Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Поверх барьеровКрейцерова сонатаАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Александр Генис: В целом, американцы не любят городов. И их можно понять. Для многих американцев город - опасное, нездоровое место, да пожалуй, и ненужное. Поэтому в Америке почти нет городов в европейском смысле. Какой-нибудь Мэйплвуд или Спрингфилд - всего лишь почтовый адрес. Это место, где живут люди, где все устроено для удобства, но не более того. В этом самом Мэйплвуде можно найти покой, душевное равновесие, особую поэзию, даже буколическую романтику. Нет тут только города. Город - штучный товар. Он невозможен без индивидуальности. Город возникает только тогда, когда он создает неповторимую атмосферу. Город как живое существо, он ограничен, всеобъемлющ, непредсказуем. Его черты нельзя перечислить, его нельзя свести к формуле. Американцы редко любят свои города. И те мстят за это неухоженностью, преступностью и эстетическим безобразием. Когда четверть века назад я приехал в Америку, в газетах почти всерьез обсуждался план разбомбить трущобы Южного Бронкса и переселить их обитателей в социально здоровые пригороды. Такие градостроительные операции при помощи самолетов "Б-52" вписывались в общий пессимистический контекст. Считалась, что американские города доживают свое, ибо все, кто может себе это позволить, рано или поздно сбегут на природу. Американцы по-прежнему относятся подозрительно к городской жизни. По-прежнему самая короткая формулировка американской мечты - свой дом в пригороде. Но хоронить американские города еще рано. Напротив, многие из них в последние 10 лет переживают неожиданный для всех Ренессанс. Причины такой перемены к лучшему многочисленны, но одна из них все настойчивее претендует на главную: это - терпимость. Подробно этот тезис разъяснил в своей влиятельной книге специалист по урбанизму Роберт Флорида. В центре его главной монографии - идея о новом творческом классе, который приносит экономическое и социальное благополучие американским городам. К этому классу относятся все представители свободных профессий - журналисты, ученые, врачи, юристы, писатели, программисты, музыканты, художники, включая и разнокалиберную богему. То есть, все те, кто зарабатывает на жизнь не руками, а головой, те, кто способен творить. Вся современная экономика зависит от их усилий. То, что идет на пользу этому классу, - говорит Флорида, - полезно и Америке. В первую очередь - ее городам. Число горожан, занятых интеллектуальным трудом, выросло в 10 раз за последние 100 лет, и вдвое за последние 10 лет. Зависимость тут простая: чем выше средний коэффициент интеллекта обитателей города, тем больше он процветает. На первом месте по этому показателю в сегодняшней Америке стоит Сан-Франциско. И совершенно не случайно знаменитая "силиконовая долина" расположилась неподалеку от этого "умного" города. Вот тут-то и начинается самое интересное. Что нужно для того, чтобы город привлек нужные ему группы населения? Роберт Флорида отвечает совершенно ясно: нужна терпимость, готовность принять чужой образ жизни без возмущения и протеста, умение ужиться, способность уважать право каждого быть другим, непохожим. Ну а как оценить уровень терпимости? По тому, как город относится к альтернативному образу жизни, к сексуальным меньшинствам. Это не значит, что именно гомосексуалисты приносят городу преуспеяние. Это значит, что там, где себя комфортабельно чувствует гомосексуальные общины, там хорошо и всем остальным. Неразрывно связанная с творческой атмосферой терпимость становится решающим экономическим фактором, попросту говоря, терпимость выгодна, она приносит прибыль. О том, что эта теория набирает вес в муниципальных кругах, говорит тот факт, что ее автор, Роберт Флорида, постоянно разъезжает по стране, давая консультации мэрам тех городов, которые торопятся включиться в процесс городского Ренессанса. Вот обо всем этом мы и попросили рассказать