Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
16.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[02-05-00]
1 мая и анархистыКорни и причины уличных беспорядков, произошедших 1 мая во многих городах Европы. Программу ведет Елена Коломийченко. В ней участвуют обозреватель Радио Свобода Ефим Фиштейн и корреспонденты Радио Свобода: в Париже - Семен Мирский, и в Лондоне - Наталья Голицына. Елена Коломийченко: "Первомайские демонстрации трудящихся против капитала", - так характеризовали их сами демонстранты, в ряде европейских стран закончились столкновениями участников друг с другом и с полицией, разбитыми витринами и так далее. Полиция принимала меры, чтобы каким-то образом поддерживать порядок. Не обошлось без арестов и применения силы. Это далеко не первые уличные выступления подобного рода. Они не имеют какой-то особой географической привязки. 1 мая это было в Гданьске и Гамбурге, Праге и Цюрихе. Лондоне, Париже, Берлине и так далее. Участники - главным образом молодежь - как с крайне левыми, так и с крайне правыми взглядами. В чем здесь дело - что упущено традиционными и политическими партиями и правительствами европейских стран, чего ждать в будущем. Эти темы мы обсуждаем с нашими корреспондентами в Лондоне и Париже Натальей Голицыной и Семеном Мирским. В пражской студии рядом со мной Ефим Фиштейн. Сперва я обращаюсь в Лондон: Наталья Голицына, расскажите об итогах последних трех дней, и чем в Великобритании объясняют тот факт, что инициаторами этих событий и демонстраций стали не какие-то традиционные политики или политические партии, а молодежь крайних настроений? Что ею движет? Наталья Голицына: Я вчера очень внимательно смотрела все репортажи о демонстрациях протеста в Лондоне, которые, как и в прошлом году, завершились насилием и погромами. Мне показалось, что естественно было бы сравнить все это с последним крупным выступлением британского рабочего класса - я имею в виду всеобщую забастовку шахтеров в 1985-м году. В чем главное различие между ними? Во-первых, это мрачное отчаяние и серьезность классовой борьбы шахтеров, и несерьезность - я бы сказала - пародийность акций первомайского протеста. По сути дела, вчерашняя акция была лишь стилизована под серьезную политическую акцию. Во всей этой акции силен был не политический, а эстетический момент. Во-вторых, на организованной зелеными, анархистами, троцкистами и прочими маргинальными левыми радикалами демонстрации, в отличие от шахтерских выступлений, была, в основном, лишь молодежь. Это позволяет воспринимать этот карнавал, как явление молодежной субкультуры, как своеобразный молодежный "хэппэнинг". Там, по существу, господствовало настроение рок-концерта с присущими ему групповыми ликованием и восторгом. Совершенно очевидно, что несмотря на политическую заявку поведение демонстрантов диктовалось не столько стремлением к социальным переменам, сколько элементарным желанием поучаствовать в этом экстравагантном действии. Это скорее была разновидность бесцельного и безответственного бунта. Как мне кажется, здесь напрашивается прямая идеология с американской "контркультурной революцией" рубежа 1960-х - 1970-х годов. Сейчас уже очевидно, что в этой молодежной "контркультурной революции" огромное значение имела мода на протест. Благо, поводом тогда оказалась вьетнамская война. Причем, я хотела бы подчеркнуть, что именно не причиной, а поводом. Как была, скажем, мода на наркотики на рок-музыку, хиппи и тому подобное... Конечно, важную роль здесь играет возрастная психология, и это - эстетика, а не политика. Елена Коломийченко: Эстетика эстетикой, но иной раз заканчивается отнюдь не эстетичными выступлениями, разбиванием витрин и побиванием друг друга. Наталья, а вот правительство во главе с Тони Блэром, "новые лейбористы", те, кто, как они сами сделали заявку о себе, получили центральную часть политического спектра и настроений, и претендуют на сохранение своих властных позиций - пытаются ли они каким-то образом, скажем так, канализировать эти настроения молодежи? Наталья Голицына: Я хотела бы просто процитировать высказывание премьер-министра Тони Блэра по поводу этой так называемой демонстрации. Это была его первая реакция: "Их действия