Ваши письма
Ведущий Анатолий Стреляный

Письмо из Ставрополя: "Острое неприятие вызывает ваше зачитывание таких выдержек из писем, когда кто-то рассказывает: вот я выкормил и для себя, и на продажу столько-то свиней". Где мне откармливать свинью? На балконе? В совмещенном туалете?" В нашей почте несколько похожих писем. Когда на волнах "Свободы" кто-то рассказывает, что он выращивает свиней, то это, конечно, не значит, что мы советуем всем слушателям заняться тем же. Многие считают нас голосом власти, вроде прежней советской, которая взялась наилучшим образом устроить всех и каждого, а значит - будь добра за всё и отвечать. Нести такой груз не совсем удобно, но что поделаешь. Людям, которые взваливают его на нас, хуже.

Письмо из Латвии: "Сэр! Мы, русские неграждане в Латвии, оказались в унизительно-подвешенном состоянии. Наши дома денационализированы, то есть, возвращены владельцам или их наследникам. Мы, как мебель, переданы хозяевам. Никто не решает эту проблему. Хочет хозяин предоставить вам квартиру в другом месте - предоставит, не хочет - не предоставит и всё напоминает, что через три года мы, по закону, окажемся на улице. Этот дом я в своё время получила в порядке обмена своей квартиры. Кто же знал?.. Я 30 лет живу в этом доме, работала и теперь работаю, налоги плачу. Сын женился, а его жену хозяин не хочет прописывать. Механизма защиты нет. Такие унизительные речи приходится выслушивать, а что делать? Подскажите, Анатолий Иванович! Вы ратовали за свободную Прибалтику, а вот о нас вы не думали, грех на душу взяли. До Бога высоко, а царь Борис с причудами, а мы - заложники. Может, вы за нас выкуп дадите моему хозяину? Эмма Гаврилова. Рига".

За свободную Прибалтику в 1991 году ратовали большинство из вас, госпожа Гаврилова. Независимость Прибалтики есть заслуга или, по-вашему, грех не радио "Свобода", а населения Латвии: практически всех латышей и большинства нелатышей. Это было ваше общее дело. Как тогда все зависело от вас, от латышей и нелатышей, так и сейчас. До чего договоритесь, доторгуетесь, на каких правилах сойдётесь, то и будет. Нелатышам, знаем мы (в том числе из писем), жилось бы легче, если бы среди них было меньше "красных" и "красно-коричневых". Это трагедия. Одни имеют право бороться за коммунизм в Латвии и во всем мире, а также за возвращение Латвии в Россию, другие имеют право бороться против коммунизма в Латвии и во всем мире, а также против возвращения Латвии в Россию. Жертвой оказываются другие права человека. Когда я думал, ЧТО могло бы помочь вам найти общий язык с хозяином дома, в котором живёте 30 лет, у меня возник вопрос: на каком языке вы с ним разговариваете?

"Не раз слышал ваши призывы не думать о более справедливом переделе общественного пирога, - пишет господин Блатин. - Величайшая чушь - проводимая вами идея, что социалистические идеалы неосуществимы. Не отказывайтесь от этого!"

Ну, как же не отказаться мне от этого, господин Блатин, если вы сами говорите, что социалистический идеал - не что иное, как всё более справедливый передел общественного пирога! Мне всё-таки ближе люди, которые больше озабочены не тем, как разделить пирог, а как его соорудить, чтобы был он массивнее, сытнее и вкуснее, как сделать так, чтобы свободнее и веселее работалось всем причастным: от хлебороба до хлебопёка. Есть природный закон. Чем меньше людей занято дележом пирога, тем лучше он делится. Ещё природный закон. Уровень жизни в любой стране зависит от того, сколько в ней добра, а не от того, как оно рассредоточено по едокам. Сообщаю об этом законе не первый раз, и каждый раз мне пишут: ты защищаешь воров-толстосумов! Этот вековечный разговор был бы проще, если бы каждый человек отдавал себе отчёт, чего ему, собственно, хочется: чтобы не было воров или чтобы не было толстосумов?

