Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
15.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Мелочи жизниАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Меня всегда интересовали мелочи жизни. Возможно, поэтому в молодости моим любимым писателем был не Толстой, не Достоевский, а Карел Чапек. Он был певцом уютных вещей. Не красивых, не значительных, не редких, а домашних, как горшок с цветами, тапочки или коллекция марок. Чапек написал волнующую натур-философскую поэму о своем садике и лирическую драму фотоаппарата. Он мог восхищаться будильником или потертым чемоданом. Чапек составлял натюрморты из поистине мертвой природы - наперстка, ножниц, стакана. Малым голландцам это принесло славу, и я люблю их за это сильнее больших. Какой-нибудь живой писатель кирпича и черепицы Питер Де Хох мне дороже всей психологии Рембрандта. Меня всегда интересовали мелочи жизни. Их прелесть в том, что они всегда погружают человека в знакомый, а значит страшный мир. Человек среди вещей естественен, как заяц в лесу. И тот и другой образуют экологическое единство, в основе которого лежат законы природы и сложившийся этикет. Нет ничего странного, что наши вещи говорят о нас больше, чем мы сами. Чапек умел вслушиваться в их разговор. Скромный писатель в небольшой стране, он писал о маленьких вещах с любовью и юмором. Очень долго именно так я и представлял себе свой литературный идеал и подражал ему в меру сил. Пристальное, я бы сказал медитативное внимание к неодушевленному миру оправдывает как раз его неодушевленность. Есть резерв роста и есть что одушевлять. Меня всегда интересовали мелочи жизни, но это не значит, что я не знал соблазна великих грандиозных все объясняющих теорий. Как все нормальные люди, я отдал должное универсальным концепциям, радуясь их могучей упрощающей силе. Все эти пленяющие воображение и заражающие духом соперничества системы подкупают своей претензией на конечную правду. Идея свести разнообразие к единству покоряет, ибо обещает упростить мир до того предела, за которым мы уже сможем с ним справиться и сами. В этом красота всех великих гипотез. От марксизма и фрейдизма до бахтинского карнавала опоязовского формализма. Главная их черта - тотальность. Она неизбежна, ибо мыслителю нужна уверенность в универсальности его метода, чтобы справиться с хаосом эмпирики. Система тут играет ту же роль, что и просодия в поэзии. Это способ организации протоматерии, попытка найти в ней закономерность, установить иерархию. Раскрыть структурность. Беда в том, что при ближайшем рассмотрении любая теория стремительно теряет убедительность. Интеллектуальный монолит разрушают исключения, которых накапливается столько, что правил не остается. Сложность разъедает простоту, поэтому как я заметил по себе, с возрастом сочинять теории все легче, а верить им все труднее. Через две точки можно провести только одну прямую. Через одну - сколько угодно. Две с половиной тысячи лет назад в разгар осевой, по термину Ясперса эпохи, с которой началась наша интеллектуальная одиссея, Будда произнес проповедь, предостерегающую нас от соблазна теорий. Приводя отрывок из этой сутры, я не извиняюсь за длину цитаты, потому что она звучит не хуже чем любая страница из всеми любимого теперь Борхеса. "В этом мире есть бесчисленное множество философских доктрин и теорий. Люди критикуют друг друга и бесконечно доказывают правоту своих теорий. Согласно моим исследованиям существует 62 основные теории, которые лежат в основе тысяч сегодняшних философий и религий нашего мира. Все они содержат в себе ошибки и создают препятствия". Будда говорил о 18 теориях, относящихся к прошлому. 4 теориях вечности. 4 теориях частичной вечности. 4 теориях ограниченности и неограниченности мира. 4 теориях бесконечной двусмысленности и 2 теориях, утверждающих, что причинность не существует. Он говорил о 44 теориях, относящихся к будущему. 16 теориях, утверждающих, что душа живет после смерти. 8 теориях, говорящих, что душа не существует после смерти. 8 теориях, заявляющих, что нет души, продолжающей существовать после смерти. 