ничего общего не имели с какими-либо убеждениями и верованиями. Все, что произошло - это бессмысленный бандитизм. Осквернение Кенотафа и памятника Уинстону Черчиллю не заслуживают даже презрения. Лишь благодаря мужеству павших во время войны наших солдат эти идиоты могут жить в свободной стране". Я уточню просто, что такое Кенотаф - это памятник в центре Лондона, установленный в память павшим во время двух мировых войн британским солдатам. Вот такая цитата - то что сказал Тони Блэр. Надо сказать, что для того, чтобы британский премьер, и вообще - английский джентльмен, произнес слово "идиот", он должен быть действительно серьезно оскорблен в своих чувствах. Елена Коломийченко: Семен Мирский, во Франции уличные беспорядки тоже не редкость, но вот готовы ли вы согласиться со словами Тони Блэра и с тем, что говорила Наталья Голицына, или вам все же думается, что у этих движений есть некоторая своя теоретическая база, теоретический центр? Семен Мирский: Я готов согласиться и со словами Натальи Голицыной, и со словами Тони Блэра. Действительно, люди испачкавшие Кенотаф и памятник Уинстону Черчиллю, иного название кроме как "идиоты" не заслуживают. Другое дело - мне кажется, что Тони Блэр не дал себе труда проанализировать причины этого явления, и здесь я думаю, все намного серьезнее и гораздо страшнее. Когда Наталья Голицына говорила об протестах в Лондоне как об акте чистого эстетизма, вы заметили, что все-таки были разбиты витрины, были побиты люди и были раненые с обеих сторон. И я думаю, что надо подумать все-таки, что и почему произошло. Во Франции, в частности, в Париже, в отличие от того, что произошло в Лондоне, 1 мая все обошлось гораздо более мирно и спокойно. Но здесь я думаю, причина как раз и кроется в том, что во Франции есть гораздо более долгая и выраженная традиция того, что в истории принято называть "движением анархо-синдикализма". Я хотел бы просто привести три цифры, которые помогают понять метаморфозу того, что произошло в течение, скажем, последних 150 лет с международным праздником трудящихся. Я приведу цифры: в 1850-м году число рабочих из общей массы занятых в производстве во Франции составляло 90 процентов, сто лет спустя - в 1950-м году - 60 процентов, а сегодня только 30 процентов французов, получающих заработную плату, могут быть причислены к категории рабочих. Таким образом, желание по инерции видеть в 1 мая традиционный международный праздник трудящихся приобретает характер фикции - в западном мире все меньшее число людей работающих вообще могут быть названы рабочими. Параллельно с уменьшением числа рабочих тает и политическое или идеологическое содержание этого праздника. Что же касается традиционной левой, социо-коммунистической окраски, которую имел Первомай, то здесь далеко не все просто - по традиции людям, родившимся и выросшим в СССР, памятны первомайские демонстрации с их лозунгами и совершенно официальным колоритом. И вот Франция: специальным декретом от 24 апреля 1941-го лидер коллаборационистского прогитлеровского режима Франции маршал Филипп Пэтен провозгласил 1 мая выходным праздничным днем, назвав его "днем социального согласия". Это - 1 мая в его политическом манипулятивном использовании коммунистическими или профашисткими режимами. Но есть и другая ипостась 1 мая. На примере вчерашних первомайских демонстраций в Лондоне, Париже и, особенно - в Берлине, где были очень значительные столкновения между демонстрантами и полицией, из праздника уходит идеологическо-политический пар - точнее говоря, уходит жизнь. Что это - усталость от идеологии, признак нарастающего идеализма? Возможно, и первое и второе. Но, как говорится, "свято место пусто не бывает". Вакуум, оставшийся после деполитизации и деидеологизации этого праздника, постепенно заполняют другие силы. И здесь мы уже говорим об анархистах и анархо-синдикалистах, ибо именно они захватили авансцену того самого политического "хэппэнинга", того самого карнавала, о котором говорила Наталья Голицына. Это - не пустые разговоры и далеко не безобидное явление. Я думаю, что даже легко предсказать, что по мере деполитизации 1 мая в качестве праздника трудящихся в этот день все большую роль будут играть анархисты. Елена