Пишет Сергей Васильевич Лесков из Молдавии: "Не согласен с вашей линией на восстановление религиозности в слушателях. Вы поддерживаете религиозное мракобесие, тем самым призывая всех нас в СНГ послушно терпеть нынешние режимы, дорулившиеся до массового обнищания и вымирания целых слоёв общества. Не лучше ли было бы обсуждать, как нам быстрее встать на ноги? Не надо тратить время и на развлекательные передачи, спортивные, окололитературные, тогда будет самое то, что нужно. Не будете же вы утверждать, что в СССР не было у власти номенклатуры. Так проследите, куда же она подевалась! А главное, "Свобода" не подсказывает, в чем состоит ошибка якобы демократических преобразователей. Вы лишь призываете перетерпеть "шок". Слышны иногда выражения: "непопулярные меры". Почему "Свобода" не разъяснит, с чем их едят? Что это такое? Вы пытаетесь стоять в стороне. Пусть вы сами не знаете путей выхода. Так не мешайте же другим их искать! Публикуйте наши поиски выхода. По моему мнению, надо дать возможность людям покупать, а для этого нет иного пути, как только урезать многотысячные зарплаты чиновничьего аппарата, в том числе президентов и их окружения, парламентов, правительств, репрессивного аппарата. Конечно, это нелегкий путь. Я не предлагаю печатать пустые деньги - всего лишь ликвидацию высоких окладов кому бы то ни было, ведь народ бедствует! Вот так, уважаемый Анатолий Иванович! Верна поговорка: "Деньги есть - Иван Петрович, денег нет - паршивый сволочь!"

Выдвигают и такое предложение, Сергей Васильевич: оклады даже повысить, а число чиновников резко уменьшить. К сожалению, даже если оставить только одного чиновника на район и ничего ему не платить, само по себе это бедным людям мало что даст, как показывают расчеты... Если бы чиновничество просто объедало труженика, было бы полбеды. Все дело в том (почти все...), что чиновничество сковывает труженика, особенно труженика-предпринимателя. А "непопулярные меры" - это вот что. Бывает так, что та или иная страна по тем или иным причинам живёт не по средствам. Жить не по средствам можно годами и даже десятилетиями, но не вечно. Наступает день, когда власть говорит: всё, мужики, отныне будем тратить только то, что заработаем. Это называется сокращением государственных расходов - расходов на то же чиновничество, но не только. Пенсии, всяческие пособия, льготы малоимущим, финансирование учреждений культуры, учебных заведений, больниц - всё это тоже приходится урезать.

Изяслав Лемберикман из Днепропетровска пишет: "Реформаторы в своё время не обнародовали весьма важную истину. В истории не было опыта передачи так называемой общенародной собственности в частные руки. Передача от хозяев - "народу" происходила неоднократно и только одним способом: революционным. А обратного никто нигде не совершал. Ну, не может член коллектива желать, чтобы кто-то один стал настоящим собственником предприятия, готовым продать его или радикально изменить производство, уволить ставших ненужными работников! Справедливой полной приватизации быть не может. Экспроприировать, отнять у кого-то для всех - пожалуйста. А отдать общее одному или нескольким, сотворить тем самым "буржуинов" - извините! Но что делать, если только они, пресловутые "кулачье" и "буржуины", способны обеспечить всех желающих небесполезной работой и достойным заработком!"

Автор сожалеет, что в 1991 году народ никем не был предупрежден, что будет трудно, что важнейшие вещи придется решать на ходу, действовать способом "тыка", что больших потерь и трудностей не избежать, даже если всё делать образцово: устарелое производство не обновишь за год... "Народ вступил в новую жизнь непредупрежденным, вот, - пишет господин Лемберикман, - и редеет теряющий надежду демократический электорат, идёт поиск врага. Находят его с "левой" подачи, конечно, в демократах, "ведущих по западному наущению геноцид народа", в инородцах и в тех, кто несмотря ни на что, сумел найти себя в нашей недорыночной экономике".

Насколько я помню, Изяслав, насколько понимаю, народ и не мог быть кем-либо предупреждён. Он не был настроен слышать предупреждения такого рода. В известные исторические минуты любой народ слышит только то, что хочет слышать. Во времена оно это знали одни мудрецы, теперь это знает любой социолог. Я хорошо помню: приватизации не замечали до тех пор, пока она не закончилась, пока не появились крупные собственники, если можно так назвать людей, которые транжирят вроде бы теперь свое добро, как чужое, потому что хозяйствуют на птичьих правах. Кого я только не спрашивал в девяносто втором, в девяносто третьем: "Вы вообще-то знаете, что идет приватизация - как она идёт, что это такое?" Ответ был один: "Да хрен с ней, пусть идет - по-нашему всё равно не будет". И не могло быть, потому что если передо мною было два человека, между ними тут же вспыхивал отвлеченный (и потому страшно горячий...) спор: как бы надо поделить Магнитку и Гум (почему-то именно Магнитку и Гум делили в этих спорах). И не было случая, чтобы спорщики до чего-нибудь договорились, что естественно: думали ведь не о том, как бы не потушить Магнитку, а как бы кому-то не досталось от неё больше, чем остальным. "Прихватизация" тем временем шла полным ходом.