7 теориях уничтожения и 5 теориях, говорящих, что настоящее уже нирвана. Объяснив все ошибки, содержащиеся в этих теориях Будда продолжил: "Хороший рыбак бросает свою сеть в воду и ловит всех рыб и креветок, каких может поймать. Когда он видит, что какие-то существа пытаются выпрыгнуть из сети, он говорит им: "Неважно, как высоко вы можете прыгнуть, вы все равно упадете в сеть". И он прав. Тысячи верований расцветающих в настоящее время могут быть найдены в сетях этих 62 теорий. Не попадайте в сеть умозрительных идей". Меня всегда интересовали мелочи жизни. Возможно, потому что я вырос там, где ими принято было пренебрегать. Российского человека слишком долго учили мерить время не часами, а пятилетками. Ждать не завтрашнего дня, а светлого будущего. Такой угол зрения, вид сверху вызывает недоверие к подробностям жизни. Возьмем, скажем, электрическую лампочку. Про нее можно было бы рассказать немало занятных историй. Вспомнить пышные абажуры с кистями, навечно ставшие символами довоенного мещанского уюта, или моду на торшеры, которые принесли в быт 60-х раскованность и фамильярность. А можно посмотреть на ту же лампочку сверху и тогда у нас получится афоризм про электрификацию всей страны. Кстати сказать, таким сплошным афоризмом был коммунизм. Он квантовался лозунгами, призывами, стихами, манифестами и другими призывами, куда можно вставить тире. Даже тех, кто спорил с ним, он соблазнял все той же пунктуацией, провоцируя на обобщения. Это и понятно. До тех пор, пока мы находимся в плену широкомасштабных умозрительных конструкций, мелочи тушуются в тени глобальных теорий. Ведь так и принято говорить - все это мелочи по сравнению... не знаю даже с чем. Ведь главное, что есть что-то огромное, которому приносят в жертву разные пустяки. Вот тут и становится популярной мрачная поговорка - "лес рубят - щепки летят". Отечественная культура давала приоритет большому перед малым. Конечно, она открыла миру гениальный образ маленького человека, но с другой стороны она же требовала переделать мир, чтобы превратить это самого маленького человека в большого. Писателей нашего золотого века отличала как раз универсальность их гения. Многие из них мечтали свести мир к единому знаменателю, открыть вечный и всеобщий закон бытия, разгадку мирового счастья. При всей любви и сочувствии к отдельной личности они стремились освободить ее от плена мелочей ради великих идей, ради великих истин. Ради вечной правды. Салтыков-Щедрин с гневом писал: "Ах, эти мелочи, как чесоточный зудень, впиваются они в организм человека и точат, и жгут его. Нет места для работы здоровой мысли. Нет свободной минуты для плодотворного труда. Мелочи, мелочи, мелочи заполнили всю жизнь". Однако, как выяснилось чуть позже, попытка освободить человека от мелочей ведет к освобождению его от человеческой жизни. От жизни вообще. Общество, завороженное глобальными концепциями, теряет способность к зоркости. Когда я после 13 американских лет приехал в Москву, меня поразили своей непомерной широтой московские улицы. Наверное, архитекторы, которые планировали эти проспекты, смотрели на город только сверху. Они пожертвовали точкой зрения пешехода ради общего градостроительного плана. Меня всегда интересовали мелочи жизни. И сегодня они наконец вошли в моду. Сегодня мир опять приучается к скромности. Изживая 20 век, опасно переболевший гигантоманией, мы вновь открываем великое значение мелочей. Конечно, они никогда не исчезали из жизни, просто мы заново учимся вглядываться в мельчайшие детали нашего обихода. По сути, это возвращение из макрокосма общественного бытия к микрокосмичности. Стройная картина мироздания распадается на свои первичные элементы, каждый из которых играет свою роль в общей конструкции. Реабилитация мелочей следствие крушения идеологических систем. Ведь любая идеология стремится обобщить мир, лишить его частности. Мир сопротивляется этой опасной тенденции тем, что не подчиняется ей. Жизнь, любую жизнь нельзя свести к схеме. Всякое абстрактное понятие вроде капитализма или социализма не может исчерпать божественного разнообразия мира. И люди и страны не похожи друг на друга. Вот для того, чтобы осознать эту счастливую непохожесть, и нужно всматриваться в пустяки, в те мелочи жизни, которые делают нашу планету пригодной для обитания. Я завидовал тем историкам, которым удалось посвятить себя изучению пестрых осколков прошлого. По-моему нет ничего увлекательней, чем изучать какие-нибудь древнеримские застежки, прически эллинов, плащи крестоносцев или средневековую посуду. Я уверен, что мельчайшая бытовая деталь прошлого способна поведать нам не меньше, чем тома ученых теорий. История хороша тем, что она уже прошла. Все, что нас окружает, кажется слишком простым, слишком банальным, чтобы привлечь внимание. Но пыль веков облагораживает пустяки и позволяет им стать объектом академических исследований. Как раз сейчас они в чести у специалистов, пишущих микроистории. Делается это так: ученый выхватывает пинцетом из хода жизни одну деталь - треску, кимоно или мышеловку - и рассказывает о своем предмете все, что можно о нем сказать, не претендуя на обобщения или выводы. Биография исторической детали обладает теми же достоинствами, что и биография человека - ее свободная жизнь лишена умысла и цели. Ценность ее лишь в том, что она была. Меня всегда интересовали мелочи жизни и, посвятив первую часть нашей передачи апологии мелочей, мне хотелось бы теперь устроить ее демонстрацию, этакий парад мелочей способных задеть нашу фантазию, раздразнить любопытство и удивить бесконечно сложным устройством нашей простой жизни. Для этого мы пройдемся по коридорам американской академии, чтобы познакомиться с несколькими занятными микроисторическими проектами. Эту прогулку помог нам устроить Владимир Морозов, который записал интервью с американскими профессорами. Героем нашей первой беседы будет велосипед, тайную историю которого описал профессор юридического колледжа Бепсон в штате Массачуссетс Рос Пэти. Владимир Морозов: Профессор Пэти, кроме юриспруденции вы ведете курс влияния велосипеда на общество. Как же он повлиял? Рос Пэти: В 90 годы 19 века считалось, что место женщины дома. Кроме того, женщину не полагали достаточно сильной для занятий каким-либо серьезным спортом. Дамы играли в крикет и в лоун-теннис - это облегченный вариант нынешнего тенниса. Ну, а тело женщин было зажато в корсет и они часто падали в обморок безо всякого спорта. С помощью велосипеда женщины обрели свободу, выбрались из дома и избавились от корсета. Велосипед позволил им заниматься физкультурой вне дома, где любой мог их видеть, что само по себе было делом возмутительным. В США дамы выиграли эту велосипедную войну в конце 1890 годов. Мужчины и общество вообще с некоторым недовольством, но примирились с женщинами-велосипедистками. Велосипед был одним из первых изделий, который собирали на конвейере. Альберт Поуп, который в городе Харфорде, штат Коннектикут, делал велосипеды типа "Коламбиа" создал для этого сборочную линию. Генри Форд посетил эту велосипедную фабрику, и кое-что позаимствовал при создании сборочной линии на своем автомобильном заводе. Помог велосипед и изобретателям самолета братьям Райт. Кстати, у них не было инженерного образования. Они работали велосипедными механиками и их первый летательный аппарат похож на велосипед с крыльями. При его изготовлении они применили легкие сплавы, из которых делали велосипедные детали. Применили и тот же принцип охранения стабильности, который учитывали и при изготовлении велосипеда. Владимир Морозов: Мистер Пэти, а вы встретились с какими-то неожиданностями при изучении истории велосипеда? Рос Пэти: Возможно, самой забавной была работа, которую я обнаружил в Англии. Я не думаю, что у автора есть стопроцентное доказательство его правоты, но теория любопытная. В сельской Англии до самого конца 19 века крестьяне женились в основном на девушках из своей же деревни. Близкие родственники часто вступали в брак, что не способствовало здоровью потомства. Но с появлением велосипеда с 1890 годов люди гораздо чаще стали находить себе невест в соседних деревнях. Почему они раньше не ездили туда на лошадях? Да потому что ездовая лошадь - это дорогое удовольствие для богатых. У крестьян были лишь рабочие лошади, которые весь день работали и вечером им надо было отдыхать, а не возить хозяина на свидание. Александр Генис: Признаюсь, я не случайно выбрал велосипед в качестве первого экспоната нашей выставки мелочей. Велосипед - мой любимый вид транспорта. Наши отношения начались в раннем детстве, когда мне достался от брата пудовый велосипед, называвшийся тогда трофейным. Возле руля на шее виднелся грубый шрам от сварки. Велосипед был моей первой и, наверное, последней любовью. Все, что сложнее вилки, дается мне с трудом. Я ненавижу механизмы, начиная со складного зонтика, но велосипед - дело другое. Он воплощает меру и охраняет справедливость. Особенно в холмистой местности, где ветреная радость спуска благоразумно предвещает похмелье подъема. К тому же, вверх ехать куда дольше, чем вниз. Что и понятно - счастье мимолетно иначе нам его не выдержать. Наша следующая остановка - античная уборная. Их историю написала профессор Энн Колоски-Остров из университета Брендайс. Владимир Морозов: Профессор Колосски, вы преподаете археологию и латынь. Почему вы заинтересовались римскими уборными? Энн Колосски: Меня всегда интересовали знаменитые римские бани. Чтобы народ был доволен, власти построили роскошные общественные бани. Каждый мог пойти туда любоваться на мраморные статуи и чувствовать себя почти богатым. Но в этих шикарных заведениях плохо обстояло дело с санитарией. Больные мылись вместе со здоровыми, и никто не обращал на это внимания. Я стала интересоваться санитарной системой города вообще. Когда современные туристы заходят в римские туалеты, там чисто, светло, и мы в полном восторге. Но в древности те же сооружения были мерзкими и зловонными. Там можно было подцепить любые виды бактерий. Стоит ли удивляться, что продолжительность жизни была тогда в среднем 40 лет. Владимир Морозов: А как выглядят римские уборные? Энн Колосски: Маленькая комната с дырой в деревянной доске. В общественных туалетах в одной большой комнате могли справлять нужду одновременно несколько десятков человек. В богатых домах туалеты были индивидуальными, доска - мраморной. Там же стояли мраморные украшения и статуи. Во многих общественных туалетах 1 и 2 веков нашей эры были небольшие храмы, посвященные богине фортуны, которая была призвана защитить вас от болезней и помочь вам освободить кишечник. Вы могли помолиться и попросить о помощи. Богиня сидела в туалете, как и прочие посетители этого заведения, а на стенах туалета могли быть надписи с благодарностью богине за помощь. Владимир Морозов: Профессор, а эти надписи не напоминали те, что мы иногда видим сегодня на стенах уборных? Энн Колосски: Конечно. Римляне были очень откровенны в сфере секса. Они, правда, не оставляли на стенах туалетов своих телефонных номеров. Но открыто приглашали к сексу. Они не рисовали на стенах туалетов непристойных картинок, но подробно описывали, с кем и когда у них был удачный секс. Александр Генис: Ну и заключительная остановка в нашей прогулке по мелочам жизни связана с историей одного из самых популярных в мире героев - Буратино. О нем написал книгу профессор социологии в колледже святой Розы, город Олбани, Ричард Вундерлих. Ричард Вундердих: Ребенком я, как все, читал сказку про Буратино. Но только став взрослым, я выяснил что изначально это была не сказка, а роман, изданный в 1883 году в Италии писателем Карло Коллоди. В романе герой взрослеет, из куклы становиться настоящим ребенком, берет на себя заботу об отце, сберегает деньги на черный день. Происходит социализация ребенка. А в сказке все по-другому. В разных версиях по-разному. Существует 15 переводов этой истории на английский язык. Многие десятки адаптаций для комиксов, разных пьес, мультипликационных фильмов, радио-фильмов. Интересно, что англоязычная версия стала особенно меняться с 30 годов, со времени великой депрессии. Если роман учил ребенка самостоятельности и независимости, то теперь слегка измененная история стремилась отвлечь ребенка от неприятностей повседневной жизни, чтобы он как можно дольше оставался ребенком. Потом в 50-е годы в Америке началось создание рынка, ориентированного на детей. Причем на детей, растущих в потребительском обществе. Их учили конформизму: будьте послушны, оставайтесь ребенком, работать не надо, можно всю жизнь играть. Все ваши потребности будут удовлетворены. Александр Генис: Этой мелкой подробностью из жизни любимого сказочного героя мне кажется уместно завершить сегодняшнюю передачу. Если уж у кого и учиться мелочам жизни, то у детей. Поскольку сами они маленькие, то все вокруг них большое и важное, и это значит, что в детской, то есть правильной жизни мелочей не бывает вовсе. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
