Россия вчера, сегодня, завтра. Ваши письма.

17.10.97

Говорит радио Свобода. Россия вчера, сегодня, завтра. У микрофона в Праге Анатолий Стреляный с передачей "Ваши письма".

Радиолюбитель Юрий Крикас из Клайпеды прислал свой рапорт о приеме передач радио "Свобода", просит подтвердить получение. Спасибо, Юрий, подтверждаем. " Мне 27 лет," - сообщает он, "пишу вам впервые. Работаю в торговом порту наладчиком электроавтоматики, по специальности радиотехник. Полуатеист, полупротестант - не смейтесь, пожалуйста, такое бывает. Антифашист, пацифист, демократ недобитый. В своей передаче Вы читаете письма людей, которые вас ругают с имперских и коммунистических позиций. Сначала они меня забавляли, теперь вызывают гнев. Сколько можно?" Тем, что я читаю их письма, они, Юрий, довольны, а тем, что читаю и такие, как ваше, возмущаются. "Надо потерять совесть, чтобы бросать комья грязи в наше нелегкое прошлое. Этим прошлым еще живут миллионы людей", - пишет Павел Игнатьевич Бибичев и добавляет после всего: "Не стреляйте в прошлое из пугача. Оттуда может грохнуть ядерный взрыв." Живет этот воинственный человек в Днепропетровске.

Живущий в Чехии Вадим Коньков пишет: "В следующем году исполнится 30 лет с того дня, когда я впервые услышал в забитом глушилками эфире позывные радиостанции "Свобода". 14-летний мальчишка услышал о раздавленной советскими танками "Пражской весне" и сделал некоторые выводы - на будущее. Одна из глушилок находилась недалеко от места, где я жил. Когда ее включали, все цепные псы в округе забивались в будки и жалобно скулили минут 15-20. Местные жители разбили вокруг антенного поля огороды и каждую осень, стоя в двухметровой картофельной ботве, взирали на выросшую до чудовищных размеров свеклу. У солдат охраны я узнал распорядок включения, несущие частоты и старался слушать ваши передачи в перерывах, когда, сузив полосу пропускания до полутора килогерц, можно было, с переменным успехом, узнать что-то новое. Именно передачи "Свободы" толкнули меня на многолетнее увлечение радиоприемной аппаратурой. "

Я читаю письмо Вадима Конькова. Он был потомственным советским офицером, его отец служил в штабе армии в Германии. "То, что я пишу, знаю от него,“ - продолжает господин Коньков. "Информационное обеспечение командования соединений было весьма скверным. Сообщения о крупных конфликтах в мире командармам и начальникам штабов армий поступали с опозданием на сутки и больше. Поэтому был негласно найден следующий выход. Доверенные офицеры связи записывали на пленку передачи радио "Свобода", списывали их на бумагу и сдавали это все в особый отдел - кагэбешникам. Кагэбешники прятали пленку в сейф, на готовый текст ставили гриф "Совершенно секретно" и быстренько относили его командующему. Так советское военное командование в Европе следило, в частности, за войной в Афганистане."

В предыдущей передаче я читал письмо господина Галко из Беларуси. Он писал, что вместе с большинством населения не остановится, когда надо будет, перед физическим уничтожением пяти тысяч отборных противников президента Лукашенко (назвал их боевиками). Столько он их насчитал, отборных, а всех - 50 тысяч. На самом деле их в десять раз больше, если судить по итогам всех выборов. 20 процентов голосующего населения - неизменно против Лукашенко. Это очень много, если учесть, как опасно там ходить не в ногу со всеми. Господин Галко хочет любой ценой удержать Беларусь подальше от Запада, пока Россия не окрепнет настолько, чтобы опять втянуть ее в себя. И так увлечен этой целью, что не замечает, куда идет Россия. Россия-то идет на Запад, туда ее все больше тянет! Уже почти половина населения, причем та, которая помоложе, понимает, что иначе Россия никогда не окрепнет. И он же первый из живущих в Белоруссии русских великодержавников выложил нам тяжелейшую для себя правду. Пока Беларусь не в России, в ней могут произойти, писал он, необратимые изменения: ее население может стать новой восточноевропейской нацией. Чтобы этого не допустить, он и готов устроить ночь длинных ножей в Минске - одним ударом покончить с теми, кто разлагает массу своей белорускостью.

