Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[22-02-04]
Имя собственноеВедущий Виталий Портников Урхо Калева КекконенВиталий Портников: Герой нашей программы - президент Финляндии Урхо Калева Кекконен. Мои собеседники в Хельсинки - корреспондент Радио Свобода Геннадий Муравин и главный редактор журнала "Новые Рубежи" Николай Мейнарт. Урхо Калева Кекконен, который в течение многих лет - нескольких десятилетий - был главой финляндского государства, фигура достаточно хорошо известная всем, кто жил в СССР. Он достаточно часто бывал в СССР с официальными визитами, встречался со всеми советскими руководителями, которые были на наши памяти, награждал их орденами, отдыхал с ними, охотился. Он был человеком, который во многом отождествлялся со знаменитой политикой финляндизации, то есть такой внешней политикой своей страны, которая почти всегда учитывала интересы Советского Союза. И, вместе с тем, он был руководителем демократического государства, страны, в которой проводились свободные выборы, в которой свободно действовали все политические партии, которая могла бы похвастаться уровнем открытости своей прессы. И, с другой стороны, это был человек, который обладал непререкаемым авторитетом в этой самой демократической стране, которого избрали президентом бесчисленное количество раз, и это тогда, когда сейчас даже избрание на три срока в постсоветских странах рассматривается, как вопиющее нарушение демократических норм. Такая это была противоречивая личность. Но как же Урха Кекконену удавалось оставаться кумиром многих поколений жителей Финляндии. Или это был вынужденный кумир? Геннадий Муравин? Геннадий Муравин: Я бы не сказал, что слово "кумир" - самое подходящее. Он был достаточно популярен, уважаем, об этом даже свидетельствует масса всяких анекдотов, очень доброжелательных. В частности, один такой короткий анекдот: когда в 60-х годах при Хрущеве возникли очень сложные отношения между СССР и Китаем, финны шутили: "Зачем Кекконен поехал в СССР? Он поехал, чтобы прочитать там лекцию: "Как жить в мире и дружбе с великим восточным соседом?" Кроме этого, он как бы по-прежнему существует здесь, и в прессе, и в литературе, и так далее. Не далее, как 19 ноября вышла новая книжка, второй том воспоминаний живущего еще премьер-министра Калеви Сорса, он 4 раза был премьер-министром, и там много страниц посвящено Кекконену, а 20- ноября газета "Хельсингин Саномат" в рубрике, "Сегодня - 50 лет тому назад", поместила довольно большой материал о том, что Кекконен тогда, 50 лет назад, выступил с тем, чтобы, возможно, получить от СССР в аренду ту часть Сайменского канала, которая после того, как был подписан после войны мирный договор, перешла к СССР. Часть осталась у финнов, часть перешла к СССР. По этому поводу даже были отклики в зарубежных газетах, в частности, в шведских. Все время, если и не идет о нем большой разговор, то имя Кекконена мелькает. Виталий Портников: Николай Мейнарт, вы, наверное, и живя в Эстонии, и находясь в Финляндии, могли следить за эволюцией постсоветских политиков, за тем, как бывшие коммунисты внезапно становились руководителями вполне респектабельных политических течений национального и национал-демократического толка, и вполне удачно вписывались в политическую жизнь своих стран. Прекрасный пример - нынешний президент Эстонии Арнольд Рюйтель, бывший член бюро и секретарь ЦК КП Эстонии в советские времена. Такое впечатление, что Урхо Кекконен проделал во многом похожую эволюцию. Он никогда в начале политической карьеры не был человеком, который стремился к особо тесному сотрудничеству с СССР, как и все тогдашние финские политики. Но именно ему удалось установить очень тесные контакты с советской администрацией в первые послевоенные годы. Именно он оказался тем человеком, который был незаменим и для тогдашнего президента Маннергейма, и для премьер-министра Паасикиви, благодаря своим тесным контактам с советскими представителями. И известно, что фельдмаршал Маннергейм, человек, который сейчас считается в Финляндии национальной легендой, символом ее государственности, очень недолюбливал Кекконена, считая, что он как раз изменился за считанные месяцы и решил сделать на близости с советскими представителями политическую карьеру. Как же получается? Человек, который столько лет руководил Финляндией, был, по большому счету, таким лицемерным политиком? Николай Мейнарт: Политика вообще лицемерное дело. Позвольте дополнение: Арнольд Рюйтель был председателем президиума Верховного совета Эстонской ССР. Он, естественно, принимал активное участие в работе партийных органов, но скорее шел по партийно-административной части, в отличие от Бразаускаса, кстати, в Литве. И, наверное, это характерно. Это характерно для многих людей этого своеобразного прилегавшего к СССР пространства. Здесь