Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[Архив]
Поверх барьеровВениамин Смехов: Автопортрет у микрофонаИван Толстой: У микрофона Иван Толстой. Сегодня у нас в гостях актер и постановщик театра на Таганке Вениамин Смехов. Автопортрет у микрофона. Сначала об отце. Вениамин Смехов: Борис Моисеевич Смехов - экономист, ему через 3 дня будет 91 год и, слава Богу, он жив и бодр, пишет какие-то воспоминания. В прошлом году было 90-летие. В немецкий город Аахен, куда он последовал за своей дочерью и моей сестрой 10 лет назад, и где уже, увы, нашла успокоение моя мама, в этот город Аахен прибыла вместе с нами и известной вашим радиослушателям моей дочерью Аликой Смеховой целая компания и прибыли адреса, поздравления. Вот это и есть ответ на ваш вопрос. В адресах означалась деятельность моего отца 40, 50-ти и выше летней давности, в основном, это экономические прорабы перестройки от Абалкина, Аганбегяна, Гайдара, Явлинского, Нечаева и Уринсона. Это все замечательные ученики папины. Время его было тяжелое, его так и не угораздило стать академиком, и он остался ученым и педагогом. Вот это мой отец. И очень литературный человек. Видимо, я поднабрался и актерства, и любви к русскому слову из-за какой-то удивительной его изначальной литературности. Иван Толстой: Ваш ответ предполагает, как-то я угадываю и по вашему облику, и по тому, что вы сказали, что ваше детство и юность были счастливыми. Правда? Вениамин Смехов: Нет, я бы так не сказал уверенно. Полагается так говорить, хотя это было советское время, все это было ужасно социалистично и соцреалистично, но, тем не менее, "моя жизнь была счастливой". Я так не могу сказать. У меня были счастливые отрезки и были прекрасные друзья и масса беспутства с моей стороны. Я был определен куда-то в сторону журналистики или литературы. Отец мечтал, чтобы я ушел в науку или какое-то еще подобное занятие, скажем, педагогическое. Но бес меня попутал, и я сбежал в театр. Это было то время, когда по пять, шесть, семь лет не поступали в театральные вузы люди с еврейскими или, даже, кавказскими лицами и фамилиями. И я попал как раз в счастливый момент, если говорить о счастье. Это была оттепель. Сразу после ХХ съезда. И я поступил сразу в два театральных вуза. Во МХАТ и в Вахтанговское. Вот с этого надо исчислять счастливое время. Я нечаянно стал актером, и вот это все вместе, что было, и как меня вышибли оттуда, как хорошо себя чувствовал от этого, и как переборол себя, и как я своей жизнью процитировал Бориса Леонидовича Пастернака - "с кем протекли его боренья". Я поборолся с самим собой и, слава Богу, выжил, и доказал себе, что я могу жить не рутинной жизнью. Вот с этого все началось. А так, что было до этого, в детстве и юности, я уже сказал: это были друзья, какие-то отрезки, война, тяжесть жизненная, рутина, общага, коммуналка. До 25 лет я не знал, что такое горячая вода. Но сейчас это все звучит скучно, об этом все время говорят. Но я счастлив, что это все прошло и сделало меня человеком театра. Иван Толстой: А в какой пропорции вы живете в России и за границей? Вениамин Смехов: По-разному. Последние два года больше Америки, чем Германии. До этого были поровну Германия, Израиль, Франция, Америка. И всегда возвращение домой, в Москву. До конца 90-х я играл "Мастера и Маргариту" и выходил на сцену Воландом в родном театре на Таганке. После этого я остался висеть фотографией на стене в фойе. Мы как-то мирно договорились с Любимовым, что мои интересы будут, по-прежнему, таскать меня по миру, включая и дом родной, я имею в виду Москву и Питер, но будут мотать. А в Таганку я буду приходить, как на праздник ностальгии и лицезреть спектакли новые. Дальше не комментирую. Иван Толстой: Вениамин Борисович, а что такое для актера заграница? Вообще она дает что-то или нет? Вениамин Смехов: Потрясающий вопрос. Вы попадаете в какое-то важное место в психологическом рисунке актерской психики. Вот почему. Актер, по природе своей, кочевник. Нас таковыми Господь когда-то сподобил к сцене, к выходкам на публике, повозки, коляски, шапито, скоморошьи игры, комедия дель арте, уличные действа и прочее. Мне кажется, что не все актеры по-настоящему принадлежат такому своему пупковому прошлому. Скорее всего, я очень прикручен к нему. Я с первых же шагов в театре, по окончании Вахтанговской школы, по собственной инициативе двинулся в Самару. Я был москвич от костей до костей и мечтал вырваться из Москвы. Она тогда казалась пыльным театральным городом, консервативным, и так далее. Это 61-й год. И по рекомендации своего ректора, ученика Любимова Бориса Захавы, я уехал в Куйбышев. Пробыл там всего год, натурально заболел ностальгией по Москве и вернулся. Вот это было мое первое кочевье. А дальше жизнь складывалась так, что хотел уйти из актеров (я разочаровался в себе) в литературу. И тут появился театр на Таганке. Появился Любимов, и я оказался пригоден, а через какое-то время я оказался пригоден, как многие мои товарищи по Таганке, к многостаночничеству. То есть, я и режиссурой занимался у Любимова, и литературой, я писал какие-то тексты. В том числе три пьесы. Занимался композицией. Во всех отношениях это была счастливая, оседлая жизнь. Но я не терял вот этой тоски по дорогам и по кочевью. И любые гастроли оказывались мне в радость. Для режиссера, для того, кто организует и отвечает за производство театральное, гастроли - это мука. Потому что амортизируются спектакли, выхолащиваются вместе с декорациями и прочее. Но для актеров - это всегда желанная стихия. И когда Таганке, по политическим соображениям, запретили выезжать, это был один из трех или четырех приступов со стороны ЦК, чтобы вообще ее закрыть. В 1969-70 году нас не выпускали никуда. Я физически страдал. Потому что времени для того, чтобы самому скакать по миру у меня не было, я был вообще не выездной, раз я был в таком театре, и убеждал себя, что мне не нужна никакая заграница, потому что мне моей страны хватит. А через некоторое время я стал с концертами объезжать всю страну, и Таганка много ездила по гастролям, и начались гастроли за границу. И вот хотите - называйте заграницей то, что за пределами Москвы, хотите - шире, но все для меня было интересно. И до сих пор, я могу спокойно поменять местами желание поехать в Австралию на желание увидеть Ханты-Мансийск. Это сегодняшний день, правда. Я немножко лукавлю. Потому что за эти 12 лет я в своей семейной корпорации вместе с моей женой Галиной Аксеновой, тоже театральными человеком, но критиком и кино- и театральным специалистом, мы объездили весь шарик по много раз. И здесь, конечно, я понимаю, что совсем необходимо для актера быть подвижным, двигаться по свету. Это помогает, это наполняет чем-то таинственным легкие, мозги и все то, что составляет ее мистическую основу, ее метафизику. Иван Толстой: Актеры западные и российские. В чем, на ваш взгляд отличие? Вениамин Смехов: Актеры - это очень отзывчивые люди. Психически отзывчивые. Это люди, обязательно готовые на внешнее выражение быстрее, чем на внутреннее. Которые быстрее реагируют, чем думают. Что-то еще есть, и этого много, что нас роднит. Но более всего, вам будет понятно, если вы не по радио, а по телевидению или в жизни увидите компанию актеров, где есть чехи, французы, евреи, немцы, и так далее, и не увидите, кто есть кто. Они будут похожи. Похожи по реакциям, по смеху, по системе показа. Вот Бертольд Брехт придумал театр улиц, и это гениальное открытие, что каждый человек прекрасен как актер, потому что он или раз в день, или раз в неделю кому-то рассказывает: "Вот я сейчас ходил на улицу и там такой парень, и он такое мне сказал, а я ему говорю.. он мне:". Голосами, мимикой, жестами вы или кто-то другой, кто нас слышит, становится актером. Это прекрасное уличное актерство, ежедневное. Оно для Брехта и для Станиславского было основой психологической правды. Тем не менее, актеры, как профессионалы, если говорить негативно, то они переигрывают в жизни. Они слишком празднично себя ведут, если со стороны глядеть, они прикидываются, они продолжают играть в жизни. Этим они похожи сами на себя. Что касается разницы между группировками национальными, то тут я процитирую подругу свою, француженку, это был 72-й год, эта прекрасная женщина, специалистка по поэзии русского авангарда, попала на Таганку в Москве, а потом