Сегодня передо мною письмо Василя Гарасимовича. Написано на трех языках: русском, белорусском и украинском. Внизу указано: Гродно - Варшава. Сначала автор возражает мне. В отличие от меня, он не допускает , что Лукашенко на самом деле хочет, чтобы Беларусь была независимой - "бацько", мол, просто набивает себе цену. "Но вы, по-моему, правы, - пишет он, - когда связываете личность "бацьки" с укреплением белорусской государственности. Я имею в виду государственное самосознание народа. Во времена Шушкевича и Кебича (предшественников "бацьки") простые люди обвиняли в своих трудностях Ельцина и Черномырдина, не замечая, что столица государства - уже не Москва. Теперь же, когда везде развешаны портреты усатого лучшего друга спортсменов и артистов эстрады, когда он лучезарно улыбается с открыток, экранов и газетных полос, даже самая забитая старушка знает, кто у нас "бацька". Да не просто наш, белорусский "бацька", а отец всех славянских народов, к которым он, правда, по простоте душевной, не относит ни поляков, ни чехов, ни сербо-лужан. Так что, не желая того, наш президент, безусловно, способствует завершению формирования белоруссов как нации. И слава Богу".

Рад, что тут мы не расходимся, Василь. В не скучное время все-таки живем! Господин Галко думает, что "новую восточно-европейскую нацию" (его слова) создают самые непримиримые противники Лукашенко, и готов их перестрелять. А создает ее, пусть против своей воли, таки он, "бацько" Лукашенко!

Затем автор этого письма переходит к "кондуиту " господина Галко, в который занесено 5 тысяч противников поглощения Беларуси Россией: "Расстреливать, господин Головко, придется не 5 тысяч экстремистов, а полмиллиона избирателей, да плюс семьи, друзья, знакомые, сочувствующие. Вам и вам подобным, конечно, не привыкать, но я предупреждаю: извините, конечно, но я собираюсь отстреливаться. Не потому, что я из мифических боевиков, а потому, что хочу жить. Как хотели жить уничтоженные вашими предшественниками мои прадедушка и прабабушка. Как хотел жить дед, прошедший войну до Одера, а потом почти десять лет скрывавшийся в западнобелорусских лесах, чтобы не вступить в колхоз. Так и не вступил. Так что валяйте, господин Галко, стреляйте. Боюсь только, что окажемся мы с вами в одной, с позволения сказать, братской могиле."

Спасибо за письмо, Василь Гарасимович. Все верно. Один сопротивляется естественному ходу жизни, другой просто хочет жить. Не мягкое письмо написал господин Галко, не мягко ответили и вы. Не очень хотелось мне читать вслух то, что написал он, не очень - и то, что написали вы, но уж, если получил слово один, нельзя отказать другому. Вашему противнику сейчас труднее. Он мужественно признал, что ваше дело может победить. С кем он останется, если все-таки разглядит, кто льет воду на вашу мельницу?

