Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Россия
[12-01-01]

Ваши письма

Ведущий Анатолий Стреляный

Пишет кандидат экономических наук Василий Чередниченко из Черкасс: "Понимаю, что, кто вас кормит, тому вы и подгавкиваете. Что сказали бы вы, если бы то, что произошло с выборами президента Соединённых Штатов Америки, случилось в Белоруссии?" Я сказал бы, господин Чередниченко, что Белоруссия - нормальная современная демократическая страна, где знает своё дело независимая судебная власть и где так высок дух законности в народе, что все дружно замолкают, как только сказал своё слово суд.

Господин Фурман (или госпожа - имя обозначено одной буквой "Р"): "В своё время звучали голоса Афанасьева, Солженицына, Горбачёва, Яковлева и многих других, направленные на развал коммунистического колосса, что и свершилось. Но почему же они замолчали, когда бандиты и жулики рванулись к власти и обогатились за счёт так называемых простых людей? Может быть, они испугались судьбы Галины Старовойтовой? В таком случае их упрекать не за что. Андрей Сахаров - он смог бы, я думаю, возглавить движение совестливых людей и улучшить ход истории в посткоммунистический период".

Вот и верь после таких писем рассказам и суждениям участников и свидетелей исторических событий! Ни один из перечисленных господином (или госпожой) Фурман деятелей не направлял своего голоса "на развал коммунистического колосса", ни один! Все хотели, чтобы Советский Союз стоял, как скала, но скала - демократическая. Среди тех, о ком в письме сказано: "многие другие", у меня было немало знакомых и друзей. Боже, с какой уверенностью, как веско один из них, тоже известный демократ, рыночник, писал в последний советский год, что выход Латвии из Союза, который уже, мол, почти демократический, будет величайшей глупостью. И Литвы, конечно, и Эстонии, и, и, и!..

"Здравствуйте, Анатолий Иванович! Спасибо за то, что всё же огласили в эфире и мою позицию по перевороту в Югославии. Несмотря на ваш комментарий, вы всё же осмелились это сделать. Я сомневалась в этом. Ладно, одно предубеждение против вас снято. До тех пор, пока вы не огласили мою позицию, я считала, что все письма, которые вы читаете, вы придумываете, а реальные письма не читаете. Что ж, я убедилась в обратном. И признаю, что оппонент мне попался достойный. Я даже думаю: а может быть, вы вовсе не такой уж плохой человек, каким иногда кажетесь? Может быть, вы действительно искренне заблуждаетесь? Вы сказали, что нарисованный мною в письме на "Свободу" Слободан отличается от подлинного Милошевича, что у него "и в мыслях не было уводить свою страну из Европы к Лукашенко". Но ведь факты свидетельствуют об обратном! Предложение о вступлении Югославии в союз России и Белоруссии было реальным. Оно было подтверждено и после окончания бомбардировок... Что же касается моей фамилии, то, вы угадали, действительно: Русич - мой псевдоним. Я выбрала его потому, что он как бы соединяет в себе русскую и сербскую фамилии. Правда, теперь, когда сербский народ отвернулся от нас, проголосовал за натовского шпиона (так она, вслед за Милошевичем, называет нового югославского президента), я думаю о пересмотре псевдонима. Елена Громова-Русич".

С интересом буду ждать, какой новый псевдоним выберет эта девушка (ей 22 года). К письму она приложила свой фантастический рассказ - "просто так, - пишет, - для ознакомления". Да, писательница - и, однако же, была уверена, что я выдумываю слушательские письма. Её 22 года, кстати, ни при чём. Сколько угодно людей, что и в 72 года считают негодяем всякого, с кем они не согласны. Вот что значит страсть, вот что значит предвзятость, что в данном случае одно и то же. Нахлынувшая страсть как бы выключает и знания, и опыт, и зрение - она действительно ослепляет человека. Он отказывается проверять свои заключения - он словно боится обидеть их проверкой. Милошевич, как известно, подписал Дейтонские соглашения, положившие конец войне в Боснии. Что это означало? Это означало, что Югославия желает быть в Европе, хочет жить по правилам Запада, о котором наша слушательница говорит: "Никогда не полюблю!" Подписанием этих соглашений Милошевич как раз свидетельствовал любовь к Западу, пусть и вынужденную, но в то же время он надеялся, что ему разрешат бесчинствовать в своей стране. Больше надо сказать, Елена. В отличие от вас, Россия тоже хотела, чтобы Югославия была принята в Европу, очень хотела! В этом был смысл того давления, которое оказывала Москва на Белград. Москва отнюдь не одобряла милошевические зверства, она только считала, что окоротить этого человека можно "по-хорошему". Ещё больше вам скажу. Москва хочет, чтобы и Лукашенко вёл себя, как принято на Западе. Ни Москва, ни Белград, ни Минск не делали даже вида, что их разговоры о "тройственном союзе" следует принимать всерьёз, но если бы такой союз и образовался, то он, само собою разумеется, нацелен был бы не из Европы, а в Европу - туда и только туда толкала бы его Москва. Беда не в том, что Москва не хочет быть частью Запада, беда в том, что она не хочет быть равной среди равных частей Запада, - она хочет быть "равнее" других - чтобы ей позволялось больше, чем остальным.

