Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[20-07-03]

Разница во времени

Автор и ведущий Владимир Тольц

Чечня между Гражданской и Отечественной - Советизация по-вайнахски (1922-1941 гг.)

Владимир Тольц: Сегодня четвертая передача из нашего цикла "Чечня и Имперская власть". В основу его положены документы и материалы еще неопубликованного сборника "Конфликтный этнос и имперская власть: чеченский вопрос во внутренней политике России и СССР".

В московской студии Свободы вновь историк Павел Маркович Полян - автор вступительных статей к части разделов упомянутой книги. Один из них назван "СОВЕТИЗАЦИЯ ПО-ВАЙНАХСКИ. 1922 - 1941 гг." К обсуждению этой темы мы сейчас и приступим.

Итак, в прошлой нашей передаче мы остановились на том, что в январе 1921 года возникло причудливое государственное образование - Горская автономная советская социалистическая республика "с советской эмблемой на знамени и шариатской конституцией в реальной жизни". Большевики готовы были праздновать победу. Но победу, как заметил Павел Маркович, над белыми, а отнюдь не над горцами.

Павел Полян: Чеченцев, стоящих на советской платформе по убеждениям, было совсем немного, даже их не назовешь убежденными большевиками, потому что они занимали выжидательную и в некотором смысле двурушническую позицию, не зная, как дальше повернется, не возникнет ли еще какая-нибудь новая сила. И теперь уже с бандитизмом ассоциируют чеченцев не белые, а большевики.

Владимир Тольц: Так что же, получается, что это замирение чеченцев с большевиками продолжалось довольно недолго, не так ли?

Павел Полян: Да. Ну что, если считать, что большевики закрепились на Северном Кавказе весной, в конце весны 20-го года, то уже осенью 20-го года они получили в нагорном Дагестане, в нагорной Чечне первые восстания. Собственно, восстания начались даже раньше, просто они набрали силу.

В августе - сентябре восстали горцы под руководством имама Гоцинского. Во главе этого восстания были еще другие люди, в том числе внук Шамиля, специально приехавший из Константинополя, офицер французской службы Саид-бек. Активное участие в подготовке восстания приняли грузинские меньшевики, а также члены бывшего горского правительства, которые тоже сидели в Тифлисе, и Комитета содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевизма, тоже базировавшегося в Тифлисе. Именно с территории Грузии на Дедоевском направлении в Дагестан 7-го сентября вторгся основной отряд Гоцинского, осадивший Хунзах, Гуниб, Готлих. Повстанцы Гоцинского преследовали целью ликвидацию Дагестанкой автономии, установления там шариатской монархии. Созданный ими орган светско-духовной власти назывался Совет шейхов и Саид-бека, а боевые отряды шариатской армией горских народов под началом полковника Джафарова, который некоторое время был одним из военных руководителей Горской республики предыдущего издания. К началу декабря они насчитывали около трех тысяч человек, к весне 1921-го года - 10 тысяч штыков и сабель, и они контролировали район Хунзаха и Гуниба, то есть нагорный Дагестан. Но главными районами повстанческого движения явились пограничные с Азербайджаном и Чечней Хасавюртовский округ, а также города Дербент и Махачкала.

Боевые действия носили очень затяжной и ожесточенный характер. Видите, сколько месяцев восставшие не испытывали горечи поражения: начавшись в конце лета 1920-го года, и весной 1921-го года только разгоревшись. Огромные потери были с советской стороны. Против восставших стояли части 9-й кубанской армии Левандовского, и с ним же был председатель Кавказского бюро РКП(б) Орджоникидзе.

Повстанцы сочетали длительные осады крепостей с внезапными налетами, но не чурались и вероломства. Один из отрядов Гоцинского, например, изъявил желание сдаться, так он заявил, но, войдя в крепость Готлих, перебил там весь гарнизон. С захваченными в плен расправлялись жестоко и глумливо, и собственная участь мятежников, если они попадали в плен, мало отличалась от этого. Уровень цивилизованности боевых действий на Кавказе в то время был достаточно низким. Но тут следует не просто заметить, а даже подчеркнуть, что жестокость и беспощадность по отношению к мирному населению, садизм, глумление над пленными, несмотря на отдельные исключения, были характерными чертами, наверное, всех кавказских войн, также войн и 19-го века.

Владимир Тольц: Знаете, когда я в документальном сборнике "Совершенно секретно: Лубянка - Сталину" читал сводки о политической ситуации, то в каждой за этот период (1920-21 годы), находил упоминание имени Гоцинского и сообщения о боевых действиях против него. Когда же и чем они завершились?