Александр Сергеевич Никольский прислал небольшой трактат под названием "Коммунизм и скука". Прочитаю пару мест из этого труда. "Скука - не случайная спутница, а родная сестра советской власти, сопровождавшая её всегда и везде. Корни этого явления, пожалуй, понятны. Они в природе тоталитарного режима, который не выносит выдающихся, ярких личностей, старается нивелировать всё и вся, боится любого явления, которое может отвлечь народ от монотонной рабочей жизни. Для такой власти опасен даже безобидный смех, кроме того, о котором в газетных отчетах о докладах вождей сообщалось в скобках: "Смех в зале". Полное единообразие буквально во всем! Вспомните советские праздничные мероприятия, все эти концерты. "Соловей" Алябьева на меня до сих пор действует, как рвотный порошок - так им накормили. К сегодняшней русской жизни претензий много, но то, что в ней нет советской скуки, - уже прекрасно. Жить стало не легче, но несомненно веселей!", - пишет автор.

О том, что при социализме будет, кроме прочего, очень скучно предупреждали многие проницательные люди задолго до Семнадцатого года: Достоевский, например. Чем ближе был Семнадцатый, тем гуще шли предупреждения, а в Восемнадцатом даже Горький кричал: "Скучно! Ужасно и скучно!"

В своём трактате Александр Сергеевич Никольский разбирает разные виды творцов скуки, их побуждения. "Почему сегодня часть деятелей культуры пошла за компартией России? - спрашивает он. - Там удивительно бесцветные, серые, скучные люди. На этом сером фоне легче выделиться".

Спасибо за трактат, Александр Сергеевич, жалко, что не могу прочитать его полностью. О социализме или антикапитализме в среде служителей муз рассуждали многие, лучше всех, по-моему, - австрийский экономист Мизес. Служитель муз обычно очень высокого мнения о себе, говорит он. Всяк мнит себя гением, считает бесценной свою пустяковую продукцию, ему, видите ли, унизительно зависеть от свободного рынка - от вкуса и прихоти толпы. Раз я выше толпы, думает он, то и оценивать меня должна ступень, которая тоже выше толпы: государство. Уж оно-то не выберет абы какие книги для печати, абы какие картины для выставки, оно выберет лучшие, то есть, мои книги, мои картины...

Неразборчиво подписавшийся автор большого, размашистого письма доказывает, что Запад стремится, "всё обострив, на кипящей волне бедствий и народного возмущения, обвалить Россию и другие страны СНГ опять в лапы "комми", то есть, коммунистов, восстановить Советский Союз". Во всём подозревали Запад наши слушатели, но только не в том, что Запад хочет видеть Россию в руках коммунистов. Довод у него очень интересный. "Ведь если внимательно присмотреться, - пишет он, - то как раз большевистская "экономика" больше всего устраивает олигархов банковской международной элиты, потому что это сырьевая, неконкурентоспособная, тупиковая модель, полу-Африка. Качай из неё что хочешь - от сырья до талантов, а вожди-царьки будут следить за послушным стадом. Не хочется так плохо думать о сердцевине цивилизации, о Европе, но приходится".

По рассуждению этого слушателя выходит, что планы Запада: сделать Россию опять коммунистической, чтобы она оставалась нищей и слабой, поскольку такую будет легко грабить, совпадают с планами российских коммунистов. Те, правда, уверены, что сделают Россию богатой и сильной. Мне кажется, они охотно признают этого человека своим попутчиком, если не союзником. Вражду к социализму они легко прощают за вражду к Западу. Некоторым из них и на социализм наплевать, втайне они мечтают о России свободного предпринимательства, главное для них - чтобы такая Россия пребывала в состоянии вечной "холодной войны" с Западом. Они думают, что без "холодной войны" русский народ не сохранит свою самобытность. Никто так мало не верит в русский народ, в его русскую культурную закваску, как русские национал-коммунисты.

Письмо из Кировской области: "В деревне обстановка сложная, трудновато живется, есть случаи повешения (уже несколько человек повесились), есть и побогаче, что гонят самогон и продают, другие бедные покупают на последние гроши и спиваются. Но, тем не менее, жизнь идет".

Из Саратовской области письмо: "С 1992 года в нашей области, в бытность этих же Аяцковых, разваливалось, разграблялось и присваивалось абсолютно всё, что можно было развалить, разграбить и присвоить. Эта власть сделала все, чтобы ничего не осталось в целости. В селе, где я живу, мне хотелось на руинах МТФ (молочно-товарная ферма), СТФ (свино-товарная ферма), гаражей, мастерских, клубов, магазинов, мельниц, молочного завода и столовых написать огромными буквами: "Перестройка". В нашем селе 25 фермеров, а живёт примерно 1500 человек. Вся земля у этих фермеров, у них же и вся бывшая колхозная техника. Что делать остальным? Идти в рабы к этим ненасытным фермерам, чтобы не умереть с голоду".