надо было лавировать. Профессиональный политик, наверное, он потому и мог держаться у власти, потому, что умел находить правильную линию. Мне очень понравилась сказанная несколько лет назад фраза, она была произнесена довольно активным политическим деятелем, хотя может и не очень заметным, он в основном работает в парламенте, это Киммо Кильюнен, бессменный депутат. Он занимается, кстати, и внешнеполитическими связями. Он как-то сказал, что Финляндия после Второй мировой войны усвоила для себя очень важный урок: друзья должны быть близко, а враги далеко. К сожалению, добавил он, такое было не всегда в финской истории, и за это финнам приходилось расплачиваться. Маннергейм, конечно, был блестящий политик и, собственно говоря, он, ведя войну с СССР, умудрился, условно говоря, выйти сухим из воды. Несмотря на неприятности, связанные с его персоной и, мягко говоря, не очень доброжелательное отношение к нему со стороны СССР, финны не дали его ни репрессировать, ни ничего с ним делать. Правда, он умер в эмиграции. Кекконен - конечно, да, он смог переориентироваться. Он не был особенно замешан так явно в каких-либо действиях, связанных с противостоянием СССР, а дальше Финляндии просто надо было воплощать на практике свою линию. И "между капельками" Кекконен ее воплощал. Не зря она получила название линии Паасикиви-Кекконена. Я не могу тоже сказать, в данном случае, я полностью согласен с Геннадием Муравиным, что он был таким уж кумиром. Его, в общем-то, не все любили. Просто с ним считались. Были политики, которые не могли воспринимать его нормально, потому что Кекконен перекрыл дорогу целому поколению достаточно активных финских политических деятелей, и они, конечно, в обиде на него. Они считают, что уступки СССР, несмотря на политику "сближения с друзьями", могли бы быть меньшими, что можно было бы не "финляндизироваться" в такой степени, в какой это делал Кекконен. Наверное, им виднее. Я в данном случае все-таки считаю, что рисковать Финляндии тогда было никак нельзя, и Кекконен добивался своего переизбрания не за счет такой уж большой любви к нему народа, а за счет того, что вовремя разыгрывал политический сценарий, в том числе и с Советским Союзом. Известная ситуация: тогда, когда было нужно добиться очередного утверждения Кекконена на посту главы государства, просто был сымитирован конфликт с СССР, и, как показалось общественности, Кекконен оказался единственным, кто был в состоянии этот конфликт "разрулить". На этом он держался, держался очень долго. Наверное, для Финляндии это была, в общем, выигрышная, хотя и спорный вопрос, насколько это была единственно приемлемая линия. Виталий Портников: Все-таки интересно понять, как финляндская демократия действовала в то время при президенте, который столько лет находился у власти, как это объяснялось законодательными и юридическим нормами? Как финские политики реагировали вообще на саму идею несменяемости президента? Скажите, Геннадий, все-таки это отвечало тогдашнему конституционному законодательству Финляндии, или пришлось его перекраивать под Кекконена? Геннадий Муравин: Тут много всяких элементов, которые сыграли свою роль. Во-первых, он нормально, или почти нормально, выиграл выборы в 1956-м году, когда был впервые избран на пост президента, правда, с перевесом всего в один голос. Тогда была другая система. Сейчас президента выбирают прямо на всенародном голосовании, а тогда выбирали сначала выборщиков, а потом эти выборщики выбирали президента. Причем эти выборщики были от всех разных партий. Затем он во второй раз также был нормально избран. А вот, скажем, в 1973-м году, когда надо было уже в четвертый раз его переизбирать, тогда вдруг приняли чрезвычайный закон, специально для него, чтобы он мог оставаться президентом до 1978-го года. В 1978-м году опять были нормальные выборы, и опять его выбрали. Он оставался президентом 25 лет, это, в общем, четверть века - достаточно много. Это с одной стороны. Но, безусловно, у него были сильные противники. Николай Мейнарт уже упомянул, что в 1961-м году была даже нота Советского Союза, когда против него образовался очень сильный блок Хонка, в который вошли многие партии, там были и социал-демократы, и крупнейшая буржуазная партия, национально-коалиционная и другие - шведская партия... И тогда Советский Союз послал ноту Финляндии, причем Кекконен в это время даже находился с визитом в США, и был большой конфликт, в результате которого этот блок распался, сам Хонка отказался быть кандидатом, и Кекконен благополучно стал президентом Финляндии. Тут нужно добавить еще один маленький момент, к тому, что уже упомянул Николай, и что говорили вы, Виталий. Дело вот какого рода: поскольку о Кекконене существует в Финляндии просто огромное количество литературы, скажем, 5 или 6 книг написал доцент Ханну