Павел Полян: Боевые действия против Гоцинского продолжались вплоть до начала лета 21-го года, то есть почти год. Когда остатки банд Гоцинского рассеялись по недоступным ущельям и пещерам, датой победы окончательного подавления мятежа считается 21-го мая 21-го года. В горах достаточно много еще оставалось мятежников и, тем не менее, в очередной раз была установлена советская власть. Но грабежи не прекращались, и классическое сопротивление чеченское не сокращалось, убийства, нападения на советских работников, на коммунистов, на сочувствующих им, на тех, кто собирал у них налоги и так далее.

Владимир Тольц: Павел, давайте терминологически уточним: в сводках ОГПУ, которые я упомянул, вооруженные выступления чеченцев того и последующего времени именуются "бандитизмом" - экономическим, политическим и т.д. Что же это было на самом деле?

Павел Полян: С точки зрения ОГПУ, это и было бандитизмом, именно так оно все и называлось. Горцы Северного Кавказа оказались сравнительно мало восприимчивыми к тем экономическими и политическими мероприятиям, с которыми пришли в этот регион большевики. И при советской власти их вековые традиции накладывали на их поведение отпечаток совершенно неизгладимый.

Классовый антагонизм играл в аулах минимальнейшую роль, власть в аулах фактически принадлежала старейшинам тейпа и духовным авторитетам, именно их, как правило, горцы выбирали в местные советы, тем самым приводя административную форму, предложенную им властью, в соответствие с реальным содержанием этой власти, содержания и авторитета в селениях своих собственных, в аулах.

Горец, рассорившийся с местными авторитетами, покидал аул, уходил в лес, то есть становился абреком, изгоем-одиночкой, мстителем и чуть ли не насильно обреченным заниматься бандитизмом. Такая же судьба из-за боязни кровной мести была уготована человеку, совершившему убийство, он тоже уходил, тоже становился изгоем-одиночкой, у него, собственно, не было другого выбора, ему оставалось только заниматься грабежом.

Участие в бандах, грабежах не только не считалось чем-то таким предосудительным, но, наоборот, это свидетельствовало о доблести горца, это поднимало его в глазах окружающих. Предосудительным как раз считается лишь то, что могло уронить его воинское достоинство: трусость, например, бегство, малодушие - вот это никуда не годится. Так что, после окончания гражданской войны в горной части Чечни, Ингушетии и Дагестана изобиловали крупные и мелкие банды, которые не только терроризировали местных и советских партийных работников, но они совершали грабительские налеты на кооперативы, на магазины, на поезда, иногда даже на нефтяные промыслы, угоняли скот, отнимали имущество. Но большинство бандитов составляли не абреки-изгои, не тот, кто спасался от кровной мести и не те, кого изгнали из аула, а совершенно нормальные жители горских аулов, - отцы и сыновья даже в горском смысле добропорядочных семейств, ведущие то или иное нормальное сельское хозяйство.

То есть этот экономический бандитизм, как он обозначался в сводках ОГПУ, если отвлечься от его моральных и правовых оценок, был, без преувеличения, определенной профессией, видом деятельности, во всяком случае, некоей разновидностью отхожего промысла. То, что грабилось, распределялось или же продавалось, выручка от продажи, те, кто участвовал в грабеже, бандиты по справедливости делили между собой, и все это обеспечивало экономическое существование их семей. Причем во многих случаях речь шла собственно о выживании, то, что удавалось награбить и продать, становилось иной раз чуть ли не единственным источником экономического существования их семей. Они при этом считали себя обязанными и немало инвестировали в свои "средства производства". Запись в милицию для прикрытия своих ночных вылазок или дневных вылазок, подкуп милиции из награбленных же средств - все это даже не коррупцией смотрелось горскими глазами, а чем-то вроде разумных, прагматичных мер по технике безопасности своей, не более чем. Вот они ощущали себя хищниками на охоте. До того, как на этот террор реагирует ограбленное ими население, как это отзывается на экономическом благосостоянии жертв, им не было никакого дела. Они не понимали, что тот, кого ты ограбил, ты его уже второй раз не ограбишь. Перед убийством они не останавливались, но сама по себе человеческая жизнь, в том числе и собственная, в число ценностей, которыми они дорожили, которые они почитали, не входила.

Владимир Тольц: Для иллюстрации того, о чем говорил сейчас Павел Маркович, мы приведем сейчас документ, не вошедший в сборник "Конфликтный этнос и имперская власть" и относящийся уже к 1923 года, когда бандитский резистанс Гоцинского официально уже был подавлен. Но бандитизм, как вы сами можете видеть, продолжался...

