Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
ПереводчикиАвтор программы Ирина КолесниковаВедущий Игорь Померанцев Ирина Колесникова: Считается, что переводчик хорош, когда он незаметен, когда он растворился в авторе, когда он часами напролет может без устали переводить чужие мысли; и что переводчик, в сущности, это тот, кто способен на самопожертвование, добровольный отказ от собственного "я". Но есть и другой образ, подсказанный самими переводчиками: люди-мосты. Петр Рыхло: Представьте себе, что переводов нет. И мы ничего не знаем: не знаем трагедий Шекспира, романа Сервантеса, "Божественной комедии" Данте. Всё это стало доступно только благодаря переводам. Насколько беднее выглядел бы наш мир, каждая национальная культура, русская, украинская, любая, если бы не было перевода. Надежда Неволина: Не далее как на той неделе я прочитала интервью с Михаилом Задорновым, замечательным артистом, сатириком. Он говорит: сейчас я перевожу с английского, заодно и подучу язык. Конечно, Задорнов, скорее всего, сказал это с юмором. Но если там есть хоть доля серьёза, тогда это, конечно, страшно. Люди относятся к переводческой практике, к переводческому ремеслу, общество в целом, как-то походя, то есть это нечто даже не вторичное, а Бог весть какое. Роль второго плана, а, может, и третьего. Роль незаметного соучастника, сотрудника в этом процессе, меня не ущемляет, более того, я стремлюсь как можно меньше быть заметной. И мне очень близко высказывание теоретика-переводчика Владимира Россельса, что перевод - это высшая форма сопереживания. А второе, если уже говорить о самом важном свойстве, качестве переводчика, - то я бы назвала совестливость, то есть это глас Божий в душе человека. То есть он должен быть очень-очень порядочным человеком. Потому что в тот момент, когда ты один на один с автором, есть соблазн попытаться выразить себя. Марк Белорусец: Я думаю, что это прежде всего вопрос любви, вопрос личного отношения к автору. Первая интенция переводчика, для меня, во всяком случае, - я прочел, я потрясен, я хочу об этом рассказать. Ирина Колесникова: А как обстоят дела с самолюбием? Вы, как переводчик, вы все-таки остаетесь в тени автора. Марк Белорусец: Нельзя же сказать, что переводчик это человек без самолюбия, это было бы, наверное, лицемерием. Переводчик должен быть, меня так учили, я так сам думаю, должен быть чистым стеклом. Самолюбие только в том (но это совсем немало), что я рассказал об этом авторе, через меня его узнают. Перевод - это всегда преодоление материала. Нужно пройти какой-то путь, разделяющий тебя с оригиналом. Ты должен его пройти сам, и этот путь, как правило, очень трудный. Редко когда стихотворение открывается сразу. Сейчас я перевожу стихотворение одной австрийской поэтессы. Оно начинается с образа, который меня очень волнует: вопрошающий ангел, ангел вопросов. Но вот дальше там идет целый ряд прекрасных образов, они легки в оригинале, они воздушны. И как только я пытаюсь даже карандашом записать их по-русски, даже почти не нажимая, они становятся тяжелыми, вязкими, не теми, чужими всей ткани оригинала. Что же делать? Я не знаю. Я пытаюсь, я откладываю, отбрасываю, может, в конце концов, заброшу совсем, но пока я пытаюсь. Ирина Колесникова: То есть это творчество? Марк Белорусец: Это случайность, это удачливость - повезло. Потому что очень часто не удается. А иногда еще хуже: тебе показалось, что тебе удалось, но это только тебе показалось, больше никому так не кажется. Петр Рыхло: Гете говорил, что для того, чтобы понять поэта нужно поехать в его страну. Я последнее время перевожу много писателей, которые вышли из Буковины или из Галиции. И ключ к ним я нахожу на пути ментальном. Они выросли и сформировались на той же земле, где живу я, скажем, на Буковине, в Черновцах, в той же атмосфере монокультурной, многоязыковой. Когда Роза Ауслендер в одном из стихотворений говорит, что рыба карп молчала в Черновцах на пяти языках, то этим она, рыба, говорит больше, чем если бы она говорила. Скажем, украинец понимал слова какие-то еврейские. В буковинском немецком языке встречаются украинские слова, такие как "перекинчик": тот, кто перекинулся на чужую сторону. Люди, которые шли из Сад-Горы, это был еврейский город, хасидский, так вот они, входя в город, хотели выглядеть цивилизованными. Поэтому под мостом через Прут, который отделяет Черновцы от Сад-Горы, они переодевались в европейскую одежду, а украинские крестьяне одевались во что-то нейтральное, фабричную одежду, и вот их называли "перекинчиками". Ирина Колесникова: Положение переводчика несколько двусмысленно, двойственно - свой среди чужих, чужой среди своих. Японский - очень далёкий язык. Скажите, пожалуйста, какая из сторон вас принимала больше за своего, а какая считала чужим? Борис Карповский: Японская принимала за своего, а свои за чужого. Особенно это чувствуется в Киеве. Закончив Институт Восточных Языков при МГУ, я как отличник имел право выбора и, несмотря на предложения остаться в Москве, я все-таки выбрал Дальний Восток, ближе к Японии, ближе к японцам, ближе к языку, чтобы теорию закрепить на практике. Попал в Петропавловск-Камчатский. Работа началась буквально в декабре, потому что это Курилы; японцы, естественно, ловят рыбу круглый год. На одном судне слушаю японцев - все понятно, на другом судне слушаю - все понятно, рта не открываю. Потом японцы говорят, что за молчун сидит? Говорят они между собой по-японски. Думаю: да, неловкая ситуация, надо начинать работать. Они спросили на немецком, говорю ли я на немецком. Я ответил, что говорю, но плохо. Тогда они на английском - тот же самый вопрос. На том же английском я им отвечаю, что да, владею. Но давайте лучше говорить на нашем родном японском. Они тут засмеялись как дети, в восторге хлопали в ладоши, аж под стол лезли от смеха. Поэтому, когда я, кстати, попал впервые к японцам и заговорил, первые вопросы их были: а много лет вы жили в Японии? Я говорю: я не жил в Японии. Я видел по их глазам, что они не могли поверить в это. Снова говорят: а сколько лет вы жили в Японии? Да не жил я в Японии. Откуда же у вас токийский диалект? Вы же говорите как житель Токио. Это было приятно услышать, значит, учителя были достойные. Потом они стали гадать про себя - кто же я, все-таки не похож на русского. Наверное, грек, да нет - турок или португалец. Все пересчитали. И вдруг их капитан говорит: да посмотрите на него внимательно, да это же типичный японец нашего юга - это тюсю, либо сикоко. Марк Белорусец: Очень трудно переводить с близких языков. Потому что отсутствует дистанция. И многие понятия, которые кажутся родственными, на самом деле означают очень разные вещи. С немецким языком дело обстоит совсем неплохо, учитывая многовековую традицию переводов. Возможны точные рифмы, точный размер, точный метр. Конечно, другой настрой, другая грамматика. Но ведь видение поэтическое, образы мира, в слове явленные, для немецкой поэзии и для русской поэзии - это, в общем-то, в самом высоком смысле - одно и то же Ирина Колесникова: Мне кажется, в переводе, в самом процессе перевода присутствует театральный элемент, элемент перевоплощения. В какой степени вы перевоплощаетесь в автора, которого вы переводите? Петр Рыхло: Есть поэты трудные для перевода. Вот Пауль Целан принадлежит к очень трудным поэтам. Можно знать все слова, которыми написаны стихотворения Целана, но сложить их вместе - не так просто. Непонятно, что он хочет этим сказать. И вот здесь очень важно знать досконально творчество поэта, знать его биографию, знать его жизнь. Не всегда можно интерпретировать правильно, можно пойти по ложному пути, и это тоже перевод, который, может быть, имеет право на существование, потому что это точка зрения переводчика. Но ведь перевод никогда не бывает истиной в последней инстанции. И перевод - это такое явление в искусстве, которое по своей природе должно иметь множественный смысл. Поэтому хороших поэтов переводят много переводчиков. Марк Белорусец: Очень важно не ошибиться в реалиях. И когда очень многие переводили у Целана "Айхорн" как "единорог" - а это всего лишь была фамилия друга Целана - никто не знал, что это реалия. Можно себе представить нечто обратное. Знаменитые стихи Пушкина "Но, сам признайся, то ли дело глаза Олениной моей!" какой-нибудь французский переводчик переведёт: "... то ли дело глаза прекрасной оленихи". Я говорил с австрийским поэтом Шуттингом, я спросил его: слушай, вот там у тебя звезды, небо, столкновения, сочетания, можно сказать, звездной шелухи или Млечный путь, как бы исходящий из Руфи, это метафора? В ответ на это он отодвинул занавеску на окне, это был вечер, и сказал: посмотри, разве это не так? В прямом смысле это ничего не дает, но в каком-то ином измерении он мне очень помог. Надежда Неволина: Перевод у проктолога - можете себе представить? Я прихожу к проктологу с пациентом-иностранкой, а проктолог мне предлагает заглянуть в зонд, во внутренний мир этого пациента. Как вы думаете, должны быть какие-то устои незыблемые для того, чтобы этого не сделать? Он за ширмой обследовал больную, а я пришла с больной как доверенное лицо, как переводчик, то есть меня вообще отождествляют с больным, видимо. Ирина Колесникова: У переводчиков есть свои профессиональные болезни? Надежда Неволина: Есть. Язва желудка. Потому что переводчику приходится очень часто не есть, волноваться, ты не успеваешь по надобности сходить, это все житейские вещи. То есть тебя просто не отпускают, особенно когда переводчица - молодая женщина и к ней относятся более-менее с симпатией и, главное, с сочувствием. Она целый день 12 часов говорит, и всем хорошо, и никто не думает о том, как там ей. Правда, находится обязательно в коллективе, если большой коллектив, кто-то сердобольный, который говорит: Боже мой, Боже мой, посмотрите, она не поела или она не отдохнула. Давайте мы все замолчим. Молчат они ровно полсекунды. Некоторые переводчики очень обижаются, что их сажают не за столом, а за тем, кого ты будешь переводить. Я считаю, это очень правильно, в этом нет никакой дискриминации, это моя роль. Бережков вспоминает, что когда он взял рыбу в рот, Сталин начал говорить, и тогда Сталин ему сказал: "Вы сюда не жрать пришли". Он запомнил это на всю жизнь. Устным переводчиком, я бы сказала, надо быть, как и балерине, недолго: лет до 30-35-ти. Потому что потом ты накапливаешь такую массу собственного багажа, что быть устным переводчиком и достаточно объективным, и достаточно толерантным - очень трудно. Потому что ты переводишь везде и переводишь мысли, далекие от твоих собственных. Профессионализм заставляет тебя быть корректным, но это очень трудно переживается самим тобою как личностью. Это настолько бывает тяжко, когда ты соприкасаешься с банальностью, граничащей с пошлостью. Такие вещи тоже бывают. Борис Карповский, переводчик, преподает немецкий язык в киевском Лицее международных отношений: Японцы - те же люди, что и другие. Если говорят - маска на лице, скрытое настроение. Да, пытаются держать такую маску, как обычно и наши дипломаты, бывает маска официоза. Но исчезает эта маска, как только кончается официальная часть. Петр Рыхло, переводчик, доцент Кафедры теории литературы и зарубежной литературы Черновицкого национального университета. Одной их самых главных проблем творчества Целана была проблема языка. Это, может быть, было связано с тем, что он писал по-немецки, и немецкий язык, который был для него родным, стал для него языком убийц. Он пытался уходить в поздних своих сборниках от сферы человеческих взаимоотношений, связей - в сферу неорганическую, в сферу минералов, камней, каких-то природных стихий. Ту сферу, которую он называл "песни, которые можно петь по ту сторону людей". Встретил я там одно слово: ни в одном немецком словаре этого слова нет. Я перевернул все латинские словари, но этого слова тоже не обнаружил. И вот иногда как много значит случай в практике переводчика. Я был в Вене в Национальной библиотеке, я уже, собственно, уходил из библиотеки, перевернул все возможные словари и ничего не обнаружил, но уходя уже, увидел в вестибюле библиотеки выставку. И вдруг каким-то боковым зрением ухватил вот это слово на рисунке. Я посмотрел и увидел, что стрелочка ведет к бабочке, к мотыльку. И по другим названиям на этом рисунке я понял, что это самое слово - греческое. И когда я поднял греческие словари, я это слово нашел - это одна из разновидностей бабочек. Марк Белорусец, переводчик австрийской и немецкой поэзии и прозы: Каждый раз ты благополучно приходишь к выводу, что ты плохо знаешь немецкий язык. Причина в том, что большой поэт работает на пределе языка, он использует его максимально, на то он и поэт. Он все время расширяет возможности своего языка. И ты должен за ним тянуться, ты все время должен его догонять. Конечно, есть великие переводчики. Вот говорят - перевод конгениальный. Мне это плохо понятно, потому что, скажем, когда Пастернак переводит, он создает свое стихотворение, своими средствами на тему этого поэта, равновеликое ему. В этом смысле это конгениально. Но в переводе переводчик, мне кажется, все время бежит вслед, следом за поэтом, пытаясь рассмотреть и рассказать о тех следах, которые поэт оставил. Надежда Неволина: В Армении 1600 лет подряд празднуется День переводчика во второе воскресенье октября. Первой книгой, которая была переведена еще в дохристианское время, была Библия. Роль переводчика и перевода настолько колоссальна была и настолько важна, что ее иногда запрещали, а одного переводчика - я точно знаю - казнили. В Париже в 16-м веке был казнен переводчик за то, что он перевел на французский язык Платона, где говорилось о бессмертии души. Инквизиция ему этого не простила. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
