Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Поверх барьеровВениамин Иофе. Памяти историкаАвтор Татьяна ВольтскаяВедущий Иван Толстой Татьяна Вольтская: 20 апреля 2002 года петербургский "Мемориал" понес невосполнимую потерю. Умер его бессменный директор Вениамин Иофе. Умер от сердечного приступа на эскалаторе метро, только что вернувшись из Сыктывкара. Он возил туда выставку о советских и нацистских лагерях в мире двух диктатур. Вениамин Иофе родился в 1932 году в Уфе. Учился в ленинградской школе. В 1962 году окончил ленинградский Химико-Технологический Институт. С 1964 года - сторудник нелегального общественно-политического журнала "Колокол". Третий номер, для которого Иофе написал три статьи о перспективах политической производственной демократии в СССР, был конфискован. Сотрудники арестованы. 26 ноября 1965 года Иофе был приговорен к трем годам лагеря строгого режима за антисоветскую агитацию и пропаганду в составе группы "Союз коммунаров". Срок отбывал в мордовских лагерях. Сергей Хахаев - бывший политзаключенный, подельник Вениамина Иофе. Сергей Хахаев: Он мог отречься на следствии. Потому, что даже по тем временам, эти статьи не были криминальными. Они критиковали отдельные вещи. Ему надо было сказать, что он обожает советскую власть и проклинает этих негодяев, которые что-то против нее замышляли. Его мужество заключалось в том, что он этого не сделал. Он совершенно четко выбрал. Я приведу такой прекрасный факт. Во время следствия он изучил японский язык. ГБ было потрясено, что вместо того, чтобы дрожать мелкой дрожью и думать о том, как спасти свою шкуру, человек занимался японским языком. Это говорит о громадной воле, мужестве. Татьяна Вольтская: Основой дела был даже не "Колокол", но книга Сергея Хахаева и Валерия Ронкина "От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата". Владимир Гаенко тоже бывший член группы "Союз коммунаров". Владимир Гаенко: Наша книжка была не програмным документом, а изложением нашего видения событий, прогнозирования истории. Кстати, в ней в первый раз предсказывалась возможность войн между социалистическими государствами. Тогда еще не было конфликта между Вьетнамом и Китаем, между нами и Китаем. Там уже было сказано, что это будет. Татьяна Вольтская: Вы распространили 200 экземпляров этой книги, значит знали, что арест неизбежен. Вы сознательно шли на это? Владимир Гаенко: Шли. Да. Нельзя сказать, что мы так уж хотели туда попасть. Мы предпринимали все меры предосторожности, чтобы это случилось не сразу. Но как трезво мыслящие люди мы понимали, что КГБ - достаточно мощный аппарат, и что если мы выходим на людей и даем им книги с обратным адресом, то рано или поздно, мы попадемся. Татьяна Вольтская: Как вы решились на это? Ведь все вокруг молчали. Вы что, были какие-то другие люди? Владимир Гаенко: Нет. Единственное, может быть, что нас отличало немножко от большинства, - это свойство критически мыслить. А дальше срабатывала чисто парадоксальная вещь. Дело в том, что все члены этой группы были активными комсомольцами. Я был начальником штаба рейдовой бригады. Надо сказать, что вся эта группа была в рейдовой бригаде. Это была не помощь милиционерам, а это была своя собственная работа, попытка вести воспитательную работу. Мы беспризорниками занимались, дежурили в клубах "Большевичка", "10-тилетие Октября", в Мраморном Зале, где было засилье хулиганов. Потом участие на стройках, участие в работе на целине. Мы имели коммунистические убеждения тогда. Татьяна Вольтская: Когда эти убеждения изменились? Владимир Гаенко: В лагере, когда мы познакомились с мнением других людей. Татьяна Вольтская: Вениамин Иофе не был очень здоровым человеком. Еще в институте он брал академический отпуск из-за туберкулеза, потом прибавилась язва желудка. Сергей Хахаев считает, что три года в лагере стоили его товарищу многого. Сергей Хахаев: Сначала он попал на чугунное производство, где чугунная пыль. И при всем при том, когда он стал получать больничный паек, как больной человек, он делился со своими друзьями молоком, маслом. Потому что дружба для него была очень важна. Как всякому интеллектуально-развитому человеку, ему было необходимо одиночество. Но при этом ему была необходима компания. И он