Вячеслав Зайцев
Ведущая Марина Тимашева

Марина Тимашева:

Сегодня в гостях у московской редакции радио "Свобода" кутюрье, художник, поэт, президент Московского Дома моды, заслуженный деятель искусств России, лауреат Государственной премии, член Союза художников России, почетный гражданин Парижа, профессор Вячеслав Зайцев.

Вячеслав Зайцев:

Веленью Божьему подвластен
Слежу я за рукой.
Слежу, как образы, пришедшие извне,
Довольно странных очертаний,
Мир незнакомый, ирреальный
Влекут меня.
Захваченный феерией видений
Я уступаю.
И тут же чувствую успокоения тепло.
Душа светла,
И пробужденье наступает.
Какое ж счастье иногда
В глубины подсознанья проникать.

Марина Тимашева:

В московской студии с ним беседуют - корреспондент "Дойче пресса агентур" Доротея Хюльцмаер, специальный корреспондент "Новой газеты" Елена Дьякова. Ведущая программы Марина Тимашева.

Марина Тимашева:

Зайцев Вячеслав Михайлович родился 2 марта 1938 года в городе Иваново. В 1952 году поступил в Ивановский химико-технологический техникум на факультет прикладного искусства и закончил его как художник по росписи ткани. В 1962 году заканчивает Московский текстильный институт как художник модельер. С 1965 года - глава экспериментальной группы общесоюзного дома моделей. 67 год - представляет Советский Союз на Московском международном фестивале мод. В 1979 году начинает работу в маленьком ателье, которое позже становится Московским Домом моды. В 1980 году выпускает две книги и позже будет выпускать книги, и в том же году делает костюмы для спортсменов на Олимпиаду-80. С 1982 года художественный руководитель Дома моды. С 1988 - президент Дома моды. В том же году коллекция, по приглашению Пьера Кардена, показана в Париже на неделе высокой моды. Вячеславу Зайцеву присвоено звание почетного гражданина Парижа. Человек года 89 года. Победитель фестиваля "Пять лучших модельеров мира 90" в Японии.

Персональные выставки живописи и графики в Америке. 1994 год - приз "Овация" лучшему модельеру. Первый "Золотой манекен" на Неделе высокой моды в Москве. Приз "Золотая игла" в Сочи. В 1996 году дворянское собрание наградило Вячеслава Зайцева орденом Константина Великого. В 1997 году открывается лаборатория моды, в которой Вячеслав Зайцев преподает. В 1998 году президент России Борис Ельцин вручает Вячеславу Зайцеву орден "За заслуги перед отечеством" четвертой степени. Вячеслав Зайцев - автор костюмов ко многим спектаклям московских, германских и венгерский театров. Делал костюмы для мюзикла "Софистикейтед лейди" на Бродвее, автор костюмов к нескольким кинофильмам и программам эстрадных исполнителей. С 1991 года - заслуженный деятель искусств РФ. В 1996 году становится лауреатом Государственной премии РФ. Разведен. Сына зовут Егор. Внучку - Маруся. Ее именем названы также духи. По правилам нашей программы Вячеслав Михайлович: если я что-то перепутала, или у вас есть какие-то существенные дополнения, то скажите.

Вячеслав Зайцев:

По приглашению мадам Карвен. Не Пьера Кардена, а мадам Карвен. Единственное. Все.

Марина Тимашева:

Тогда, Вячеслав Михайлович, у меня первый вопрос. По моему личному впечатлению, вы - самый театральный модельер России. То есть, когда я вижу ваши работы на подиуме, они напоминают мне спектакли. Мне всегда кажется, что у ваших ребят, которые идут по подиуму, есть какой-то характер, персонаж, индивидуальность. Почему так произошло? Что вообще привело вас в театр, и что связало воедино вас - художника театрального по костюмам, и вас - кутюрье?

Вячеслав Зайцев:

Для меня в этой стране не было возможности реализоваться как художнику, поэтому, вероятно, я ушел в театр и, начиная с 1970 года, стал работать в театрах Москвы с Волчек, Плучеком, с Олегом Ефремовым... Вот эта стихия, необузданная стихия театра с его тайнами, с неожиданными поворотами, просто затянула и немножко, на какое-то короткое время, оторвала от реальности бытия. И, вернувшись вновь в 90-е годы на сцену моды в моем Доме моды на Проспекте Мира, я практически бросил театр, и я создал свой театр. И этот театр стал как бы моим священнодействием. То есть, я там нахожу эту радость причастности ко всем видам искусства... они как бы соединены вместе. Здесь и сценография, и декорации, и пластика, и характер моих актеров. Я их называю актерами, а не манекенщик или манекенщица. И свет. Вот само действо... оно наполняет меня радостью ощущения... нужности, что ли, и востребованности как художника.