"Мне под 80 лет, из них 20 лет прослужил в Советской Армии,“ - пишет Иван Васильевич Шадин из Киева. "Хочу через ваше радио спросить адмирала Чернавина, который гордится, что командовал самым сильным в истории страны военно-морским флотом и осуждает нынешнюю власть за то, что советское военное могущество осталось в прошлом. Я хочу спросить адмирала и его единомышленников: о чем вы думали, когда создавали так называемый военно-стратегический паритет? Строили десятки подводных ракетоносцев, десятки тысяч танков и сотни тысяч орудий, накапливали многие тысячи ядерных боеголовок и т.д., и т. п. Для чего? Ведь если бы это все было пущено в ход (во имя Родины,конечно), - что случилось бы с Землей, в том числе, и с Родиной? Сегодня среди разных проблем есть и такие, воистину кошмарные: как избавиться от гор химических снарядов, что делать с многочисленными ядерными отстойниками, с отработанным ядерным топливом сотен подлодок? Как, наконец, использовать огромные производственные мощности военно-промышленного комплекса. Думали об этом господин Чернавин и другие? Вряд ли. И теперь - это не их забота. Их распирала гордость за могучую военную державу. Нас уважали, нас боялись. Чернавин на десяток лет моложе меня. Он лучше должен помнить, что мы ежедневно внушали советским воинам: Запад потерпит крах потому, что не выдержит тяжести военных расходов, а мы, а наша, социалистическая, экономика, мол, выдержит. Я хочу спросить адмирала Чернавина, пусть ответит: знал ли он, что на войну работало около трех четвертей советской промышленности, а в Соединенных Штатах Америки - в десяток раз меньше? Спрашивается, чьи же кости должны были затрещать под чудовищным бременем военных расходов? Если тогда он этого не знал, то теперь-то не может не знать. Вместе с Брежневым обескровил, опустошил страну, а теперь по радио "Свобода" проклинает тех, кому она досталась в таком виде - от него досталась. "

Так пишет один старый военный другому старому военному. Жили в одной стране, а будто на разных планетах. В мире удивляются: почему это в России с давних времен такие несговорчивые люди? Сам спор такой, сам предмет, о котором разговаривают, такой, что кто-то должен быть обязательно побежден и так или иначе отодвинут от дела. Если бы спорили о внутреннем устройстве государства, было бы еще полбеды, а то ведь о том спорят, господствовать ли над другими народами, стремиться ли к этому.

"Я спрашиваю адмирала Чернавина, - продолжает господин Шадин, - помнит ли он, что ко времени Горбачева-Рыжкова наше могучее народное хозяйство было не в состоянии дать рабочему килограмм мяса и двести граммов сливочного масла в месяц? Наша мощная химическая промышленность, создавшая Монблан химических боеприпасов, отравившая ради этого Волгу, реки Сибири, не в состянии была дать рабочему кусок мыла. Говорите, что нас бы захватили американцы? А я вижу другую возможность, которой боялись и они. Если бы ваш ГКЧП взял верх, то очередные советские руководители, убедившись окончательно, что не могут предотвратить крах Советского Союза, могли нажать ядерную кнопку. Это было бы логическое завершение всей нелогичной советской истории, всей советской политики безудержного наращивания вооружений. Не только в театре заряженное ружье стреляет. Люди, это могло быть!“ - оставив адмирала Чернавина, к которому до сих пор обращался, пишет автор . "А то, что есть сейчас, отнюдь не самый худший выход из чрезвычайного положения, до которого была доведена страна. Могло ли быть по-другому, если бы у власти оказались те, кто в пух и прах разносят нынешних руководителей? Могло. Но вряд ли лучше, вряд ли лучше... Хотел написать покороче - получилось длинновато, хотел поспокойнее - тоже не вышло. Трудно относиться ко всему философски, хотя возраст и обязывает. С глубоким уважением Иван Васильевич Шадин."

Спасибо за письмо, Иван Васильевич. Есть люди, которые неплохо понимают то, что вы написали, но считают, что Советский Союз вполне мог бы оставаться Советским Союзом, страной строящей коммунизм, и при этом не разоряться на вооружение, на Фиделей. Не понимают, что не мог он строить коммунизм и не помышлять о мировом господстве, не отгораживаться от мира. Не мог. Горбачев был первым, кто попробовал устроиться именно таким замечательным образом, и, естественно, оказался последним.

Уже в недрах Советского Союза стали появлятся еще более интересные люди, сейчас их сравнительно много, некоторые стоят довольно высоко в Москве. Они думают, что можно отказаться от социализма, а от помыслов о мировом господстве - или хотя бы о "полумировом", над половиной мира - не отказываться. Не понимают, что помышлять о мировом господстве и не вернуться к коммунизму невозможно. Без коммунизма не обойтись, если помышлять о господстве даже над одной Украиной. А, может быть, и над одним Кавказом... Это значит собрать все средства страны в один кулак и держать их, не разжимая пальцы ни на секунду. Тут демократия не годится, нужна какая-нибудь разновидность социализма: советская, довоенная немецкая, современная белорусская или какая-нибудь еще. Чем все заканчивается - известно, но попытки создавать - хотя бы на бумаге - новые разновидности не прекращаются.