Коломийченко: Семен, хочется заметить, что там, где в организации первомайских демонстраций участвовали традиционные политические партии, как, допустим, собравшие 100 тысяч социал-демократы в Вене или даже коммунисты в Москве , там, в общем, обошлось без уличных столкновений. Ефим Фиштейн, как вам кажется, каковы мотивы у анархистов и прочих левых движений. И чем объяснить, то, что в странах Центральной Европы, где только 10 лет назад перестали существовать коммунизм или социализм в его советском положении, вновь ожили левые мифы и настроения? Ефим Фиштейн: Действительно, мы считали, что анархия со всеми ее проявлениями - дело далекого прошлого и после смерти "батьки Махно" и его теоретика Льва Черного вряд ли нам уже придется столкнуться с этим, как с явлением бытовым, нас касающимся в нашей повседневной жизни, но случилось именно так. Я согласен с Семеном Мирским, что явление это не случайное и не только стилистическое, но скрывающее глубинную потребность человека. Объясняется оно двумя обстоятельствами, на мой взгляд, у него если хотите два источника. То, что социал-демократические шествия и празднества не сопровождается битьем лиц и витрин - это дело понятное - они сильно формализированы и, что называется, уже ни о чем. Социал-демократы в данном случае ведут разговор не о праве на труд - вы сами понимаете, что правительство, которое 30 лет стояло во главе своего государства - я имею в виду Австрию, не имеет права говорить о каком-то праве на труд, поскольку оно имело все возможности реализовывать это право в своей практической деятельности. Елена Коломийченко: Что касается права на труд, то в Австрии это не настолько острая проблема, как в других странах. Австрия - одна из европейских стран, где уровень безработицы меньше, чем, допустим, в таких европейских странах, как Германия, Испания, Италия, Франция, так что говорить только о праве на труд трудно. Но мне хотелось бы добавить то, что сегодняшние социал-демократы сами порой не в состоянии определить отличие своей программы от программы правых партий - и правые и левые так стремятся в центр, что края остаются незанятыми. Ефим Фиштейн: Вы фактически называете одну из причин или источников этого нового повышенного интереса молодежи к крайним движениям. Да, тот факт, что основные партии всех европейских государств, что называется, сбились в кучу, сбились в центр, где различия между ними остаются слабо выявленными или не существенными, этот факт, разумеется, питает крайние настроения, поскольку оголились края. Возникла политическая лагуна, политическая ниша, которую, естественно, заполняют экстремисты всех мастей. Поэтому, я считаю, что и здесь, в Центральной Европе, и Праге, где, кстати, первомайские праздники сопровождались классическим битьем витрин ресторанов "McDonald's", именно здесь и ясно, что это связано не столько с реальными трудностями трансформации, поскольку они все же не столь глубоки и не столь чувствительны, ( при 8 и 9 процентной безработице и ничтожной инфляции нельзя говорить, что население в нищете), сколько связаны вот с этими серьезными глубоко лежащими причинами. Один факт - то, что партии сбились в центр, перестали отличаться от друг от друга, а тем самым и представлять интересы значительной части политического спектра, своего электората, если хотите, а другой факт - это проходящая глобализация, которую все-таки смести со стола невозможно. Мне кажется, что праздник солидарности трудящихся все больше становится праздником антиглобализаторским. Здесь один из естественных мотивов человека в его реальном бренном бытие - это то, что человек хочет видеть, где принимаются решения и быть хозяином своей судьбы. А он все меньше и меньше чувствует себя хозяином своей судьбы, потому что решения уже не принимаются на уровне национальном уровне его государства, а принимаются в весьма отдаленных местах, которые нигде и никак не выявлены, и человек чувствует себя как бы в джунглях, сквозь которые он ничего не видит. Он естественно пытается бороться против этого всеми доступными средствами, в том числе и средствами политического "хэппэнинга". Елена Коломийченко: Интересно, что вчерашнее выступление Папы Римского Иоанна Павла Второго было, как и эти