Конституция следствию помеха
Ведущий Лев Ройтман

Лев Ройтман:

В феврале этого года Конституционный суд России практически поставил вне закона смертные приговоры. 23-го марта Конституционный суд принял еще одно важнейшее решение: он признал неконституционными две статьи Уголовно-процессуального кодекса, которые предусматривали, что жалобы на действия органов дознания и следствия, равно как и на действия и решения самих прокуроров, можно приносить только по прокурорской вертикали, а не в суде. Иными словами, разорвана, опиравшаяся на унаследованный от Сталина закон, следственно-прокурорская круговая порука, она сплошь и рядом вела к тягчайшим нарушениям прав обвиняемых. Одним из инициаторов этого решения был адвокат Сергей Замошкин, он участвует в нашей передаче. Другие участники: юрист, публицист, писатель Аркадий Ваксберг и Леонид Никитинский, старшина или руководитель гильдии судебных репортеров России.

Сергей Дмитриевич Замошкин, вы - адвокат Валерия Монастырецкого, генерал-майор, бывший начальник финансово-хозяйственного управления Федерального агентства правительственной связи и информации, но нашим слушателям более понятно сокращение ФАПСИ. Итак, обвиняют Монастырецкого, в частности, в хищениях и в получении взятки, но мы не будем касаться сути его дела, однако, какие именно действия следствия и прокуратуры в деле Монастырецкого, вот вы и он, ваш подзащитный, довели до сведения Конституционного суда как незаконные, как нарушающие Конституцию России.

Сергей Замошкин:

Дело в отношении моего подзащитного было возбуждено 3-го апреля 96-го года, то есть больше трех лет тому назад. Он просидел полтора года под стражей, был освобожден, и все эти три года мы настаиваем на том, что Монастырецкий не виновен, что дело против него сфабриковано и требуем принять законное решение: или прекратить дело, или направить его в суд. Но поскольку следователи этого не хотят как раз делать, то они всячески затягивают принятие решения и в этом им помогает закон - наш Уголовно-процессуальный кодекс не ограничивает сроки следствия по делу. Поскольку по нашему делу все решения, в том числе и о продлении сроков, принимал заместитель Генерального прокурора и его действия обжаловать просто было некому, районный суд, на территории которого находится Генеральная прокуратура, отказался принимать у меня жалобу. Поэтому было принято решение обжаловать в суд не действия заместителя Генерального прокурора, а сам закон. И вот тут мы кроме статьи, которая ограничивает сроки следствия, решили подойти к делу радикально. Мы обжаловали вот те самые две статьи, которые предполагают возможность обжаловать действия следователя только прокурору, а действия прокурора только вышестоящему прокурору. Мотивировали мы свое обращение действующей Конституцией, в частности статьей 46-й, которая говорит о том, что действие любого должностного лица может быть обжаловано в суд, если оно затрагивает конституционные права и свободы граждан. Верховный суд долго принимал решение, больше месяца, в результате все-таки постановил: признать статью 218-ю и 220-ю Уголовно-процессуального кодекса неконституционными, что, собственно, мы и хотели.

Лев Ройтман:

Спасибо, Сергей Дмитриевич. Ваш подзащитный, дело его, как вы говорите, так и не передается в суд, но успел просидеть в ходе предварительного следствия полтора года. И в этой связи, Леонид Никитинский, бывший исполняющий обязанности Генерального прокурора России Ильюшенко так же успел отсидеть весьма длительный срок, мы вновь таки не касаемся совершенно вопроса о его фактической виновности ли или невиновности, об этом судить (простите за тавтологию) суду, но он уже успел отсидеть значительный срок, будет приговор или приговора не будет, поступит в конце концов дело в суд или не поступит, но представим себе, что в том ведомстве, где он работал, находятся его гонители, находятся его недруги в той же самой прокуратуре, они уже его покарали. С вашей точки зрения, это исключительный, уникальный случай в российской следственно-прокурорской практике?

Леонид Никитинский:

Это дело ни в коем случае не уникально, оно совершенно рядовое, может быть даже в этом смысле более показательным было бы вполне заурядное дело об ограблении какого-нибудь ларька, где, может быть, два или три года в Бутырке в общей камере томится никому не известный какой-нибудь Иванов. На самом деле, это образ действия наших следователей, который унаследован еще из советских порядков. Если мыслить таким образом, то лучше всего, чтобы подследственный сидел в предварительном заключении, тогда я могу никуда не спешить, а там я когда-нибудь чего-нибудь добьюсь. Много раз ставился вопрос о том, что не надо так часто применять меру пресечения в виде заключения под стражу, в том числе и потому, что переполнены изоляторы. Но тем не менее эти меры применяются почти автоматически со ссылкой н опасный характер преступления, хотя зачастую, если возвращаться к разговору о больших, назовем их хозяйственных или экономических делах, то здесь чаще всего подозреваемый никуда не стремиться ни скрыться, ничего, никаких действий не может предпринять препятствующих и так далее. Но автоматом его все равно, как принято выражаться в следственных изоляторах, закрывают. Но вот, может быть, решение Конституционного суда безусловно не завтра, может быть через полгода, через год, с возникновением соответствующей практики, может быть наконец как-то повлияет на следователей, которые поймут, что надо работать иными какими-то, более умными, хитрыми средствами, а не то, что всех подряд закрывать, совать в тюрьму и расследовать дело.

Лев Ройтман:

Спасибо, Леонид Никитинский. И совать в тюрьму, и расследовать дела, и в любом случае, чем бы это расследование не кончилось, человек свое отсидел, он уже был наказан. Аркадий Иосифович Ваксберг, в связи с тем, что говорил Леонид Никитинский, в связи с этим "может быть", в России весьма редки оправдательные приговоры в судах, в России весьма редки успешные жалобы на действия прокуратуры и следствия, которое можно приносить в суде, есть и такие категории жалоб. С этой точки зрения, вот это теоретическое допущение судебного порядка обжалования действий следователей, прокуроров и решений прокуроров, приведет ли это к реальному улучшению ситуации, то есть к реальному судебному контролю за следствием?

Аркадий Ваксберг:

Как известно, право обжалования в суде действий должностных лиц было установлено еще последней советской, так называемой брежневской , Конституцией, но так и осталось мертвой буквой, поскольку прямого действия та Конституция не имела, а никакой конкретизации в каком-либо ином законе данная норма не получила. В итоге, на типично советский манер, мы имели неплохой декоративный принцип, не имевший никакого отношения к реальности. Но действующая Конституция имеет прямое действие, то есть она может и должна быть реально действующим законом для всех правоприменительных органов. И то, что некоторые положения архаичного советского Уголовно-процессуального кодекса сорокалетней давности, все еще, увы, действующего в кардинально ином государстве, вот то, что они находятся в противоречии с Конституцией, казалось бы, решается простейшим способом - приоритет имеет Конституция, а не УПК. Значит в соответствии со статьей 46-й Конституции, о которой уже говорил Сергей Дмитриевич, судьи были обязаны, мне кажется, в силу одной только этой конституционной нормы и без какого-либо дополнительного разъяснения, рассматривать жалобы и на действия следователя, и на действия прокурора, поскольку те являются должностными лицами, а действия всех должностных лиц допускают судебную проверку по жалобам заинтересованных сторон, если этим затрагиваются их конституционные права и свободы. Но наши судьи, кстати не только судьи, все еще неистребимым советским менталитетом, как теперь модно говорить, просто не в состоянии взять в толк, что Конституция существует не для декорации, а для непосредственного исполнения. Поэтому я согласен с Сергеем Замошкиным, который назвал решение Конституционного суда в одной из своих публикаций революционным, хотя я очень не люблю этого слова, но понимаю, что он имел в виду, так вот я с ним согласен, но только в более широком, принципиально важном смысле. Судьи получили наглядный урок того, что такое прямое действие Конституции, им разъяснили, им указали, что вот УПК существует, ведь Конституционный суд не может его отменить, а руководствоваться надо Конституцией, если УПК или какой угодно другой закон им противоречит. То есть, если наше законодатели, панически боящееся расширения гарантий для граждан и защиты их свобод от репрессивной машины, все никак не отважатся расстаться с советскими ограничительными законами, Конституционный суд преодолевает и будет преодолевать их сопротивление иными ему доступными средствами воздействия на правоприменительную практику и вводя ее в конституционное русло.

Лев Ройтман:

Спасибо, Аркадий Иосифович. Сергей Дмитриевич Замошкин, вы сказали, что намерены обжаловать действия заместителя Генерального прокурора, но вы не назвали имени его, насколько я себе могу представить по должностной росписи Генеральной прокуратуры, вы имеете в виду Михаила Катышева, заместителя Юрия Скуратова. Так вот вопрос: какие жалобы из тех, которые вы приносили, не были рассмотрены или были отвергнуты, быть может Михаилом Катышевым, а быть может Юрием Скуратовым, который, кстати, так же недавно испытал на себе, что в правовом государстве жить приятнее, чем в неправовом.

Сергей Замошкин:

Если говорить вообще, то все три года, которые ведется следствие, ни одна из жалоб на действия Катышева просто не рассматривалась Скуратовым. По всей видимости Генеральный прокурор считает, что он не должен осуществлять надзор за действиями своего заместителя. Сам же Катышев в единственном лишь случае согласился с тем, что его решение необоснованно, это тогда, когда изменял меру пресечения моему подзащитному Монастырецкому. Я хотел бы отметить такую проблему, ведь по сути-то Верховный суд наш уже неоднократно в своих постановлениях говорил о прямом действии Конституции, об этом постоянно говорит и председатель Верховного суда Лебедев, но тем не менее, те самые наши судьи, народные судьи по-прежнему не замечают Конституции, и по-прежнему не желают ее применять сами. В этом смысле постановление Конституционного суда важно именно как инструмент применения Конституции в руках граждан, но и соответственно их защитников.

Лев Ройтман:

Спасибо, Сергей Дмитриевич. И хочу задать вам попутный, так сказать, вопрос: вы, насколько мне известно, быть может я ошибаюсь, вы меня поправите в этом случае, сами являетесь бывшим следователем прокуратуры или бывшим сотрудником прокуратуры, с вашей точки зрения, вот то решение, которое допускает отныне обжалование действий, решений следственных органов, органов дознания, прокуроров не по прокурорской вертикали, а по судебной линии, насколько это является ущемляющим, я не говорю права, но представление прокурорских работников о своих правах и полномочиях?

Сергей Замошкин:

Да, я 5 лет был следователем и 15 лет осуществлял надзор за следствием в милиции и конечно же я имею представление о процедуре следствия, но и наверное о психологии следователя. Я могу сказать, что когда я ушел в 90-м году в адвокатуру, а именно тогда адвокаты стали участвовать на предварительном следствии, это всего 9 лет, имейте в виду, тогда тоже все считали, что допуск адвоката на стадию предварительного расследования полностью нарушит возможность следствия раскрывать преступления, доказывать виновность человека. Но этого не произошло, все привыкли к этому и все понимают, что не может быть обвинение без защиты. Через два года после этого было законодательно введено право обжаловать в суд арест гражданина, и тоже тогда были стоны со стороны прокуратуры, спецслужб о том, что это полностью разрушит систему следствия, тоже не даст возможности доказывать виновность силами расследования. И тоже получилось, что само по себе это никакого влияния на следствие негативного не оказывает, и сама по себе реализация через суд права гражданина на обжалование его ареста никакого ущерба самим спецслужбам не принесла. Я думаю, что хотя психологически конечно же и суды, и прокуроры, и следователи не сразу воспримут это решение Конституционного суда, но на практике через достаточно короткое время они поймут, что это абсолютно необходимо и что, повторяю, не может быть обвинения без полноценной защиты, это не борьба.

Спасибо, Сергей Дмитриевич. Леонид Никитинский, поймут ли?

Леонид Никитинский:

Мне бы хотелось, отталкиваясь от того, что сказал Сергей Дмитриевич, занять позицию, что не надо обольщаться конечно. И в том числе Сергей Дмитриевич, как адвокат, говорил об участиях адвокатов на первых частях следствия, в момент меры пресечения и об обжаловании в суд меры пресечения. Да, первое время суды выносили еще как-то, худо-бедно, иногда решения об изменении меры пресечения, но постепенно это кончилось, как-то приноровились следователи, договорились судьи, сейчас эти решения крайне редкие. То есть принятие этого решения само по себе это очень важно, и мне очень нравится наш разговор, который идет в более таком теоретическом плане, отталкиваясь от прав человека. В практическом смысле отнюдь не значит, что через месяц все обратятся, обжалуют и всех освободят - ничего подобного не произойдет. Но может быть в практическом смысле, и Сергей Дмитриевич подтвердит мои слова, ведь сейчас следователь, который ведет дело и принимает какие-то очень важные с точки зрения прав человека и прав следствия решения, скажем, о продлении сроков следствия или сроков содержания под стражей, он практически даже не дает никаких мотивов на поверхность, он там что-то про себя думает, ни обвиняемый, ни адвокат не могут эти действия нормальным образом обжаловать, потому что они даже не знают аргументации. Вот тот факт, что теперь эти следственные действия можно обжаловать в суде, приведет по крайней мере к тому, что следователь будет обязан в суде объяснять свою позицию, что именно он имеет в виду, что он предъявляет, какими доказательствами он располагает. Вот поэтому, мне кажется, что продвижение будет по чуть-чуть, не то, что завтра все. Конечно, с одной стороны прав Сергей Дмитриевич в том смысле, что постепенно привыкает следствие, понимает необходимость, можно и так сказать, а можно и по-другому, что постепенно следствие вырабатывает свои противоядия, зачастую незаконные, и против того, чтобы допускать адвоката на ранних стадиях защиты, выработает оно и против замечательных нововведений, которые вытекают из решений Конституционного суда.

Лев Ройтман:

Спасибо, Леонид Никитинский. Шаг за шагом, постепенно, потихоньку, как говорил Чехов - по капли выдавливать из себя раба, по капле выдавливать из российской системы правосудия беззаконие, очевидно, метод верный и единственный. Аркадий Иосифович, вот это выдавливание беззакония, как мы видим, происходит сегодня в русле решений Конституционного суда России, как вы оцениваете его деятельность?

Аркадий Ваксберг:

Я уже не раз на наших обсуждениях за "Круглым столом" Радио Свобода отмечал, что Конституционный суд последовательно делает все, что ему доступно для построения правового государства и гражданского общества, и на фоне не самых радующих событий, которые у нас, увы, происходят, эта тенденция, отчетливо проявляющаяся в решениях Конституционного суда в вопросах, имеющих прямое касательство к важнейшим правам и свободам граждан, заслуживает, мне думается, всяческого уважения, вселяет надежды. Но я все же так же, как Леонид Никитинский, хотел бы спуститься немножко и на грешную землю, я такой вопрос перед собой ставлю: как добиться того, чтобы это решение Конституционного суда практически, реально осуществлялось всеми судами на всей территории страны? Я не думаю, что это вопрос праздный, мы знаем такие принципиально важные, можно сказать важнейшие решения Конституционного суда, которые не получили практического воплощения в жизнь, и Конституционный суд уже ничего не может ничего с этим поделать. Вспомним, например, решение о незаконности института прописки в любом ее варианте, хотя бы под маркой так называемой регистрации - московские, не только московские власти этому решению не подчинились. У меня нет твердого убеждения в том, что такая или подобная судьба не постигнет и решения Конституционного суда от 23-го марта, хотя бы, как говорится, далеко от Москвы. Но самый факт состоящегося решения безмерно отраден и его нельзя ни в коем случае недооценивать.

Лев Ройтман:

Спасибо, Аркадий Иосифович. Ну что ж, заканчивая эту передачу, я выражу надежду, что Конституционный суд пойдет несколько дальше и признает неконституционным, быть может, подобная жалоба окажется в суде, а быть может, она где-то там в каналах рассмотрения жалоб в Конституционном суде, и признает неконституционным такое явление, как отправление дел из суда на доследование, поскольку статья 46-я Конституции, на которую в данном случае ссылался Конституционный суд, гласит: "Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод", но положения о том, что следствию гарантируется судебная защита его некомпетентности, в Конституции России нет.