Этим увлеченно занимается, например, господин Федосеев из Будапешта - стародавний жириновец, закоренелый наш недруг, недоволен, что не услышал по "Свободе", как его "партайгеноссе" обещал недавно венграм вернуть Закарпатье, то есть, часть Украины. Слово "партайгеноссе" употребляет сам автор письма, надеясь, что мне не надо объяснять, что он хочет этим сказать. Вы правы, господин Федосеев, мне - не надо, но слушателям я ,на всякий случай, объясню. Немецкое слово "партайгеноссе" означает "партийный товарищ", "товарищ по партии". Так называли друг друга гитлеровцы, от них оно и пошло по миру. Господин Федосеев гордится своей принадлежностью к партии, вождя которой может по праву величать : "партайгеноссе". Что ж, действительно имеет все основания. А нас, между тем, слушает самозабвенно, сердится, когда ухудшается слышимость. Пишет: "По вторникам в 21 час "Свобода" вдруг исчезает из эфира. То же происходит в среду днем, хотя приЕмник у меня прекрасный. Тогда мне кажется, что, будь у меня 300 граммов тола, не было бы ваших антенн. Помогите! " Тут восклицательный знак и подпись: Федосеев Ю.А. И еще раз скажу: мудрен русский человек, зело мудрен.

"Раньше везде висели лозунги "За мир", а экономика-то у нас была военная,“ - пишет Владимир Дмитриев из города Ични Черниговской области. Он заметно моложе господина Шадина, думает примерно так же. "Неважно, что продуктов питания не хватало, зато у нас танки и пушки были лучшие в мире, а особенно патронов было много - на всех хватало. Но жить по принципу: нам света не надо - нам солнце светит, нам хлеба не надо - нас партия обещаниями кормит, стало не по кайфу, вот и остались мы у разбитого корыта. Как говорил наш бывший президент Кравчук: "Що маем, то маем." Я очень рад, что развалился Советский Союз, мы хоть увидели, кто есть кто . В настоящее время, конечно, у нас сложилась тяжелая обстановка как в политике, так и в экономике. Невыдачей зарплаты нас толкают грабить друг друга . Я лично ничего не получаю уже 7 месяцев. Но, Анатолий Иванович, я все-равно не обращаю внимания на комуняк, которые вас ругают, а значит и меня. И Вы не обращайте.Это у них в крови, они готовы умереть все, как один ,в борьбе, неизвестно за что. Привычка жить стадом, не имея своего мнения ни о чем. А я лично, если восстановится ЦК КПСС и Советский Союз, свалю отсюда. Я лучше, где угодно, буду мусор грузить, чем опять работать на совковом военном заводе и без проволочек получать зарплату. Да и не на военном тоже... Меня не устраивает принцип: колхоз - дело добровольное, хочешь - иди в него, не хочешь - заставим. Хотя будущее наше меня, конечно, беспокоит. Живем, как после землетрясения, никак после красной чумы не можем поставить все на лад. Не являюсь членом какой-либо политической организации, рассчитываю только на свои силы. Владимир Дмитриев. Город Ичня, Черниговская область, Украина. "