"Письмо к вам, - пишет из Петербурга Шатров Константин Фёдорович, - это как езда в незнаемое. Ибо совершенно невозможно предположить, что вы из него выдернете себе на пользу. Но всё равно..."

Письмо большое и выдерну я из него то, что касается страны, которая, как пишет господин Шатров, "благодаря засевшей во власти националистической верхушке всё больше и больше сближается с отъявленными врагами России". Речь он ведёт об Украине. Об украинском языке отзывается так: "Это вчерашний день культуры наших народов" (русского, то есть, и украинского), надеется, что Украина вернётся в Россию, называет это "восстановлением дружбы" между "братскими народами". Заканчивает так: "И уверен, что ваше имя, если и будет вспоминаться, то только с самыми отрицательными эпитетатми как имя человека, разжигавшего межнациональную рознь".

Не знаю, что скажут обо мне, скорее всего, ничего не скажут - не больно важная я птица, чтобы люди помнили о ней после того, как она навсегда сложит крылья. Знаю, что скажут о вас, Константин Фёдорович, и не завтра, а сегодня, - что скажет преподаватель-славист в любом университете мира. Он скажет, что господин Шатров ошибается, утверждая, что украинский язык есть прошлое великорусского и украинского народов. Это, добавит, не из тех вопросов, по которым могут быть разные мнения в современном серьёзном разговоре. Самостоятельность и полноценность украинского языка именно как языка, а не наречия, - факт из тех, которые могут быть установлены научно. Он научно и установлен, довольно давно установлен, использовались, как и положено в науке, не мнения, а мерки. Отрицают же научно установленные факты люди, которые их не знают или не признают под влиянием тех или иных страстей или причуд.

Невесёлое письмо из Петербурга - о тамошней печати, "жестко контролируемой гебнёй" (новое слово в нашей почте, раньше писали: "гэбистами", "чекистами", "гэбухой"), о "смеси уголовщины и раболепия", которая варится под этим контролем.

"Наше счастье, - пишет затем автор, - что дети - не здесь. Сын в Нью-Йорке вкалывает, а дочка уже одарила нас чудесной австралийской внучкой, и, бывая у них в Лаосе, мы не нарадуемся тому, как много у нашей Оли лаосских, китайских, пакистанских, французских подружек - сначала в детском саду, а теперь уже в школе. И сказки мы ей с бабушкой всегда читаем на ночь тоже самые разные, от грузинских до японских - для этой девочки мир никогда не будет поделён на чужих и наших, на чурок, жидов или хохлов, а всегда будет прекрасен в своём щедром и добром многообразии".

Два Петербурга... Один Петербург - этого человека, другой - Петербург- Шатрова Константина Федоровича, уверенного, что главное приобретение России в её тысячелетней истории - "заклятые враги", с которыми "всё больше сближается Украина".

Пишет слушатель, назвавшийся Леонидом Александровичем: "Особенно больно сравнивать жизнь даже очень небогатых людей за границей с жизнью у нас дома, в такой сказочно богатой стране, как Россия. В своё время мне казалось, что достаточно освободиться от коммунистического безумия, как страна оживёт, и наступит процветание. Но ничего этого не произошло, даже накормить себя страна не может - уж совсем последнее дело. Говорят, народ спился, работать в селе никто не хочет. Но ведь в любой западной стране в сельском хозяйстве трудится 5-10 процентов населения, и правительство Германии, например, приплачивает фермерам, чтобы не производили слишком много. Так в чем же дело, Анатолий Иванович? Неужели у нас даже десяти процентов работящих людей не осталось - одни алкоголики, воры да мафия всех сортов? Что вы по этому поводу думаете? С уважением Леонид Александрович".