В губ.отдел. Управления.

В Медвеженский Уездный Исполком.

Теробземотдела

2 марта 1923 года

Согласно предоставленных мне донесений и актов 30 января сего

года банда чеченцев напала на лесной кордон Степно-Бугорской дачи (65 верст к северу от Моздока) вверенного мне лесничества, где ограбила служащих лесничества: объездчика Шивцова, лесников Макаровых и Антонова, у которых взяли весь скот и всю одежду, что поставило их в безвыходное материальное положение, главным образом в отношении отобранного у них рабочего скота, без которого они не могут произвести посев хлеба, -- главную поддержку в существовании лесных сторожей-служащих.

В ночь под 26 февраля сего года банда чеченцев прогоняя табун отобранных лошадей от степных хуторян в районе Прикумской дачи вверенного мне лесничества 30 верст к северу от Моздока близ хутора Дортун. Напала по дороге на моего помощника и за сказанное при обращении к ним слово "товарищ" хотели его разстрелять, но старший из бандитов разстрел отменил, ограничивший тем, что т. Головко избили ногайками, задевши и лицо, и взяли у него все его личныя документы и зарегистрированную казенную винтовку, точно также чеченцы отобрали казенные винтовки у всех вышеозначенных служащих Степно-Бугорской дачи. О вышеуказанном считаю долгом донести до сведения Исполкома.

Лесничий Терско-Степного Лесничества / подпись/

Владимир Тольц: Я вновь обращаюсь к исследователю вайнахской истории Павлу Поляну. Чтение сводок ОГПУ наводит на мысль, что бандитизм в Чечне, то разрастаясь, то затухая, сохранялся там как заурядное, обыденное явление довольно долго - гораздо дольше, чем в других советских регионах. И даже власть к нему привыкла, относясь к этим вспышкам и затуханиям ну, как к смене времен года, что ли... Например, отмечая уменьшение бандитизма на Кавказе в начале марта 22 года, ОГПУ добавляет, что произошло это, "очевидно, по причине снежных заносов". Значит что? - Сойдут снега, и по весне жди бандитов? Ну, а весной и осенью - регулярная, как вы отмечаете, активизация сопротивления, связанная в первую очередь с кампанией по сбору продналога, для чего в горы выезжали вооруженные отряды советских мытарей.

В чем все-таки причина этой живучести бандитизма как социального и экономического института, как способа жизни?

Павел Полян: Причин, конечно, не одна и не две, их много. Дело в том, что этот образ социологизации бандитизма, так сказать, он никуда не исчезал, это была одна из достаточно почтенных и одна из немногих возможных отраслей хозяйства, если можно так выразиться. Конечно, в самой чеченской среде они никоим образом не интерпретировалась как бандитизм, там наверняка были другие обозначения для этого рода деятельности. Но, во всяком случае, если угодно, жизнь и внутреннее самосознание, отношение к этому традиционному виду деятельности в чеченском обществе были таковы, что само по себе в силу каких-то идеологем оно, конечно, не проходило. Но вы совершенно верно сказали, что это очень напоминает явления природы, у этого есть какая-то своя, почти природная цикличность.

Владимир Тольц: Павел, вот еще одна вещь, которая поражает меня при чтении сводок о положении в Чечне в 20-е годы и более позднее время: столь же часто почти, как о "бандитизме" там идет речь о восстаниях. Что это такое? Чем это объяснить? Может быть, речь все о том же "бандитизме" идет?

Павел Полян: Безусловно, это не просто некое бандформирование или бандгруппа, когда речь шла о восстании. Потому что чекисты, которые вели соответствующий мониторинг, отчитывались или докладывали ежедневно о том, что происходит во всех регионах страны, не только на Северном Кавказе, не только в Чечне, они достаточно четко себе эту разницу представляли. Когда они говорили - "банды такие-то, ограбление такое-то", и когда они говорили - "восстание", то это была, конечно, определенная разница. - Это были восстания!

Связано это с чем? - Связано это с тем, с высокой степени мобилизуемости чеченцев и, может быть, еще с более высокой степенью мобилизуемости ингушей, которые часто были причастны к таким восстаниям, с их тейповой организацией и с наличием реальных лидеров, но лидеров, находящихся в каждом ауле по отдельности. Если недовольство каким-то явлением достигало определенной температуры, то перевести это недовольство в открытое, достаточно организованное и грозящее перекинуться на соседние аулы и тейпы, целые районы восстание было сравнительно легко. Почему именно у чеченцев это было с такой интенсивностью, а не у соседних народов - не могу сказать, но время от времени, если говорить об этих восстаниях, не все эти восстания зачинались в Чечне, некоторые в Дагестане, но ни одно, например, в Кабарде или в Балкарии. Поэтому некая такая еще с 19-го, с шамилевских времен и до шамилевских времен возникшая взаимоподдержка и взаимодействие дагестанцев и чеченцев в плане противодействия имперской власти, какое бы она обличие ни принимала - царское, имперское или советское, в общем, это традиция, и механизм ее примерно такой.

Владимир Тольц: Для иллюстрации сказанного - несколько отрывков из документов. Вот сведения ОГПУ по чеченцам на начало марта 1922 года:

"В районе Горской республики в Шатоевском районе ведется усиленная подготовка населения к восстанию, в этой работе принимают участие главари прошлогодних восстаний шейх Аксалтинский и князь Дашинский. По имеющимся сведениям, 12 аулов уже готовы к восстанию. В Чечне белыми офицерами и турецкими агентами ведется усиленная антисоветская агитация".

А вот 1923 год - вновь всплывает имя князя Гоцинского.

"В Горской республике отмечается рост бандитизма, участились случаи ограбления поездов. Особенно развит бандитизм в Чечне, где нет власти и борьба с ним не ведется"

Владимир Тольц: А еще в том же 23-м, в январе банда Ахмета Гербиева напала на старые нефтепромыслы, а другая банда ограбила поезд. В следующем 1924-м - десятки банд, открыто продающих награбленное на базарах в своих аулах, и снова Гоцинский. В 25-м - он же. Осенью 25-го в ходе крупной войсковой операции (так называемое "Первое разоружение Чечни") его, наконец, отловили и вскоре расстреляли. Операция затронула 242 горных аула. Оружие изымали методами, которые ныне именуются "зачистками". Если горцы отказывались выполнить требования властей, войска начинали артиллерийский обстрел населенных пунктов, который дополнялся авиационной бомбежкой. После прекращения сопротивления сотрудники ОГПУ проводили в окруженных аулах обыски с целью задержания бандитов и изъятия оружия.

Знаете, что меня лично более всего поразило при чтении этого документального материала, подготовленного к публикации Павлом Поляном? - Написанная им заключительная элегическая фраза: "Так потихоньку и скоротались на Кавказе двадцатые годы, некоторыми воспринимавшееся - и, как оказалось, совершенно незаслуженно - как самые спокойные".

В рамках очередной передачи из цикла "Чечня и Имперская власть" мы вместе с историком Павлом Поляном продолжаем обсуждение весьма специфического опыта советизации Чечни между двумя войнами - Гражданской и Отечественной.

Павел, советизация (в "классическом", если угодно, смысле) это ведь не только "госстроительство", которого мы коснулись в прошлой передаче, не только процесс покорения народа, (в частности, борьба с восстаниями и "бандитизмом", о которой шла речь в первой части нашей передачи; кстати, надо отметить, что в 25-м восстания отнюдь не кончились), но обязательными элементами советизации является также и многое другое, "коллективизация", к примеру. Чечня того времени - преимущественно аграрная земля. Как происходила там коллективизация?

Павел Полян: Ожесточенное крестьянское сопротивление, те самые восстания, о которых говорились до этого, которые подавлялись, как правило, только силами регулярных частей Красной армии, милицейских подразделениями, и их сил никогда не хватало, все это было на Северном Кавказе так же, как и, может быть, в других регионах Советского Союза, как реакция на коллективизацию - это достаточно типично, тем более, что это ключевой аграрный регион страны. Коллективизация в Чечне, сопровождавшаяся закрытием мечетей, лишением избирательных прав даже бедняков, она аукнулась восстаниями. И это были не отдельные контрреволюционные вылазки, а это были прямые восстания целых районов.

Владимир Тольц: Пожалуйста, расскажите об этом чуть подробнее.

Павел Полян: Ожесточенное крестьянское сопротивление, те самые восстания, о которых говорились до этого, которые подавлялись, как правило, только силами регулярных частей Красной армии, милицейских подразделениями, и их сил никогда не хватало, все это было на Северном Кавказе так же, как и, может быть, в других регионах Советского Союза, как реакция на коллективизацию - это достаточно типично, тем более, что это ключевой аграрный регион страны. Коллективизация в Чечне, сопровождавшаяся закрытием мечетей, лишением избирательных прав даже бедняков, она аукнулась восстаниями. И это были не отдельные контрреволюционные вылазки, а это были прямые восстания целых районов.