Это пишет сельский житель, но явно далёкий от сельского хозяйства - думаю, многие сельские слушатели сразу заметили. Фермеру ни батраки, ни тем более рабы, в общем, не нужны. Он обычно обходится своей домашней рабочей силой. Так что положение полутора тысяч жителей этого села хуже, чем думает автор письма, но фермеры тут ни при чем, зря он своими пылкими, но праздными речами и стихами (пишет и стихи, несколько прислал на "Свободу") настраивает одну часть села против другой - то, что называется мутит воду. Такой человек есть в каждом селе. Доморощенный Радищев...

Пишет Глебов Владимир Семёнович: "Обращаюсь к вам, мучимый чистосердечным непониманием одной, возможно, совсем простой вещи. Надеюсь, поможете разобраться. Недавно Григорий Явлинский, любимец вашей радиостанции, в очередной раз заявил, что власть в России, включая высшую, сплошь коррумпирована, о чем, по стандартному выражению господина Явлинского, знает "любой ребёнок". Имён не называет, предоставляя это другим - правительству, правоохранительным органам, а может, "любому ребёнку", который окажется посмелее Григория Алексеевича". Автор письма вспоминает Александра Руцкого "с его доныне не распакованными одиннадцатью чемоданами компромата", Александра Коржакова "с его обещанием всех, кого надо сокрушить неопровержимыми уликами в подходящий момент", который что-то никак не наступает. "Полагаю, - пишет господин Глебов, - что напрашиваются две, на выбор, версии. Первая - всецело удручающая: в России есть оголтелая коррупция и есть мелкие и крупные политические бесы, оседлавшие конька антикоррупционной демагогии, чтобы въехать на нём во власть. Вторая версия - отчасти вдохновляющая: есть вышеозначенные всадники и есть раздуваемый ими миф о коррупции, а её самой нет, по крайней мере, в таких апокалиптических масштабах, какими они пугают. Признавая презумпцию невиновности, на сегодняшний день следует отдать предпочтение второй версии, не правда ли?"

Нет, я бы не отдал предпочтение этой утешительной версии, Владимир Семёнович: мешают российские законы и порядки. Российские законы и порядки страшно стесняют предпринимательство, производство, вообще - любое проявление жизни. Если налоговая служба района, города, области, страны примется действовать строго по закону, на подведомственном ей пространстве все предприятия - и частные, и государственные - будут мгновенно разорены, всё замрёт, жизнь прекратится. Так что не преступать закон невозможно. Но это же дураком надо быть, чтобы преступать закон бесплатно, рассуждает налоговик, а за ним и пожарник, и санитарный врач, и глава района, города и чего угодно. Взятка есть способ смычки между жизнью и бюрократией, вернее, между жизнью и сводом губительных российских законов. Большинством этих законов население России обязано думским коммунистам и их союзникам.

Сергей Фролов из Москвы пишет о своей студенческой жизни. Он учится в знаменитом Физтехе, выпускающим инженеров-физиков и математиков. "Махина академии наук, однако, - говорится в письме, - потреблять такого рода специалистов отказывается. Поэтому совсем незначительная часть выпускников работает по специальности, то есть занимается наукой. Альтернатив много - бизнес, компьютерная техника. Выпускники физтеха легко добиваются здесь успеха, поскольку образование получено мощное. Есть другой вариант - уехать за границу и заниматься физикой. В частности, я через год уезжаю в Америку, проучившись на физтехе четыре года из шести. Уезжает действительно много народу - на моем курсе практически все уже строят такие планы. Ну, а студенческая жизнь на физтехе интересная. Интернет сейчас есть почти в каждой комнате общежития. С родителями я общаюсь по Интернету. Есть у нас свой театр и еще пять театров - на каждом факультете по театру (при том что физтех очень маленький институт - как один факультет МГУ), газета есть - все есть. Общество вокруг, конечно, очень приятное в смысле интеллекта, в других вузах с этим сейчас напряженка".

Письмо из Приднестровья: "Уже четырежды пытался покончить с собой. Безрезультатно. Отваляюсь несколько суток без сознания, затем выползаю, поднимаюсь на ноги. Хотя я атеист, начинаю становиться мнительным. Что-то не отпускает меня из жизни. Кому суждено быть повешену, тот не утонет. Да вам-то что? Вам глубоко наплевать на наши беды".