил первую серию, где молодой человек, нижний чин запанибрата общался с генералом, как со своим деревенским дядюшкой, а потом попал в императорский дворец в присутствии высочайших особ, но тоже вел себя примерно как у тещи на блинах. И вдруг, ни с того ни с сего, от наивного деревенского монархизма он перешел к восторженному чтению революционных листовок своим сослуживцам. Никакой мотивировки там нет вообще. И этот Сергей Есенин больше всего напоминал какого-то мелкокриминального придурка. В "Литературной газете" его очень хорошо сравнили: Шура Балаганов, который научился писать стихи. Это был мой первый опыт. Потом через несколько серий я включил этот шедевр снова и узнал про Орден русских фашистов. Оказывается, он боролся с марксизмом, движимый болью за отечество. Кто примерно знает эту историю, такая маргинально-криминально-экстремистская организация, руководители которой получили по заслугам в свое время. В данном случае у меня нет особых расхождений со спецслужбами своей страны. Но дальше я попал на последнюю серию. Там описывается (прошу внимательно отнестись к тому, что я произношу) убийство важного свидетеля, совершенное спецслужбами с целью скрыть улики и совершенное так, чтобы все приняли его за самоубийство. Дальше метод - канделябром по голове. Хотя, с другой стороны, конечно, если люди верят в то, что Ющенко травили дихлофосом или диоксином, наверное, они поверят и в это. Что я могу сказать? Во всяком случае к истории это не имеет никакого отношения и никакой информации ни о Есенине, ни о ситуации в 20-е годы политической, которая мне больше знакома, чем чисто литературная сторона вопроса, это не имеет абсолютно. Это просто сознательная деятельность по оболваниванию людей. И если в какой-то момент после появления сериала "Идиот", все-таки приличного и награжденного премиями, создалось впечатление, что машина по оболваниванию дает сбой, и что телевидение будет использоваться в каком-то другом, более позитивном направлении, то сейчас, к сожалению, такое ощущение пропадает. И мы видим работу этой машины во всей красе, причем не только на Первом канале. Допустим, по каналу "Культура" идет такая же серия некоего господина Разумовского, и я бы не сказал, что она отличается в лучшую сторону. Владимир Тольц: Про упомянутый Ильей Смирновым (и в фильме) "Орден русских фашистов" мы еще поговорим. Но вот то, что на Западе политкорректно именуют занимательным "переписыванием истории", в данном случае осуществляемым при помощи телевидения, то, что российский историк Илья Смирнов весьма откровенно и резко именует "сознательной деятельностью по оболваниванию людей" - создателями фильма об убийстве Есенина воспринимается совершенно иначе. Игорь Зайцев: Интересен вопрос пересмотра истории как таковой. Ведь он начался не сейчас, и фильм "Есенин" стоит просто в череде, скажем, других проектов и других воззрений на то, что было исторически. Наш фильм основан на реальном расследовании абсолютно реального человека, который жил и работал, расследование одного из ведущих специалистов в области криминального жанра, так назовем. Он был начальником отдела уголовного розыска на Петровке в чине полковника и был один из лучших специалистов в области расследования убийства. Владимир Тольц: Поясню, о ком и о чем говорит режиссер сериала "Есенин. История убийства". Речь идет о ныне уже покойном отставном следователе Эдуарде Хлысталове, который в перестроечном уже конце 80-х - начале 90-х годов, после частным образом проведенного им расследования, стал утверждать и доказывать в печати, что Есенин - вовсе не самоубийца - его убили! (Между прочим, покойный Эдуард Александрович изображен в фильме - это следователь Хлыстов, роль которого играет Александр Михайлов). Итак, прошло еще полтора десятка лет, и версия Хлысталова материализовалась (с некоторыми дополнениями) на экране. Режиссер Игорь Зайцев говорит мне: Игорь Зайцев: Для меня важно было, и собственно в этом проект, не показывать фильм биографический, то есть это не фильм из области ЖЗЛ - жизнь замечательных людей, в том смысле, чтобы показать его биографию: здесь он воспитывался, здесь он закончил университет, там он