Эти восстания обозначают в документах противной стороны, в документах той стороны, которая это восстание давила и подавила - "первая операция в Чечне". Она проходила с 20-го по 27-е декабря 1929-го года. 7-го декабря в аулах Шали и Гойты (если помните - это те же самые аулы - большевистские оплоты периода гражданской войны) при описании изъятия у кулаков их имущества власти встретились с организованным вооруженным отпором и контратакой. Учреждения, советские чиновники, представлявшие советскую власть, были захвачены и восставшие требовали прекратить аресты и конфискации под прикрытием коллективизации, отозвать уполномоченных НКВД из районов и требовали восстановить шариатские суды. 11-го и 12-го декабря карательные отряды под командованием Борюченко оба этих аула заняли, а между 20-м и 27-м декабря они заняли и горные аулы Беной, Центорой и Зандак в Галанджойском районе, где также вспыхнули волнения, куда эти волнения перекинулись.

И вся эта "операция" унесла тогда примерно сотню жизней, в том числе 60 чеченских, и еще порядка 450 человек было арестовано. Это восстание было подавлено, но для устранения или исправления вызвавших его причин ничего не было сделано, и часть руководителей восстания уцелели. В феврале 1930-го года, то есть, спустя всего месяц с небольшим, началась подготовка к новому выступлению. Об этой подготовке стало известно ГПУ, и было решено провести новую крупную войсковую операцию по разоружению тех же самых аулов и районов.

Владимир Тольц: Их было еще много - этих восстаний. За период с 1921-й по 1941-й год только на территории Чечено-Ингушской автономной республики Павел Полян насчитал 12 крупных вооруженных восстаний и выступлений, в каждом из которых участвовало от 500 до 5 000 человек. Иными словами, на каждые два года без вооруженных выступлений, приходилось 3 года с восстаниями.

В передаче, к сожалению, нет времени, рассказать хоть кратко о каждом. Было, правда, несколько лет (с 34-го по 38-й), когда крупных вооруженных выступлений не фиксировалось. Но реляции о бандитизме в Чечне, О нападениях на сельпо, на колхозных активистов, шли в Центр постоянно.

Из Докладной записки Наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АСССР Рязанова и начальника 5-го отделения отдела уголовного розыска главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД Бодунова наркому внутренних дел Берия.

25 февраля 1939 г., Грозный

Докладываем о положении с бандитизмом в Чечено-Ингушской АССР и необходимы мерах для искоренения бандитизма в республике.

Чечено-Ингушская Республика является единственным местом в СССР, где сохранился бандитизм, тем более в таких открытых, явно контрреволюционных формах. На территории Чечено-Ингушской АССР годами действовали крупные, хорошо вооруженные, кадровые политические банды, совершавшие дерзкие налеты, террористические акты и диверсии. Некоторые их этих банд (Магомедова, Бехоева, Тарамова) продолжают действовать и сейчас.

Владимир Тольц: Я вновь обращаюсь к Павлу Поляну. Я подметил, о чем бы мы ни заговорили сегодня, мы как в наезженную колею, скатываемся к восстаниям и бандитизму. Давайте все же вернемся к моему вопросу о коллективизации. Как она проходила у вайнахов?

Павел Полян: Вы знаете, потому мы и перекидываемся на эту тему, что она происходила у вайнахов в борьбе. Причем, надо сказать, что наиболее эффективной эта борьба была не на полях сражений, а как бы сказать, в конторах колхозных правлений.

Вот давайте я вам расскажу про то, как это происходило в Чечне и какие там были придуманы потрясающие "ноу-хау", которые только в Чечне и еще в Ингушетии могли иметь место во время коллективизации.

Во-первых, колхозы в Чечне создавались не просто маленькие, а какие-то карликовые, по родовому признаку, в основе этого лежала тейповая организация общества. Например, Шали, конечно, аул довольно большой, но, согласитесь, 87 колхозов в одном ауле Шали - это, с точки зрения организаторов колхозного строительства, в лучшем случае пародия на колхозы, а не колхозы. То есть каждая семья практически или несколько семей - это колхоз. Степень их организуемости, степень их дисциплинированности и все такое прочее можете себе представить.

Вообще к концу 30-х годов в Чечено-Ингушетии насчитывалось 412 колхозов, из них 321 чеченский, 61 ингушских, 23 русских и даже один еврейский. "Абсолютное большинство чеченских и ингушских колхозов не выполняли свои производственные планы, государственные платежи и обязательные поставки (это я сейчас цитирую один из документов), трудовая дисциплина находилась на весьма низком уровне, трудодень в колхозах в течение длительного времени был обесцененным, доходы колхозников от личного хозяйства преобладали над доходами от общественного труда".

