Россия вчера, сегодня, завтра. Ваши письма.

15.08.97

У микрофона в Праге Анатолий Стреляный.

"Оторопь берет - какие мы! - пишет наш слушатель из Словакии. - Любим все сталкивать лбами, противопоставлять. В почте "Свободы" это очень зримо, контраст взглядов поразительный. Не к добру это. Вот думаю: а что же делать? (Кто виноват, уже неинтересно). Хотел вам посоветовать: не провоцируйте эту нетерпимость, не озвучивайте крайностей, да о зеркале вспомнил и о том, что мы, люди, по моему мнению, ни на что повлиять не можем. Я думаю, так считал и какой-нибудь неандерталец, когда разводил руками, видя, что стихия рушит его жилище."

Волны радио "Свобода", конечно, не для философии, но мы рады каждому письму...

Пишет Александр Васильевич Злодеев из города Комсомольска Полтавской области:

"Стыдно смотреть, когда кондуктор останавливает автобус пригородного сообщения Комсомольск-Кременчуг и высаживает пенсионера-безбилетника, громко призывая пассажиров помочь ему в этом. Есть постановление украинского правительства о бесплатном проезде пенсионеров в пригородных автобусах. Кондуктора говорят: "У нас есть свой начальник, он приказывает брать за проезд со всех. Он рядом, а правительство далеко." Начальник Кременчугского автотранспортного предприятия снял с автобусов номера маршрутов, нарисовал два ряда квадратиков и букву Т. Эта декорация дает ему право вымогать плату со всех пенсионеров. Городским властям Комсомольска и Кременчуга до этого нет дела, дозвониться до мэров невозможно, на личный прием попасть - тоже. "

Михаил Иванович с неразборчивой фамилией пишет из Могилевской области:

"Хочу поразмышлять с вами, хочу высказать свои мысли, свои убеждения. Я сын крестьянина, всегда мечтавшего о большем куске земли, любившего труд и порядок во всем и везде. Это не могло не сказаться на моем характере и поведении. Я старался жить по заповедям Христа, хотя вы и обзываете таких, как я, "совками" и "коммуняками". Я считаю, что радиостанция "Свобода" должна менять стиль и тон своих передач. Хватит уже ковырять старые раны, сыпать соль на них. Это только обозляет людей, разделяет их. Нет уже советского народа, а это, может быть, главное, что мы потеряли. Нас развели по национальным квартирам, и мы все чувствуем себя плохо . Но кому-то выгодно, чтобы мы страдали. Да, было время, в колхозы загоняли силой, а теперь собираются всех в одночасье выгнать. А люди уже не хотят выходить из колхоза. В отличие от наших дедов, они не хотят ни земли, ни свободы пахать, сеять, убирать . Дай такому в частную собственность землю! Как он поведет себя на ней? Да, через годы, десятилетия может и создадим, вырастим фермеров, но сейчас надо совершенствовать то, что создано поколениями. Иначе будет голод. Так что надо вам в своих передачах быть реалистами, а не догматиками."

По мере составления этого письма Михаил Иванович приходил в уныние и в конце совсем упал духом:

"Можно писать и писать, но, по-моему, это все никому не нужно."

Кому как, Михаил Иванович. Я такие письма, как ваше, считаю бесценными. Мы не обзываем таких людей, как вы, совками и коммуняками. Это делают те из ваших соотечественников, кто или никогда не принимал коммунизма, или перестал его принимать ближе к концу.

После семнадцатого года немалая часть христинского населения России сменила свою веру на противоположную, если можно так выразиться. Верили, что Бог есть, - стали верить, что Бога нет. Кто-то совершил эту перемену в себе за несколько лет, кто-то управился в недели. Обратное превращение случилось через семь десятилетий. Верили, что Бога нет, - стали верить, что Бог есть.

Но самое интересное, самое необычное превращение (с моей точки зрения, разумеется) происходит в наши дни. Бывшие советские люди - из благонамереннейших , из тех, на кого опиралась советская власть, - незаметно для самих себя приходят к тому же мнению о собственной жизни, что и вы, Михаил Иванович. Из того, что они говорят (друг другу, детям, внукам), из того, что пишут нам, получается, что они всегда держались ближе к церкви, чем к райкому, жили не по Ленину-Андропову, а по Христу.

Мало того, они уверены, что если где и было христианское устройство, так это в Советском Союзе до 1991 года. Я не нагляжусь на письма этих людей, на их главную газету - на "Правду". Созданнная Лениным для свержения царя и Бога, "Правда" стала сегодня газетой некоей православной компартии. В страшном сне не могло это присниться убежденным коммунистам даже 80-ых годов, не говоря о двадцатых.

Ясно, что человеку, в котором произошел этот замечательный переворот, очень неприятно, когда ему напомнают, что на самом деле было позади.

