Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Протез любвиАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой О новом фильме Стивена Спилберга "Искусственный интеллект". Александр Генис: Этот фильм должен был сделать Стенли Кубрик. Он мечтал о нем с 80-х годов. Внезапная смерть помешала Кубрику осуществить тщательно подготовленный проект, и тот перешел по наследству Стивену Спилбергу. Он снял "Искусственный интеллект" в память о Кубрике, приурочив выход фильма к 2001-му году, который упомянут в заглавии знаменитого фильма "Космическая одиссея". Хотя двух режиссеров разделял океан и 20 лет, они крепко дружили. У них было слишком много общего. Начиная со "Спартака", Кубрик, как Спилберг работал со всеми жанрами массового кинематографа, создавая в каждом из них шедевр. Его получившие восемь "Оскаров" картины пользовались широким успехом у самых разных зрителей. Но главное - их сближало чувство жанра и кинематографический перфекционизм. Как и Спилберг, Кубрик был помешан на точности - известно, что снимая одну сцену, он сделал сто дублей. Но на этом сходство двух прославленных режиссеров себя исчерпывает. Спилберг создан для Голливуда, он и есть Голливуд. С Кубриком все сложнее. Хотя он и проложил дорогу американским боевикам нашего времени, сам Кубрик умудрился обойти Голливуд стороной. Один из немногих по-настоящему успешных американских режиссеров, сумевший отстоять свою независимость, Кубрик делал массовое кино для себя. Вписаться в Голливуд Кубрику мешало не высокомерие, а мировоззренческие установки, психологические травмы и нравственная философия. Режиссер послевоенного поколения, Кубрик впитал в себя атмосферу страха перед ядерным концом. Поэтому он сумел в фильме "Доктор Стрейнджлав" дать непревзойденный по сатирической остроте портрет той эпохи. Этой картиной Кубрик исчерпал тему, но не комплексы холодной войны. Он никогда не доверял завтрашнему дню. Каждый его кадр сочится апокалиптической тревогой. Мир у него всегда накануне катастрофы. Лучше всего эти ощущения переданы в антиутопии "Заводной апельсин", где Кубрик разрабатывает тему неизбывной, ненарушимой и необходимой симметрии добра и зла. Герой "Апельсина" - мрачный итог нашей культуры, вобравший в себя все ее противоречия. Меломан-насильник, школьник-садист, убийца с безукоризненными манерами, он даже говорит на смешанном англо-русском - языке двух сверхдержав. И все-таки самое страшное в фильме - не преступления героя, а безнадежность всех попыток его исправления. Выкорчевав из его души зло, тюремные власти получили не ангела, а инвалида. Финал "Заводного апельсина" как мораль притчи: добро не может обойтись без зла, как страница без изнанки. Глядя на экран, мы привыкли к тому, что добро и зло сражаются по разные сторгны баррикады. Кубрик эту баррикаду убрал. Он мыслил антитезами, но трактовал их, как полюса. Эта безысходная мизантропия проникла и в фильм Спилберга, углубив и омрачив его новую картину. Сюжет ее демонстративно повторяет "Пиноккио", но в этой сказке добро останется невознагражденным, а зло ненаказанным. Более того, нам так и не удается отличить одно от другого. Диктор:
В далеком будущем, когда потепление атмосферы привело к новому потопу, люди вынуждены сурово ограничить рождаемость. Дети стали роскошью, и их решили заменить роботами, способными испытывать любовь. Дэвид - очаровательная голубоглазая экспериментальная модель - должен заменить нью-джерсийской паре сына, который лежит в коме. Однако, благодаря медицинскому чуду, ребенок вернулся к жизни, и вытеснил из своей семьи механического соперника. Как и положено в сказках, мачеха отводит маленького робота в мрачный лес, где за ним охотятся моторизованные серые волки. Так начинается его одиссея по изнанке мира, не способного ужиться со своей механической половиной. После долгих скитаний среди бесчисленных специальных эффектов, Дэвид встречается с голубой феей, которая, как известно из "Пиноккио", может превратить его в настоящего мальчика и вернуть мамину любовь. На его беду фея оказывается чучелом из затопленного балагана аттракционов. Не видя подлога, Дэвид проводит целые века, отпущенные ему конструкторами, умоляя фею сделать его человеком. Александр Генис: Здесь можно было бы поставить красивую и трогательную точку. Но Спилберг идет дальше, завершая картину не мелодраматическим, а трагичным финалом. Диктор: Прошло 2000 лет. В обледеневшем мире остались одни роботы, которые находят кукольного мальчика сделанного по человеческому подобию. Из любви к бывшим хозяевам всемогущественные роботы исполняют мечту Дэвида и оживляют его маму - на один день. С приходом ночи она навсегда засыпает, и Дэвид вместе с ней. Исполнилась его страстное желание: он жил игрушкой, но умер как человек. Александр Генис:
В обнаженной пересказом фабуле фильм кажется чисто спилберговским. Но картина снята так, что в ней есть и подсознание - иной, более глубокий слой, идущий от первоначального замысла Кубрика, порожденный не только талантом, но и неврозом. В юности у Кубрика были права пилота-любителя. Однажды, поднимая самолет, он забыл нажать на нужный рычаг и чуть не врезался в стену ангара. Инцидент привел его в ужас. Уже тогда Кубрик был одержим порядком. Но если даже он смог ошибиться, то чего ждать от других? Больше Кубрик на самолетах не летал. А со временем, перебравшись в Англию, вообще не покидал дома. Фобия Кубрика определила центральную тему его искусства - конфликт хаоса с порядком, в том числе - конфликт ущербного человека с безотказной машиной. Об этом и должна была рассказать фантастическая притча о роботах, унаследовавших нашу планету. Хотя Кубрик не успел снять фильм про маленького робота, его следы - философские, а не сюжетные! - можно обнаружить в картине "Искусственный интеллект", зараженной несвойственной Спилбергу мизантропией. Дело в том, что Кубрика не устраивал человек как таковой. В самой нашей природе заложен неисправимый дефект - первородный грех. Нас губит то, - считал Кубрик - что отличает от машин:: дремучая глубина подсознания. Поэтому будущее принадлежит умным машинам, которым мы же и дадим заменяющий инстинкты разум. Что касается человека, то он, лишенный шансов выстоять в борьбе с самим собой, обречен бродить в сумерках, путая явь со сном, бред с действительностью, жизнь с кошмаром. На чьей стороне в этом конфликте должны быть мы - зрители и люди? Как выясняется, на этот вопрос не так просто ответить.
Со времен чудовища Голема из талмудической легенды образ искусственного человека не исчезал из поля зрения западной культуры. Самой знаменитой его версией стал роман Мэри Шелли о монстре Франкенштейне. В 20 веке, однако, этот сюжет, потеряв романтическую ауру, стал центральным уже для целого жанра - научной фантастики. Как известно, еще в 1920 году Карел Чапек написал пьесу "РУР", посвященную машинам, способным стать двойниками человека. Как известно, именно Чапек придумал слово "роботы" - славянский вклад в технократическую мифологию. В самом корне этого слова зафиксировано базисное представление об умных машинах: "роботы" - это те, кто будут за нас работать, рабы. А раз так, то естественно ждать от них бунтов. И это означает, что в основе страха перед машиной лежит классовый комплекс, так сказать комплекс Спартака. Со времен Чапека роботы так расплодились, что механические люди стали красноречивой метафорой, описывающей отношения между человеком и прогрессом. Хотя у Чапека роботы олицетворяют мрачную сторону технологической цивилизации, в период между 30-ми и 50-ми годами, к роботам относились с симпатией. На это время пришелся золотой век американской фантастики, и у ее классиков - прежде всего, Айзека Азимова - роботы изображаются верными слугами и помощниками. В этом им помогают три закона роботехники, которые знает наизусть каждый, кто когда-нибудь читал фантастику. Сам Азимов в рассказе "Улики" определил их следующим образом: Диктор: "Три закона роботехники совпадают с основными принципами большинства этических систем, существовавших на Земле". Александр Генис: Эта аналогия показывает жанр Азимова. В сущности, его рассказы о роботах - этические этюды, вдохновленные просветительской идеологией. Азимов воспевал вселенную, в которой действуют столь же непреложные нравственные законы, что и в физике или математике. Убежденный оптимист, он