ради нее был готов на многое. Он работал в одной бригаде с Синявским. Они занимались тем, что сколачивали ящики, куда упаковывались металлические детали, которые производились. Не меньше, чем кандидатский стаж нужен, чтобы попасть в эту бригаду. Татьяна Вольтская: Видимо, Иофе-историк начал формироваться именно в лагерные годы. Сергей Хахаев: Он сразу понял, что лагерь представляет собой громадную ценность. Он может получить массу сведений о политических настроениях прошлого, настоящего, теперешнего. И он впитывал. Все эти три года он очень активно беседовал со всеми этими людьми. Украинскими и литовскими националистами. Он пытался узнать их судьбы, узнать их героев, проникнуться их идеологией. И, будучи очень контактным и очень интересным собеседником, он очень активно этим пользовался, чтобы собрать, как можно больше информации. И эти годы были для него не потерянными годами, а именно годами роста громадного. Владимир Гаенко: Большинство из нас не читали столько, сколько читали тогда в лагере. Потому что первое время было не запрещено присылать неограниченное количество бандеролей с книгами. Там проводились такие воскресные вечера. Собиралась группа, обычно была символическая кружка чифиря и, каждое воскресенье кто-нибудь из разных национальных групп делал доклад. По своей специальности каждый делал доклады. Но большинство там было литераторов. В частности, каждый из национальных групп делали доклады о своих писателях, художниках. Там было много поэтов. Был известный поэт Сквениикс. В какой-то из этих вечеров был сделан перевод стихотворения Райниса "Сосны" на 12 языков. Вот столько было национальностей в этом лагере! Там, кстати, была стенгазета, которая называлась "За дружбу народов". Татьяна Вольтская: Из книги Вениамина Иофе "Новые этюды об оптипизме". Диктор: Мы живем, постоянно ощущая за своей спиной дыхание ГУЛАГа. Вся наша жизнь насыщена его рудиментами, его обычаями, лексикой, этикой, ценностными установками. Выпестованные ГУЛАГом друзья народа направляют течение нашей жизни, и законы ГУЛАГа становятся законами жизни общества. Понять ГУЛАГ и его наследие - наша злободневная необходимость. Оказывается, каким бы тоталитарным государство себя не полагало, как бы не стесняло жизненное пространство человека, его тоталитароность - мнимая, потому что бесконечность мироздания открывается нам в любой точке, стоит только присмотреться повнимательнее. Татьяна Вольтская: После освобождения, Вениамин Иофе вернулся в Ленинград. Работал инженером. В 70-е - 80-е годы он занялся историей политической оппозиции в СССР. Историк, бывший политзаключенный Вячеслав Долинин. Вячеслав Долинин: Когда в 1976 году в нашем городе возник исторический альманах "Память", Иофе принял в нем участие. Он печатался в памяти под псевдонимами Песков и Рождественский. Татьяна Вольтская: Вениамин Иофе участвовал также в издании реферативного журнала самиздата "Сумма". В 1986 году официально предупрежден органами КГБ в связи с участием в работе "Российского Общественного Фонда помощи семьям политзаключенных". Уволен с работы. А потом началась перестройка. О Вениамине Иофе говорит председатель правления международного общества "Мемориал" Арсений Рогинский. Арсений Рогинский: Наступила совершенно новая эпоха, и он мгновенно понял, что его место - это "Мемориал", потому что "Мемориал" - это то, где понимается, что права человека - это корневая составляющая, то, что проходит через весь период истории, и без них не будет никакого счастливого завтра. Татьяна Вольтская: Из книги Вениамина Иофе "Новые этюды об оптимизме". Диктор: С самого начала существования советских органов безопастности, основная характерная для них черта, это провокация показательных политических дел для поднятия своего престижа. Сюда же относятся грубо фальсифицированные дела 80-х годов, когда органы стали проигрывать свою борьбу с независимой интеллигенцией, как идейно, так и технически, и перешли к силовому решению проблем, отказавшись от защиты партийной идеологии, ставшей незащитимой. Старая концепция безопастности оказалась разрушенной, появлению новой сопротивляется коллективный опыт и коллективная память КГБ. Татьяна Вольтская: Арсений Рогинский. Арсений Рогинский: Это была