Вы знаете, Михаил Иванович, когда впервые было сказано: "Хватит сыпать соль на раны!" ? Сорок лет назад, буквально через несколько недель после того, как Хрущев объявил то, что все и так знали, да прикидывались, что не знают, - что при Сталине миллионы людей были за колючей проволокой, что они гибли там от голода и болезней, от пуль ... В 1964 году, после снятия Хрущева, об этом было приказано молчать, - и молчание длилось больше двадцати лет, а когда заговорили, то опять уже через несколько недель Кремль (тогда - Кремль, а не радио "Свобода"!) был завален такими письмами, как ваше, Михаил Иванович: "Хватит сыпать соль на раны!"

Согласен с тем, что вы пишете о сельских делах - многие действительно не хотят выходить из колхозов, я только не знаю, почему вы решили, что их собираются выгнать, да еще в одночасье. Не новость их побуждения: не любят свободно хозяйствовать. Вы, к сожалению, не говорите в связи с этим, кто, за что и до каких пор должен их кормить. С колхозами-совхозами в бывшем Советском Союзе то же, что и с таким творением социализма, как армия: очень дорогие игрушки. Отказаться от них в одночасье все не решаются, а где взять деньги на их содержание, никто не знает и знать не может. Все источники исчерпаны.

Василий Смирнов:

"Со многим, что вы говорите, я согласен, поддерживаю и даже, извините, советую быть резче в высказываниях - пусть красный сброд на стены кидается со злости.

В одной из последних передач вы прочитали письмо слушателя, который обвинил вас в животной ненависти к советской власти. Да, именно животная, то есть, идущая от природных инстинктов, ненависть и должна быть присуща нормальному человеку - ненависть к тем, кто не дает ему нормально жить, нормально работать. Такой должна быть реакция здорового организма на попытки опять загнать его в советское, в коммунистическое болото. Что вы делаете с тараканом, ползущим по столу? Может, вы приглашаете его разделить с вами трапезу, по ходу которой предлагаете ему изменить его программные установки, призываете его к гражданскому согласию? Нет, вы берете тапочек или сложенную газету и со всего размаха обрушиваете на него.

Можете назвать меня человеконенавистником, однако согласитесь, что без коммуняк дышалось бы легче. Президент Ельцин все компромиссы ищет, все призывает сброд к сотрудничеству. Это же смешно - после семидесяти лет красного нашествия слышать: "Кандидат в президенты России от КПРФ". Ему место в лучшем случае в каталажке, а он пытается пробиться в президенты. Сам я студент, - продолжает Василий Смирнов, - сейчас временно живу в Германии, прохожу здесь практику. Вы ставите нам в пример западные демократии, цивилизованные страны. Но скажите: почему же в этих странах до сих пор не запрещена коммунистическая идеология? Фашизм запрещен, а коммунизм здравствует , хотя на нем гораздо больше преступлений. Только не надо мне говорить, что европейские коммунисты другие. Это все чушь. Дай им власть, так они моментально скинут цивильные и наденут большевистские кожанки."

Есть обстоятельства, на которые автор этого письма пока,видимо, не обратил должного внимания. Коммунисты оказались в Кремле не потому, что их не перебили до октября Семнадцатого, а потому, что развалилось российское общество и сама Россия. Не они учинили развал, а учинившийся сам собою развал дал им шанс. Очень многое свидетельствует в пользу такого вывода.

Переходя к нашим дням: Борис Ельцин (это хорошо видно) вынужден считаться с двумя силами. Одна сила - коммунисты и те, кто их поддерживает снизу, да и сверху. Огромная еще сила. Тапочком не пришлепнуть. Другая сила - демократически настроенные люди. Демократически - значит, в том духе, что коммунист все-таки не таракан и, пока не взялся за маузер, должен иметь обычные человеческие и гражданские права. Власть любой западной страны тоже вынуждена считаться с этими двумя силами, только первая из них - коммунисты и им сочувствующие - там незначительна, а вторая, та, которую представляют собою демократически настроенные люди, исключительно велика, больше, чем в России.

Любой общественный порядок, установление, правило, нередко и обычай - это всегда и везде - итог взаимодействия, борьбы множества общественных сил и мнений. Или отбора - можно сказать и так. Методом проб и ошибок западным человечеством был бессознательно отобран демократический порядок. На нем остановились потому, что убедились: именно он обеспечивает наибольший достаток наибольшему числу людей. И что немаловажно, господин Смирнов, - только этот порядок способен надежно избавить общество от тараканов. Тапочек - хорошо, а демократия лучше.

"Знаете что, Анатолий Иванович? - пишет господин Вяткин из Екатеринбурга. - То, что в Советском Союзе - бардак, который угрожает всему миру, я почувствовал, еще когда служил в армии. Тогда же, тридцать лет назад, я предвидел то, что случилось с этим бардаком в девяносто первом году. Хотел бы ошибиться на сей раз, но очень боюсь, что опять буду прав. Будет бунт жестокий и беспощадный, если решительно не вмешаются Америка и страны Запада и не предложат экономическую помощь России. Государство поступило бессовестно, обесценив сбережения и позволив обогатиться тем, кто не дремал и хапал сколько мог. Так был создан редкий контраст богатства и нищеты. Боюсь, что наш народ его не стерпит."

Есть тоже достаточно прозорливые люди, господин Вяткин, которые считают, что самая щедрая помощь не только не сгладит этот контраст, а усилит его, если Россия не избавится от остатков социализма, - если ее по-прежнему будут обременять и разорять три "кита": колхозный строй, генеральство и бюрократия.

Пришла целая тетрадь из Ростова-на -Дону, без подписи. Судя по всему, это дневник заводского рабочего. "Посылаю вам некоторые заметки по ходу жизни. Может, что покажется интересным в вашей работе", - пишет он.

Первая заметка сделана 20 августа 1991 года, в день путча.

"Утром мастер на пятиминутке так радостно высказал: "Слышали, что Горбачева арестовали?" А мужики ему говорят: "Да это же та самая ситуация, что и с Хрущевым!" Тут мастер сразу начал стрелки переводить: "Не будем об этом, давайте о работе." Днем на улицах было спокойно, только черные "Волги" метались, как ужаленные, и в районе Сельмаша, и в старой части Ростова. Появилось больше квасу в торговле, сухое вино можно было купить без талонов. А откуда это все взялось, если на прошлой неделе не было?"

12 января 1991 года сделана такая запись:

"Все думаю и думаю про характер окружающего народа. Нам не бывает интересно друг с другом, даже когда собирается компания. Нам нужно принять что-нибудь, чтобы полностью отключиться. Не переносим конкретных тем, можем говорить только о чем-нибудь неопределенном - например, о погоде. Или молчать. Есть третий путь - выяснять, кто сильнее, кто большего достиг. Мы не можем говорить друг с другом на равных, а можем только командовать друг другом. Считаем, что мысль должна исходить только от начальства и должна быть одна-единственная, потому что в одну извилину больше не влезет. Отодвигаемся от всего непонятного. Непонятное - значит опасное, а непонятно нам все, что не имеет запаха хозяйских портянок. "

25 декабря 1996 года:

"Почему так боятся частной собственности? Потому что не хотят ответственности. А без ответственности нет движения вперед. Многие говорят: вот мы раньше работали, и нам платили, а теперь за то же самое платить не хотят. Ну, тут нужно уточнить. Той работе и тогда была грош цена. Время показало, что все огромные советские предприятия были заведомо нерентабельны. Ни одного рентабельного! И не потому они нерентабельны, что сегодня стоят. Они остановились, наконец, потому, что нерентабельны, то есть, никому не нужны. Наша продукция - как та шавка подзаборная: гонору в виде запрашиваемой цены много, а суть такая, что только цыкни - и подожмет хвост. "

Я читаю выдержки из присланного на "Свободу" из Ростова-на-Дону дневника. Вел его, как я вычислил, не назвавший себя заводской рабочий, скорее всего, с Ростсельмаша.

25 января 1997 года он записывает:

"Вся проблема России не в верхах, а в народной массе. До тех пор, пока она будет однородна, ее будет легко перебалтывать, как в бочке. Но когда она расслоится, когда каждый надежно закрепится в своем слое, на своем месте, тогда начнется рост чего-то прочного и не такого склизкого. Без настоящей частной собственности это невозможно."

Следующее место из письма, которое я читаю, будет, наверное, интересно послушать Михаилу Ивановичу из Могилева - тому, который за колхозы и совхозы:

"Раньше я думал, что в колхозах народ плохо работает с целью развалить их. Но вот пришли времена, когда колхозы сами уже почти развалились, и вдруг люди стали защищать эти советские предприятия. Если внимательно посмотреть, то увидишь, что защищают они не форму хозяйства, а содержание, не колхоз сам по себе, а свинское существование, которое он гарантирует. Считается, что народ хочет жить хорошо. На самом деле он готов существовать как- нибудь, лишь бы на одном уровне и лишь бы никто сильно не выделялся. "

13 февраля 1997 года:

"Часто слышу от рабочих: если бы начальник был хороший и честный, он бы не воровал, а наоборот, все отдавал бы людям. Это - идеология быдла, которое присвоило себе право быть ленивым, хитрым, иметь все прочие слабости, а начальнику оставило только обязанность - быть бескорыстным, справедливым, трудолюбивым. "

22 марта 1997 года:

"В нашей стране всегда были идеи - и всегда большие идеи, главное - общие. А вот на Западе, как я понимаю, не может быть общей идеи, ни большой, ни малой, она никому не нужна. В свободном обществе человек может выбирать себе идею по своему вкусу, в зависимости от того, к чему он стремится.

Каждый у нас говорит за всех, за всю страну, один - что НАТО угрожает стране, другие - что не угрожает. Я бы уточнил. Для тех из нас, кто радовался раширению Советского Союза в Афганистан, расширение НАТО хуже смерти. А для тех, кто не хотел расширения Советского Союза в Афганистан, расширение НАТО - это гарантия жизни." Прочитаю последнюю запись:

"Думал о том, почему "наши", - так автор именует своих товарищей-рабочих, настроенных по-советски, - не любят выбираться на природу, поехать куда-нибудь на море, в общем, отойти от стойла. Зовешь - упираются. Почему? Они боятся свободных желаний, которые могут возникнуть на природе, то есть, на свободе."

Жалко, что хозяин этого дневника то ли забыл, то ли не захотел себя назвать. Должен сказать, что людей с таким зрелым демократическим сознанием, с таким здравым смыслом (что для меня одно и то же) не так уж много и в западном мире, причем, в любой среде, не только в рабочей. Видимо, он все-таки не захотел себя назвать, - чтобы не обижать тех, кто рядом с ним в цеху...

В виду приближающейся очередной годовщины Августовского путча пишет Юрий Вдовин из Петербурга:

"Живет миф о том, что 19 августа 1991 года весь народ в едином порыве противостоял попыткам реанимировать прогнивший коммунистический режим. Я был активным участником противостояния в те ночи в Ленинграде и видел наряду с действительно героическим и не очень массовым порывом защитников нарождающейся демократии злобное желание многих раздавить ее во имя коммунистического монстра. Удивительно, но очень многие, кто жаждал тогда победы путчистов, сейчас у власти. С августа девяносто первого они усиленно распространяли миф об опасности "охоты на ведьм", и романтические демократы продемонстрировали свою терпимость и постепенно отдали им власть - теперь она почему-то именуется демократической.

Вот еще один миф. Он гласит, что все плохое в нашей несчастной стране сотворено демократической властью."

Федор Андреевич Доленко с Украины тоже вспоминает август 1991 года и то, что было после, - как люди прежней власти, пользуясь прекраснодушием победителей, вливались, ввинчивались, вползали в их ряды. Но вели себя не робко и тогда. Федор Андреевич объясняет это их невежеством, а не только известными свойствами натуры:

"Помню, в девяносто втором году наш нынешний главный парламентарий, а тогда председатель одной из комиссий Верховного Совета, ездил набираться опыта социалистического строительства в Северную Корею. Вернулся переполненный восторгом, просил слова, чтобы ознакомить депутатов с достижениями корейских товарищей. Слова ему, правда, не дали - даже для того состава народных избранников это было слишком."

Федор Андреевич вспоминает, что собою представляли украинские местные газеты даже через два года после путча (многие из них примерно такие и сейчас).

Газета " Радянська Житомирщина" рассказывала о жителе одного села, старом трактористе, который в апреле сорок четвертого года, якобы, построил на свои деньги и подарил Советской Армии танк.

"Если учесть, - пишет Федор Андреевич, - что Житомирщина была освобождена от немцев в январе сорок четвертого, то получается, что за три месяца работы в возрожденном колхозе, в условиях военного времени, можно было заработать на танк."

В одной из предыдущих передач я вскользь упомянул письмо, автор которого предлагает перенести куда-нибудь столицу России. Он прислал второе письмо, считает, что я должен был отнестись к его труду серьезнее, ведь дело в том, что без переноса столицы невозможны, по его мнению, глубокие демократические преобразования в стране.

Лестно, конечно, что Русскую службу Радио "Свобода" принимают за учреждение, где решаются (или должны решаться) важнейшие внутренние дела страны, но мы, все же,- нечто другое. Если в России предпримут обсуждение переноса столицы, мы будем следить за ним, представлять разные мнения, а до этого - нам не с руки.

Я, со своей стороны, думаю, что дело не столько в том, где столица, а КТО в столице, какое население. Московское, как пишут нам наши слушатели, - не самое душевное в России, не самое благородное: в столице России не набралось и десятка человек, которые вышли бы на улицу с протестом против разорительной прописки, против жестоких, поистине варварских, поборов, которыми облагают приезжих по правилам или за нарушения правил, неизвестных в цивилизованном мире...

Не самый душевный народ москвичи, но я не думаю, что в Старой Рябине, где я вырос, народ был бы душевнее, если бы она сделалась столицей России.