приехала в Ригу, были гастроли. И на этих гастролях случился день рождения кого-то из нас. Мы оказались в одной большой компании с Бланш, и там был и Высоцкий со своей девушкой, Леня Филатов со своей, Марина Неелова, тогда юная актриса кино, была со своим мужем-актером и еще кто-то. И на следующий день я спросил, как ей вчера было, а она говорит: "Очень интересно, но знаешь, какая разница? Вот я знаю хорошо французских актеров. Я знаю английских актеров. Знаешь, какая разница? Актеры похожи, а актрисы не похожи. Потому что актрисы все время взвинченные. А те актрисы, французские или английские, они сбрасывают с себя актерство, когда уходят в быт, в жизнь". Потом я это проверил за много лет, и мне это замечание показалось дельным. Правда, когда я вспоминаю, это мне это кажется невероятным. Там были такие актрисы, как Наталья Сайко, Марина Неелова, Алла Демидова. Я вижу их на сцене, я вижу их в жизни. Они все время подыгрывают, они продолжают быть актрисами. Я конечно, счастливый человек, и я незаслуженно счастлив тем, что происходит. Потому что в этом вполне уже умудренном возрасте я должен был сидеть и пенсионерствовать у себя на Таганке, где в соответствии с возрастом и со временем, конечно, не такие уж веселые дела. Во всяком случае, театральные новости начинаются и продолжаются другими уже наименованиями в Москве. Возвращения всегда желанны и с годами все более желанны. Даже если я уезжаю на два семестра куда-то, или я уезжаю на две постановки. У меня двойная цель путешествий в профессиональном отношении. Это или постановка оперы или драмы, или это курс в университете. Это счастье, что у меня есть возможность работать, узнавать новое и жить интересно. Главное наречие моей жизни - должно быть интересно. Я не оригинал, я понимаю. Но мне, как актеру, который прожил такую необычайную жизнь в таком, может быть, самом интересном театре Советского Союза, как Таганка 60-70-х годов, наверное, Господь мог меня и не награждать дальнейшими радостями. Но, тем не менее, что случилось, то случилось, я довольно много поездил. Это были постановки в Германии, Чехии, Голландии, Франции, Америке. И это были какие-то театральные курсы режиссерские или актерские, в основном, в разных университетах США. И сейчас я отсюда улетаю в Атланту, где буду ставить "Мастера и Маргариту", собственную версию этой пьесы на английском языке. Мне все желаннее возвращаться потому, что мне все интереснее соучаствовать. Когда я уезжал, то, что я имел, то, что мне предлагали, было менее интересно того, что мне предлагалось здесь. Но это и понятно. Я никогда бы, даже имея некоторый режиссерский ресурс или престиж на телевидении (я довольно много ставил, как режиссер), я никогда бы не мог мечтать о том, чтобы замахнуться на постановку оперного спектакля. Но, тем не менее, в Германии нашелся один сумасшедший гений, продюсер, который поверил, и я с нашим, может быть, лучшим художником театра, Давидом Боровским поставил спектакль "Любовь к трем апельсинам" в Аахене. Потом начались движения по Германии с этой оперой. Там же я поставил несколько драматических спектаклей. Сегодня, мне кажется, в Москве и в России театральная ситуация все более располагает к возвращению ценностей. Что я имею в виду? Еще 4 или 5 лет назад театральный бум, как его называли, означал бум среди зрителей. Зрители валом стали ходить в театры. То, что сегодня появились молодые лица на режиссерском небосклоне это, конечно, новость очень приятная. Сегодня изменилось многое, но все равно сидят неофиты театральные в зале, все равно они знают, чем кончится в "Вишневом саду" история с древесными опилками, куда это все денется, и кто там победит, но движение в сторону сцены, оно было обнадеживающим, а сегодня оно взаимное. То есть театр состоит из двух половинок, и сегодня сцена начинает учить зрительный зал. Можно вспомнить слова Александра Сергеевича, что публика диктует сценические дарования и сценические явления. Естественно, это взаимный процесс, это теплообмен, и публика была необученная, сегодня публика обучается, и сегодня я вижу очень много хороших театральных залов. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