в сегодняшней передаче профессора Питтсбургского университета Роберта Флориду. С ним беседует Владимир Морозов. Владимир Морозов: Профессор Флорида, мэры разных городов постоянно приглашают вас в качестве эксперта по региональному экономическому развитию. Что вы им советуете, в первую очередь? Роберт Флорида: Основное - научиться привлекать талантливых, творческих людей. Для этого надо сделать город более уютным. В нем должны быть районы, напоминающие нью-йоркский Гринвич-Вилледж. Маленькие кафе, ресторанчики, скверы. Все это создает богатую уличную жизнь. В таких условиях уютно чувствует себя богема и художественная и богема техническая, то есть компьютерщики, программисты, которые предпочитают работать дома, лежа с лэптопом на диване, и на работу ходят не в костюмах, а в майках. Если вы мне не верите, говорю я мэрам, то опросите молодежь, семейных, холостых - все категории населения. Я занимался этим наряду с изучением статистики. Владимир Морозов: Ваш подход несколько отличается от обычной тактики привлечения бизнеса... Роберт Флорида: Раньше считалось, что для привлечения новых предприятий и организаций, достаточно обеспечить быстрый рост дорог, телефонных сетей, настроить стадионов на десятки тысяч зрителей. Затем шло превращение центра города в торговый центр. Все это - пустая трата денег. Представьте, в Нью-Йорке на кампусе Нью-йоркского университета был бы огромный стадион. Удобно это было бы только для спортсменов и зрителей. Сейчас там парк. В одном месте на разграфленных столиках играют в шахматы, в другом жонглер показывает фокусы, в третьем молодежь просто валяется на траве и загорает, болтовня, флирт на тихих аллеях сидят отличники с учебниками и бабушки с внуками. Есть там и скверики, куда забредают музыканты и люди, чтобы их послушать. Владимир Морозов: Профессор, что, по-вашему, является основой быстрого экономического роста регионов? Роберт Флорида: Прежде считалось, что главные условия - это земля, плодородная почва, доступ к транспортным средствам, капитал и так далее. При этом обычно забывали, что успех создают интеллект, изобретательность и знания людей. Успех компании, города, штата, страны в значительной степени определяется их способностью привлечь талантливых людей. Конечно, и до меня эксперты говорили, что экономический рост зависит от инвестиций в передовую технику и технологию и от творческих людей, которые эту технику создают. Я предложил принимать в расчет не только специалистов, создателей техники, но и творческих людей вообще. Владимир Морозов: Количество капитала, площадь и плодородие земли - легко измерить. Как измерить степень творчества? Роберт Флорида: Есть несколько методов измерения творческого потенциала. Классический общий показатель, который используют во многих исследованиях, это процент людей с высшим образованием. Я предпочитаю другую категорию - творческий класс, то есть не всех людей с высшим образованием, а тех, кто в своей сфере занят творческим трудом. Если вы работаете в сфере высоких технологий, если вы ученый, инженер, проектировщик, актер, поэт, писатель, сценарист, журналист, то вы относитесь к творческому классу. Сюда же я причисляю людей, работающих в сфере юриспруденции, здравоохранения, финансов. Все это - творческий капитал общества. Сегодня в США 38 миллионов таких людей. Это 30 процентов занятых в экономики страны, то есть, их больше, чем рабочих. Владимир Морозов: Что означает и как измерить другой ваш индекс - уровень терпимости? Роберт Флорида: Есть много способов измерения терпимости. Один из них - так называемый индекс "плавильного котла", то есть процент людей, родившихся за границей. Есть расовые индексы - доля людей других рас. Я и группа моих коллег учитываем еще и "гомосексуальный индекс", то есть процент людей с альтернативным образом жизни. "Индекс геев" изобрел не я, хотя я его широко использую. "Индекс геев" первым предложил бывший студент нашего университета Гэри Гейтс. Сейчас он работает в Вашингтоне. Это, вероятно, самый известный американский ученый, занимающийся демографией общин гомосексуалистов. Мне довелось сотрудничать с ним и его коллегами. И в наших исследованиях мы широко использовали индекс геев и другие индексы, чтобы изучить их влияние на экономический рост. Что значит, если поселок, район, город терпимо относятся к гомосексуалистам, позволяют им прижиться, пустить корни и принимать активное участие в жизни общины? Это значит, что в этом регионе легко прижиться и другим людям, не похожим на обыкновенных средних американцев, - белым, черным, латино-американцам, выходцам из Азии, Европы, Индии, России и других мест. Терпимость - важное условие экономического роста. В городе Питтсбурге, где я живу, хватает и талантов и технологии, но не на высоте терпимость. То же самое в городе Рочестер, штат Нью-Йорк. Там расположены такие известные фирмы, как Кодак и Ксерокс. Но там невысока терпимость и не слишком уютно чувствуют себя гомосексуалисты, богема. Поэтому там нет быстрого экономического роста. И напротив, быстро развиваются такие города, как Сан-Франциско, Бостон, Сиэттл, Чикаго или Нью-Йорк, где в наличии все три "Ти" - технология, талант, терпимость. Александр Генис: Ну а теперь, как мы часто поступаем в этих передачах, я хочу приложить все вышесказанное к своему опыту, поделившись впечатлениями о поездке в Провинстаун - массачусетский город-курорт, знаменитый на всю Америку своей гомосексуальной общиной. Все человеческое в Америке жмется к Востоку, а бесчеловечное - к Западу. Там уже если каньон, то гранд, вместо оперы. Восточное побережье более прирученное, чем дольше топчется белый человек по Америке, тем больше она напоминает ему дом. Кочуя по ней, я добрался до того места, где все это началось туманным утром 20 ноября 1620 года. Здесь, у северной оконечности мыса, который будет назван Тресковым, в заливе, около которого вырастит Провинстаун, пассажиры корабля Мэйфлауер впервые вступили на землю континента, который уже назывался Америкой. На бесплодном клочке чужой земли пилигримы нашли громадные дюны, суровое море, туманы, которые в жаркие дни заменяют тень и жалкую растительность, прозванную травой бедных, потому что она растет даже там, где не выживает любая другая флора. Все, однако, зависит от точки зрения. Безжизненный берег оказался превосходным пляжем. Бурное море пригодилось, чтобы кататься на досках в волнах прилива. А знаменитые дюны стали неиссякаемым источником романтических переживаний и излюбленным местом прогулок. Теперь вся северная часть мыса, а это километров 50, - заповедная пустыня с оазисом в виде Провинстауна. В сущности, это рыбацкий поселок с кривыми улочками. По ним, если и ездят, то лишь на велосипедах. Это поседевшие от ветра домики, окна которых всегда выходят на море. Это скромные ресторанчики, меню которых определяет сегодняшний улов. Это изобилие песка, норовящего превратить город в одну из тех дюн, которыми славен местный пляж. Генри Торо, знавший и любивший эти места, писал, что как-то сторож оставил неплотно закрытыми школьные двери, а после летних каникул оказалось, что здание забито песком до самой крыши. На первый взгляд, город напоминает сдавшуюся погоде беломорскую деревню. Застенчивую элегантность Провинстауна определяет та нежная гамма упадка, что не терпит ничего кричащего, кроме чаек. Даже туристский бум, сделавший городок модным летним курортом, не стер с него изысканной богемный флер, чем, в частности, выражается отношение книжных магазинов с Мак Дональдсами. Первых - с полдюжины, вторых - нет вовсе. Однако знаменитым Провинстаун делает его экстравагантное население. Потомственные португальские рыбаки, художники-реалисты, охотящиеся за люминесцирующим пейзажем, писатели, считающие, что им поможет весьма относительное одиночество. Но, предже всего, сторонники однополой любви обоего пола. Если Провинстаун и не тянет на гомосексуальную столицу Америки, то только потому, что он предпочитает