Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
В плену культурного детерминизмаАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Александр Генис: Новое время началось с просветительской революции, плодами которой мы все еще пользуемся. В основании Просвещения лежит простая и радикальная идея: все люди одинаковы, все жаждут счастья, и все имеют право на него. Дальше начинаются детали - как добраться до цели. В 18-м веке, например, считали, что для этого достаточно научить писать и читать хотя бы половину населения. 19-й век открыл борьбу с капитализмом, 20-й - объявил войну колониализму. Но, как бы жестоки и кровавы не были споры о том, как привести человечество к прогрессу и процветанию, все стороны исходили из одной и той же просветительской концепции человека как разумного существа, способного рационально мыслить и, потому, всегда действующего себе на пользу. Беда в том, что такие люди, как идеальный газ в мысленных физических экспериментах, существуют только в лабораторных условиях. Здесь скрыт корень всех разочарований. Любая утопическая модель наталкивается на печальную или счастливую, но непобедимую иррациональность человеческой природы. Именно поэтому проваливаются все попытки найти универсальный ответ на универсальный вопрос: как (что человеку, что стране) быть здоровым и богатым. То, что годится одним, не работает у других. Почему? Вот об этом мы сегодня и будем вести подробный разговор. Дело в том, что по-настоящему жгучим этот проклятый вопрос нашего времени, стал как раз сейчас, после окончания холодной войны. Пока мир разделяла идеологическая смута, все можно было списать на разницу в целях. Но сейчас мир вроде бы пришел к согласию: почти все теперь хотят одного и того же - той свободы и процветания, к которым ведет либеральная рыночная экономика. Именно это единодушие Фрэнсис Фукуяма назвал «концом истории»: спорить больше не о чем, история как борьба идей прекратила свое течение. На деле, однако, выяснилось, что никакого единства нет. Особенно разительна эта геополитическая пестрота в странах посткоммунистического мира. Одни и те же экономические принципы, ведут себя по-разному в Праге и Киеве, Москве и Варшаве. Каждая столица открывает новую страницу пестрого социально-экономического атласа, в который превратился еще недавно однородный, гомогенный мир. Пока цела была берлинская стена, все лежавшие за ней страны казались на одно лицо. Конечно, и тогда их разделяло многое, но объединяло несравненно больше. Теперь - все непохожи. Начав в приблизительно одинаковой ситуации, они выбирают себе разную судьбу. Неравномерное развитие, разный темп прогресса - опасный процесс, вроде того, что вызывает землетрясения: пласты земной коры движутся с неодинаковой скоростью. Результат и в геофизике, и в геополитике один: тектонические возмущения - земля под ногами трясется. Чтобы объяснить эту взрывоопасную ситуацию, американские философы, экономисты и историки - в основном, все это гарвардские профессора - сформулировали теорию культурного детерминизма. За последние годы она набирала все больше веса, пока не стала самой влиятельной в интеллектуальных кругах, среди мировой политической и экономической элиты. Знаком ее идейной победы стал новый манифест сторонников культурного детерминизма - только что вышедший сборник статей с длинным и точным названием: «Роль культуры, или Как духовные ценности формируют социальный прогресс». Сегодня мы обсудим поднятые в нем проблемы и побеседуем с крупнейшим представителем и одним из основателей этого течения. Наш разговор о культурном детерминизме мне хотелось бы начать, как положено, с истории вопроса. Она поможет нашим слушателям войти в курс тех, отнюдь не умозрительных проблем, которые сейчас стали предметом обсуждения не только в академических кругах, но и в коридорах власти. Весной 93-го года, когда рассеялась эйфория, вызванная окончанием холодной войны, директор Института стратегических исследований в Гарварде Самюэль Хантингтон опубликовал статью, ставшую одной из самых влиятельных из всего, что печаталось в области социальных наук на рубеже двух столетий. Она называлась «Грядущее столкновение цивилизаций, или Запад против остальных». Речь в ней шла о самых общих, самых фундаментальных принципах, на которых строится мир после холодной войны. Диктор: «Мировая политика входит в новую фазу, в которой главным источником конфликтов будут не идеологические, не экономические, а культурные разногласия. Во время холодной войны на планете существовало деление: Первый Мир, Второй Мир и Третий Мир. Сейчас вместо этого потерявшего смысл различия страны и народы следует делить не по политическим и экономическим системам, а по культурам и цивилизациям, к которым они принадлежат». Александр Генис: Тут следует пояснить, что Хантингтон слово «цивилизация» использует во множественном числе. По его определению, цивилизация это - «максимально широкий уровень объединения людей по признаку культурной идентичности». Вслед за многими историками, в первую очередь, вслед за Арнольдом Тойнби, Хантингтон считает именно цивилизации - главными актерами на исторической сцене. Диктор: «Мы привыкли мыслить в категориях национальных государств, однако они появились на арене всего несколько веков назад, в то время как цивилизации существуют тысячелетиями. Сегодня пора вернуться к этой, так давно апробированной, модели исторического процесса: история строится на взаимоотношениях между разными цивилизациями, которые делят мир. Это - западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, славянско-православная, латиноамериканская и, возможно, африканская. Самые важные, самые кровавые конфликты будущего, будут происходить на границах между этими цивилизациями. Разделяющие их рубежи, в сущности, - линии фронта в грядущих войнах». Александр Генис: Сформулировав этот грозный прогноз, который так резко противоречит предсказанной Фукуямой универсальной цивилизации, построенной на либерально-демократической основе, Хантингтон приступает к аргументации. Диктор: «Разные цивилизации по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, между государством и личностью, между родителями и детьми, между свободой и властью, между равенством и иерархией. Все эти мировоззренческие различия - продукт долгой истории, традиций, обычаев. Именно поэтому в обозримом будущем их нельзя устранить. Базовые культурные характеристики настолько глубоко укоренены в сознании, что добиться тут взаимопонимания и компромиссов сложнее всего. Так, в бывшем Советском Союзе, коммунист может превратиться в демократа, бедный в богатого, богатый в бедного, но никогда русскому не стать эстонцем. Человек может быть полуфранцузом-полуарабом, может быть, даже гражданином двух государств, но как быть наполовину католиком, а наполовину мусульманином?» Александр Генис: Хантингтон считает, что Запад в этой ситуации напрасно выдает свои ценности - веру в свободу, демократию и рыночную экономику - за универсальные общечеловеческие принципы. В реальности, Западная цивилизация - лишь одна среди многих. Диктор: «Западу необходимо пересмотреть свои взгляды на историю. До сих пор считалось, что каждое общество модернизирует себя только по западному образцу. Однако уже опыт Японии показал, что возможны и другие варианты. Отсюда следует, что модернизация и вестернизация больше не синонимы, а значит, Западу придется приспособиться к миру, где будут сосуществовать различные мощные цивилизации, способные постоянно бросать ему вызов». Александр Генис: Итак, вот стратегическая панорама будущего в представлении Самюэля Хантингтона: вместо одной, завещанной просветителями всемирной цивилизации, война против всех, война, в которой Запад остается в одиночестве. Прежде всего, теорию Хантингтона взяли на вооружение не военные стратеги и не политические лидеры, а экономисты, которые сегодня, пожалуй, обладают большим влиянием, чем те и другие вместе взятые. Дело в том, что доктрина Хантингтона позволяла объяснить механизм взаимодействия национальных архетипов и экономического сознания. Его описал другой гарвардский профессор - Лоуренс Харрисон. Этой проблеме он посвятил свою книгу «Секрет преуспеяния. Как ценности национальной культуры определяют экономический и политический успех». Харрисон считает, что ответ на вынесенный в подзаголовок книги вопрос нас вынуждает искать новая международная ситуация. Диктор: «Сегодня к странам с развитой рыночной экономикой пытаются прорваться самые различные государства - Россия, Египет, Аргентина, Лаос. Их экономическое будущее зависит не только от политики, технологического уровня, природных ресурсов, но и от другого, самого влиятельного фактора - национальной культуры. Чтобы понять какие культурные ценности формируют необходимые для успеха психологические установки, следует проанализировать положение в тех странах, которые в последние десятилетия пережили «экономическое чудо». Это - Япония, Южная Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур. Каждая из этих стран добилась огромных успехов благодаря общему традиционному фундаменту - конфуцианству. По своим основным параметрам - трудолюбие, бережливость, предусмотрительность - этот религиозно-нравственный комплекс идей крайне близок к той протестантской этике, которая в соответствии со знаменитой теорией Макса Вебера принесла победу рыночной экономики на Западе. Конфуцианская философия жизни помогает выходцам из Восточной Азии и в многонациональных государствах, где они выделяются своими успехами. Так, в Соединенных Штатах, сегодня наиболее успешные эмигранты - это китайцы, японцы и корейцы». Александр Генис: Экскурс в увлекательное страноведение должен неопровержимо доказывать правоту тезиса о неразрывной связи между экономическим сознанием и традиционной культурой. Такая концепция выводит будущее из прошлого, и оставляет мало надежд народам, которые не облагодетельствованы необходимыми культурно-психологическими установками. К таким народам Харрисон относит, например, латино-американцев. Диктор: «Тормозом в процессе модернизации стран Южной Америки являются их традиционные ценности. В терминах «иберской культуры», стремление к прибыли, считается грехом и нравственным беззаконием, а предприимчивость и экономическое творчество, ощущается скорее угрозой стабильности, нежели общественным благом». Александр Генис: Впрочем, здесь мы оборвем цитирование книги Харрисона и обратимся к ее автору. Чтобы привести наш разговор о проблемах культурного детерминизма к сегодняшнему дню, мы попросили доктора Харрисона ответить на ряд практических вопросов, которые вызывает его теория. Беседу с профессором Гарвардского университета Лоренсом Харрисоном записал Владимир Морозов. Владимир Морозов: Профессор Харрисон, вашу теорию часто называют культурным детерминизмом. Согласны ли вы с таким термином? Лоренс Харрисон: Нет, я не отношу себя к культурным детерминистам, потому что считаю, что культура и традиции общества меняются. Я верю, что прогресс человечества может быть ускорен, если тот или иной народ поймет, какие его национальные особенности мешают ему идти вперед, и сможет изменить свои традиции. Владимир Морозов: А вы можете привести примеры таких изменений, которые произошли сравнительно недавно? Лоренс Харрисон: Японское общество значительно изменилось в течение послевоенных десятилетий. Молодые лидеры страны остро переживали поражение и капитуляцию Японии. Чувствовали унижение от того, что их страна отстала от Запада. И они сделали все, чтобы изменить положение. Турция с 1923 года разительно изменилась под влиянием сильного лидера. Президент Мустафа Кемаль Ататюрк считал, что страна должна стать западноевропейской державой и для этого необходимо освободится от всех атрибутов оттоманской империи и исламского государства. Так было создано светское государство, где религия уже не играла решающей роли. С 1950-х годов неузнаваемо изменилась Испания. До этого она мало отличалась от средней латино-американской страны. Но гражданская война стала той травмой, которая сделала возможным изменение традиционных ценностей. Владимир Морозов: Профессор Харрисон, если все решает культура, то почему она не помешала победе коммунизма в таких разных странах, как Китай, Россия, Куба? Лоренс Харрисон: Китаю было сравнительно легко стать коммунистической страной. Да, была кровавая гражданская война, но до нее, при конфуцианской системе полностью господствовали бюрократы, и эта традиция сохранилась при коммунистах. В России много столетий существовала высокая концентрация власти и традиция полной зависимости народа от правителя. Поэтому Россия сравнительно легко перешла от царской империи к коммунистической. Да, Куба сильно отличается от Китая и России. Но Фидель Кастро управляет Кубой, как Перон правил Аргентиной, то есть как вел себя любой из латиноамериканских диктаторов, начиная с колониальных времен. Коммунистический диктатор Кастро управляет своей страной точно так же, как диктаторы правого толка. Владимир Морозов: Какие особенности русской культуры мешают экономическому успеху, и наоборот, какие черты могут способствовать России на ее пути наверх? Лоренс Харрисон: Фатализм, смирение и покорность мешают развитию деловой жилки. Люди всегда принимали условия своего существования. Они привыкли ждать приказа сверху. Не то, что они тут же кинутся выполнять этот приказ, но они его ждут. А полезная черта - это всеобщее уважение к образованию. По мировым стандартам уровень образования в России очень высокий. В дальнейшей перспективе и традиции России, и она сама могут измениться. Но общество, не имеющее деловых и демократических традиций, должно искать опыт за пределами своих границ. Владимир Морозов: Этот опыт и пытался передать России известный гарвардский экономист Джеффри Сакс. Теперь его нередко обвиняют в неудачах экономических реформ в России. Лоренс Харрисон: Я думаю, что Джеффри Саксу следовало прислушаться к мнению Алана Гринспена, который как-то сказал о России, что экономическое развитие определяется человеческой натурой. Вполне нормальные рекомендации, которые сработали бы на Западе, оказались неприменимы в других частях света. Если бы профессор Сакс понимал, как важны традиции страны, он вероятно действовал бы в России по-другому. Владимир Морозов: Некоторые ученые, в том числе и Джефри Сакс не согласны с вами. Они считают, что развитие того или иного общества в значительной степени определяют география, климатические условия. Поэтому, скажем, в тропиках, живут только бедные народы, а в зоне умеренного климата - богатые. Лоренс Харрисон: Есть феномены, которые география объяснить не способна. Есть богатые страны и в тропиках. Например, Гонконг, Сингапур, Тайвань. И есть небогатые в умеренных климатических зонах: Аргентина, Уругвай, Чили, Россия и другие государства бывшего Советского Союза. Есть колоссальная разница между уровнем развития соседних стран - Коста-Рика и Никарагуа, или стран, расположенных на одном острове - Гаити и Доминиканская Республика. Не объясняет география и того, почему китайцы, японцы или евреи куда бы они ни эмигрировали, всегда добиваются сравнительного экономического успеха. Это не географический, а культурный феномен. Владимир Морозов: Профессор, ваши оппоненты иногда называют все эти концепции «культурным расизмом». Что вы им отвечаете? Лоренс Харрисон: Культура не является чем-то данным навеки и, поэтому, мол, люди обречены всегда жить так, как жили их предки. Наша теория не имеет ничего общего с расой и генами. Культура - это нечто, чему человек выучивается в детстве. Так она передается от поколения к поколению. И она меняется. Поэтому у всех стран есть свой шанс. Александр Генис: Хотя Харрисон открещивается от термина «культурный детерминизм», суть его теории не меняется: речь идет о том, как культура держит в плену народ, определяя его экономику и политику. Эта идея, как уже было сказано, обладает сегодня огромным авторитетом, но у нее есть и немало противников. Один из самых известных - хорошо знакомый России экономист Джеффри Сакс. Он говорил, что в Польше его постоянно предупреждали о невозможности реформ, которые якобы противоречат всем культурным установкам поляков. Опыт, однако, опроверг эти опасения. В ответ на это, защитники культурного детерминизма, указывают на провал стратегии Сакса в России. Такая полемика ведется постоянно, и я, конечно, не берусь судить о том, кто прав в споре высоко ученых профессоров. Тем не менее, в завершение нашей передачи мне хотелось бы порассуждать на поднятые сегодня темы с позиций простого здравого смысла. Как всякая теория, стремящаяся свести все к одному объяснению, концепция культурного детерминизма полна дыр, делающих ее отнюдь не такой безнадежно бесспорной, как может показаться на первый взгляд. Чтобы убедиться в ее шаткости, достаточно задать один элементарный вопрос: если, скажем, конфуцианская мораль, которая якобы определила успех восточной Азии, действительно столь мощный генератор рыночного сознания, то почему он исправно трудится в Южной Корее, но категорически отказывается работать по соседству, в Корее Северной? Более того, из того же конфуцианства, со свойственным ему патернализмом, иерархичностью, авторитарностью, конформизмом, ничего не стоит вывести и коммунистический тоталитарный режим Пхеньяна. И тогда окажется, что конфуцианская культура - это не благодеяние, а тяжелые гири, тормоз, мешающий экономическому расцвету. Кстати, именно к этому пришел сам Вебер в той хрестоматийной статье, что легла в основу культурного детерминизма. Протестантской этике Вебер противопоставлял не только католическую мораль, но и застойный дух конфуцианства, которым теперь, по иронии судьбы, пытаются объяснить бурный прогресс восточноазиатских стран. Сомнительным мне кажется и другой - эмигрантский - аргумент теории культурного детерминизма. Успех тех же азиатов в Америке, на который ссылается Харрисон и его соратники, можно объяснить не столько строем их души, сколько особенностями их истории. Они ведь далеко не первые и не единственные эмигранты-отличники в Америке. До них, на эту роль претендовали ирландцы, евреи, русские... Взглянув на этот список национальностей, можно вспомнить старый каламбур: не бытие, а битие определяет сознание. В эмиграцию ведь и вообще не от хорошей жизни едут, ну а тут просто казни египетские: ирландцы бежали от голодной смерти, евреи - от погромов, русские - от коммунизма. Вот и на страны Дальнего Востока уже в наше время выпала повышенная доля катаклизмов - Хиросима, Мао, культурная революция, Корейская война, Вьетнамская. У эмигрантов из этих несчастных стран просто другая закалка. Именно она, а не традиционные культурно-психологические установки помогают им выжить и добиться успеха. В свободном мире, там, где не стесняют их энергию, сжатая пружина распрямляется и дает мощный толчок предприимчивости. То-то отсутствие рыночного сознания не помешало нашей третьей волне, которую даже такое мощное американское учреждение, как налоговое управление, не всегда догоняет. Впрочем, я не настаиваю на правильности этого объяснения, хотя оно мне кажется проще и убедительнее культурного детерминизма. Дело в том, что авторы любых историософских теорий, как и все люди в мире, крепки задним умом. Они пытаются рационализировать историю, объясняя настоящее прошедшим. Но история, как личность, неповторима. Нельзя, чтобы из истории исчезала зона непредсказуемости, ибо она - зона свободы. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