Были и другие колхозы, которые на бумаге выглядели чрезвычайно симпатично, они не были убыточными и так далее. Многие хозяйства пытались раскрутить тот бараний рог, в который их государство скручивало, и, совершенно не колеблясь, практиковали разного рода приписки, разую туфту и "липу". Ну, один пример: в том же 39-м году, это уже колхозное строительство в достаточно зрелой стадии, около 10% всей площади зерновых культур было списано в этом году как погибшие от градобития, сельхозвредителей и болезней. А на самом деле, как удалось ревизорам выяснить, причиной фактической потери земли были сорняки. Что ж удивительного в том, что колхозники, конечно же, о колхозном скоте и хозяйстве заботились гораздо меньше, чем о личном, и что часть числившихся обобществленными лошадей фактически находилась по месту прежней своей прописки, то есть во дворах прежних владельцев.

Тут вот еще что: была разработана целая система таких, не просто какие-то отдельные приписки, отдельная туфта 10%, а была создана система противостояния коллективизации. Это вызывает у меня удивление и даже смешивается с восхищением. Это даже имело название - "Экажево-Сурхахинский метод".

Владимир Тольц: Да, чекисты, явно не способные оценить всей интеллектуальной и социально-экономической красоты этого изобретения, определяли его как "крупную кулацкую антиколхозную махинацию". Причем обида на нее не прошла еще и в 1956 году, когда ими был написан следующий документ:

"1956 год. Из справки начальника УМВД Грозненской области Дементьева об экономическом и политическом состоянии бывшей Чечено-Ингушской АССР с 1937 по 1944 гг.

...Под этим "методом" подразумевается метод проведения крупных кулацких антиколхозных махинаций, при которых колхоз сохраняет только свою внешнюю видимую оболочку, при этом часто подрисованную, но теряет все колхозное содержание. С помощью этого метода такие "опустошенные" колхозы иной раз значились даже в числе ведущих.

В таких колхозах бухгалтерия из органа колхозного учета, на основе круговой поруки, превращалась в орган прикрытия кулацких методов работы. Такой колхоз, выписывал для вида всем своим членам незаработанные трудодни, колхозники сеяли и убирали урожай в индивидуальном порядке на частнособственнических лошадях. Тут, как в старой деревне, есть хозяева лошадные и безлошадные, тут узаконено экономическое неравенство.

Гособязательство члены колхоза выполняли в складчину, таким же путем оплачивалась и администрация колхоза.

Все участники этой пиратской корпорации были связанны между собой круговой порукой и священной клятве на Коране.

Такие "артели" в последствии стали появляться в других районах Чечено-Ингушской АССР. Для типичного колхоза в Чечне и Ингушетии характерны систематический срыв полевых работ, уклонения колхозников от выполнения различных обязательств, широкое разбазаривание и расхищение общественного имущества и такой колхоз, вместо опоры советской власти, превращался в ее противоположность.

В составе таких колхозов повсеместно имелась большая прослойка мусульманских сектантов, безотчетно преданных своим священнослужителям, являвшимися или кулаками, или крупными капиталистами, имевшими у себя сотни голов скота и владевшими ценностями, выражавшимися в миллионах рублей(...).

Владимир Тольц: Красноречивый документ... Ваш комментарий, Павел!

Павел Полян: Это фактически почти гениальное, кстати, в "Чевенгуре" Платоновым провиденное, изобретение простого и не очень обременительного механизма по приспособлению колхозного строя к традиционной горской экономике.

Эта горская экономика тоже не бог весть, какая эффективная, но это уже в силу других причин, но коллективизация в условиях горской экономики - это просто катастрофа. И кто бы ни был автором или первым, кто этот метод открыл, не знаю, какой-нибудь бухгалтер Сурхахинского или председатель Экажинского района, может быть, какой-нибудь образованный мулла - не знаю, он заслуживал не преследования, а Сталинской премии, на мой взгляд. Смотрите: и овцы целы, причем буквально - овцы физические, - и волки из райкома или обкома партии тоже сыты.

Мало что менялось в реальном механизме хозяйствования людей. Отчетные цифры, плановые показатели, которыми, собственно, и отчитывались районные власти наверх и дальше, были в порядке. Чекисты называют это "пиратской корпорацией" или "лже-колхозом", но эта "пиратская корпорация" или "лже-колхоз" все-таки лучше справлялись с плановыми заданиями, чем настоящий колхоз, в котором эта система не работала.

Владимир Тольц: Ну, что ж... Каких только историй не написала про себя советская власть. А точнее, обслуживавшие ее историки, да и ее антогонисты-антисоветчики тоже. Но еще не написана увлекательнейшая и поучительная история приписок и всевозможных хозяйственных махинаций, которые советский государственный социализм породил. А вот когда ее наконец напишут, я надеюсь, "Экажево-Сурхахинский метод" займет в ней достойное место...