учился в гимназии и так далее. Я достаточно подробно знаю его биографию и занимался его творчеством, читал достаточно мемуаров. Но мемуары, как вы прекрасно понимаете, - это только воспоминания каких-то людей об одном и том же событии. Ни одно из воспоминаний никогда не может быть взято за объективную оценку, можно составить только мозаику. Составить мозаику можно разным образом, скажем, взять отсюда это, отсюда это - и получится один образ, и взять, по-другому переформировать, получится совершенно другой рисунок. Тот рисунок, который мы создали, он в практическом смысле, бесспорно, обращен к публике, он, бесспорно, обращен к массовому сознанию, к массовому зрителю. Владимир Тольц: Образ Есенина, в отличие от многих поэтов - его современников действительно давно уже оказался в центре национального массового сознания. Есенинский миф, как, впрочем, и смутные толки об убийстве, поэта восходят еще торой половине 20-х годов прошлого века. И литературовед Николай Котрелев это подтверждает: Николай Котрелев: Есенинский миф, несомненно, восходит к 20-м годам. Нужно было бы серьезным образом описать этот миф, как один из сквозных для русской культуры советского времени. Миф антисоветский в глубине своей. И в этом смысле он логически живет, развивается закономерно и этим интересен. То, что он выходит на, так сказать, официальную площадку, зависит от его витальности, от его жизненной силы. Он очевидным образом отражает какие-то слабоконтролируемые особенности общества. Ведь всплеск интереса к Есенину на официальных, так сказать, подмостках истории - это конец 50 годов. Торжество по поводу выхода первого двухтомника зелененького Есенина, торжество было в обществе необыкновенное. Оно было не заказное, оно было не парадное. Я помню живых тогда людей, которые тряслись над этим. Это было: вот, наконец, дождались, что можно. Эти супостаты, люди антисоветские по существу своему, говорили или думали, эти супостаты все-таки сдались перед народной любовью. Что тоже мифологизированное или мифическое сознание - народная любовь. Но потом началась серьезная работа академического толка. И вот недавно ушел из жизни Прокушев, человек на себе вынесший новое очередное возвращение Есенина и собрание сочинений в семи томах, в десяти книгах, и замечательно сделанную летопись жизни и творчества, два тома уже вышли. В этом смысле, почему же, появление фильма о Есенине столь же знаменательно и естественно, как какой-нибудь "Бандитский Петербург" или "Петербургские тайны", как сознание именно массовой культуры, которая сама себя обслуживает. Нельзя думать, что власть абсолютно манипулирует массовым сознанием. Власть - некоторая эманация массового сознания. Владимир Тольц: А вот позвольте такой вопрос личный: вот судя по тому, как интеллигентно и обтекаемо вы говорите обо всем этом, фильма-то вы сами не смотрели. А почему? Ведь это так интересно получается и актуально. Николай Котрелев: Это фильм не обо мне и не для меня. Он мне неинтересен как источник исторический. Мне он был бы интересен только как свидетельство авторов фильма о себе, сегодняшнего телевидения о себе, сегодняшнего общества, а это меня мало интересует. Как источник сведений о Есенине? Да нет, ни в коем случае, никогда я этого не взял с полки, предположим, кассету и не поставил бы. Я не смотрел всего, но видел серии четыре-пять, меня это не заинтересовало прежде всего как художественное произведение. Владимир Тольц: Историк Илья Смирнов, когда я упомянул ему о экранизации версии следователя Хлысталова, сказал: Илья Смирнов: Знаете, все-таки это не вчера началось - это было всегда. И когда-то, я помню, у меня и моих коллег возникали большие претензии к фильму "Агония" Климова, а сейчас его воспринимаешь как выдающееся произведение не только кинематографа, но и исторической науки. Всегда были беллетристы учителями истории, даже в 19 веке. Поэтому ничего страшного тут нет, при все-таки сохранении хоть некоторых правил приличия. Я господина Хлысталова читал в Интернете, его сочинения. Что о нем сказать? То же самое, что сейчас украшает сплошняком полки в отделах истории книжных магазинов. Сочинения какого-нибудь Олега Платонова