свято верил в преобразующую силу прогресса. Азимов считал, что наука способна радикально улучшить нашу природу, заменив человека роботом. Ничего пугающего он в этом не находил. Протагонист автора, доктор Сьюзен Кэлвин прямо противопоставляет роботов людям - не в пользу последних. Диктор: Я люблю роботов больше, чем людей. Если бы был создан робот, способный стать общественным деятелем, он был бы самым лучшим из них. Следуя Законам роботехники, он не мог причинять людям зла, был бы чужд тирании, подкупа, глупости и предрассудков. Александр Генис: Азимова не волновала судьба человеческой расы, столкнувшейся со своей улучшеной разновидностью. Но такая идиллия в отношениях между механической и естественной жизнью продолжалась недолго. Она сменилась грозными пророчествами 60-х, открывших эпоху технического похмелья. Виной тому были, конечно, компьютеры. Каждое радикально новое техническое изобретение порождало свою особую субкультуру, свои специфические мифы. Механический ткацкий станок, окрещенный женским именем "Женни", породил в Англии движение "луддитов" с их полумистической антимашинной идеологией. Можно без конца говорить о том, как повлиял на формирование американской цивилизации "миф об автомобиле". Трудно переоценить значение для России "тракторного мифа", который сыграл свою трагическую роль в истории коллективизации. Компьютер быстро перерос все эти технические чудеса. Умные машины оказались совершенно не похожими на человека. Они лишены каких-либо антропоморфных черт. Экран компьютера ничем не напоминает железную голову со страшными немигающими глазами. Угроза технологического века реализовалась в ином обличии, но от этого она не перестала быть менее пугающей. Страх перед машиной, выживающей человека, стал нашим навязчивым кошмаром. Диктор: В 1965-м году лауреат Нобелевской премии по экономике Херберт Саймон предсказал, что через 20 лет, то есть к 85-му году машины будут способны делать все, что умеет человек". Александр Генис: Как мы теперь знаем, это предсказание не сбылось. Тем не менее, сегодня роботы уже перестали быть атрибутами научной фантастики. Они прочно вошли в нашу жизнь. Умные машины стали реальностью. Одни роботы строят автомобили, другие - обыгрывают нас в шахматы, третьи - ведут философские беседы. Об этом эпизоде стоит рассказать подробнее, потому что он уже напрямую связан с проблемой искусственного интеллекта. Диктор: Несколько лет назад в Бостоне состоялось состязание между человеком и компьютером. Смысл этой необычной дуэли заключался в том, что люди должны были угадать - разговаривают они с живым собеседником или с электронным. Таким образом, ученые хотели получить ответ на сакраментальный вопрос: может ли машина мыслить? Во всей затее сказался чисто американский прагматический подход. Вместо философских дискуссий - наглядный опыт. Если беседуя с компьютером, мы не способны отличить его от человека, то это означает, что электронное устройство обладает искусственным интеллектом. Бостонский эксперимент дал смешанные результаты - примерно половина участников опознала в своем собеседнике машину, другая половина этого сделать не сумела. Александр Генис: Вопрос об искусственном интеллекте повис в воздухе, но не надолго. Сейчас он опять попал на первые полосы газет. Стивен Спилберг - настолько влиятельная в Америке личность, что появление его фильма на эту тему не может пройти бесследно для общества, включая и самую ученую часть. Учитывая этот аспект проблемы, еще перед выходом фильма на широкий экран, в студии устроили предварительный просмотр фильма для специалистов, работающих в области искусственного интеллекта. С двумя из них поговорил наш кореспондент Владимир Морозов. Его первый собеседник - сотрудник калифорнийского Института информатики Джефф Рикл. Владимир Морозов: В чем состоит ваша работа в институте? Джефф Рикл: Последние 6 лет я, в частности, занимаюсь совершенствованием виртуального создания по имени Стив. Нашу работу финансирует военно-морской флот. И мы создаем для них учебную программу. Например, одна из задач - научить людей управлять кораблем, еще не ступив на палубу. Ведь, попав на корабль, они уже должны знать, что и как надо делать. Мы создали трехмерную виртуальную копию корабля. Люди надевают специальные очки и видят себя на корабле, там все настоящее - оборудование, механизмы, приборы. Как с ними обращаться, объясняет виртуальный инструктор Стив. Он наблюдает за тем, что делают практиканты, исправляет их ошибки и может задавать элементарные вопросы типа: что вы дожны делать теперь и почему? Пока у Стива нет ног, он не ходит, а как бы плавает вокруг вас. Но у него есть голова, руки, тело. Скоро мы приделаем ему ноги, и тогда Стив станет больше похож на человека. Владимир Морозов: Мистр Рикл, понравился ли вам фильм Спилберга? Возможны ли в будущем такие сложные отношения между человеком и роботом? Джефф Рикл: Это интересный фильм, странный, приводящий вас в замешательство. Там много спецэффектов, вспышек, громкой музыки. Все это приводит зрителя в какое-то потустороннее состояние, которое не покидает вас весь фильм. Сюжет, однако, рваный, за ним трудно уследить. Что касается роботов, создание такого, как в кино, робота - это слишком отдаленная и совершенно неясная перспектива. В 50-60-х годах люди думали, что через 10-15 лет будут созданы роботы, почти неотличимые от человека, как в рассказах Айзека Азимова. Но мы по-прежнему бесконечно далеки от этого. Владимир Морозов: Вы еще молодой человек. У вас впереди десятилетия работы. Что, если однажды вы подойдете к созданию робота, неотличимого от человека? Вы готовы сделать последний шаг? Не будет ли это опасно, не будет ли это грехом, с точки зрения церкви? Вы верите в Бога? Джефф Рикл: Да, я верю в Бога. Но я не думаю о роботах и об искусственном интеллекте в ваших терминах. Я с удовольствием занимаюсь своим делом, забавно создавать искусственного человека. Но я не собираюсь соревноваться с Богом. Моя задача гораздо скромнее - решать чисто практические вопросы. Конечно, я и мои коллеги экспериментируем с какими-то зачатками "эмоций" у машины, но исключительно в практических целях - узнать, как эти "эмоции" повлияют на работу робота. Мы и не помышляем сделать нечто подобное тому, что делают ученые в фильме Спилберга. Может быть, такое направление работы привело бы нас к этическим вопросам. Но мы и близко к этому не подошли. Владимир Морозов: Коллеги Джеффа Рикла из Института информатики в основном разделяют его мнение о ленте Спилберга и об искусственном интеллекте. Но почему вы не хотите помечтать, - возмутился я, - ведь для этого есть основания. Робот уже обыграл чемпиона мира по шахматам Каспарова! Отвечает Пол Розенблум: Пол Розенблум: Систему DEEP BLUE, которая обыграла Каспарова, трудно назвать роботом. Для большинства моих коллег робот - это система, имеющая сенсоры, дающие ей определенную способность видеть и слышать, затем рычаги: "руки", чтобы что-то передвигать, и "ноги" или хотя бы колеса, позволяющие передвигаться. DEEP BLUE - это изолированная система, которая не может передвигаться и не умеет ничего другого, как только играть в шахматы, правда, это она делает очень хорошо. Владимир Морозов: Но ведь есть и другие вещи, которые у робота получаются лучше, чем у человека! Пол Розенблум: Они обошли нас в автомобильной, электронной и некоторых других отраслях, где ведут сверхточную сборку роботы-манипуляторы. Но это все, что они могут делать. Да, забавно смотреть на механизмы, которые учавствуют в Сингапурских олимпийских играх роботов. Или на роботов футболистов. Но у них нет ни головы, ни человеческой кожи, это "спортсмены" даже отдаленно не напоминают людей. Футболисты - это ящики на колесиках, которые катаются по полю и могут стукнуть по мячу или блокировать удар противника. Так что, искусственный интеллект или роботов можно поздравить с нормальным, иногда даже отличным выполнением какой-то узкой задачи. Но человек по-прежнему несравнимо лучше там, где надо понять окружающее и объяснить его, где нужны здравый смысл и занания о мире. Александр Генис: Помимо всех прочих своих достоинств, Спилберг еще и гениальный ремесленник, перфекционист в духе своего кумира Кубрика. Как и положено мастерскому фильму, сюжет его новой ленты комментирует второй план. Так, будущее изображает не столько полупародийная техника, сколько необычные, тревожные ракурсы, корежащие и остраняющие действительность. Другой тайный рефрен в фильме - игра с зеркальностью. Удваивая героев, она намекает на центральную тему картины: человек и его механические двойники. Так же грациозно Спилберг обращается со специальными эффектами. В отличие, скажем, от динозавров, ставших не только главными, но и единственными героями "Парка Юрского времени", в "Искусственном интеллекте" потрясающие по исполнению компьютерные трюки остались всего лишь фоном для эмоциональной драмы. Мы забываем о затопленном или обледенелом Нью-Йорке, принимая сюрреалистический пейзаж как должное, потому что реальны чувства, которые вызывают герои. Впрочем, к мастерству Спилберга мы привыкли. Новое тут другое - мучительная двусмысленнсть эмоциональной посылки. Нравственный дуализм мешает дидактическому выводу, который часто придает сахариновый привкус спилберговским лентам. От риторической прямоты "Искусственный интеллект" спасает сложность замысла. Американский психолог Уинникотт ввел в науку понятие "транзитные объекты". Так называются предметы, способные служить буфером между личностью и внешним миром. Чем ближе такие фетиши к человеку, тем больше его свойств они перенимают. Полуживые вещи-кентавры способны вести диалог со своим владельцем, срастаясь с ним. Теряя бездушную серийность, они - в противовес ей - выявляют свою органическую природу. Наши вещи стареют вместе с нами, но если они нам по-настоящему дороги, то их ценность лишь растет со временем. Лучший пример - плюшевый мишка для ребенка. Именно он становится самым симпатичным героем спилберговского фильма. Говорящий (хоть и немного) игрушечный медведь сопровождает Дэвида в его одиссее по страшному миру будещего. Этот лаконичный Винни-Пух указывает на золотую середину в отношениях между одушевленной и неодушевленной природой. Всякое превышение этой меры - преступление перед натурой и вызов Богу. Тут проходит черта, которую преступила еретическая наука. Нагрузив машину эмоциями, она перегнула палку: интеллект оказался искусственным, а любовь - настоящей. Об этом фильм Спилберга. В сущности, его можно было бы назвать "Списком Шиндлера" для детей. Только я считаю, что "Искусственный интеллект" лучше, потому, что трагедия тут еще более безысходная. В одном фильме материал поставляла история, в другом - жизнь. При всем сочувствии к миловидному Дэвиду, которого с феноменальным обаянием играет 13-летний Хэли Осмет, мы не вправе забывать, что кукольный мальчик нравится нам потому, что его любить проще. Он безупречно, как бензопила "Дружба", делает то единственное дело, для которого был построен - любит маму. Дэвид похож на человека, но не во всем - он лучше. Он редко портится и ложится спать, когда скажут. Подлинный ужас этой сказки о роботах в том, что здесь нет зллдеев. Все хотят только самой чистой, самой невинной, самой безответной любви - и это не может хорошо кончится. Мир без виноватых - последний круг ада. Нам некому жаловаться, да и не на что. Здесь все правы и всех жалко. Хотя и не сразу, зато наглядно это показывает самая жуткая сцена в фильме - Ярмарка Плоти. Вокруг арены футуристического Коллизея собирается толпа, чтобы насладиться садистским уничтожением беглых роботов. Но тут, преодолев гнев и сострадание, мы начинаем понимать, что видим последних праведников того несчастного будущего, что решилось заменить естественное искусственным. Ломая машины, новые луддиты защищают свою - нашу! - расу. На чьей же стороне нам быть? Спилберг вопреки своему обыкновению не отвечает на центральный этический вопрос фильма, он его ставит - так, что от экрана не оторвешься. Выходя из зала, я думал о том, что поэзия наша истончилась, проза отощала, театр стал головным, а живопись - курьезом. Похоже, что рассказывать истории - для всех и про всех - сегодня способно одно кино. Во всяком случае то, что снимает Спилберг. Выведя фантастику на простор мифа, он рассказал сказку, не опустив ни одного из перечисленных Проппом этапов, но так, будто мы узнали ее впервые, так, будто она имеет ввиду нас. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