быть ее голубой провинцией. Ясно, что приежзать сюда с женой бестактно, как в Тулу со своим кофейником. Но все равно это делаю, чтобы кто чего не подумал. Хотя я понимаю, что опасения мои преувеличены. Где тебе, - говорит та же жена по тому же поводу. У дам, гомосексуалисты славятся вкусом и умением беспрекословно ходить по магазинам. С мужчинами сложнее. С одной стороны, гомосексуальная часть Америки разделяет со мной все увлечения, кроме главного. По эту сторону океана никто лучше не разбирается в кулинарии, путешествиях или театре. С другой стороны, гомосексуалисты будят во мне непреодолимое чувство вины за то, что я говорю "они". Сам ведь я не люблю, когда мне, пусть даже с самыми лучшими намерениями, вспоминают, что я еврей или русский. Я предпочитаю, чтобы меня узнавали не по национальности, а по имени и считали за человека ни на кого не похожего, отвечающего только за свои грехи. Я не боюсь гомосексуалистов. Я боюсь их обидеть. Но и это, как всякое обобщение, форма расизма. И не знаю, как от нее избавиться, потому что гомосексуализм играет непомерную роль в обычной американской жизни, никак ее при этом не задевая. В конце концов, гомосексуалисты составляют не больше 2-3 процентов страны. Меньше в Америке только атеистов. И все же, однополая любовь вынуждает нас определить свое отношение к страсти, до которой нам нет никакого дела. Глядя на знакомых, вы же не думаете о том, что они делают в спальне. Получается, что наша любовь личное дело, а их - нет. Дело в том, что они другие. Самим своим существованием они бросают вызов остальным. Их инакость - цена, заплаченная за освобождение. Мы - рабы безразличной природы, которая равнодушно гонит свои программы через поколения. Исчерпывая нашу роль эстафетой, она не потрудилась указать цель. Только направление. Разоблачая природу, Шопенгауэр говорил: "Если мы не видим в жизни смысла, то он не откроется и нашим детям". У него их, впрочем, и не было. Толстой, чувствуя, что нас загнали в ловушку в "Крейцеровой сонате", предложил прекратить деторождение, завершив собою историю. Уступая гениям в радикализме, гомосексуализм не желая расписываться за все человечество, позволяет его малой части игнорировать биологическую природу будущего, заменив его пристальным вниманием к настоящему. Возможно, отсюда повышенная плотность культуры, которой отмечены голубые районы Нью-Йорка и Сан-Франциско. Там, где искусство не конкурирует с природой, оно живет само по себе, рождая не столько красоту - она может быть вульгарной, как Рубенс, сколько капризную утонченность стерильную игру форм, декадентскую бестелесность. Всего этого вы вправе ждать от Провинстауна, но как бы не так. В остальной Америке ущемленное меньшинство, понимая, что мы всегда о нем помним, черпает силу и бодрость, чтобы считать обиды, лелея изгойство. В Провинстауне доска переворачивается. Дурачась и кривляясь, отпущенный на волю город жизнерадостно демонстрирует свою половую ориентацию. Здешние бестселлеры - Сафо и Кавафис. Кабаре забиты пикантно разодетыми трансвести. Магазины предлагают непривычную сексуальную параферналию. Местный, кстати, очень неплохой театр ставит одного Уайльда. И все же, Провинстаун не считает тебя чужим и лишним. Он не смотрит свысока или искоса. Не задавая вопросов, он относится к тебе с молчаливой терпимостью, от которой невольно ежишься, понимая, как трудно быть другим. Мне довелось в этом убедиться, когда, переночевав в тихом семейном отеле с томным названием "Эллада", я вышел в кафе за газетой. В ранний час посетителей было немного, но те, что были, производили неизгладимое впечатление. Один, с лицом профессора, сидел на высоком стуле, скрестив обтянутые ажурными чулками волосатые ноги. Другой красовался в кожаной юбке. Хозяин обходился плавками и париком под Анжелу Дэвис. Стараясь глядеть прямо перед собой, я заказал кофе и прислушался к беседе. Речь шла о бирже, политике и бейсболе. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