про масонские заговоры. У меня даже нет претензий к господам Безруковым, но они мыслят на уровне сериала, рекламирующего уголовщину, который они до этого показывали, я не помню, как называется "Банда" или "Шайка", на этом уровне мыслят, на этом уровне они подают нам образы Пастернака, Есенина, наших великих поэтов. На этом уровне они подают нам политиков, которые может быть были злодеями, но они были выдающимися политиками, которые действительно вершили историю, а не только набивали собственные карманы, как некоторые их нынешние преемники. Владимир Тольц: Стоп. Здесь следует пояснить, что упомянутые историком Смирновым "господа Безруковы" это, во-первых, Виталий Безруков - автор романа, в основу которого легла версия следователя Хлысталова; в свою очередь роман стал основой сценария фильма "Есенин", в котором романист сыграл роль отца поэта. А во-вторых, это его сын актер Сергей Безруков - исполнитель главной роли в фильме. Мы остановились на том, что критики 11-серийного фильма об убийстве Есенина, показанного по Первому каналу телевидения России, в своих замечаниях каждый по-своему упомянули власть. Николай Котрелев: Нельзя думать, что власть абсолютно манипулирует массовым сознанием. Власть - некая эманация массового сознания. Владимир Тольц: Это литературовед Николай Котрелев. А вот историк Илья Смирнов, который говорит о политиках прошлого. Илья Смирнов: Которые может быть были злодеями, но они выдающиеся политиками, которые действительно вершили историю, а не только набивали собственные карманы, как некоторые их нынешние преемники. Владимир Тольц: Думаю, эти образы власти в разговоре о недавно показанном на весь мир историческом сериале отнюдь неслучайны. Ведь всем очевидно, что нынешнее руководство России бдительно контролирует то, что происходит на главном телеканале страны, поэтому появление там неканонической версии истории страны и одного из знаковых событий ее 20-х годов прошлого века трактуется некоторыми как некий политический сигнал. Неслучайно один из поклонников сериала и версии злодейского убийства Есенина немедля сделал в своей рецензии политический вывод: "Вынесение этого образа на главный телеканал страны сигнализирует об очень значительном мировоззренческом повороте в сознании руководства России в сторону национальных приоритетов. Поиски национальной идеи, о которой так долго говорили в окружении Ельцина и Путина, если пока ещё и не завершились выработкой ясной концепции, то, по крайней мере, начали приводить к появлению неких конкретно различимых символов. И созданный Безруковыми образ поэта Есенина должен был, по-видимому, стать краеугольным камнем в процессе художественного воплощения понятия русскости, явив в себе всю широчайшую амплитуду загадочной русской души". Как вы относитесь к такого рода увязкам создания фильма с кремлевской политикой? Как вообще был (и был ли?) санкционирован ваш фильм сверху? - спрашиваю я режиссера сериала Игоря Зайцева. Игорь Зайцев: Я вам расскажу, эпизод был совершенно реальный. На сегодняшний день выход этого продукта, этого сериала в эфир говорит о том, что демократия делает определенные шаги внятные именно в сторону какого-то понятного устройства, нового демократического устройства, когда мы можем, имеем право пересматривать, имеем право задумываться и имеем право вообще это делать. Потому что когда этот сценарий прочли в компетентных органах, которые пригласили некоторых участников проекта: что за сценарий, почему так? Откуда вы знаете? Ведь Хлысталов, когда вел расследование, получил все доступы, он все посмотрел, он видел все. Никто не ожидал от него, что он потом напишет книгу и обвинит нас, что мы причастны к убийству. Сказали: на нас много крови, но мы не убивали Есенина. Они даже говорят на сегодняшний день, что они не отрицают, что Есенина убили, у них есть даже своя версия, что его убили из-за денег, ограбления, потому что он приехал в Питер издавать свое первое собрание сочинений. Сказали нам: если бы это было раньше, в другое время, просто эта бы работа прекратилась, и никто бы не знал, что эту работу ведут. А поскольку это не так, то когда все-таки вы выйдете в эфир (нам