бесконечная, значительная личность. Подпольщик, автор програмных статей в подпольном журнале, статей о реформах, о том, какие реформы нужны этой стране, чтобы стать другой. Человек, который добывал разные важные книги на языках и старался их переводить. Интеллектуал, настоящий, большой, глубокий интеллектуал, что довольно большая редкость в диссидентском движении. Достаточно сказать, что Вениамини Викторович был первый, кто откуда-то достал, прочел и перевел Юнга и с наслаждением пересказывал его в нашей среде. И от него мы узнавали, что такое архетипы. Историк от Бога, он занимался недавним прошлым, совсем ближайшим прошлым. И это совершенно не случайно, что он занимался именно историей Сопротивления. Вячеслав Долинин: В "Мемориале" существует музей. И вот я помню, мы с Иофе оказались, это был 1992 год, на месте, где когда-то находилась политическая зона особого режима "Пермь 36". И вот в развалинах барака мы обошли все углы, мы искали что-нибудь из предметов, какие могут свидетельствовать об этом периоде. И нашли. Он нашел, в частности, таблички с фамилиями заключенных, которые прикреплялись к нарам. Сейчас эти таблички находятся в фондах нашего музея. Татьяна Вольтская: В первый раз я пришла в этот музей на открытие выставки "В мире двух диктатур". Кроме фотографий изможденных лиц лагерников, я помню один экспонат - тюремную дверь из Соловков. Когда Вениамин Иофе показывал ее мне, он касался ее рукой и сколько смысла было заключено в этом прикосновении! Вячеслав Долинин: Будучи на Соловках мы собирали эти материалы. Дверь в нашем музее есть с глазком - дверь от соловецкой тюрьмы. Эту дверь я на своей спине тащил с Соловков, и эта дверь, это настоящая тюремная дверь, за которой сидели заключенные 30-х. Татьяна Вольтская: Иофе был человеком незаурядным и в обыденной, и в повседневной жизни. Арсений Рогинский. Арсений Рогинский: Советчик. Это редкое сочетание интеллектуала и домашнего адвоката, потому что в Петербурге каждый, за кем охотились, каждый, кто пострадал, знал, что можно прийти, что есть такой человек, Вениамин Викторович Иофе (его уже тогда, молодым звали Вениамин Викторович, а не просто Веня), и он говорит, что надо делать. Что надо тебе делать завтра на собрании, когда тебя будут гнать с работы за то, что твой сын уехал в Израиль. Или, как тебе надо вести себя в КГБ, куда тебя вызвали, или ты чувствуешь, что тебя вызовут на допрос в ближайшие дни. Или, что делать тебе на собрании трудового коллектива, который будет тебя осуждать за то, что у тебя дома провели какой-то идиотский обыск. Или, как тебя себя вести, если тебя выгнали с работы. Он давал удивительно не банальные и неординарные советы. Не то, чтобы веди себя героически. Потому, что существовала такая модель героическая - я с вами разговаривать не буду. Но не каждый к ней внутренне склонен или готов. И дело не в том, что человек трусит. Просто любые модели не годятся, если вы их кладете на нормального, обычного человека. А Веня как-то одним глазом умел оценить и давал те советы, которые почему-то оказывались наиболее эффективными. Через его дом многие десятки прошли во второй половине 70-х. Татьяна Вольтская: Такая деятельность советчика была не безопасной и не лишенной горечи, связанной с предательством. Арсений Рогинский: Его портрет показывали по телевизору и один из молодых людей, которому он довольно активно помогал, обличал его с экрана телевизора, уже посаженный и доведенный до отчаяния в заключении, в 1982 году. То есть он испытал такое прямое предательство, со стороны человека, который был гостем его дома, и которому он много помогал. Татьяна Вольтская: Работа в "Мемориале" была многосторонней. Иофе был создателем исследовательского центра петербургского "Мемориала", написал десятки блестящих статей, сделал сотни блестящих докладов, много важных открытий. Именно он, в результате огромных усилий нашел место, где захоронены тысячи расстрелянных заключенных в Соловках. Место тайно скрывалось в течение десятилетий. Не только место, но и обстоятельства этого страшного расстрела. Воруч Сандармух в Карелии, куда их вывезли. Он искал эти места захоронения потому, что он всегда говорил, что у каждого человека есть право на отдельную могилу. Это же удивительно