По всей вероятности, по своей природе я рожден быть художником. Модельером я,наверное, стал совершенно случайно в силу обстоятельств, потому, что в те годы как-то было бы странно создаться как художник-живописец, художник-график. Это прикладное искусство было более на высоте, и проблема возрождения народных традиций стояла во главе угла. То есть, я соприкоснулся с удивительной, богатейшей культурой традиций, которые были спрятаны в музеях, сундуках. Народная мудрость была спрятана от глаз людских. Но я был так очарован удивительной красотой этих народных костюмов Рязанской губернии, Северной губернии, Нижнего Поволжья... Я собирал по крупицам все эти материалы и как бы вкладывал в свой компьютер, в свою память. И поэтому, вероятно, искусство, которому я посвятил позже свою жизнь в моде, я постарался воплотить вот те накопленные знания и, уже не будучи проводником идеи, сохранять традиции... я развивал эти традиции. Мне хотелось найти новую эстетику, как бы заложить фундамент новой эстетики, нового века. Мы в ответе за то, что мы оставим после себя сегодня. Потому что мы все время жили прошлым, и у нас не было настоящего, а тем более будущего. И поэтому я перешагнул существующие стереотипы подхода к нам, художникам, со стороны правительства, чем вызвал огромное неудовольствие. Но я понимал, что я по-другому жить не могу. Можете себе представить, в 78 году я праздную сорокалетие в Доме кино... Показываю свою коллекцию одну, вторую. Народу так много, что пришлось за вечер показывать две коллекции. Я выхожу на улицу ночью, уже в час ночи, с сумками, аксессуарами, туфлями, что я покупал на свои деньги, потому что у Дома модели ничего этого не было. Жуткая слякоть, грязь, и вдруг я понимаю, что все вот это шум оваций, этот триумф - это все туфта, то есть, это все дутое. Что все, что я делаю, это никогда не будет доступно.

Помните, это был всегда вопрос - а где это можно достать, где это можно купить? Всегда этот вопрос сопровождал все показы наших коллекций. И я понял, что я больше не могу работать в этой индустрии. Я не могу лгать людям, потому что я призван помочь людям, а не лгать. Я ушел тогда с высоты своего положения в маленькое ателье. И начал все сначала, с одного человека. Я понял, что лучше быть полезным одному человеку, чем решать глобальные проблемы как мыльный пузырь, который ничего в результате не дает, никакого удовлетворения. Я считаю, что художник, если ему дано от Бога самовыражаться и подарить эту радость сопричастности к красоте, не имеет права замыкаться в рамках своего собственного "я". Он должен выйти навстречу людям и отдать это, потому что чем щедрее ты отдаешь, тем больше ты получаешь. Это созидательный труд, к которому призван человек... рожден человек для созидания, для какого-то творческого выплеска. И поэтому я ушел туда, где я мог "создать" любого человека. Не только манекенщицу. Я стал одевать людей разных - полных, худых, маленьких. Я стал, как врач, себя ощущать. Почему у меня сегодня клиенты с 80-х годов?.. если даже не могут что-то купить... потому что уже денег не стало как прежде. Они приходят и говорят: "Слава, мы носим ваши пальто по 10-17 лет, и мы счастливы, что мы могли это приобрести. И даже предложили сделать показ или устроить выставку моделей, которые хранятся 17 лет у клиентов. Вот ради этого имело смысл жить. Вот это радость. Не то, что меня похвалят там наверху, а вот то, что люди несут в себе, то, что они хранят в себе. Вот это счастье. Понимаете?

Доротея Хюльцмаер:

Вячеслав Михайлович, вы же говорили о том, что в России сейчас глубокий кризис - и экономический, и духовный. А влияет ли кризис на стиль вашей моды. На Западе говорят: чем кризис больше, тем декольте глубже?

Вячеслав Зайцев:

Будучи художником как бы русским изначально, то есть родившимся в России, прожив, как говорится, всю свою сознательную жизнь, я пришел к убеждению, что для наших женщин нехарактерно это откровение, которое сегодня, в общем-то, достаточно активно рекламируется в западной моде. То есть, глубже декольте... открываются все места, которые были как бы всегда скрыты от глаз, было ощущение тайны. Это привлекало в женщине. Я хочу сказать, что кризис конечно повлиял, безусловно. Коллекции не стали такими большими. Если я раньше делал 4 коллекции год, сегодня мы с Егором делаем две, одну. Он - одну коллекцию, и я. И коллекции эти... частично есть "от кутюр", то есть творческие коллекции... Но в них же присутствует и одежда "прэт-о-порте", то есть одежда готового платья, которую мы потом можем предложить в качестве образцов для приема индивидуальных заказов или как лицензионные образцы.

Что касается декольте - опять-таки, это не характерно для меня, для моего творчества, потому что очень люблю женщин изначально... вот как данность, которая должна всегда оставаться для человека тайной, для мужчин особенно, в первую очередь. Женщина - как книга, которую интересно читать страница за страницей. Когда же на ней просто тонкая прозрачная ткань, и через нее просвечивает грудь, трусы и все остальное прочее, то я не знаю, можно ли радоваться появлению такой женщины на улице или в обществе. То есть, она вызывает нездоровый интерес.

Понимаете? А ведь женщина - это удивительное явление природы. Человек, наделенный потрясающим разумом, удивительными качествами, которые заставляют волноваться и волнуют на протяжении уже ни одного тысячелетия. Поэтому мне кажется, что какой бы ни был кризис, я не позволю себе создать такую одежду, в которой женщина чувствовала бы себя не защищенной. Может быть, я очень старомоден, консервативен, но я и хочу быть таким. Я хочу сохранить ту женщину, которую я себе создал. Вот идеал этой женщины - женщины возраст элегантности, женщины, которая дарит общение. И костюм для нее - это рама для души.

А что касается бездуховности - да, новое поколение совсем другое. Его интересы абсолютно иные, хотя я живу все время среди молодых и я чувствую дыхание этих людей, и это, безусловно, очень влияет на многие проявления моего характера в творчестве, а в работе - особенно. Но тем не менее, я стараюсь открыть для них тайны искусства эпохи Возрождения, предположим. Я им рассказываю о прекрасной музыке, даю им слушать эту музыку, в спектаклях задействую музыку. Не ту, которая разбивает душу, а музыку, которая согревает душу и наполняет ее совершенно какой-то новой жизнью и заставляет чувствовать.

Доротея Хюльцмаер:

Кто, по вашему мнению, лучше одевается, с большим вкусом - западные девушки, как немецкие, или американские, или русские?

Вячеслав Зайцев:

Вы знаете, я думаю, что русские. Сегодня русские с большим интересом и большим вкусом одеваются. Дело в том, что русская женщина на протяжении всей истории становления развитого социалистического общества, она была лишена возможности самовыражения, то есть красота изгонялась. Она презиралась. Красиво одетая женщина ассоциировалась с проституткой или непорядочной женщиной, и красиво одетый мужчина - тем более. Фигляр какой-то там, не знаю... стиляга. То есть, насильственно убивалось всякое желание человека почувствовать себя красивым. То есть, она была не востребована. Поэтому сегодня, когда появилась возможность увидеть, во-первых... познакомиться с новой информацией... информативный поток в моде стал настолько обилен и разнообразен, что у женщины, мне кажется, глаза вначале разбежались, но потом, помятуя о том, что она все-таки обладает потрясающим даром от природы... Просто женщина русская, как только появляются малейшие условия, начинает чувствовать себя по-другому, и она тянется к прекрасному. И поэтому сегодня, анализируя, я практически в Париже бываю каждые две недели, я могу видеть улицы, как говорится Парижа, Лондона и так далее. Да, много красивых, много интересных, но в основном - скучная, однообразная толпа, как в Китае - джинсы, куртки дутые, шорты, кроссовки... Что для меня самое страшное - это то, что изобрело наше время эти кроссовки. Я просто физически не воспринимаю эту обувь, на женщине особенно. На мужчине еще куда ни шло, в спортивных соревнованиях - куда ни шло, но когда в Америке я вижу женщина идет, полная такая, грудастая, в шелковом платье и в кроссовках - это катастрофа. Понимаете, русская женщина это меньше позволяет себе делать.

И я испытываю особое удовольствие, когда в последнее время, встречаясь с нашими женщинами как в Москве, так и в России, выезжая с показами по регионам России, и заграницей встречаясь с русскими женщинами, ну... обалденной красоты девчонки! Одеты замечательно, изыскано, деликатно, с уважением. То есть, они не позволяют себе расхлябанности. Потому что, я думаю, это связано еще раз с тем, что были невостребованы наши женщины. То есть, у них не было этого шанса - выглядеть классно. А сегодня шанс есть. Когда Запад весь одевает на себя вот эти шорты, майки, трусы и черти-что... простые рубахи ночные с кружевами, - наша женщина здесь действительно элегантнее.

Елена Дьякова:

Вячеслав Михайлович, впечатление такое, что искусство ваше служит кристалликом, совершенно изменяющим структуру среды. Принято считать, что в России с золотыми руками покончено примерно тогда же, когда с нарядными женщинами. Но вот ваши коллекции - прекрасное золотое шитье, перья, аппликация, бисер, обработка швов. Где вы берете своих мастеров? И вообще, служит ли ваше искусство (впечатление такое, что служит) - средством объединения единомышленников?

Вячеслав Зайцев:

Ой, как хорошо вы сказали! Да. Именно последний вопрос. Служит. Почему, собственно, я выезжаю и везде сейчас провожу семинары, встречаюсь, провожу в Москве и по регионам России... потому, что тяга огромная. У людей проснулось желание любыми путями самовыразиться через искусство. И в данном случае я вижу, как активно влияет мое вторжение на их взгляды, на то, что они делают. Вот, на примере города Иваново. Там существует клуб деловых женщин. Когда меня впервые пригласили в Иваново и показали коллекцию народных мастеров, мне было просто дурно, и я, конечно, все раскритиковал, потому что я не могу лицемерить. Все, что связано с искусством... вообще, в человеческих отношениях, - лучше не лицемерить. И вы знаете, за последние шесть лет выросли блестящие художники, которые завоевывают сегодня ведущие, лидирующие места во всех конкурсах и российских, и сегодня уже пошли на международные.

Проводя конкурс Надежды Ламановой, я выявил достаточно много людей талантливых, таких, как Миша Пантелеев, который работает в Японии уже три года. Андрюша Шаров, который, я считаю, звезда и театра, и авангардной моды. Володя Зубец, который является представителем нового взгляда на моду прэт-о-портексьен и "кутюр" тоже, такого хорошего класса. То есть - разные направления. И это очень классно. Сейчас Олег Грибков занял на "Платье года" первое место. Мой коллега из Иваново, которому как бы я дал путевку в жизнь, отдав ему одно из первых мест на ламановском конкурсе два года тому назад. Безусловно, я счастлив от того, что я могу повлиять каким-то образом на формирование индивидуального взгляда на время, через костюм выраженное. Это очень приятно.

А что касается мастеров, людей, с которыми я работаю, действительно, одежда, которую мы создаем, высоко технологична и блестяще конструктивна. Я в течение 16 лет воспитывал свою школу. Конечно, многие покинули и работают в других фирмах, потому что те предложили условия более выгодные, там больше платили зарплату. Но я никого не останавливаю. Я считаю, что если человек талантлив, он и там принесет пользу, все равно на благо человеческое. То есть, у меня нет, опять-таки, здесь желания остановить, не дать и прочее. Да ради Бога. Как Коко Шанель когда-то сказала: если меня копируют, значит я кому-то нужна. Понимаете? Пускай копирую, я сделаю новое. У меня принцип тот же самый. Мне Бог так много, - Господи, спасибо ему! - дал, что я могу свободно поделиться. Чем больше даешь, вы знаете, тем больше получаешь. И поэтому мастера формируются, в основном, у нас. У меня прекрасный технолог, великолепные конструктора. Я жестко с ними работаю. Мы работаем как над формой, макетным способом, муляжным способом, так и чисто конструктивными, техническим рисунком.

Сейчас еще я открыл лабораторию моды, где специально хочу поделиться накопленными знаниями. И у меня годичное обучение, как аспирантура своего рода, для всех людей, имеющих желание соприкоснуться с высоким искусством шитья, моделирования и конструирования одежды. И мы там делимся всеми нашими знаниями. И первый же выпуск в прошлом году школы дал блестящие плоды. На конкурсе Надежды Ламановой два "Гран-при" получили мои выпускники, и первое место получил также выпускник школы. И сейчас Вика Виноградова проходит практику в миланской школе, это было как премия. И мне звонили оттуда, сказали, что триумф огромный этой девочки, что даже попытаются поместить шесть разворотов в "Вог" ее моделей. Так она блестяще выделяется из всей школы в Милане. Система образования достаточно профессиональная и самое главное, я много лет преподавал в психологическом институте, сегодня это академия, я профессор кафедры. Но я понимал, что студентам не хватало практических знаний. Там было очень мало выделено времени. Поэтому все основные свои занятия я строю на рисунке, моделировании одежды... наколки, муляжный метод, технология, конструирование, само собой, и история костюма.

Приглашаю молодых талантливых художников. В частности, Андрюша Шаров недавно проводил лекцию, собирался Володя Зубец поделится своими накопленными знаниями и интересами в культуре одежды. То есть, это очень живая такая, действенная школа. И меня это безумно радует. И вот видите, я передаю свои знания по технологии конструирования вот этим молодым, поскольку у нас потеряно это мастерство профессиональное. Мы сегодня смотрим огромное количество коллекций неплохих художников, в большей или меньшей степени талантливых людей, которые готовы стать в один ряд, если будет необходимость, создать свою индустрию настоящей моды, но страдает, конечно, профессионализм.

Марина Тимашева:

У меня вот какой вопрос, Вячеслав Михайлович. Когда мы говорили о том, как выглядит европейская женщина и о том, как выглядит российская, я вспомнила один эпизод, когда моя очень близкая немецкая подруга едва не упала в обморок в час пик в автобусе, глядя на ноги женщин, постольку поскольку в час пик в страшной толчие и давке девушки, и немолодые женщины были обуты во что-то совершенно невероятное, замшевое, кожаное, лакированное, и на невероятной высоты шпильках. И вот тогда она мне сказала: я поражаюсь глупости людей, которые позволяют себе в погоне за модой одеваться так, чтобы доставить самим себе массу неудобств.

Вячеслав Зайцев:

Вы знаете, красота требует жертв, собственно, это уже старая истина. Я думаю, что в этом есть своя правда. Очень хочется им быть неожиданными. Очень хочется быть не такими, как мы привыкли их видеть. Мы устали от этих чуней, от этих галош, от этих "прощай молодость", от этих туфель, в которых мы ходили. Хочется красоты. Я по себе могу сказать: я хожу в роскошной обуви, хотя понимаю, что она погибнет, когда ты идешь по нашим дорогам. Соль, снег, грязь, но я ее чищу каждый день и, как говорится, ухаживаю за ней, потому что я безумно люблю, потому что раньше я ходил в обуви, в которой мне было безумно неудобно. Она была тяжелая. Отсюда ноги постоянно болели.

Сейчас я ношу мягкие ботинки, трачу деньги, специально коплю, предположим... но делаю себе такой хороший подарок. И я понимаю этих женщин. Они жертвуют собою. Я не думаю, что они думают о том, чтобы кому-то доставить удовольствие. Они хотят выглядеть комфортно. Потому что женщина, которая ходит на низкой обуви, особенно без каблука, она падает сама себе на бедра, она сокрощает свой рост, у нее нарушаются пропорции. Поэтому я сторонник высокого каблука, хотя я его ни когда не носил в жизни, но мне безумно нравится женщина, когда она на высоком каблуке. Есть случаи, когда одежда для туризма, предположим, брюки там, ботинки тяжелые... В этом есть своя, классная такая фея... Мне тоже это очень нравится. С носками такими. Как говориться, свитера, плащи такие, клином наброшенные, шарфы огромные и такая тяжелая обувь на женщинах очень здорово смотрится. Но когда она идет в костюме или в маленьком платьице каком-то изысканном, идти в галошах или в обуви без каблука как-то даже нелепо. Хотя молодежи простительно это. Она может себе позволить, я считаю, что даже это может заинтересовать, когда длинная юбка такая из твида или шерстяная какая-то мягкая фланель, высокие ботинки, и там опять же такие шерстяные, ручной работы, ручной вязки носки на ботинки надеты, с длинной юбкой такой класс, когда это все серые или мягкие бежевые оттенки, или в черных все оттенках. Это можно все оправдать. Мне кажется, здесь трудно быть непозволительным, от чего-то отказываться, если есть желание. Жизнь так коротка, у нас так мало радости, поэтому иногда и хочется пострадать ради сиюминутного мгновения радости, которую ты испытываешь. И не страдая от того, как на тебя смотрят и возмущаются.

Что касается возмущения... Господи, столько ханжей, столько лицемеров в нашей жизни, и столько людей, которым, может быть, и нравится, но они скажут, что это плохо, потому что они не могут себе этого позволить. Это ужасно. Я всегда стараюсь оберегать женщин, молодых особенно, вот от этих наших ханжеских выступлений, потому что человек рожден для того, чтобы экспериментировать.

Елена Дьякова:

Вячеслав Михайлович, вы сказали, что став кутюрье и работая в маленьком ателье, из которого вырос Дом моды, чувствовали себя врачом. Скажите пожалуйста, от чего вы лечили наших соотечественников, прежде всего?

Вячеслав Зайцев:

Это произошло от того, что я действительно очень люблю женщин и очень страдаю от того, что они часто закомплексованы, будучи красивыми. Когда я надевал пальто или платье в примерочной, они говорили: "Славочка, милый, вы поймите, что обо мне скажут, если я выйду из подъезда в таком пальто. Как я пойду в таком пальто по улице, когда все другие ходят не так?". Я говорю, да вы рискните, попробуйте, пойдите. Вы чувствовать себя будете по-другому. И это возникало не только у простых моих клиентов. Это было, я помню, и у Ангелины Степановой, и было то же самое с Юлей Борисовой. Я помню Юлю Борисову, которой мы предложили черное пальто с вышивкой черной. Она сначала как-то немножко была... ну, она очень скромный человек, удивительный... - немножко смущена. Потом, позже она сказала: "Славочка, я же когда выхожу на улицу, на меня все смотрят. Я иду счастливая. Понимаете, я чувствую себя комфортно и удобно в этом пальто".

И вот совсем недавно мой теоретик, искусствовед, который написал обо мне книгу, Людмила Сергеевна Ералова, написала последнюю книгу "Ностальгия по красоте", к сожалению, она на английском языке, потому, что в России не захотели ее издавать, издали в Лондоне. Она, сказала: "Слава, я 17 лет ношу твое пальто. Я его купила в 83 году и не хочу ничего другого ничего. Если я его чуть-чуть испачкаю, я его чищу, мою, как любимое дитя".

Понимаете, вот результат того, что женщина, как бы войдя в мой мир, почувствовала радость сопричастности к красоте.

Елена Дьякова:

Следующий вопрос - существует ли в России круг людей, которых вы бы хотели одевать, но почему-либо не можете?

Вячеслав Зайцев:

Вы знаете что, вероятно, те люди, которые в силу своей профессии связаны с активной коммуникации, для которых одежда является средством коммуникации, средством общения и для которых это неотъемлемая часть жизни - журналисты, актеры, адвокаты там... то есть - юридические службы... люди, которые постоянно находятся в общении. Я бы для них специально, конечно, делал одежду, и собственно, я Дом моды-то тогда открыл, в 82 году... он и назывался "Дом деловой одежды". Тогда еще не было классического костюма вообще, как такового, простого английского классического костюма. Я в то время первый начал это делать. Я взял за основу классический английский костюм и на базе этого костюма потом стал его развивать. И сегодня, если вы зайдете в мой салон, вы увидите просто панораму, развернутую панораму во всех ипостасях, начиная от маленького приталенного, короткого, удлиненного... девять десятых, семь восьмых... труакары, с юбками, с брюками прямыми, расклешенными, с длинными юбками... только один классический костюм. Я понял, что это азбука хорошего вкуса. И женщина, которая соприкасается с этой темой, как бы начинает познавать элементарные законы хорошего вкуса. И потом, зная эту азбуку, она будет складывать уже сама слова, а потом и предложения, а потом художественные произведения. И она создаст свой стиль, свой совершенно неповторимый и единственный, потому что, в принципе, у каждого человека должен быть свой единственный, неповторимый стиль, потому что мы все не похожи друг на друга, хотя визуально сродни друг другу, но у каждого своя тема в жизни. Вот как сейчас у Доротеи роскошный костюм, роскошный - серый, в белую полосочку, изумительный совершенно, просто мой любимый стиль. Доротея, она более деловая женщина, поэтому она вот так просто надела маленькую черную маечку, и ей достаточно. Понимаете... А вот на вас мне бы хотелось увидеть белоснежную рубаху, потому что у вас более романтический образ. И это бы совершенно по-другому смотрелось. И вот каждая женщина - кто-то ниточку жемчуга, кто-то свитер высокий, кто-то маечку поддевает туда внутрь и завязывает шелковым шарфом. И эта классикой становится... поразительной совершенно.

Доротея Хюльцмаер:

Вячеслав Михайлович, вы говорили о том, с какими мастерами вы работаете, но вы работаете тоже с фотомоделями. Какой тип фотомодели вам больше нравится? Западный тип, вот я, как немка, говорю о Клаудии Шифер, например, или русский тип - как Кристина Семеновская или Наталья Семанова?

Вячеслав Зайцев:

Наталья Семанова - это, в общем-то, моя девочка, она пришла ко мне в 13 лет, вообще никакая была совершенно - как тростинка, безликая, бесцветная, но в ней было какое-то удивительное совершенство, она была... как вот из ботичелевской темы. Она была удивительно легка, абсолютно непорочна и девственна. Вот образ. Потому, что в 13 лет можно быть уже такой... и довольно нахальной, энергичной. А здесь было удивительное что-то. И она привлекла мое внимание. Вместе, там была Маша Битаева и Алиса была Суровая, то есть девочки, которые ворвались в этот мир мой неожиданно. Вот эти все девочки сегодня практически вышли на международную орбиту. Эти удивительно хрупкие, тонкие, изысканные девчонки. Они два года у меня занимаются. Сначала школу закончили, потом работали в агентстве. Я снимал очень много их. Когда впервые приехали, ну, как впервые... с Кристианом Диором я дружу с 69 года... который приезжает сюда постоянно... Приехал от Кристиана Диора художник по макияжу, я предложил Наташу Семанову в качестве модели, и они сделали прекрасный макияж... Демонстрация была этого макияжа, помню, в "Метрополе". И второй год тоже самое, они ее выбрали. И на третий год она стала победителем. И сегодня она - "лицо Диора" и одна из топ-моделей.

А что касается Клаудии Шифер... может быть, она энергичная женщина, может, она и замечательная, но это не мой идеал, и не мой стиль. Я ее видел часто на показах. У нее дивные волосы, но это не мой типаж. Она для меня крупна. Мне из всей плеяды, пожалуй, больше всего нравилась Кристин Тюрлингтон. Она удивительна. У нее удивительная простота и изысканность одновременно. Клауди Шифер, она очень такая рекламная, она шумная такая. В ней очень много гротеска, она разнообразная. Безусловно она очень нравится мужчинам, но мне, как художнику... меня меньше, предположим, привлекает.

Марина Тимашева:

В основном, когда мы говорим: "топ-модель", мы имеем в виду женщину. Я например, не могу даже вспомнить ни одного мужского имени, хотя мальчики ходят по подиуму во всех странах мира. И они красивы, и прекрасно сложены. Вот отчего такая какая-то странная история вообще происходит. Кутюрье, в основном, - все-таки мужчины. Много женщин работают, но все-таки... С другой стороны, люди, которые в масс-медиа занимаются модой, это, в основном, по крайней мере, что касается России - женщины. Когда мы говорим о моделях, мы имеем в виду преимущественно женщин, а мужчин мы как будто бы видим, но не замечаем.

Вячеслав Зайцев:

Это совершенно замечательный вопрос. Меня этот вопрос волнует уже многие, многие годы. Потому, что у меня замечательное совершенно агентство, в котором работает масса ребят, просто потрясающих ребят. И когда мы уезжаем с театром на Запад, там просто в шоке все, от того, кого мы привозим, какие русские роскошные ребята. У нас же удивительное в этом плане смешение кровей. И поэтому типажи совершенно феноменальные появляются. У нас существует такая... как бы школа, где я пытаюсь ребят приобщить к этому искусству. Часто говорят: ну как это можно - мужчина-манекенщик. Ну, а кто же будет мужскую моду показывать - не женщина же... И во всем мире это существует, и нормальное отношение к этому. И я тоже так же опечален, как и вы, почему нет лидеров... Вот есть в мире Маркус, который... я фамилию все время... Дашинберг, да... вот классный совершенно парень. Вот о нем много писали. Сейчас появляются новые имена. Но их очень мало. Потому что я, будучи в Италии, помню, в 89 году показывал на Питиома свою коллекцию мужскую. Русские побоялись приглашать ребят, а предоставили мне манекенщиков со всего мира. И я увидел огромное количество замечательных ребят. Но они действительно как-то все в тени. Женщины известны, а мужчин... Вероятно, это связано с тем, что по сей день в сознании людей существует вот это ханжеское представление о том, что мужчина не может быть моделью. Нельзя о нем писать. Это не совсем этично. Женщина может одеваться, красоваться, а мужчина он - вне. Это не его мужское дело. Хотя элегантно одетый мужчина, в роскошной белоснежной сорочке, в роскошном жилете, наброшен пиджак, или предположим, светлые брюки, раскрытая грудь, чуть-чуть немножко шейный платок. Красиво отброшенные волосы в сторону, ухоженные. Кайф. Что может быть прекраснее для поднятия настроения? Я вижу как женщины зажигаются у меня всегда на показах, потому, что мы должны радовать женщину также. Не только, как вы нас радуете своим появлением.

Елена Дьякова:

Вячеслав Михайлович, вы замечательно говорили о том, как вам пришлось убеждать в том, что в прекрасном своеобразном пальто можно выйти на улицу даже такой блестящей женщине, гран-даме русского театра, как Юлия Борисова. Но скажите пожалуйста, кто для вас в детстве и юности стал образцом этого шарма, дерзости, мелочи, и как вы это сохранили? Тем более, что времена, не 40-50-60, не 70, ни даже 80-е - тому не способствовали.

Вячеслав Зайцев:

На все воля Божья. Потому что я родился, вы знаете, в семье... мама, хотя она мечтала быть актрисой и в молодости была ею, в крестьянском театре работала... она была удивительно красива, но жизнь у нее не сложилась, она после войны, оставшись без отца, - он тогда был в лагерях, потому, что тогда все были изменники родины... И я жил в полной нищете. Я в Москву-то приехал в институт поступать - на мне была вельветовая куртка, как сейчас помню. Зеленые штаны, тоже вельветовые, с вытертыми коленками. Я в этом жил. Первое, что я себе сшил, это на третьем курсе, помню, плащ-пальто, такое... из тяжелого драпа военного какого-то, без воротника в стиле Гольбейна. И появился тогда в шапке заячьей кроличьей стертой... и - Гольбейн. В этом пальто, я помню, в "Вог" и появился. И было написано - отныне Москва имеет своего большого художника. Это было самому странно. Я думаю, что все это воля Божья. Мне кажется, что вот все-таки сейчас, с годами, я могу как-то проанализировать свою жизнь, могу сказать, что я как бы проводник. Я многое не могу понять, что со мной происходит, но вот сейчас, когда готовлю выставку живописи, предположим, да... Оформил работу, повесил, думаю: да, я не мог это нарисовать. Это не я. Это не мой мир. Это совершенно мир какой-то ирреальный, подсознательный. Я человек-то, в общем, нормальный, живой, и вдруг - совершенно... образы, далекие от понимания. Они возникли на этих картинах, и они остались на них. То же самое, как в рисунках моделей... за ту коллекцию, за которую я получил Госпремию - "Воспоминание о будущем". Я сейчас смотрю на эти эскизы. Не мог я это нарисовать. Я не вижу этого, я не умею так рисовать. Я не мыслю так. Но я нарисовал. Как стихи, которые возникли, когда у меня был трагический период в жизни. Я, в общем, не грамотный в этом плане человек. Я уже позже, лет в 35, научился понимать стихи. А вдруг они возникли, и какая музыка.

Природа щедро одарила меня любовью к красоте.
Я переполнен.
Кто же мне поможет сосуд прекрасный осушить.
И вот наполнил тотчас
Чтоб жажду красоты мог утолить один, другой и третий.
Хватит всем.
Борюсь с собой в себе и за себя борюсь.
Хочу чтоб то, что даровал мне Бог
Мог людям я отдать.
Все без остатка, и смысл жизни вижу в этом.
Писал я ранее о том, что в жизни смысл
Я вижу в стремлении отдачи постоянно - то истинно
То свято для меня.
Но получать извне хочу я тоже
Лишь только для того, чтоб вновь отдать
И в этом замкнутом кольце хочу я жить.

Ну, не мог я это сам так красиво написать. Вот я это записывал просто и все, фиксировал. Я не сочинял. Я не умею. Я не грамотный человек в этом плане. Я не знаю, как писать стихи.

Марина Тимашева:

Мы знаем, что вы называете в числе своих любимых художников Микеланджело, Клинта, Бертсли, Баркста и Кандинского. А в числе любимых поэтов Пушкина, Блока и Есенина. И в этом видится какая-то очень странная разница. Очень сложно, задавая вопрос, формулировать, но во всяком случае - художников вы называете мятежных, а поэтов вы называете очень гармоничных, в общем, возможно, самых гармоничных в русской литературе... Вот, почему такая разница?

Вячеслав Зайцев:

А я "рыба" и "тигр". Такая музыка божественная... Боже мой, когда Пушкина читаешь, это с ума можно сойти от этой красоты стиха. Все утрачено, утеряно. Мы свой язык исковеркали. Так редко удается говорить просто хорошим русским языком. В основном, все это такой сленг.

Марина Тимашева:

Вячеслав Михайлович, вообще в истории у костюма всегда была и социальная функция тоже. Ну, скажем, были времена, когда купчиха просто не могла одеваться, - это было запрещено, - так, как могла одеваться дворянка. Вот, существует ли сейчас какая-то у костюма социальная функция, или скажем, можете ли вы по тому, как выглядит человек на улице, в метро, где-то... - определить, к какому социальному слою он принадлежит?

Вячеслав Зайцев:

Я могу, в принципе. Но я могу и ошибиться. Потому что, к сожалению, сейчас произошло смещение понятий. Всегда на Руси интеллигенция одевалась исключительно замечательно. А сегодня интеллигенция находится в загоне. Ее осталось очень мало. Она доживает, влачит жалкое существование. Ее можно познать только когда начинаешь разговаривать. Одежда, к сожалению, не является признаком ее социального положения. Поэтому, хорошо одетые люди - те, которые воруют, как правило. Или те, которые очень талантливы и случайно хорошо зарабатывают, но не в России, а за границей. Особенно приятно в последнее время. В начале это, конечно был, Версаче, безумный...

Но сейчас, благодаря женщинам, которые стали рядом с мужчинами, мужчины стали выбирать уже одежду. Женщина формирует вкус мужчины. Я это могу спокойно заметить. Поскольку я свидетель постоянных конфликтов женщин и мужчины, когда они приходят ко мне в Дом моды.

Марина Тимашева:

Вячеслав Михайлович, а вы когда-нибудь выглядываете из того замка превосходного, который вы сами создали, в котором вы являетесь жрецом, хранителем, служителем? Вы когда-нибудь обращаете внимание на то, что происходит в реальной жизни, какие-то, я не знаю... политические события?.. Что-то, что случилось на улице?.. Или вы очень стараетесь от этого отстраниться, чтобы это не вмешивалось?

Вячеслав Зайцев:

Дело в том, что я в, общем-то, живу реальной жизнью, я езжу много по России. Очень грустно и очень печально. Если в Москве ощущается эта разница между Подмосковьем и Москвой... в провинции все-таки сохранились еще люди, которые одеты скромно, но чисто и благородно. И это радует. Это не удручает. Потому, что вот, Иваново - один из беднейших сегодня городов России. Я провожу уже шесть лет конкурсы и встречаюсь с людьми... хожу по ярмаркам, фестивалям. Как бы это, конечно, шокирует очень людей, в плане того, что Зайцев живой... так, между нами. Я стесняюсь, конечно, этого очень, потому что я по натуре нормальный человек. У меня нет никаких амбиций... Это очень печально. В метро когда едешь - страшно смотреть. Усталые, угрюмые лица, донашивают ботинки, донашивают пальто и это очень печально. Но понимаете, я вот вне политических этих всех существующих положений. Я далек от политики. Я выбрал для себя свою религию, религию красоты и ей служу. Потом я уже понимаю, что я человек абсолютно не приспособленный к новой жизни. Я далек от бизнеса. Я ничего не понимаю, что такое бизнес. И отсюда у меня масса трудностей. Но я счастлив, что я есть такой. Пускай я утопист, пускай я, может быть, как многие называют, романтик. Пускай я, там... уходящее поколение, но я служитель гармонии, а гармония вечна.

Марина Тимашева:

К сожалению, наше время в эфире подходит к концу, и по правилам нашей программы, мои коллеги журналисты должны высказать свое мнение об этой беседе сегодняшней.

Елена Дьякова:

Это было замечательно интересно. Самые яркие подробности, по-моему, когда вы говорили о том, что кутюрье в своем роде врач. Когда вы рассказали о своем пальто "а-ля-Гольдейн", о своих учениках, о феноменальной барышне Вике Виноградовой... Спасибо Вячеслав Михайлович. И мы еще раз поняли, что высокая мода - это искусство. Что огромен культурный подтекст настоящей коллекции, и между законами высокой моды и законами поэзии не такое уж большое расстояние.

Доротея Хюльцмаер:

Я тоже могу сказать только спасибо, огромное спасибо. Я сегодня очень много поняла о том, что такое красота, и как красота связана с честностью. Это для меня было очень и очень интересно. Спасибо.

Марина Тимашева:

Я должна сказать, что вы говорите вдохновенно. Вы действительно говорите, как поэт,- вне зависимости от того, читаете ли вы стихи или говорите прозой. Я хочу сказать, что у меня возникло сильнейшее желание бросить работу и немедленно помчаться в Дом моды Славы Зайцева, одеться там с ног до головы и превратиться в женщину, наконец. И я думаю, что все, о чем вы говорите, напоминает мне одну реплику из знаменитой пьесы Давида Хуана "М Батерфляй", когда он говорит - только мужчина знает, что такое... и как должна вести себя настоящая женщина. Вот у меня такое впечатление, что Слава Зайцев знает, как должна вести себя настоящая женщина. Спасибо вам большое.