Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Рождение поп - культурыАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Массовую культуру можно презирать, любить или ненавидеть, но как бы вы к ней ни относились, она не может не поразить одним - своей универсальностью. Как Чарли Чаплин умудрялся смешить дикарей Полинезии? Что говорят бразильские сериалы Тамбовщине? Почему в Монголии, где и моря-то нет, затая дыхание, смотрят «Титаник»? Эти и мириады подобных им вопросов волнуют всех без исключения, потому что от массовой культуры спасу нет. На то она и массовая, чтобы, опустившись до каждого, стать наименьшим знаменателем современного искусства. Это вовсе не должно звучать осуждающе, ибо то же место - на дне коллективного сознания - в традиционном обществе занимал миф. С ним у массового искусства так много общего, что каждый раз, когда культурологи берутся за анализ поп-культуры, они оперируют арсеналом мифологии. Сегодня мы обсудим новый опыт такого рода - только что вышедшую книгу Полы Коэн, которая стала поводом к нашему разговору о природе массовой культуры и ее роли в современном обществе, причем, как в Америке, так и в России. Кстати сказать, сейчас эта тема особенно актуальна в связи с волной антиамериканских настроений, с которой столкнулся президент Буш в свою первую европейскую поездку. Объясняя причины этих эмоций, немецкий публицист Йозеф Йоффе пишет: Диктор: «На каждого европейского сноба, который порицает Америку, приходится десять тех, кто ею восхищаются. От этого образ Америки двоится в воображении Европы. Она кажется угрозой и соблазном, монстром и образцом для подражания». Александр Генис: Корни такого отношения к США следует искать в ее самом могучем, во всяком случае, самом заметном орудии - массовой культуре. Вот ею-то мы сегодня займемся. Книга Полы Коэн носит прозрачное название: «Немое кино и триумф американского мифа». Пытаясь зафиксировать место и время рождения всемирной массовой культуры, Коэн пришла к выводу, что это судьбоносное явление произошло в Голливуде в эру немого кино. (не зря нашу сегодняшнюю передачу сопровождает музыка Чарли Чаплина). Уже в 1918 году, пишет она, 80 процентов всех фильмов в мире производилось в Лос-Анджелесе. Именно отсюда началась культурная экспансия отсталой, в глазах европейцев, Америки. Предвидя такой оборот дела, замечательный американский поэт Линдсдей еще в 1915 году, то есть, на самой заре кинематографа, писал: Диктор: «В нашей земле не найти римских монет и останков древних алтарей. Их место займут фильмы. Они станут новыми иероглифами демократии». Александр Генис: Коэн утверждает, что немое кино нашло себе три большие темы, каждая из которых потребовала отдельного жанра массового искусства. Изображения тела привело к появлению комедии, пейзаж породил вестерн, лицо - мелодраму. Собранные вместе, эти жанры постоянно рассказывают центральный американский миф - миф о бесконечных возможностях человека, которому дан шанс начать жизнь сначала на пустой земле. В той или иной форме к этому архетипическому сюжету сводится содержание всех немых фильмов, заложивших фундамент масскульта. Постепенно, пробиваясь сквозь заслоны снобистского презрения, она завоевала не только Новый, но и Старый свет, соблазнив его американской мечтой. Так можно представить резюме этой интересной и важной книги. Но за ее пределами остались вопросы, которые мы решили обсудить с автором. С культурологом Полой Коэн беседует Владимир Морозов. Владимир Морозов: Имеет ли шансы Россия внести свой вклад в этот сплав, в эту, как вы говорите, общемировую поп-культуру? Пола Коэн: Должна признаться, что я мало знаю о российской поп-культуре. Но мне кажется, что в России появилось ощущение колоссальных возможностей, в том числе и творческих. Это восхитительное и тревожное состояние, потому что ты не знаешь, что будет завтра, каким будет будущее. Но разве не таким же было настроение в Америке в начале 20 столетия, когда никто не знал, по какому пути пойдет американская культура. Любопытно, что в то время Европа не принимала американскую культуру всерьез, не видела потенциала. Так что, возможно, интересное развитие ждет и российскую культуру. Владимир Морозов: А какие шансы у американской поп-культуры в 21 столетии? Могут ли составить ей конкуренцию другие страны. Например, Китай или Россия? Пола Коэн: Я не думаю, что нынешняя поп-культура будет американской. Мы говорим об общемировой поп-культуре. Да, киноиндустрия США остается ведущей силой. Но процесс глобализации привел к тому, что массовая культура уже не американская, а всемирная... Помните звезду немого кино Дугласа Фербэнкса? Его тогдашний успех можно сравнить с успехом, которым пользуется сегодня китайский актер Джеки Чэн. Но его нельзя ассоциировать только с китайской культурой? Его первые фильмы сделаны в Гонконге, но потом «Час пик», «Скандал в Бронксе» и многие другие сняты в США. Джеки Чэн - кинозвезда международная. И мне кажется, так будет развиваться поп-культура в целом. Она не будет связана с какой-то одной страной, это будет сплав культур. Владимир Морозов: Но почему тогда американская поп-культура завоевала весь мир? Почему телесериал «Даллас» смотрят бедуины, у которых, я полагаю, не так много общего с американским образом жизни? Пола Коэн: Поп-культура настолько красочна и привлекательна, что перед ней не устояли преграды, созданные традициями, границами, языковыми и культурными особенностями. Сила визуального образа, «картинка» кино - универсальна. Она не требует объяснения. Да, бедуины могут не понять какие-то реалии американской жизни в телесериале «Даллас», они не знают марок машин, финансовых проблем или последних сплетен, о которых говорят герои сериала. Но бедуинам и людям любой национальности и образа жизни ясны основные принципы отношений между людьми, понятны любовь, гнев, страх, ревность. Визуальная культура апеллирует к основным элементам личности, которые присущи людям всего мира. Владимир Морозов: Доктор Коэн, почему поп-культура родилась именно в Америке? Могло ли быть по-другому? Пола Коэн: Культура и политика Европы формировались многие века. Америка стала Америкой в 19 столетии и сформировала себя сама, не опираясь на многовековые традиции. Мне кажется, что в странах, где полно традиций и заранее известно, как и что положено делать, люди менее способны на импровизацию и инициативу. А ведь основное место немого кино - ощущение полной внутренней свободы. Ты существуешь в данный момент, здесь и сейчас. Ты можешь все это изменить и начать сначала на новом месте. Владимир Морозов: Но тогда к поп-культуре можно, например, отнести фрески в церкви. Ведь много веков назад их мог воспринимать любой неграмотный крестьянин. Пола Коэн: Фрески и другие подобные виды искусства были пропитаны религиозной идеологией. Их авторы, хотели они того или нет, были частью такой авторитарной организации, как церковь. Этот вид визуального действительно массового искусства шел, так сказать, сверху вниз. А то что я называю поп-культурой, то есть демократическая поп-культура, была свободна от идеологии и шла снизу вверх. Владимир Морозов: Доктор Коэн, существовала ли поп-культура до того, что мы теперь называаем этим словом? Пола Коэн: В 19 веке издавались романы Толстого, Диккенса и других выдающихся писателей, которые пользовались широкой популярностью. Но влияние этих книг ограничивалось прослойкой грамотных людей. Я предпочитаю называть поп-культурой то, что может воспринимать самая широкая аудитория безо всякой подготовки. Такое искусство пришло с американским немым кино. Это чисто визуальное, абсолютно демократическое развлечение, потому что для его восприятия не требовалось никакого образования, ни даже простой грамотности. Поэтому оно получило такое быстрое и широкое распространение. Александр Генис: Говоря о рождении поп-культуры, Пола Коэн объясняет ее всемирную экспансию одним решающим обстоятельством: американское искусство принадлежит народу. Это - принципиально важный тезис, как бы банально он ни звучал. Говоря о масскультуре, надо все время помнить, что именно Америка первой осуществила переход к массовому обществу, причем на демократической, а не тоталитарной основе. В США восторжествовала новая модель исторического развития. Это - не страна, а цивилизация, новый виток в эволюции. И главное здесь слово - «новый». Культура Старого Света, обремененная и облагодетельствованная тысячелетними традициями, создавалась по аристократическим и иерархическим моделям. Она выстраивалась в вертикаль, тогда как американская культура распространяется по горизонтали. Ей несвойственно понятие жесткого эстетического канона. Это значит, что в Новом Свете созидается демократическая культура, формой реализации которой как раз и является пресловутое массовое искусство. Явление его настолько ново в истории, что зачастую мы еще не способны осознать его не как порчу высоких образцов, а как универсальную тенденцию, всеобъемлющий процесс, новый этап. Между тем, каждый знает, что культура рождается не в музеях и университетах - там ее лишь охраняют. Искусство приходит с улицы, да и проявляются новые культурные модели не в отдельных шедеврах, а во всей, как сказал бы Константин Леонтьев, «цветущей сложности бытия», в образе жизни, в строе мысли, в обычаях, обиходе. Американской культуре часто пытаются поставить заслоны, но повсюду - от Парижа до Рангуна - ее победоносное шествие неостановимо. Голливудские ленты, джинсы и макдоналдсы, комиксы и триллеры, рекламное искусство и телевизионные сериалы - все эти артефакты американской цивилизации проникают в ткань современной жизни, невзирая на границы и цензуру. И происходит это не из-за американского культурного империализма, а потому, что мы имеем дело с массовой, а значит, демократической культурой, которая вчера была «американской», а сегодня уже обходится без этого прилагательного. Пусть алфавит масскультуры возник в Америке, но теперь пользоваться азбукой этой культуры научились все. Взять, скажем, рок. Однажды мне попались тексты немецких неофашистов, который исполняют бритоголовые рокеры. Есть там и такой куплет: «Германская культура - где ты сегодня? Твое место заняли жадные до власти и денег макдоналдсы, отравляющие нашу природу». Такой агрессивный рок на экологической подкладке являет собой поразительный пример культурной адаптации. Получается, что переняв форму американской культуры, можно насытить ее своим, независимым от исходногог образца содержанием, способным бороться с тем же американским влиянием. Конечно, в этом нет ничего особо нового. Культура развивается только в контакте, в диалектических отношениях притягивания и отталкивания. Универсальные законы такого диалога детально описал Ю.М.Лотман. Диктор: Диалог начинается с того, что у принимающей культуры наступает пауза, во время которой она накапливает сообщения отправляющей культуры, изучает ее художественный язык, и, наконец, чужая традиция полностью трансформируется. Чужое становится своим, коренным образом меняя при этом свой облик. Вслед за чем нарастает неприязнь к доминирующей культуре и острая борьба за духовную независимость. Александр Генис: Давайте приложим эту общую схему к новейшей российской культуре. Начинать отсчет надо с гласности, которая была соловьиной песней советской культуры. Вспомним, что когда роман Рыбакова «Дети Арбата» требовали печатать тридцатимиллионным тиражом, никто не жаловался на засилье американской культуры. После этого наступила пауза, которую, кстати, своевременно отметил в своей последней американской речи Солженицын. Вот тогда и начался массированный засев постсоветской целины американской культурой. Причем, сперва, в полном соответствии с теорией Лотмана, одна культура еще плохо понимала язык другой. Скажем, фильмы Хичкока шли без ажиотажа, который вызывали малоизвестные в самой Америке голливудские ленты. Сейчас этап «первоначального накопления» уже, видимо, завершился. Похоже, что начинается процесс «переваривания» американских образцов и перевода их на свой язык. Об этом лучше всего свидетельствует новое российское кино, где появляются свои вестерны, точнее - «истерны», вроде «Русского бунта» по «Капитанской дочке», или такие криминальные боевики, как дилогия «Брат» и фильм «Москва». Пример этих картин, где американский культурный миф накладывается на сугубо отечественную традицию, если не свидетельство, то первый эскиз грядущих перемен, которые вынудят массовую культуру, забыв о своем американском происхождении, еще раз доказать свою универсальность. Другой - и куда более сложный вопрос - следует ли этому радоваться? Одного ответа на этот вопрос нет и быть не может. Но есть тут некое утешающее соображение. Массовая культура бывает вульгарной и пошлой, жестокой и сентиментальной, бездумной и циничной, ее величие и могущество может пугать или восхищать, но одного у нее не отнимешь - она живая. Когда-то утонченная и умирающая античность с ужасом смотрела на рождающуюся христианскую культуру, которой так не доставало изящества и благородства форм. Язычники, однако, не смогли ничего противопоставить живому, а значит, развивающемуся явлению. При этом именно христианство сумело инкорпорировать античную культуру, использовать и приумножить ее наследие. Возможно, нечто похожее, пусть и отдаленно, происходит сегодня. Во всяком случае, надо помнить одно: Новый Свет - наследник, но не соперник Старого. То, что роджается здесь и сейчас, принадлежит не Америке, а человечеству и истории. Хоть и не сразу, но ощущается нелепость словосочетания «массовая культура». Что-то с этим не так. Ведь культура - это нечто вроде озонового слоя, защищающего нас от голой природы. Культура как воздух, не может не принадлежать массам. Уничижительный характер термина связан скорее со способом производства культуры, чем с формой ее потребления. Образ фабрики, открывшей путь в современную цивилизацию, по-прежнему тиранит наше воображение, хотя само конвейерное производство маскируется нынче куда более затейливо, заменяя индустрию сервисом. И все же суть «фабричной» идеи, основанной на нашей взаимозаменяемости, остается прежней: мир рассчитан на одинаковых людей, с простыми, алгоритмирующимися потребностями, которые так просто и удобно удовлетворять конвейеру. Только благодаря ему современная жизнь приобрела специфическое качество - дешевизну. Автоматизация охватила все сферы - быт, досуг, туризм, кухню. Все теперь составляется из готовых блоков фабричного изготовления, вроде телевизора или компьютера. Даже чинить ничего не нало - только менять. Конвейерность, серийность, приносит душевный комфорт, потому что возвращает и приумножает ритуализацию жизни. А ритуал - это покой, это замаскированная неволя, отказ от выбора и связанной с ним ответственности. Сидевшие люди выглядят часто моложе как раз на те годы, которые они провели в тюрьме, лишенные возможности что-либо выбирать. Похоже, сильней невзгод и испытаний нас старит свобода, избавиться от котрой и помогает ритуал. Сладость этого рабства знает каждый, кому приходилось обмениваться подарками или украшать новогоднюю елку. И вот в глубинах этого стандартизованного и ритуализованного массового общества происходит культурогенез - величественный акт рождения массового искусства. Масскульт, творческой протоплазмой обволакивающий мир, - это и тело, и душа народа. Здесь, еще не расчлененное на личности, варится истинно народное искусство, анонимная и универсальная фольклорная стихия. Уже потом в ней заводятся гении, кристализируется высокородное искусство. Художник-личность, этот кустарь-одиночка, приходит на все готовое. Он - паразит на теле масскульта, из которого поэт черпает вовсю, не стесняясь. Ему - художнику - массовое искусство никогда не мешает. Вот, что писал об этом эстет-экстремист Владимир Набоков: Диктор: Явная дешевка содержит нечто здоровое (...) старая волшебная сказка содержала не меньше банальной сентиментальности и наивной вульгарности, чем комиксы. Александр Генис: А вот что - в ответ на обвинение в бездуховности и обнищании современной культуры - сказал другой автор - Иосиф Бродский: Диктор: Природа нашего влечения к культурным стандартам - чисто элегическая, поскольку стандарты эти принадлежат прошлому цивилизации, которые идеологическая тирания сохраняет, так сказать, в холодильнике. Живая рыба пахнет всегда, мороженая только когда ее жарят. Культура гибнет лишь для тех, кто не способен создавать ее, так же как нравственность мертва для развратника. Александр Генис: Снисходительное отношение большого художника к масскульту объясняется тем, что, осваивая чужие формы, он конечно, разрушает, перекраивает, ломает, но обойтись без них не может. У массового искусства нет автора - оно принадлежит народу. Культура предлагает свой огромный прейскурант толпе, которая, отсеивая и отбирая, формирует искусство для себя. Стоит лишь изменить привычный угол зрения, чтобы за колебаниями вкусов увидеть загадочную и могучую стихию массового сознания. Неправда, что какие-то ловкие продюсеры лепят аудиторию по своему подобию: Голливуд - раб толпы. Все боевики растут прямо из земли, из почвы - успешный фильм свидетельствует об очередном торжестве народной мифологии над интеллектуальными претензиями атеистов и скептиков. Только толпа способна продуцировать мифы, облаченные в образы и символы поп-культуры. В рыночной - а значит вероятностной системе - ни предсказать, ни подстроить успех невозможно. Боевик или бестселлер нельзя изготовить сознательно - он рождается так же таинственно, как и человек. Только в условиях несвободы можно и даже нетрудно, благодаря подсказке цензуры, высчитать и оседлать успех. Этим, кстати сказать, объяснялась скудость и однообразие советского искусства. Виноват в нем был не столько идеологический диктат (отнюдь не новость в мировой идеологии), сколько отсутствие рынка, свободного выбора, обратной связи, без которой сложилась искореженная и порочная картина массовой культуры. Может быть, беда исчезнувшей в одночасье советской литературы, была как раз в том, что ее оторвали от своего, и от мирового масскульта., поставляющего художнику формы. В конце концов русский писатель 19 века прекрасно знал вагонную беллетристику Европы и не стеснялся, как Достоевский Эженом Сю, пользоваться ею по назначению. В советскую эпоху Россия выпала из того необходимого круговорота культуры, который вынуждает массовое общество переводить фольклорную, почвенную культуру в масскульт. Отсюда, из уже ставший универсальной, всемирной массовой культуры рождается штучный мастер. Художник (точно так же, как из устной традиции появились Софоклы и Аристофаны), он то мастер и является подлинным хозяином масскульта, который обживает и осваивает его формы. Чтобы не заканчивать этой беседы, на теоретическом тезисе, приведу один бесспорный пример. В сегодняшней российской литературе работу с масскультом лучше всех ведет, конечно, Пелевин. Среди многих границ, обжитых им, был и рубеж, разделяющий непримиримых противников - литературу и массовую литературу. Осваивая эту зону, Пелевин превратил ее в ничейную землю, на которой действуют законы всех враждующих сторон. Пелевин пишет для всех, но понимают его по-разному. Прикрываясь общедоступностью популярных жанров, он насыщает их неприхотливые формы потаенным, эзотерическим содержанием, вкладывая его в уста общеизвестных фольклорных персонажей. В романе «Жизнь насекомых» ими были герои басни «Стрекоза и муравей», в книге «Чапаев и Пустота» он использовал любимых персонажей советского фольклора - Василия Ивановича и Петьку. В романе «Generation-Р», с меньшим, правда успехом, эксплуатируется анекдотическая фигура нового русского. Я не могу сказать, что творчество такого популярного, но вполне серьезного писателя, как Пелевин, уже искупило грехи и пороки массовой культуры, но опыт его поучителен: лучшее из уже нажитого новейшим российским искусством говорит о том, что жертвы, принесенные масскульту, не напрасны. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