Рауткаллио, который писал о Кекконене с очень критической точки зрения, и одна из книг называется: "Лаборатория Финляндия. Кекконен и КГБ. 1944-1962-й годы". Она вышла в 1996-м году. И там, ссылаясь на убежавшего из Хельсинки на Запад офицера КГБ Голицына, он прямо пишет, что Кекконен, якобы, был агентом КГБ под кличкой Кима, и что его завербовали в 1948-м году. В Финляндии вообще известно, что вокруг Кекконена, среди его близких друзей и сотрудников, было несколько завербованных КГБ людей, которые с ним работали. Кроме того, Кекконен - все его отношения, которые он поддерживал с Советским Союзом, он поддерживал их через резидентов КГБ, не через посла даже, не по дипломатической линии, а по так называемой партийной линии, они называли это партийной линией, но все делалось через агентов КГБ. До сих пор пытаются выяснить правду... Хотя, безусловно, все признают то, что Кекконен, что бы он ни делал и кем бы ни был, он очень много сделал для Финляндии и вывел ее на международную арену. Виталий Портников: Такой дальновидный политик все-таки - подумал я, потому что, чтобы точно понимать, с кем нужно общаться в СССР, чтобы находить правильные контакты и получить правильный результат, это мог только человек, хорошо понимавший советскую систему. Но Кекконену важно было понимать не только советскую систему, ему очень важно было понимать и систему регулирования западной экономики, которая значительно отличалась от советской. Финляндия потому и была совершенно особенным государством, что она вовсе не строила социалистическую экономику у себя, поддерживая неплохие отношения с Советским Союзом. Как вы думаете, Николай, все-таки та экономика, которая была в Финляндии при Кекконене, а она, как известно, во многом была ориентирована на сотрудничество с СССР, и та экономика, которая существует в Финляндии сегодня - вполне процветающая сильная экономика - это разные экономические уклады? Пришлось Финляндии меняться после Кекконена и краха СССР? Или все же это экономика, которая плавно перетекла от той эпохи к этой? Николай Мейнарт: С моей точки зрения, все-таки меняться пришлось, и даже более того, пришлось расплачиваться за прежнюю экономическую модель тяжелым кризисом начала 90-х годов. Возьмите даже такой известный пример, как корпорация "Nokia", ведь это сейчас она занимается мобильными телефонами, а в 80-х годах она собственно поднималась за счет того, что держала в своих руках довольно большой объем экспорта в СССР. Ее основными клиентами были сферы, задействованные в нефтяном бизнесе, тяжелой промышленности, и так далее. Тут была очень своеобразная ситуация, потому что в свое время Запад активно старался помешать проникновению своих технологий в СССР и социалистическую систему. И у целого ряда государств, которых подозревали в чрезмерном нейтралитета, например, у Швеции были проблемы - им просто не хотели давать определенные технологии. И даже более того, в Швеции пришлось создать специальную разведслужбу, Информационное бюро, которое занималась тем, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не подошел близко к тому месту, где заседают пусть даже шведские коммунисты, и отслеживали всех сотрудников более-менее серьезных фирм, которые побывали в СССР. Мы говорим о демократических странах... Не всегда мои финские коллеги с этим соглашаются, но мне кажется, Финляндия была настолько уже "засвечена" своими отношениями с СССР, что ей очень много чего не удавалось получить. Поэтому, может, какая-то часть ее производств, даже высокие технологии, были вынуждены развиваться самостоятельно, потому что не всегда им давали возможность пользоваться американскими или европейскими патентами. Я даже думаю, что где-то это сыграло положительную роль, потому что стимулировало развитие самостоятельного технологичного производства. Но, конечно же, во многом клиринговый рубль, который мы можем вспомнить, постоянный рынок сбыта для судостроительной и текстильной промышленности, мебель, финские сапоги, за которыми гонялись в СССР, все это обеспечивало несколько бескризисное развитие, которое привело к тому, что в 80-х годах Финляндии рос мощный экономический мыльный пузырь, экономика явно была перегрета, кредитование шло очень активными темпами, люди брали деньги в расчете на то, что завтра будет лучше, чем вчера. Когда рухнул СССР, все это пришло в полный упадок. Кризис был чрезвычайно тяжелый. Да же та же самая "Nokia" срочно искала, на что переориентироваться. Хотя, это была основа, заложенная теми же самыми производствами, начиная с 70-х годов, то есть было куда двигаться, но революция потребовалась достаточно мощная. Финляндия вынуждена была находиться в этом "раскоряченном" положении, просто потому что был слишком опасный сосед. Это была одна из немногих капиталистических границ социализма. Еще была Норвегия, но там это маленький кусочек, и это все было не так болезненно. Кекконен, конечно, молодец, глядя со стороны. Он очень четко придерживался нужной политической ориентации тогда, когда ему удавалось действительно лавировать, сохраняя, с одной стороны, демократическую систему, то есть капиталистическое производство, в первую очередь, а с другой стороны не раздражая СССР, и более того, используя то, что Финляндия была одним из немногих каналов экономических связей с Западом. Все это Финляндия очень выгодно в течение долгого времени использовала. Но и ее репутация на Западе была далеко не блестящая, не случайно было пущено в оборот слово "финляндизация". Финляндия очень осторожно принимала решения о вхождении, допустим, в зону свободной торговли, о присоединении к каким-либо другим, не обязательно политическим, но и экономическим объединениям, опасаясь, как бы это не вызвало нареканий в Москве. Но Москва за это оставляла в покое ту систему экономического существования, в которой Финляндия себя определила. А демократия - я бы, честно говоря, осторожно отнесся к использованию этого слова в отношении Финляндии 60-70-х и даже 80-х годов. Виталий Портников: Геннадий, Николай Мейнарт говорил о поколении политиков, которым, как он выразился, Урхо Кекконен перекрыл кислород, то есть о тех людях, которые могли бы состояться совсем в ином качестве в этой стране, если бы не 25-летнее президентство Урхо Кекконена и если бы не его влияние на политическую жизнь Финляндии. Вместе с тем нужно отметить, что у политика такого масштаба, столь долгое время руководящего страной, должны были бы быть и политические наследники. Сформировал ли Урхо Кекконен что-то вроде своего политического преемничества? Можно ли говорить, что люди, которые руководили Финляндией после него, были наследниками его представлений о политике и отношениях между Востоком и Западом? Геннадий Муравин: Говорить о том, что он что-то сформировал или подготовил, вообще-то трудновато. То, что после Кекконена главой государства стал Мауно Койвисто, который был социал-демократом, явно говорило о том, что финнам несколько надоело главенство Аграрного союза, его внутренняя политика, которая опиралась в основном на сельскохозяйственные районы, поэтому был социал-демократ Койвисто, затем был социал-демократ Ахтисаари, потом избрали также бывшего социал-демократа Тарью Халонен, нынешнего президента. Произошла полная смена кекконеновского руководства. Боле того, после смерти Кекконена была изменена Конституция, с тем, чтобы, во-первых, нельзя было находиться больше двух сроков на посту президента, во-вторых, чтобы президент - при Кекконене и даже еще и при Койвисто полностью в его компетенции находилась внешняя политика, и так далее, а теперь он отвечает за внешнюю политику вместе с правительством. Он не может самостоятельно решать и диктовать, что делать во внешней политике. И там есть еще ряд пунктов, которые в значительной мере, я бы сказал, ограничивают возможности, права и роль президента, хотя у него еще достаточно много прав и возможностей, так что он остается фигурой не декоративной, отнюдь. Виталий Портников: Николай, в Хельсинки есть два известных политических музея: вилла маршала Маннергейма и вилла президента Кекконена. Один практически всю свою жизнь противостоял СССР, в войне и в мирное время, выигрывал войны у СССР, удалось ему добиться того, что Финляндия не была оккупирована, но все это все-таки было настоящим противостоянием. Другой смог создать такую систему отношений Финляндии с СССР, которая до сих пор вызывает много противоречивых комментариев. Можно ли говорить, что это два лица политической Финляндии, или просто одно лицо перешло в тень другого? Николай Мейнарт: Когда страна существует в тени такого своеобразного, уникального и не всегда надежного соседа, как СССР, здесь, конечно, приходится каждый раз решать стоящие перед страной задачи в соответствии с обстановкой и ситуацией. И тот, и другой делали это оптимально. В этом, наверное, их честь и достоинство. То есть, они находили тот путь, который в данном случае мог создать в Финляндии довольно эффективно действующее общество. И очень хорошо, что финны могут трезво взглянуть на эти вещи и отдать себе отчет в происходящем, говорить о примирении или даже каком-то прощении друг друга, вспоминая даже еще гражданскую войну, последовавшую после распада Российской Империи. Это, кстати, очень болезненно отразилось на финском обществе... Страна, которая долго находилась немножечко на отшибе в стороне от каких-то исторических процессов, тем не менее, развивалась в соответствии с общими направлениями в Европе, и она должна была для себя каким-то образом находить тот самый единственный правильный выход в конкретной сложной ситуации. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|