Павел, Чечня, конечно, страна в основном аграрная. Но ведь еще до революции она стала заметным нефтедобывающим центром. А как происходило "соцстроительство" в этой сфере?

Павел Полян: Володя, вы совершенно правы, собственно, Чечня - это еще и знаменитые грозненские промыслы, грозненская нефть, нефтяные промыслы Грозного. В общем-то, то, что эти промыслы и нефть - одна из важнейших и первостепенных, может быть, сквозных линий северо-кавказского и русско-чеченского сюжетов, это видно из документов, которые в этом сборнике представлены. Колоссальное сырьевое и стратегическое значение Грозного, (сейчас оно, конечно, стало гораздо меньше, но тогда, в 20-е годы, в 30-е годы особенно), это было колоссальный магнит, и это было всем ясно, не исключая Гитлера, который рвался к грозненской и бакинской нефти, но не дорвался, давался только до майкопской.

Например, тот же Деникин прекрасно понимал значение грозненской нефти. В его штабе возлагались очень большие надежды на использование нефтяных богатств Терского края после победы над большевиками. Например, один терский инженер, казак Орлушин, писал в январе 19-го года генералу Доргомирову: "Принимая во внимание те опустошения, что производят красноармейцы при своем отступлении, является опасность такого образа действий со стороны большевиков и по отношению к городу Грозному, его нефтеносных окрестностей и нефтеперегонному Заводскому району, где сосредоточено громадное количество мазута, керосина и бензина. Сожжение этих богатств и разрушение заводов отразится на промышленности России", писал этот инженер. Он просил 20 тысяч рублей на проведение агитации среди промысловых рабочих в защиту промыслов. А резолюция Доргомирова была очень любопытная: "Если прибудет, то сообщить, что поручение не получит. Дело сохранения Грозного уже передано в руки военной власти".

События гражданской войны, тем не менее, на этих промыслах отразились самым катастрофическим образом, и добыча нефти к тому моменту, когда большевики одолели на Северном Кавказе, разгромили деникинскую силу, к этому времени производство нефти сократилось в 5-6 раз. И уже о том, какое внимание и значение придавала грозненской нефти советская власть, говорит то, что на пост управляющего "Грознефти", первого управляющего "Грознефти" был поставлен не кто-нибудь, а такой серьезный большевик как Иосиф Косиор.

И вот к концу 20-го года, то есть за неполный год, ценой неимоверных усилий уровень добычи дореволюционный удалось восстановить. А в начале 22-го года здесь работало уже 18 тысяч рабочих, то есть больше, чем до революции, это довольно-таки большая концентрация пролетариата в таком аграрном районе, каким являлась Чечня в целом.

Владимир Тольц: Павел, успехи, подлинные и мнимые, о которых рапортовали местные начальники в центр, свидетельствовали о определенной эффективности политики большевиков в Чечне. Как же она строилась?

Павел Полян: Я с вами согласен, надо отдать должное большевикам, они вели на Кавказе одновременно рискованную, но все-таки эластичную и осторожную политику. Ну, вот сама идея создания Советской шариатской горской республики - автономной социалистической, - как некоего третьего издания Конфедерации горских народов. Помните, Сталин все требования, которые были выставлены со стороны духовенства и так далее, все эти требования были выполнены. Другое дело, что потом постепенно одно за одним, несоответствующие концепции большевиков постепенно демонтировались, но согласие было дано Сталиным тут же. Он имел на это полномочия, он был наркомом по делам национальностей, а именно его наркомат был штабом, формирующим эту политику в области национальности и вытекающих из этого экономических и внутриполитических шагов. Это была его компетенция, и он на это пошел мгновенно.

Владимир Тольц: Здесь я на минуту прерву Павла Марковича, чтобы познакомить вас с фрагментом документа, подводящего некоторые итоги почти полутора десяткам лет этой национальной политики большевиков на Северном Кавказе.

"7 января 1936 г. Из протокола заседания Президиума ЦИК СССР об утверждении постановления Президиума ЦИК "О нарушении национальной политики в Северо-Кавказском крае".