пообещали это), мы сделаем все, чтобы в прессе опровергнуть это некорректное заявление по поводу того, что какие-то люди от КГБ или ГПУ имели отношение к убийству. Мало того, мы достаточно корректно прислушались к их мотивировкам, что Троцкий в то время в действительности не имел реальной власти, никто из чекистов не подчинялся ему напрямую, он не мог просто взять, позвонить по телефону, вызвать к себе людей, сказать: приезжайте и его уберите. И мы сделали совершенно по-другому. В убийстве принимают участие два человека, которые в художественном смысле антагонисты, у которых есть личная неприязнь, они выполняют эту работу. Причем они приезжают за телеграммой, они не приезжают его убивать. Взаимоотношение художника и власти на сегодняшний день настолько же конфликтно. Другое дело, что разрешается это сегодня по-другому, я рад этому ужасно, и я могу об этом сегодня свободно говорить. Владимир Тольц: Игорь, напомните мне, по-моему, исполнитель главной роли в вашем фильме вошел в какие-то правящие органы, правящие партии? Игорь Зайцев: Насколько я знаю, - я не утверждаю точно, поскольку я не являюсь членом ни одной из партий, - но насколько я слышал, то да - он является членом партии "Единство" ("Единая Россия"? -ВТ). С какого года, как было сделано предложение, было ли его собственное желание вступить в партию - я не знаю. Я не хотел бы тут проводить параллели с Сергеем Безруковым... Владимир Тольц: Пожалуй, пришла пора сказать, чем же обогатили создатели фильма хлысталовскую версию убийства Сергея Есенина. Следователь Хлысталов полагал, что поэт убит при участии чекистов и людей напрямую с ними связанных (он и сам весьма причудливо был связан с ними). В фильме же поясняется, почему и как его убили - убили по неосторожности, поскольку люди из "органов" хотели по заданию Троцкого отнять у поэта некий компромат - телеграмму, которую можно было бы использовать (например, Сталину) против оппозиционеров. Но ведь такой телеграммы нет, - говорю я режиссеру Игорю Зайцеву. Игорь Зайцев: Поскольку вы говорите о том, что нет публикации этой телеграммы, ее нет. Главная линия была - это миф, была ли телеграмма вообще. Я не берусь утверждать, что эта телеграмма была. Я знаю, что разговоры об этой телеграмме поднимались. То есть в период выборной кампании, назовем это так, 14 съезд, ведь это ни что иное, как просто компромат, который уничтожил Каменева и Зиновьева, если бы он появился, и Сталин мог бы козырять. Для меня важно другое, для меня важно самосознание художника Есенина на тот период, что он значит для этой страны, кто он есть такой. Для меня это очень важно. Это мое личное предложение, я могу повторить, этого нет в романе, этого нет в сценарии. То, что он говорил с приятелем, который работал в госиздательстве: "Эта телеграмма у меня". Он говорит, что (это мое предложение): "Да не ври. Они тебя используют. Ты крестьянский поэт, чего ты лезешь в политику?". На что тот говорит: "Ты не понимаешь, кто я теперь. Я изменился, я совершенно другой. Без меня история этой страны больше не существует". Для меня это очень важно в понимании художника того времени. Есть документальные фотографии, где он стоит за спиной Ленина, где он человек, который просто необходим власти как инструмент. На сегодняшний день, вы прекрасно знаете, как правящая партия, которая приходит к власти, любая, сейчас эта партия, она тут же в течение определенного времени составляет список людей искусства и культуры, которым необходимо сделать звонки или написать письма с предложением вступить в эту партию для того, чтобы партия имела свое лицо. Как на самом деле партия относится к тем или иным лицам - это неважно, важно, чтобы лица работали на партию в момент выборов или в момент, когда партия уже у руля и хорошо себя прекрасно чувствует. Без этого невозможно - это часть устройства политической борьбы, политических игр, вообще часть правила некоего. Так должно быть. Владимир Тольц: Историк Илья Смирнов реагирует на увиденное им на экране так: Илья Смирнов: Мне кажется, что то, что происходит на экране - это достаточно закономерное развитие процесса, начавшегося очень давно. Я прошу прощения, если кого-то