Спасибо, Владимир. После ругательных писем , конечно же, приятно читать такие, как ваше. А Елена Ивановна Берлева из Воронежа прислала совсем уж трогательное: "Да сохранит и благословит вас Господь, любящий и всемогущий. Да пошлет вам Господь ангела-хранителя от всех зол. Да дарует вам Господь на каждую ночь сон мирный и безмятежный." Спасибо, Елена Ивановна, пусть и вам будет так же - вам это, кажется, нужнее, чем мне, по вашему настроению. " Что такое Россия вчера?"- пишет эта женщина. "70 лет безбожия . Что такое Россия сегодня? Все купили библию, все ее читаем. Кто поверил Богу, доверил ему свою жизнь, выполняет все десять заповедей, тот живет спокойно. У такого счастливого человека есть надежда на вечную жизнь с Богом. А что такое Россия завтра? России завтрашней не будет, потому что наступит конец времен на всей Земле," - так считает госпожа Берлева. "Господь, слава ему, заканчивает свой эксперимент. Господь допустил грех на Земле в течение шести тысяч лет. Седьмую тысячу лет будем славить Господа на небесах, пока Земля здесь будет покоиться, отдыхать от нас."

"Здравствуйте, Анатолий Иванович! Не хватало меня на "Свободе", набралась смелости пойти в атаку. Надо думать, как вытащить Россию из пропасти. Не хвастаюсь: я себя люблю, уважаю, во мне очень ценные качества: честность, добросовествность, трудолюбие. Это подтверждено в моей трудовой книжке. С большим уважением отношусь к таким, как я. Что этим я хочу сказать?"

Она хочет сказать, что президент Ельцин совсем не такой и многие, помимо него, не такие, особенно молодежь: "Молодежь подалась, кто на рынки торговать, кто себя предлагает, кто в секты. Сект развелось уйма. Гнездо - Москва. Клещи распустили по всей Руси Великой, по республикам, захлестнули молодежь . Эти бесы затягивают, в основном, студентов. Люди в бреду каком-то. Страна наша проклята Лениным, потому что он не предан земле, лежит в подвале без почестей, вот и носится его душа в гневе, сыплет на нас беды. Я в духов верю, в судьбу верю, больше ни во что. Сижу и думаю, какую смерть принять. Может, газ пустить, пока не отключили, может, мертвую петлю показать народу с высотного здания. Вот я о чем толкую. Пущай будет у нас правителем Гельмут, Билл, лишь бы умный был. Петр Великий не стеснялся и не боялся приглашать людей из Германии, Америки и других стран. Он сам был - ума палата. И таких приглашал в Россию. Живу я в Кишиневе, Рукавицына Любовь Матвеевна. "

Уважаемая Любовь Матвеевна, когда я дочитал ваше письмо до того места, где вы пишете о сектах, я подумал, что надо будет после этого прочитать из письма одного из тех людей, которых в советское время называли сектантами , что звучало нередко как "враг народа".

"В конце 50-х годов, - пишет Игорь Григорьевич Яковенко из Гомеля, - мою маму и нас, двоих детей, посадили в тюрьму. Мне и моей сестре Людмиле было три года жизни. Из тюрьмы нас отправили в концентрационный лагерь. Когда нас высадили на станции Средне-Белая Амурской области, было очень холодно, зима. Всех посадили в снег, потом, под лай собак, погнали в лагерь. Лагерь был разделен колючей проволокой. По правую сторону стояли женские бараки. В нашем бараке женщины тайно собирались молиться Живому Богу, и я присоединился к ним. Несколько раз я пытался бежать из лагеря, меня ловили и били, я ходил почернелый, но не от солнца. Моя одежда была от пуль разорвана, а я оставался жив, потому что все в руке Господа. Из лагеря меня с сестрой отправили в детский дом, и там мы узнали, что наша мама лишена родительских прав, чтобы не прививала нам ненависть к советской власти."

Одна женщина пишет: "Хуже всего обстоят дела в российской армии. Брали бы пример с западных стран. Там солдаты служат 8-10 месяцев, на ночь и на выходные они могут расходиться по домам, где их подкармливают." Пример Запада более заразителен, чем думает она. Солдата отпускают к родным не потому, что он не наедается в казарме, не для того, чтобы дома его подкармливали. Если бы поэтому, если бы для этого, - в такой армии никто бы не служил. Миска солдатского гуляша, которую я однажды уплел в расположении разведывательного батальона австрийской армии в городе Мистелбах, под светлое 12-градусное пиво, произвела на меня неизгладимое впечатление.