демонстрации, направлено против глобализации, он сказал, что "глобализационные процессы капитала и торговли не должны ущемлять основных прав человека". Это в своем роде беспрецедентное выступление, и, кроме того, вечером Папа Римский присутствовал на концерте, где играли рок-группы, приветствовал музыкантов из группы "Юритмикс", то есть он пытается каким-то образом найти в молодежи свою паству, и соответствовать интересам и запросам молодежи, и перевести в то же время их настроения в область церкви, религии... Семен Мирский, вам слово: Семен Мирский: Коль скоро вы упомянули Папу Римского, то я просто повторил бы то, что Ефим Фиштейн сказал о создающемся на крайних точках политического спектра вакууме. Как он сказал, партии сбиваются в кучу, вплоть до того, что между ними невозможно провести какой-то водораздел, а Папа, будучи человеком с очень острым политическим нюхом и чутьем тоже чувствует этот вакуум, помня, что, как гласит латинская пословица, "природа не терпит пустоты". Именно в этом смысле надо понимать весьма замеченное первомайское выступление Папы Римского. На первый взгляд, казалось бы, что между Ватиканом, продолжающим традицию, которой 2000 лет, и каким-то странным, родившимся в XIX веке под непонятной звездой праздником мало общего, но я думаю, что в этом и есть объяснение, хотя и не единственное, но, по-моему, адекватное... Я хотел бы вернуться во Францию и подкрепить слова о том, что возможности анархизма и анархо-синдикализма здесь еще не исчерпаны. Я хотел бы назвать имя человека, которое вряд ли известно многим нашим слушателям. Это некто по имени Ги Де Борд, скончавшийся несколько лет назад. Он был не просто теоретиком анархизма, но, можно сказать, поэтом, и поэтом весьма неплохим.. Ему, в частности, принадлежит текст под названием "Теория праздного шатания" или "Теория дрейфа". "Человек дрейфующий" Ги Де Борда - это кочевник эпохи киберпространства, ситуационист, не упускающий возможности поучаствовать в нарушениях общественного порядка, когда такая возможность представляется - именно к этому призывал Ги Де Борд. А никто еще не придумал лучшей питательной среды для такого рода деятельности - мордобоя и погрома, как всевозможные демонстрации и массовые шествия. Поэтому современный кочевник еще покажет, на что он способен. Елена Коломийченко: И все-таки Семен, каким вам видится будущее этого явления? Смотрите, и во Франции и в других странах, по крайней мере, европейских, существуют на сегодня крайне правые партии, в одних странах их больше, в других - меньше. Но они пытаются каким-то образом использовать это недовольство и протестные акции. Ле Пен и Хайдер говорят примерно одним и тем же языком, оба выступают против глобализации и как будто защищают "маленького человека". Но на ту же роль претендуют и "новые левые". Гузенбауэр - австрийский социал-демократ, тоже говорил о том, что именно они, а не правые защищают этого "маленького человека". И в этой полемике теряется молодежь. Она теряет ориентиры - куда ей идти? Семен Мирский: Совершенно верно, вы назвали несколько партий - дело в том, что как бы слабость названных партий и всего спектра существующих на политической сцене партий в том, что все они по старинке еще привязаны к каким-то идеологиям - будь то социализм или коммунизм, будь либерализм в его современной форме, известный под названием "неолиберализма"... анархисты же к одной определенной идеологии не привязаны. Ефим Фиштейн упоминал Нестора Махно - одного из теоретиков, а главное - практиков анархизма. Батька Махно - помните: "Анархия мать порядка"... Так ведь и там очень трудно сказать, кто он был - левый или правый. В зависимости от угла зрения Махно и его движение можно назвать и крайне-консервативным, и крайне левым. Я думаю, что эта открытость и неопределенность, идеологическая аморфность анархизма как раз и объясняет то, почему не следует списывать его и в наши дни со счетов истории. По мере того, как партии еще будут цепляться за какие-то остатки устаревших идеологий, молодежь все больше будет привлекаться идеями, а точнее идеалами анархизма, в котором нет твердого кодекса законов. Другие материалы за ближайшие дни:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