простая мысль, но все десятилетия советской истории ровно ей противопоставлены. Татьяна Вольтская: Благодаря усилиям Вениамина Иофе появилась книга "Тяжелые слова" о судьбах восточных рабочих, угнанных на принудительные работы в Германию. Именно Иофе не только разыскал людей на чью долю выпало это испытание, собрал мемуары, а во многих случаях, буквально, заставил их написать. И этим воспоминаниям нет цены. Из книги "Тяжелые слова" воспоминания Антонины Чистовой. Диктор: В Германию везли в телячих вагонах. Привезли нас под Берлин. Лагерь находился на реке Шпрее. Обнесен колючей проволокой. Через дорогу - другой лагерь, там находились пленные итальянцы. Меня определили работать на завод, который выпускал танки. Я работала на конвеере. Со мной вместе еще 4 человека - два француза, итальянец и девушка из Полтавы. Один из французов был Ив Монтан. В обед на завод привозили баланду. Неочищенная картошка была пропущена через мясорубку и сварена. Вот такой клейстер мы ели. Татьяна Вольтская: В издании книги принимали участие две стороны - российская и немецкая. Так же, как и в создании выставки "В мире двух диктатур". Господин Шенинг, генеральный консул Германии в Петербурге. Шенинг: Полтора года тому назад я познакомился с господином Иофе. Я чувствовал, что он человек, который страдал, но который не сдался, который хотел, чтобы опыт его жизни был полезен и для молодого поколения. Он - удивительный человек. Я думаю, что и в Германии, и в России есть люди, которые помнят эти стороны нашей общей жизни в 20 веке, и это не только дело старых, но и молодых людей. И я думаю, что это повод для надежды, чтобы были эти люди, которые понимали бы, что демократия и права человека не существуют сами собой, что за это надо бороться. Я думаю, что это наследие именно господина Иофе. Он это очень хорошо понимал. Татьяна Вольтская: Вениамин Иофе был членом правления международного "Мемориала". Арсений Рогинский. Арсений Рогинский: "Мемориалу" без него прежним уже не быть потому, что кто-то должен иметь интеллектуальную смелость (политической смелости теперь не надо) в среде, в общем, довольно не глупых и профессиональных людей, отстаивать совершенно дуругую, неожиданную и не банальную точку зрения. Это ведь высшая смелость. Петербург потерял одного из самых ярких и блестящих петербуржцев второй половины века, а мы все потеряли друга. Татьяна Вольтская: Когда читаешь статьи Вениамина Иофе, читаешь его выступления, становится ясно, что этот человек не имел никаких иллюзий, понимал абсолютно все. Из книги "Новые этюды об оптимизме". Диктор: Ни государство национальной воли после Освенцима, ни государство либеральной демократии, после опыта Хиросимы, ни государство социальной справедливости после опыта ГУЛАГа и Колымы, не смогут убедить кого-либо в том, что убийство безвинного человека недопустимо. Потому, что они сами стояли у истоков этой традиции. Жизни приходится защищаться самой. Поэтому, сегодня задача выглядит просто и одновременно сложно. Сквозь плюрализм, играющих на поверхности политических сил, конфессий, юрисдикций, увидеть противостояние двух главных партий - партии жизни и партии смерти - и сделать свой выбор, если мы не хотим лишиться жизни будущего века. Татьяна Вольтская: Несмотря на эту печальную ясность от Вениамина Иофе веяло не мраком, а радосттью. Может быть, она проистекала от сознания, что он каждую минуту делает то, что должен делать. Вячеслав Долинин. Вячеслав Долинин: Это человек удивительного оптимизма. Однажды он сказал: "Вот сегодня 5 марта и все помнят, что это день смерти Сталина. А то, что в этот день умер Прокофьев, как-то забыли. Мы доживем, наконец, до времени, когда все будут помнить, что 5 марта это день смерти Прокофьева, а что это день смерти Сталина, будет уже просто чем-то второстепенным? Просто сместятся занчения персон. Что такое Сталин? Это зло. А что такое Прокофьев? Это творчество, это свет. А Сталин - это деструкция". Татьяна Вольтская: У меня тоже есть надежда, что рано или поздно все антигерои, вертухаи, доносчики, палачи, которыми, просто по долгу историка, приходилось заниматься Вениамину Иофе, сгинут без следа, а его имя останется в нашей памяти. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