из слушателей обижу, я бы его назвал антисоветской смердяковщиной или антикоммунистической смердяковщиной. То есть это не имеет никакого отношения к осмыслению опыта нашей советской истории, его позитивных и негативных сторон, а просто такая определенная пропагандистская линия, которая ведется с начала 90-х годов, что все, что тогда было - плохо, все персонажи, совершившие революцию, омерзительны и карикатурны. Скажем, образы Зиновьева, Троцкого в этом фильме. И вот это направление закономерно должно было привести к апологии таких персонажей как Орден русских фашистов и к тому, что собственно составляет идеологическую базу этого фильма, что мерзкие чекисты убивают великого русского поэта. Опять же я говорю, что тут историческое обоснование - это просто отдельный анекдот. Потому что если кто и относился хорошо к Есенину, то это именно Лев Давыдович Троцкий, как раз обвиненный в подготовке его убийства. Гонителем Есенина и памяти о нем был главный заступник русского крестьянства в тогдашнем руководстве Николай Иванович Бухарин. И никакой логики, которая бы объясняла то, что спецслужбы уже после отставки Троцкого, Каменева и Зиновьева, изобретая десятки никогда несовершенных ими преступлений, чтобы только в чем-нибудь их обвинить, стали бы покрывать реально совершенные ими преступления, естественно, никакой вообще исторической логики в этом нет. В этом есть такой эмоциональный порыв и социальный заказ на обслуживание определенной идеологической установки. Я не знаю, до какой степени она сегодня усилилась или, наоборот, ослабела. Какие-то аргументы говорят о том, что она усилилась. Владимир Тольц: Снова упомянут был фигурирующий в фильме "Орден русских фашистов" И я хочу привести сейчас документ - фрагмент приложения к представленной Сталину 17 февраля 1925 года Докладной записки ОГПУ о политическом положении в СССР. Террористические тенденции среди интеллигенции Это явление заслуживает сугубого внимания. Выше мы отмечали ряд студенческих организаций чисто террористического порядка, которые возникли в различных городах Союза после чистки; здесь мы отметим наиболее характерную из разработок такого рода - ликвидированный нами "Орден русских фашистов". Эта организация возникла в Москве в среде литераторов из Всероссийского союза поэтов; руководители ее были поэты Ганин, Чекрыгин Петр, Чекрыгин Николай, Галанов и ряд других писателей и литераторов. В организации этой отмечается чрезвычайно своеобразное сцепление таких моментов, как террор (не проведенный в жизнь только потому, что мы своевременно ликвидировали Орден), уголовщина, шпионаж, фальшивомонетчики, предательство, вакханалия утонченных половых извращений, наркотика и т.п. Деятели этой организации (Глубоковский, например) имели широкие связи в диапазоне от английской миссии до трущоб "Трубы", не говоря о широких связях в советском мире. Орден, как это установлено следственной разработкой, подготовлял такие акты, как взрыв здания Коминтерна ОГПУ*, убийства ряда наркомов, установление связей с белой эмиграцией и т.п. При аресте одного из участников этой организации мы захватили несколько пудов шрифта, машинку для выделки фальшивых золотых монет, подлинники протоколов заседаний белогвардейских организаций конца 1921 года, подлинники обращения к Лиге Наций от 1923 года и т. п. Эта разработка чрезвычайно показательна в том отношении, что она характеризует рост потенциальной контрреволюционности среди интеллигенции, которая при соответствующей ситуации, несомненно, может вылиться в форму активных действий. Арестованные нами главари Ордена - братья Чекрыгины, Дворяшин, Галанов и др., несомненно, выполнили бы свои проекты о террористических актах, если бы мы не захватили их вовремя; об этом можно судить хотя бы по тому, что при аресте во время дикой оргии с кокаином, вином и проститутками они пытались оказать нам сопротивление. Кроме Ордена мы отмечали в ряде других разработок по интеллигенции этот характерный рост начавшихся в последние годы террористических тенденций. В одной из таких разработок у нас проходят в Москве десятка полтора бывших офицеров, которые систематически собираются для обсуждения за бутылкой вина фантастических проектов о террористических актах и т.п. Публика такого сорта, несомненно, может перейти от слов к делу, этот вывод и должен служить нашей основной предпосылкой при разработке подобных организаций. Владимир Тольц: Упомянутый в документе (и действующий в фильме друг Есенина) поэт Алексей Ганин был по этому делу вместе с пятью подельниками расстрелян. Само дело, похоже, было провокацией органов. Но участники его были не просто "русскими патриотами", как о том говорится в фильме, а действительно - и самостийными фашистами, и антисемитами. Тот же Ганин написал, к примеру, листовку, в которой содержались следующие прочувствованные слова: "в лице господствующей в России РКП мы имеем не столько политическую партию, сколько воинствующую секту изуверов-человеконенавистников", которую поддерживают "вооруженные с ног до головы, воодушевленные еврейскими выродками банды латышей". Реабилитировали Ганина довольно рано (где-то в середине 60-х). Реабилитировали не как жертву полицейской провокации, а как сумасшедшего - у него справка об этом была - нельзя было его судить! А теперь в фильме, по мнению некоторых зрителей, "реабилитируют" как "патриота"... Игорь Зайцев говорит мне на это: Игорь Зайцев: Тут очень интересно. Потому что, честно говоря, я готов был к более острой полемике, и мне казалось, что есть какие-то вещи, некие аргументы или мнения, которые должны были меня поставить в тупик. И я как-то думаю - ну что же это может быть такое? Вот, предположим, дело Ганина. Если вы помните, тогда Глинкин говорит Есенину, что его расстреляли, Есенин говорит: "Он же дурачок. Леша Ганин - дурачок". То есть мы не занимаемся документальным фильмом, для меня этого достаточно. Я знаю, что он был психически ненормальным человеком, что у него была справка, а по закону не имели права его судить. Точно так же Есенина потом прятали и выписали ему справку для того, чтобы он не попал под раздачу, под расстрел. Мало того, Леша Ганин в исполнении Деревянко, потрясающий совершенно артист, мной представлен именно таким, я ему предложил именно такой рисунок. Когда он на перилах в подъезде забирается на некую трибуну и как некий маленький фюрер, Геббельс плюет со спиной, крича свой некий манифест, свои лозунги, он не похож на здорового человека. Дальше он носится с манифестом, провожая Есенина, как пацан меняя шапки. "Мне зуб выбили", - сказал. Нельзя относиться к этому по-другому, мы специально следили за этим. Владимир Тольц: А по поводу претензий к фильму историков режиссер сериала замечает. Игорь Зайцев: И когда я слышу или читаю в Интернете высказывания неких людей от науки, от искусствоведения, от политики, внутренне я очень хорошо понимаю. Люди, которые прожили жизнь, прожили серьезную жизнь, большую, кто-то уже на пенсии, получили звания и всякие награды именно за то, что они всю жизнь разрабатывали другую историческую реальность, и они в этом специалисты, как они могут принять то, что они видят. Они не могут принять иначе - это было бы неправильно. Переубедить некоего ученого, который занимался эволюцией Павлова и всю жизнь студентом читал, и ему вдруг говорят: старик, все не так, на самом деле эволюции никакой не было. Все виды, которые живут сегодня на земле, были присланы из космоса, и так это все было. Обезьяны были, и никогда человек из обезьяны не появился. Я представляю, что будет с ним. Владимир Тольц: Но вернемся к новой (для кино) версии смерти Есенина да и новой для того же экрана версии российской истории 20 годов прошлого века. Историк литературы Николай Котрелев Николай Котрелев: Смерть Есенина - я бы разделил ваш вопрос на два ответа. С одной стороны, смерть Есенина, раз уж она так вошла в мифологию времени, смерть Есенина будет так же питать и дальше, и дальше новые какие-то версии, как смерть Джордано Бруно, будто бы за свободомыслие сожженного, как история с Галилеем с отречением, как история Моцарта и так далее. Это уже мифологический сюжет, который работает сам по себе, он так будет дальше, несомненно, обрабатываться. Сейчас антитроцкистская версия будет антисталинская или еще что-нибудь и так далее. В этом смысле уже дальше проблема ответственности художника и таланта художника. Если будет Пушкин и напишет о смерти Есенина, как о смерти Моцарта, то будет гениальная вещь. Если будет Безруков, то будет то, что мы видели, могли видеть на экране и что будет, несомненно, неоднократно прокатываться вторым, третьим, четвертым экраном. В этом смысле ничего экстраординарного в Есенине нет. Другой вопрос - трактовка 20-х годов. 20-е годы - страшный эксперимент. 20-е годы - такой пролог сегодняшней всемирной истории. В каком-то смысле я отношусь к постоктябрьской истории России как абортированному эксперименту глобализации и того, что сегодня вся земная цивилизация переживает. Кровавый, бессмысленный, но эксперимент. Даже, по-моему, в послесловии к фильму, который я краем глаза тоже видел, ставится вопрос о том, что Есенин якшался с чекистами, но ведь и Пильняк, и Мейерхольд и множество других, и Багрицкий пел чекистов. Это страшная болезнь левой интеллигенции, страшно расплатившейся за свой интерес. Интеллигенции левой разных мастей, от Фурманова, который, кажется, Фурманов сам расстреливал, до Багрицкого или Пильняка, которые только дружили с Блюмкиными. В этом смысле как воссоздавать и изображать 20 годы, опять-таки в меру таланта и совести историка. Любой историк в конце концов художник. Или в меру таланта и совести художника, поскольку любой художник тоже историк. Глубинного различия между человеком, публикующим архивные документы в академическом издании, и художником все-таки нет. Владимир Тольц: Не могу согласиться с Николаем Всеволодовичем. Есть такие отличия - и в степени таланта, и в сфере интересов, и в области профессиональной подготовленности!.. И публикаторы-архивисты все-таки в большинстве своем - не художники. Да и художники чаще всего - не историки! У них взгляд на жизнь другой... Игорь Зайцев: Когда я смотрю на фотографии Есенина, реальные фотографии Есенина, со мной происходят вообще невероятные вещи. Потому что я смотрю и вижу перед собой ангела. Ангела, совершеннейшего херувима, представить и думать про которого, что он вообще выпивает или способен драться или способен бросаться, бить морду милиционерам, я даже себе этого представить не могу. С другой стороны, я понимаю, что существовало при жизни реальных 12 уголовных дел, которые никто не отрицает. Но говорят: они сфабрикованные, эти дела. Я не могу ничего, кроме как смеяться. Потому что когда дело фабрикуется, достаточно одного сфабрикованного дела для того, чтобы человека уничтожили. Недавнее прошлое нашей страны этому подтверждение. Одно дело, не нужно 12. У него было 12. Он никогда не был судим, один был суд товарищеский по поводу, признали официальный антисемитизм. Это и есть тот большой конфликт, то большое столкновение в осознании людей, которые изучают творчество более серьезно, менее серьезно, читают его, они не могут понять, как рядом существуют в нем этот облик совершенно ангельский и то, что про него рассказывают, те поступки, которые он совершает. Владимир Тольц: Это режиссер экранного убийства Есенина Игорь Зайцев. А вот его не зритель, признающий при этом "законнорожденность" экранной истории, но не желающий ее смотреть историк литературы Николай Котрелев. Николай Котрелев: Для того, чтобы история не была бессмысленным, закрытым фактом для людей, которые живут в истории, продолжают ее, она должна быть представлена в удобоподражаемом виде, то есть в человеческих судьбах. И в каком-то смысле, начиная с античности, обязательно портрет. Через портрет, через подражание, через восприятие другой личности и через воспроизведение так или иначе в себе ее поведения, по согласию или по отказу, но непременно в себе воспроизводство. В конце концов, портрет - это от античности идущий вековечный исторический жанр. И в этом смысле опять-таки то, что мы видим на экране - это не что-то новое, не нечто экстраординарное, не хотелось бы сказать обидного слова "рутина" - это обычный формообразующий жанр исторического сознания. Владимир Тольц: История на экране тем временем продолжается. И вероятно, сегодняшняя дискуссия о ней еще получит продолжения в наших передачах. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