Наряду с <...> огромными успехами, Президиум Центрального Исполнительного комитета Союза ССР отмечает, что <...> в деле коренизации советского и хозяйственного аппаратов, подготовки национальных кадров, вовлечения коренных национальностей в производство и обслуживание коренного населения и нацменьшинств на их родном языке, исполкомы и советы национальных областей Северо-Кавказского края и, в особенности, сам крайисполком допустили грубые нарушения:

<...>

Вовлечение в аппарат крайисполкома и краевых советских учреждений работников из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи национальных областей, осуществлялось крайне слабо. В 18 краевых учреждениях, имеющих 1310 работников, начитывается только 17 чел. работников из местных национальностей. В значительной части краевых учреждений нет ни одного национального работника (крайзу, крайфинуправление, крайздрав, крайкомхоз, прокуратура, крайпотребсоюз, госбанк).<...>

Во всех национальных областях Северо-Кавказского края, в областных, районных и даже аульных, за исключением горных районов Чечено-Ингушетии, делопроизводство ведется исключительно на русском.

Письменная связь с населением осуществляется только на русском языке, несмотря на то, что значительная часть населения русского языка не понимает".

Павел Полян: Сама Горская автономная республика оказалась не очень-то жизнеспособным конгломератом и хотя просуществовала довольно долго, несколько лет, она распалась в конечном счете только в июне 24-го года, последняя от нее отпала единица, но распадалась она довольно долго - между 21-м и 24-м годом. Вот эта ленинская гениальность в тактических вопросах, она в какой-то степени была усвоена большевиками, как региональными политиками. Они старались сочетать кнут и пряник таким образом, чтобы наиболее эффективно провести свои цели и задачи.

Но, конечно, у самого населения далеко не все их политические акции вызывали энтузиазм. Например, тот же самый шейх Али Метаев, который был арестован на одном из съездов в Грозном, он был очень авторитетный, одним из руководителей восстания еще в период гражданской войны, он был особенно яростным сторонником шариатской концепции организации советской жизни в Чечне. Фактически, например, ему удавалось, и его сторонникам удавалось реально в аулах, не спрашиваясь у советской власти, организовать жизнь иначе, чем это предполагалось теми, кто формировал советскую политику. В горах действовал шариатский суд реально, и нечего ему было противопоставить, советский суд никак там не приживался.

И вообще надо сказать, что позиции ислама в середине 20-х годов в Советском Союзе были в каком-то смысле сильнее позиций православия, которое было основательно погромлено в годы гражданской войны, а такого погрома, например, ислама, мечетей и всего прочего в 20-е годы в это время не было до коллективизации. Были мусульманские школы, были суды, были мусульманские благотворительные организации, и они были влиятельными, они были сами по себе влиятельными, и они выдвигали своих людей, своих представителей в советские органы власти, в советы. И проникновения мулл в советы, муллизация советов, если можно так выразиться, фактически захват ими инструментов светской власти - это тоже была тенденция, которая шла снизу, со стороны тех, кем советская власть предполагала управлять, а получалось иной раз наоборот.

Владимир Тольц: Боюсь, мы снова возвращаемся к тому, с чего начали. При всей определенной эффективности политики большевиков на Кавказе, взаимной любви у них с властью не вышло. И возобновившиеся после 5-летней паузы во второй половине 30-х восстания в Чечне тому еще одно свидетельство...

Павел Полян: Горцы не доверяли советской власти, советская власть горцам. Вот интересный нюанс, например: горцев в Красную армию не брали, вернее, брали только в порядке исключения. А весной 23-го года было решено перестать их брать и в милиционеры. Потому что опасность того, что, вооружив их, дав им в руки оружие, они стали бы ровно тем, с кем они сами должны были бы бороться - участники грабежей и налетов, те самые бандиты, которые потом попадали в сводки ОГПУ.

И вот эта парадоксальность этой ситуации она была какой-то неистребимой. Когда, например, идея не призывать чеченцев и ингушей в Красную армию была на время, это уже произошло накануне Второй Мировой войны, в конце 30-х годов, была отставлена и стали призывать, столкнулись с массовым явлением дезертирства, с таким массовым, что призадумались - почему это и что с этим связано. Связано это было, прежде всего, с тем, что против этого агитировали местные муллы. Их влияние было таковым, и, как видите, даже не в 20-е, а в 30-е годы, что процент дезертиров среди призванных, мобилизованных чеченцев еще до того, как Гитлер напал на Советский Союз, был необычайно высоким. Эту практику призыва в Красную армию прекратили уже после того, как это нападение состоялось, но до того, как состоялась депортация. То есть реагировали по факту. По мере приближения немцев к Северному Кавказу начинали возникать другие страхи, но это уже совсем другой период и другая очень, как бы это сказать, - это другая глава истории.

Владимир Тольц: Об этой другой главе чеченской истории мы с Павлом Поляном будем рассказывать в следующей передаче нашего цикла "Чечня и Имперская власть".


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены