Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[19-02-05]

Цена Победы. Сталинград

Автор и ведущий Владимир Тольц

Второго февраля в ряде городов России состоялись торжественные церемонии, посвященные 62 годовщине советской победы в Сталинградской битве. В Москве к Могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены возлагали цветы и венки. На находящемся там памятном знаке президент России Владимир Путин сравнительно недавно распорядился заменить напоминавшую о хрущевском антисталинизме надпись Волгоград на старое имя города Сталинград. Публично президентское решение было мотивировано целями сохранения истории Российского государства, а также данью уважения героизма защитников города. Отнюдь не все защитники и участники пришли от этой дани в восторг. А один из ветеранов войны академик Александр Яковлев написал даже: "Верно, что в памяти битва осталась как Сталинградская. Но меня это название из-за того, что в нем содержится имя тирана, внутренне возмущает. Вот умел же этот исторический негодяй оставить печать в истории. Да, Сталинградская битва была переломной, но какой ценой она оплачена? Многие даже не знают, что наших там погибло больше двух миллионов. Никто не считает. Мы, как известно, за ценой не постоим".

Ну, это прямо по нашей теме! Про значение Сталинградской битвы давно и справедливо решено - это был один из ключевых переломных моментов всей Второй Мировой. Не только для Советского Союза и Германии, но и для всей Европы, воспрявшей от Сталинградской победы духом надежды. Именно тогда многие сталинградские топонимы начинают входить в мировой оборот, например словосочетание "Мамаев курган". В России о нем слышали, кажется, все, хотя не каждый уже знает, что там происходило. Именно им в первую очередь и адресует свои воспоминания участник Сталинградской битвы, полковник в отставке Иван Александрович Шляев.

Иван Шляев: Немцы целили главный удар на самый центр город - это на то место, где нынче памятник Ленину стоит. Пополудни они выходят и занимают самое видное место в Сталинграде - это Мамаев курган. Мамаев курган означал для воюющих очень много, потому что он возвышался над всем городом, и плюс к тому, я сам видел, километров за 15-20 за Волгой все это маячило. Это было очень важно.

Владимир Тольц: С тех пор прошло больше шести десятилетий, но память бывшего фронтового разведчика Ивана Шляева хранит картинку, тогда происходившую.

Иван Шляев: На другую ночь переправляется 39 гвардейский полк майора Долгова Степана Семеновича. А мы, артиллеристы, остаемся на этом берегу. А задача ему была до этого поставлена - занять оборону нашим полком, тремя батальонами от Сталинградского тракторного и до Мамаева кургана. Это просто немыслимо такую оборону строить, - это пальцем ее проткнешь: Чуйков поставил задачу - взять Мамаев курган сейчас же, немедленно, позже будет поздно. С мая месяца нашу армию Красную от Харькова до Волги преследовали только лишь поражения, ни одного успеха. И вот не верилось, видимо, и на этот раз. И вот - артиллерии нет, авиационной поддержки нет, близится рассвет, атака назначена на десять, потому что третий батальон, началась бомбежка уже. Бомбежка, и третий батальон попал под эту бомбежку.

В десять часов, как и намечалось, поднялись. Шли люди сосредоточенно, молча, насупившись. И когда только мертвую зону невидимости миновали, немцы увидели и открыли огонь. Первые - пулеметы. Артиллерию использовать тоже не могли, снаряд может в курган в своих угодить. И авиация не может - на кургане немцы. А расстояние сокращается, и осталось, будем говорить, половина до вершины кургана. Вот тут и сцепились. Немцы открыли ураганный огонь. А мы смотрели с того берега - люди падают, падают. Это в основном раненые, убитые. Здесь поднимаются и стремительно бросаются вперед. И вот это стремление овладело всем. Все поняли - все спасение только в стремительности, в броске и до штыкового. И наши через короткое время, пару часов вышли к вершине кургана, там, где окопы. И вот боец второго батальона Иван Кейтя, он бросается в отчаянный бросок и срывает немецкий флаг. И как-то принято считать, на этом был Мамаев курган отбит. А основные бои пошли до самого вечера. Нашему 39-му полку майора Долгова они стоили 50% личного состава.

Владимир Тольц: Вспоминает один из участников Сталинградской битвы, бывший разведчик-артиллерист, полковник в отставке Иван Александрович Шляев, с которым беседует моя коллега Кристина Горелик.

Кристина Горелик: Как разведчик вы должны были следить за немцами и за своими. Что касается немцев - понятно. А что касается своих, насколько мне известно, слежка за бойцами Красной армии осуществлялась отрядами НКВД.

Иван Шляев: Этих задач, как вы сказали, НКВД, у нас не было. Я в дивизии, - это не американцу говорю, а вам, как человеку своему, - скажу: у нас в дивизии настолько было воспитание, она же была особая - она была десантная, туда не брали всех. Я попал туда только потому, что я был курсантом, полтора месяца не успел до выпуска. У нас такой народ был - отборный. А за противником наблюдать - где он, какие цели? - Во время боя все, и командир отделения, и три разведчика, все наблюдают, все смотрят, каждому свой сектор дан и сразу тут же докладывают командиру батареи. А тот только может доложить, кому он придан - либо командиру полка подчинен, либо командир полка батарею отдаст какому-то батальону, на время придаст. И с тем командиром находишься. Все то, что видеть должны на поле боя - это обязанность разведчика.

Кристина Горелик: Все-таки, мне хотелось бы узнать, вы говорите, что во всей 13 стрелковой дивизии было 9500 человек. Неужели никто не боялся? Мне как-то в это трудно поверить.

Иван Шляев: 9500 было - это когда мы маневрировали под Камышином. Обновили здорово - и начальник штаба, и командиры дивизий, только остался заместитель, все переместилось. Из других дивизий разгромленных к нам поступили. Вот тогда было девять с половиной. А когда мы уже еще дополучили под Камышином, и нас курсантов привезли в Волгоград, вот тогда достигло уже около 12 тысяч.

Кристина Горелик: Неужели никто из этих людей не испугался и не были расстреляны за измену?

Иван Шляев: Были случаи, конечно, когда люди не выдерживали. Но вот такого бегства с поля боя, это полем боя не назовешь, потому что кругом развалины и бежать как - не знаю, такого не было. И предательства не было.

Кристина Горелик: То есть при вас не расстреливали?

Иван Шляев: При нас не было - это честное мое слово! Был случай гораздо позже, когда после Сталинградской битвы у нас расстреляли одного солдатика за то, что в землянке произошел взрыв гранаты, и повредило ступни некоторым. Его обвинили. И говорили, что напрасно его обвинили. Его расстреляли. Это было:

Кристина Горелик: Расстреливали перед строем?

Иван Шляев: В том случае, единственное, что я видел, что знаю, больше не могу сказать, это строй. И он был из нашего полка, и наш полк построили. Но ощущения были неприятные. Неприятные еще потому, что он очень молоденький был. И вот ему приписывалось, что якобы он бросил гранату, у кого-то нога вылезла, и граната взорвалась во рве, и ему побило ноги осколками:

Кристина Горелик: Скажите, а вы не пытались его защитить?

Иван Шляев: Нет, даже сам вопрос неестественный! - Как защитить? Взяли чекисты. Суд был, конечно, недолгий. И потом, когда вышли, кто расстреливал, говорили, что из чекистов были. И перед тем, как залп сделать, скомандовали "кругом", но повернулась половина кругом. И они из автоматов. Тут же могила была, яма выкопана, его на наших глазах стащили и туда.

Кристина Горелик: Скажите, а что родственникам присылается людей, которые были расстреляны, одни как изменники родины, другие нет?

Иван Шляев: Этого я не знаю. Я могу только предполагать, что вряд ли пришлют, если он не явный преступник, который убежал, предположим, вряд ли скажут. Просто погиб и все, я так думаю.

Владимир Тольц: Давно известно: тяготы войны связаны не только с боями и стычками с противником, это, может быть, прежде всего бремя повседневности. Воспоминания Ивана Шляева и об этом.

Иван Шляев: Очень тяжело было дежурство оставлять. Если застали спящего, могут на месте застрелить. А если чекист, тот не посчитается сразу. Часовой выставлен охранять всех, а он заснул! Это же невозможно человеку предавать так. Вставали мы очень сильно. Отдыхать, только отдыхали изредка. Бегали, рядом тюрьма была в подвалах, там медсанбат, клуб был, когда легче стало. На новый год там девчата выступала. Но самое тяжелое - находиться в бетоне. Я ночами все время работал. Обкладывал, сделал щит. Очень часто было: окно, влетает пуля и касательно в стенку рикошетит, а угол не прямой, и рикошетит уже в вас, иногда прямо так. Постель, и лежишь. Полежал и пошел. Иногда по лестнице. Но по лестнице тоже опасно. Слышно - немцы говорят или кричат, и они нас слышат.

Кристина Горелик: А сколько спать удавалось?

Иван Шляев: Спать удавалось больше днем. Я, предположим, пошел на батарею, она стояла на самом берегу и тоже норы, как ласточкины гнезда, вырыли каждый расчет себе. Бегали в тюрьму и к пивзаводу. Давали два-три часа, редко когда удается четыре.

Владимир Тольц: Память человеческая устроена так, что лучше и ярче всего мы часто запоминаем то, что так или иначе увязывается с другими датами нашей жизни. Так и у Ивана Александровича.

Иван Шляев: День моего рождения, 23 сентября, мы со своим командиром батареи Ульяном Абрамовичем Сокуром занимаем наблюдательный пункт на улице Пензенской. Началось утро, начался бой. Мы на лестничной площадке. И вот я расставил свою буссоль - это прибор для определения направления, - чтобы команду подать, надо направление дать на батарею, надо прицел дать, надо угломер дать. И при помощи его все это решается. Посмотрел, снял углы и только отошел записать, на мое место разведчик Галеев подходит, и в проем прилетает немецкий малокалиберный 37-миллиметровый снаряд. Убивает разведчика, разбивает буссоль, ранит телефониста, и телефон тоже побило осколком: У батареи артиллерийской, если нет связи с командиром, куда она будет стрелять? Связист запасной кинулся по кабелю. Убежал, и до сих пор я его судьбы не знаю и никто не ведает.

Между тем мы, схватив раненого связиста, поволокли кровавым следом на нижний этаж, на первый, там, где пехота оборонялась. А немцы всего-навсего через дорогу от нас, через Пензенскую. Мы видели их, как я ваши глаза даже вижу. И вот разгорелся этот бой. Мы приняли участие. Прибежал телефонист. Радость неописуемая - ответственность все же, артиллеристы. Мы поднялись, а там лужа крови, пешком ходить нельзя. И вот на коленках я и комбат ползали. Я к чему затеял разговор: это самое жуткое, неприятное, когда мы лазили по этой крови. Идет бой, и ничего не сделаешь, вынуждены были. И случилось это как раз в день моего рождения. Было не до этого. Тогда мысль владела одна, тогда каждый из нас ждал своей смерти. И не только потому, что для нас "за Волгой земли нет" (знаете этот лозунг?), а мы сами сознательны были, что отступать некуда.

Владимир Тольц: Они не отступили, они выстояли и победили. После победы многие сталинградцы и участники Сталинградской битвы вернулись на руины города и принялись за его восстановление. Несколько лет назад я посетил Волгоград и никогда, наверное, не забуду своих бесед с участниками обороны и восстановления города, с ветеранами Сталинградского тракторного.

- После эвакуации работала на заводе. С большим энтузиазмом работали на восстановлении завода и своего Тракторозаводского районного поселка. Но молодежи много, съехались со всех уголков нашей большой родины разные национальности. Что больше всего в впечатлениях? Это большая преданность, энтузиазм, патриотизм по восстановлению. А что теперь произошло? Такие перемены не от завода зависели. Я только хочу выразить пожелание, если услышит молодежь, чтобы они понимали: если сейчас с таким же энтузиазмом, преданностью, с патриотизмом отнесутся ко всему, что надо поправлять на сегодня, то можно многого добиться.

- У нас не получится общества, которое нам обещают. Мы прожили очень тяжелую жизнь. Мне 73 года исполнилось. И я помню с детства, то по ночам ходил в очередь за хлебом, то за другими продуктами. Все время по карточной системе было. После войны опять тяжело. Но правительство старалось как-то улучшить жизнь людей. А сейчас? Цены растут. Поэтому, отвечая на вопрос, какое у нас общество будет - это трудно сказать. Я считаю, что наше поколение, которым за 70, мы лучшей жизни не увидим...


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены