Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Русские ВопросыАвтор и ведущий Борис ПарамоновО национальности Кармен(к 80-летию смерти Блока) Исполнилось 80 лет со дня смерти Александра Блока. Печальный юбилей невозможно замалчивать: Блок не потерял первостепенного культурного интереса для России. И не только культурного: он навек связан с темой русской судьбы. Тем более этот интерес обостряется в той России, которой Блок уже не застал - в постсоветской. В свое время, при большевиках вопрос об отношении Блока к революции не мог обсуждаться свободно. Существовали два клише - советское и антисоветское. Согласно первому, Блок - поэт революции, принявший и воспевший ее. Вторая точка зрения, естественно, не могла быть выражена в открытой печати, но на вербальном уровне артикулировалась достаточно ясно: Блок - поэт, убитый революцией, задохнувшийся в ней. Да и в печати, в общем, подобные толкования успели появиться, сразу же после смерти Блока. Его идейные (как им казалось) единомышленники из группы "Скифы" высказывались с полной откровенностью. Согласно "скифам", революция убила Блока, потому что она не была подлинной революцией, не принесла с собой тотального преображения бытия, новой земли и нового неба. Дело ограничилось политикой - хотя бы максималистской, но все же политикой. Эсхатологические ожидания революция не оправдала. Теоретик "Скифов" Иванов-Разумник писал, что Блока убил румынский оркестр в начале нэпа, услышанный ими однажды из какого-то вновь открытого кабацкого подвала. Эта трактовка не так уж и комична, учитывая вышесказанное об эсхатологических перспективах, приоткрывшихся якобы с революцией. Блок и сам так писал, хотя бы в знаменитой статье "Интеллигенция и революция". А еще обращает на себя внимание в этой мемуарной записи сам этот румынский оркестр. Его лучше было бы назвать цыганским (каким он, надо полагать, в действительности и был). Цыганская тема - из важнейших у Блока. В определенном повороте это у него тема России. Блока и его судьбу следует связывать не столько с революцией, сколько с Россией. Большевицкая революция - только момент в истории России. Существует проникновенный анализ творчества Блока, взятый под углом русской у него темы. Это замечательная статья Г.П.Федотова "На поле Куликовом" - по названию блоковского знаменитого цикла. Образ России у Блока - вот тема Федотова. И это образ двоящийся, изменчивый, уводящий с ясных путей, колдовской, нечистый. Нельзя говорить о падении, об измене Блока России - потому что это она сама ему изменила. Она изменяет всем - именно потому, что невозможно узреть ее истинный лик. Это я дал краткое резюме основных мыслей Г.П.Федотова. Кое-что нужно, конечно, эксплицировать. Итак, блоковский цикл "На поле Куликовом" в трактовке Федотова: ...тоска-печаль северного поля вливается в тоску-страсть южных степей. Эта безбрежная тоска - "твоя тоска, о Русь!" и вместе с тем она пронзает грудь стрелой татарской воли. Тоска Руси - татарская тоска. Поэт мчится на бой с татарской ратью, неся в груди татарскую тоску по древней, степной воле. Вот основное противоречие, определяющее весь сдвиг образов. Последующие пьесы развивают отдельные темы, уже содержащиеся здесь: вторая и третья - тему верности, четвертая - страстного отчаяния... ...Дух беспокойстива и мятежа поэт уже прочно связал с татарской стихией. Это против нее он бросает свое последнее заклятие: молись!" Но до конца остается темным: когда настанет час последней битвы, которая для Блока была не поэтической фикцией, а реальным ожиданием всей жизни, в чьем он будет стане, в русском или татарском? ...для Блока путь татарской воли есть путь Руси. Измена Руси была бы невозможна без изменчивости ее собственного образа. ...Он пожелал скрыть свою измену в игре меняющегося лица Руси. Мы понимаем раздвоение лица России, понимаем смысл измены... Блок мысленно стоит перед грядущей революцией, "началом высоких и мятежных дней", и сознает повелительную необходимость выбора. Но он объективно прав: образ России двоится не только в его предательском сердце - единой России нет. Быть может, в этом ее расколе объяснение того, почему родина не могла исцелить поэта, научить его верности. ...Очевидно, революция должна была ощущаться им в своей оргиастической, татарской стихии. Для поэта исключается верность ей, служение ей,- он мог лишь упасть в нее, утонуть в ней. Замечательный анализ, но по нынешним временам нужны кое-какие оговорки: слово "татарский", "татарская" будем брать метафорически, а не вещественно-исторически. В том и глубина блоковского цикла "На поле Куликовом", что здесь не только конкретное событие 1380 года вспоминается, а берется некий архетипический русский сюжет: на этом поле Россия ведет вечный бой, и не с татарами некими условными, а с собой, вот с этой "татарщиной", азиатчиной - темной стихией в себе. И провокативное величие Блока в том еще заключается, что он в этой битве готов стать на сторону стихии, "татарской древней воли". Эта известная у него тема - стихия как носительница и условие культуры: подлинная культура стихийна, а не рациональна, рациональна так называемая цивилизация, буржуазный Запад рационален и цивилизован, и эта цивилизация породила кошмарную скуку мировой войны. Блок так остро и неожиданно отреагировал на октябрьскую революцию, потому что усмотрел в ней возможность стихийного углубления культуры, измельчившей себя в цивилизационных сомнительных комфортах (приведших, между прочим, к мировой войне). Еще и еще раз повторим: слова татары, азиатчина и прочие - условны у Блока, нет в них пейоративного значения, употребляя их в Блоковой коннотации мы не нарушаем потребной ныне политической корректности. Нельзя, однако, сказать, что Россия у Блока раз навсегда дана, что этот образ не подвергался движению в его стихах. Имеется настоящая феноменология России у Блока, и Федотов в цитируемой статье тщательно ее прослеживает. Здесь множество образов. И если не главный, то первый в этом ряду - образ ранней блоковской лирики - Прекрасная Дама. Федотов: ...родина для Блока есть одно из воплощений Той, которой он пел сначала под псевдонимом Прекрасной Дамы. ... Многоликость Прекрасной Дамы не просто ряд икон, воплощений, но ряд измен... Средневековая Дама, Снежная дева, Коломбина, Незнакомка - все они носят печать призрачности, воздушной грезы. Поэт сознательно отдается их обману, лишь провидя в их чертах неизменный лик. Потому руки его неизбежно обнимают пустоту... К России, родине он возвращается, ища спасения от обманов, как к подлинной правде. Россия - и только Россия - есть действительное воплощение Девы, то есть живая плоть, а не романтическая мечта. В блоковедении давно уже - еще при жизни поэта - стало общим местом утверждение триадического движения в образе Блоковой России: Прекрасная Дама юношеских стихов стилизованного средневекового рыцаря обретает некую реальность в атмосфере большого современного города, где поэт обнаруживает свою героиню в модификации Незнакомки - образ, в свою очередь двоящийся: то ли это звезда, упавшая с неба, то ли проститутка. И вот блоковская Россия, считается, стала синтезом этих двух предыдущих образов. Теперь в ней появляется живая плоть, по словам Федотова. Но так ли это? Сам же Федотов особенно на этом не настаивает: Русь Блока еще более воздушна, бесплотна, ирреальна. Ее идея - девическая чистота и мужская верность. Это святая, "белая" Русь. И еще это Русь "болотная", "пузыри земли" - главная тема второго тома стихов. Тема болот чрезвычайно характерна для наших символистов: она отвечает общему для них ощущению жизни как таинственного тления. В этом символе заключена порочность и вместе беззащитность, обреченность, тоска по нежной смерти ... Это уже не смирение только, не унижение, а уничтожение "я", отказ от бессмертия... готовность к онтологическому отречению от своей личности, безмерность в нисхождении, - она характерна и для некоторых моментов в отношении Блока к России. ...нищий Христос выступает на фоне нищей России почти как символ небытия, повторяет тему болотного смирения...
Это вот и есть знаменитая тема нищей России: Одна и та же на разных путях страдания, родина остается чистой, нестрашной, Христовой. Но движение образа только началось. С Россией повторяется, с роковой необходимостью, то же, что было с Прекрасной Дамой. По мере того как поэт вглядывается в ее лицо, он открывает в нем иные, пугающие ее черты. Начинается дрожание, разложение лица на множество переменчивых ликов... Это разложение России есть в то же время ее познание. И далее следует еще один поворот: как Прекрасная Дама обратилась в Проститутку, так благостная Русь делается языческой колдуньей: Северная аскетическая Русь обращается к поэту новым ликом: кровь рябин, песня дождя и ветра вдруг начинают звучать для него не крестной мукой, а хмельным разгулом... Мы едва узнаем лицо России в этой недоброй колдунье. Всего замечательнее: Русь теряет здесь славянские черты, превращаясь в хоровод разноликих народов. ... чужекровная Русь глянула на нас финскими глазами... Разглядев ее языческую, дославянскую природу, он уже не верит крестам у церквей, не верит ее синему росному ладану... Для северной Руси поэт оставил ведовствО, точно изнанку святости. Северный разгул - осенний, сквозь пьяные рыдания. Для темы вольного, цыганского разгула поэт ищет иных пейзажей ... тема степей сразу же ассоциируется с неславянской стихией. А где же настоящая, "привольная" Русь со светлыми глазами? И вот заключительный пункт в Блоковой феноменологии России: Из разложения старой славянофильской темы святой Руси рождается новая философия ее истории: финская северная Русь отважилась на бой со степной, татарской стихией и в этой борьбе тьма одолела ее... Русь сама обратилась в ханское кочевье... Голос татарской Руси громко звучит в сердце, заглушая славянские звуки... Этот провал славянской, черноземной России - самое примечательное в национальной интуиции Блока. В самом центре его географической карты ... зияет черное пятно. Получается, в анализах Федотова - очень глубоких, адекватных, проникновенных, попросту сказать, правильных, - что России у Блока и нет. Он не может ее узнать и признать, назвать своим тот или иной облик. "Но страшно мне - изменишь облик Ты" - вот рефрен поэзии Блока. Россия Блока протеична, бесформенна, огнеподобна, состав ее невеществен. Ее почти невозможно увидеть. А значит, нельзя и понять. Остается, по иной поэтической формуле, в Россию только верить. Но открытие Блока в том и состояло, что верить-то как раз и нельзя - потому что сама Россия неверна. Здесь напрашивалась - и действительно появилась у Блока - неизбежная метафора: неверность России как женская измена. Россия в образе неверной жены - или даже любовницы. Вот как касается этой темы Федотов: Новая Россия Блока сразу раскрывает свое женское лицо. Для всякого народа стихия родины, как стихия материнская, является в женском лике. Для Блока это, конечно, не могло быть иначе, хотя сыновнее чувство к России ему чуждо. Его отношение к ней всегда эротично. Как образ любимой, она не терпит в себе никаких мужских черт. В России Блока нет места мужику, нет места и трудовой страде, которая разрушает эротическое созерцание. Это именно касание, а не раскрытие темы. Хотелось бы ее продолжить, углубить, детализировать. Во-первых, мы теперь знаем, что сыновнее чувство к матери не только может быть эротичным, но является основой всякой эротики ( в смысле "Афродиты простонародной"). Но это между прочим. Гораздо важнее, что отсутствие мужского элемента в Блоковом образе России есть следствие идентификации с Россией его самого, - ибо идентификация сына с матерью лишает его мужских черт. Отсюда идет безвольность Блока, его безответственность, как говорили люди, не принЯвшие его падения в большевизм. "Твоя душа невинна - я не прощу ей никогда", - писала Зинаида Гиппиус. Эрос Блока, если уж говорить о таковом, - не мужской, не активный. Это пассивное мление, как сказал бы Бердяев. И главное усилие жизнетворчества Блока было в том, чтобы отделить себя от матери, разрушить самую систему мать - сын, неизбежно предполагающую любовь, строящуюся на любви. А что такое отсутствие или, точнее, разрушение любви? Это измена. И только в ситуации измены высвобождался, проявлялся эрос Блока. Это ситуация, архетипически выраженная в сюжете Кармен. И недаром у Блока появился цикл под таким названием. Недаром вообще этот сюжет имел место в его жизни. Парадоксальна, двусмысленна концовка этого цикла: "...нет счастья, нет измен. Мелодией одной звучат печаль и радость, Но я люблю тебя: я сам таков, Кармен". По существу это отождествление любви - и нелюбви, какая-то их аннигиляция. Тематику Блока можно спроецировать еще на одно литературное произведение, внутренне связанное с сюжетом Кармен. Это пушкинские "Цыганы". Об этом стоит поговорить подробно. Известно, что "Цыганы" трактовались современниками Пушкина в связи с его предполагаемым байронизмом. Тема Байрона бралась Пушкиным как тема романтического героя, сильной индивидуальности, вообще индивидуализма, предстоящего даже неким демоническим активизмом, богоборчеством. Постепенно критики и исследователи пришли к заключению, что как раз в "Цыганах" Пушкин преодолел байроновское влияние. Как много позднее писал Вяч. Иванов, величайшая оригинальность поэмы Пушкина заключалась в религиозном решении проблемы индивидуализма (по Иванову, это пресловутая соборность). А уже в советское время интересно повернул тему "Цыган" Ю.М.Лотман: он увидел в поэме полемику Пушкина с Руссо, с идеей благородного дикаря, противопоставлявшей природу культуре, бравшей природу как место истины. Пушкин в "Цыганах" угадал будущую тенденцию русской культуры к самоотвержению, к самоубийству, в более спокойных и социально ориентированных терминах называемую народничеством - в самом широком смысле. Побег от культуры не дает ни истины, ни счастья, предупредил Пушкин: благородный дикарь - это миф. "И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет". Самая знаменитая, если и не самая правильная трактовка "Цыган" дана, конечно, Достоевским. У него слиты обе стороны проблематики - религиозная и социо-культурная, метафизическая и конкретно-историческая. В типе Алеко сказывается уже сильная и глубокая, совершенно русская мысль... В Алеко Пушкин уже отыскал и гениально отметил того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем. Отыскал же он его, конечно, не у Байрона только. Тип этот верный и схвачен безошибочно, тип постоянный и надолго у нас, в нашей русской земле, поселившийся. ...Нет, эта гениальная поэма не подражание! Тут уже подсказывается русское решение вопроса, проклятого вопроса, по народной вере и правде. Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость; смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве, - вот это решение по народной правде и народному разуму. В сущности Достоевский навязывает Пушкину, не называя самого слова, тот самый руссоизм (по-русски - народничество), который он, Пушкин, в конечном счете своей поэмой отвергает. Вячеслав Иванов возражает на это так: Здесь Д. слишком узко понял Пушкина; если бы он принял его обретение во всей вольной широте его, - широте, до которой не возвышался Байрон, - новою опорой стало бы это постижение для его учения об идее всечеловечества, как нашей национальной идее. Поистине, Пушкин добыл самобытное и русское решение "проклятого вопроса"; но это решение не имеет ничего общего с историческим укладом нашей народной жизни ни, в частности, с трудом на общей ниве, то есть в эмпирических условиях нашего религиозного, нравственного и бытового уклада. Все это кажется довольно далеким от Блока; но, как уже говорилось, у Блока есть тема, которую видна в перспективе "Цыган". Это "Двенадцать". И, что очень важно, метафизическую проблематику, связанную с "Цыганами", Блок снова возвращает к русской теме, теме России. В то же время в "Двенадцати" продолжает звучать тема Кармен. Конечно, это убийство Катьки - Кармен "Двенадцати". Но кто ее убил, кто Хозе или Алеко этой поэмы? Как в этом герое, в этом убийце сказался сам Блок, его поэтическая проблематика? И наконец, кто такая Кармен для Блока? Какой она у него, так сказать, национальности? Мало сказать, что она в "Двенадцати" русская - она сама Россия. Убийца же ее - сам поэт, Блок. Его оправдывает то, что он гибнет вместе с ней - в точности, как Хозе у Мериме, который, убив Кармен, сдался властям. Смысл большевизма Блока - сдача властям. Это напоминает старинный афоризм о самоубийстве как деянии, совместившем в себе убийство и казнь убийцы. Поэма "Двенадцать" - не стихи, а поступок, в то же время доказывающий, что у подлинного поэта нет иной жизни, кроме стихов, что в стихах он сказывается целостно. Тайна Блоковой поэмы, тайна этого поступка - матереубийство, в том смысле как матереубийством можно назвать роды, в которых женщина умерла. При этом умер и младенец, вернее, родился мертворожденным. Большевизм - мертворожденное дитя, убившее мать при родах. Блок в "Двенадцати" выразил эту ситуацию. Бессознательно же она была именно попыткой родиться, обрести свободную, то есть прежде всего собственную, индивидуальную, индивидуализированную жизнь, если угодно - индивидуальный эрос. Но в России, получается по Блоку, свобода и жизнь возможны только как матереубийство. Кому нужна такая свобода и такая жизнь? Вот Блок и не стал жить. (Сейчас, между прочим, в России, с Россией происходит то же самое без большевизма: обретение свободы убийством родины - Россия кончается, об этом уже серьезно пишут.) Скажут, что настоящая тайна "Двенадцати" не в Катьке-России скрывается, а в Христе. Но эту тайну можно разгадать, открыть, увидеть в том же контексте. Христос "Двенадцати" это то, что называется лирическое "я" поэта. Не Петька же, в самом деле, Блок. Христом преодолевается, смягчается, сублимируется демонический герой, Алеко, требуемый этим сюжетом. Был в старину такой термин - кроткий демонизм, и люди понимающие связывали его как раз с христианством. Достоевский пытался дать это в "Идиоте", но не вышло: получилась только кротость, без демонизма. Потом он перегнул в другую сторону - сделал Ставрогина: демонизм без кротости. Демонизм Христа в "Двенадцати" дан как антиэротическое начало, торжествующее в русской судьбе - в судьбе Блока. Ближайшие передачи: |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