Десять процентов - это много, Леонид Александрович. В самых развитых странах сельским трудом заняты меньше пяти процентов населения, два-три. Но на эти два-три процента так или иначе работают почти все остальные: обеспечивают их машинами, приспособлениями, материалами, удобрениями и всевозможными снадобьями для растениеводства и животноводства, дорогами, средствами связи. По-моему, не перестало быть истинным и не потеряло злободневности ваше давнее убеждение, что нужно освободиться от коммунизма, чтобы страна ожила. Григорий Явлинский призывает задуматься над таким явлением: за десять лет промышленный спад составил 60 процентов, и не произошло ни одного банкротства. А что такое отсутствие банкротств? Это важнейшеё свойство социалистического хозяйства. Банкротств не было при Гитлере в Германии, не могло их быть в Советском Союзе, нет банкротств в Северной Корее, на Кубе - везде, где производству диктует не потребитель, а власть, где нет, другими словами, свободной частной собственности.

Явлинский упомянут, кстати, в следующем письме: "Черновую и теневую работу построения демократии в России волокут не дядя Вася с тётей Хакамадой, а березовские!!! Не будь действий, мероприятий и денег Березовского, в Думе сейчас на 70 процентов царил бы триумвират: Зюганов, Примаков, Лужков, а Явлинский гавкал бы из-за угла вместе с Юшенковым и Боровым с десятью процентами вкупе".

И тот, кто согласен с этим слушателем, и тот, кто не согласен, просто обязаны, по-моему, отдать должное "ребятам" Ельцина. Свалив упомянутых трёх богатырей - Зюганова, Примакова и Лужкова, они совершили, казалось, невозможное. Дело такое большое, что вопрос о Березовском: был ли Абрамыч первым или последним среди "ребят", не имеет значения. И как сошлось: "богатыри", словно на подбор, тучные, неповоротливые, важные, а "ребятки" - худенькие, верткие, скромненькие, даже "богатенькие" - хочется сказать, а не "богатые".

Этот разговор почта "Свободы" переводит в разговор о том, что такое "путинский режим" и для чего он явился в мир, а значит и о том, как к нему относиться. Письмо из электронной почты: "Главного не помогаете мне понять ни вы, радио "Свобода", ни вся российская печать. Что есть сегодня средний российский западник и как он похож на среднего западного человека? Много ли у них общего? Где в России та среда, та область, где средний российский западник, по условиям своей жизни, по господствующим там порядкам, больше всего приближается к Западу? Или взять усреднённое российское сознание. Сколько в нём места занимают права человека? Каков удельный вес "сахаровства"? Достаточно задать себе эти вопросы, чтобы перестать выдавать желаемое за действительное - чтобы понять, что Россия не может и не хочет жить по-западному или "по-человечески", коль именно это слово употребляют некоторые ваши слушатели. Меня в связи с этим удивляет ваше насмешливое отношение к мысли, что путинская бюрократия будет служить тягловой лошадкой, авангардом западничества в России. Не чуешь ли ты, Анатолий Иванович, что, если дело пойдёт без этого авангарда-толкача, если всё будет вершиться самотужки, по западным образцам и правилам демократической самоорганизации, оно растянется на сто лет самое малое?"

Зато будет прочно - хочется прервать тут автора, но не буду прерывать. Слишком серьёзно то, что он говорит, чтобы трижды не подумать, прежде чем вставить слово. Пример того, какую роль в России будет играть путинский "толкач", автор письма видит в свержении Руцкого. "Почему хапуна, - пишет он, - сделавшего область семейной фирмой, убрал путинский Кремль посредством византийских интриг, а не какой-нибудь обиженный курский предприниматель или клерк через суд? Да, на Западе рядовой истец и рядовой судья могут серьёзно поставить на место зарвавшегося гиганта бизнеса или власти. Это и есть Запад. На то он и Запад. А в России что прикажете делать? Где тот рядовой истец, который не побоится и будет надёжно защищён? Где тот рядовой судья, который тоже не побоится и будет надёжно защищён? Кто их защитит? Кто проведёт в жизнь решение такого судьи? В России от века было так заведено, что решал не суд, а старший начальник. Во все более-менее успешные периоды российской истории (при Александре Третьем, при Брежневе) всё держалось на хорошей властной вертикали с чисто русской системой контроля сверху вниз, которая предотвращала излишний беспредел власть имущих. Не суд по-англо-саксонски, а именно хорошо поставленная бюрократическая лестница обеспечивала тот минимум порядка и справедливости, который более-менее устраивал всех членов общества. Русская властная вертикаль и была тем русским судом, который судил и рядил сразу всё и вся с прицелом на некое равновесие в обществе. Понял? Сейчас этот "суд" пытается установить равновесие в новых условиях - в условиях современного рынка. В России бизнес молод, но он уже сложился и заматерел как система, в которой почти всё зависит от личных связей. Сами люди не приемлют западную юридическую "обезличку", при которой вы имеете дело не с живым человеком, а с бесстрастным законом. Такова Россия, Анатолий Иванович! Не гражданский суд будет в ближайшее время наводить в России порядок. Порядок явится как дар от разумной власти, стремящейся обеспечить всем такой достаток и такую защищённость, чтобы никто не лопнул от обиды и зависти. После десятилетних ельцинских исканий и блужданий власть в лице Путина осознала, что никуда ёй не деться: надо брать вековую русскую систему управления и увязывать её с рынком ХХ1 века. Задача сложнейшая, но такова, увы, Россия".

Очень трудно спорить с автором этого письма. По сравнению с Еленой Русич, которая собирается пересмотреть свой сербский псевдоним в отместку сербскому народу, сбросившему Милошевича, Путин ещё какой западник! Когда он, если верить журналисту-"киллеру", говорит с улыбкой: "Народ у нас, Серёжа, правильный", понять его можно. Почта радио "Свобода" дышит непоколебимой уверенностью "правильного народа", что улучшить жизнь в России должно начальство, та самая "вертикаль". Это, по существу, одна нескончаемая жалоба на плохого начальника, что ещё бы полбеды, и мечта о хорошем начальнике - вот беда. Эта мечта и сделала Путина президентом. Некоторые слушатели, кстати, требуют недвусмысленно высказаться о первом годе его президентства, подвести итог. Сами они делают это в таких примерно словах. Порядка в стране больше не стало, свободы - меньше, казённой лжи - намного больше, народных надежд, как и должно быть в начале Большой Казённой Лжи, - тоже больше. Я бы добавил, опираясь на почту радио "Свобода", что и страха в народе стало больше (но пока не в чиновничестве и не в уголовном мире). Назовём эту ложь ржанием той тягловой лошади, с которой автор последнего письма сравнивает путинскую "прогрессивную", "западническую" бюрократию, и признаем, что России, видимо, суждено пережить новый "застой". А это, между прочим, значит, что в конце его возникнет и новое демократическое воодушевление. Новое демократическое воодушевление вырастет из неприятия "путинского застоя", как будут выражаться "прорабы" следующей "перестройки". Отвращение к ржанию казённых жеребцов уже сейчас заставляет многих молодых людей пересматривать свои планы: кто собирался уйти во Всемирную паутину, в Интернет, завтра, переходит сегодня. В этом смысле одр под названием "путинская управляемая демократия" действительно делает благое дело: вывозит на себе в жизнь людей, которые в конце концов и отправит его на скотомогильник. Так можно понять автора письма, но разве обязательно симпатизировать одру? Верующие знают, что предательство Иуды позволило Иисусу стать Спасителем человечества, но славят они Иисуса, а не Иуду. Иуду они проклинают.

Письмо из Германии, подписано неразборчиво: "Мне кажется, что вам нужно больше говорить о любви к ближнему, может быть, это как-то остановит или приостановит рост националистических настроений в России. Известно, что это происходит от неудовлетворённости жизнью. Даже в Германии люди из бывшего СССР страшно озлоблены. Большинство из тех, кого я знаю, поддерживают войну в Чечне, ненавидят другие национальности и в первую очередь восточные. Такие ненавистники есть и среди местных, но их в десять раз меньше, чем среди наших, и они не высказываются открыто. Надо как-то чётче и главное - мягче объяснять нам, что и как. Больше говорите о тех, кто нам друг, а врагов наши люди найдут сами".

Церковь должна бы это делать, и кое-кому думалось, мечталось, что так и будет после всего, что она натерпелась при коммунизме. Но не чем иным, как неприязнью к чужеземцам, к инославным с первого же свободного дня принялись окормлять своих прихожан очень многие православные батюшки. Боятся, что не выдержат соперничества с другими верами и нравами.

Из письма Алексея Ивановича Сергеева, это житель Харькова: "На четвёртом году моей жизни пришли в хату какие-то люди, забрали последнее пшено из глечика, увели моих родителей, меня выгнали на улицу. Меня подобрали мальчики чуть постарше, научили выживать. Я собирал чинарики, из них вытрясал махорку и менял её на картошку. Мои товарищи учили меня ремеслу. Они мне говорили: учись от много брать немножко, это не крадёжка, это честная мирная делёжка. От детства и юности на мне остались рубцы ножевых ранений. Потом моя родимая милиция помогла устроиться на завод. Я быстро освоил профессию и начал хорошо зарабатывать. И была у меня мечта. В декабре 1949 года я сделал себе на день рождения подарок. Очень дорогой радиоприёмник- "Телефункен", он и сейчас у меня. С тех пор слушаю "Свободу".


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены