Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Евразия
[05-05-03]

Континент Европа

Польша в новой роли. Европейская политическая динамика. "Книжная полка" - Ричард Керни, "Диалоги о Европе"

Редактор Елена Коломийченко

Елена Коломийченко: Война в Ираке перетасовала политические карты в мире и на нашем континенте, как никакое другое событие за последние десять лет. Кто бы подумал еще лет пять назад, что Польша, недавний сателлит Советского Союза, а не Германия и Франция, традиционные стратегические партнеры, будут вместе с британцами и американцами поддерживать безопасность и руководить восстановлением Ирака? Многие говорят, что Германии и Франции вместо того, чтобы мечтать о создании военного союза с не самыми крупными европейскими державами Бельгией и Люксембургом, следовало бы поучиться у поляков умению побеждать. Жак Шустер на страницах немецкой "Вельт" пишет о том, что сегодня, как никогда, очевидны полное отсутствие общеевропейской внешней политики и слабость Европы в военном отношении. Как скажется все это на будущем Европейского Союза, на реформах общеевропейских институтов? Насколько сильны будут голоса европейских новичков, и удастся ли залатать трещины в отношениях с заокеанскими партнерами?

3-го мая 1791-го года в Польше была принята первая конституция на нашем континенте, поляки опередили французов на четыре месяца. Третье мая этого года стало для Польши праздничным вдвойне: в этот день после дискуссии о будущем Ирака и обеспечении стабильности было принято решение о том, что руководить одним из секторов, на которые разделен послевоенный Ирак, будет Польша. Журналисты пишут, что Польша стала одной из стран-победительниц, и тут же предупреждают о возможных опасностях, о вполне вероятном возникновении подозрительности и ревности у ближайших соседей по Евросоюзу, в экономическом отношении куда более мощных, чем Польша.

Ежи Редлих: На экране телевизора карта Ирака, разделенная на зоны, каждая из них прикрыта флагами - американским, британским и польским. Вот таким образом тележурналисты решили наглядно продемонстрировать участие Польши в стабилизационных силах в Ираке. Телезрители восприняли это, как скандал, звонили с возмущением: что это значит? Неужели Польша намерена участвовать в оккупации Ирака? Требовали одернуть находчивых телевизионщиков, так же как американские власти отчитали тех солдат, которые водрузили знамя Соединенных Штатов над захваченной иракской территорией. Полякам явно не по душе роль оккупанта. Другое дело - помощь в наведении общественного порядка, а также в политическом и экономическом восстановлении Ирака. По данным проведенного на днях опроса, большинство "за" подобную помощь. Польша была второй после Великобритании страной, которой американские власти предложили участие в стабилизационных силах и управлении одной из четырех зон Ирака. Был назван контингент, численностью не менее трех тысяч польских солдат. Предложение польской стороной было принято, хотя из-за нехватки денег Польша могла бы направить в Ирак не более полутора-двух тысяч военных, и то, только при частичной финансовой поддержке со стороны Америки. Об этом и ведут переговоры пребывающие в Вашингтоне представители польского правительства. С другой стороны, Польша выступила с предложением к Украине, Словакии и Румынии, включить солдат этих стран в воинскую часть под командованием польского генерала Анджея Тышкевича. Александр Квасьневский приветствовал бы участие в такой зоне также партнеров по НАТО, в частности, немцев, о чем президент заявил в радиоинтервью в воскресенье. По мнению Квасьневского, не менее важным было бы участие польских гражданских экспертов в послевоенном восстановлении Ирака. Составлен список нескольких десятков специалистов, которые готовы работать во временной администрации Ирака, передавать опыт экономики, организации местного самоуправления и рынка. Иногда они помогали бы иракцам избежать тех ошибок, которые были допущены при трансформации строя в Польше. Многие эксперты работали в Ираке в прежние годы, некоторые покинули эту страну только в 92- году, то есть уже после первой войны в Заливе. Они хорошо знают Ирак, у них есть широкие связи с иракской общественностью, в том числе, с сотнями иракцев, которые обучались в польских вузах. Теми, кто не участвовал в саддамовских структурах власти, поляки воспринимаются дружелюбно, во всяком случае не столь настороженно, как американцы, что признал даже бывший командующий войсками НАТО в Европе генерал Кларк. Нет сомнения, что польское присутствие в Ираке в настоящее время будет намного более значимым, чем в вооруженных действиях антисаддамовской коалиции, оно может быть также экономически выгодным. Речь идет не только о возможности получить обратно долг, величиной в 700 миллионов долларов, но и о новых инвестициях в Ираке, которые предлагаются сотнями польских предпринимателей. В связи с удачным союзническим польским участием в Ираке опять появился вопрос о возможности перевода части американских военных баз из Западной Европы, в Восточную, в частности, в Польшу. Польские власти пока не высказываются на этот счет официально, однако Пентагон - горячий сторонник подобной перебазировки. Дональд Рамсфелд считает, что это не только позволило бы сократить расходы, но и обеспечило бы американцам большую мобильность и позволило бы им снискать большее расположение в этой части Европы. Эту идею приветствует так же общественность тех регионов западной Польши, где разместились бы американские базы. Это означало бы экономический подъем этих местностей, инвестиции в инфраструктуру, приток денег в местную сферу торговли и услуг, новые рабочие места. Дело в том, что в настоящее время в этих регионах самый высокий уровень бедности и безработицы.

Елена Коломийченко: Мы связаны по телефону с Германией и Францией. Из Берлина в нашей программе участвует Александр Рар, немецкое Общество внешней политики, он руководит Отделом Восточной Европы и стран СНГ, во Франции находится наш коллега Семен Мирский, а в пражскую студию я пригласила Ефима Фиштейна, много лет занимающегося проблемами стран Центральной и Восточной Европы.

Мы начнем с обсуждения инициативы "четырех" - Франции, Германии, Бельгии и Люксембурга по созданию военного союза. Пока, как подмечают комментаторы, все попытки подобного рода не приносили никаких плодов, "европейский тигр" оставался тигром лишь на бумаге, а реальные действия в случае необходимости так или иначе не обходились без НАТО. Правда, и теперь участники встречи "четырех" подчеркивали, что их инициативы не направлены против НАТО и никоим образом не ставят под сомнение традиции трансатлантического партнерства.

Ефим Фиштейн: Нечто вроде схемы союза было создано сейчас в Брюсселе. Другое дело - рациональные мотивы, мотивировка его создания. Я хочу напомнить, что это не первая попытка создать западноевропейский оборонительный союз, первые попытки относятся к концу 40-х, еще раньше, чем было создано НАТО, был создан Западноевропейский союз. Однако дальше, глубже, чем просто генеральские и штабные структуры он никогда не пошел и никогда не был задействован как реальная военная сила. Стоит напомнить, что в начале 50-х немецкий канцлер Аденауэр уже предлагал создание европейского оборонительного союза, и тогда этот союз не прошел, поскольку договор не был ратифицирован французским парламентом, в 54-м году. С тех пор подобного рода попытки предпринимались неоднократно, но они все были обречены на провал именно по той причине, что они существовали или возникали параллельно с системой НАТО. Критики говорят, и очень важно эти аргументы привести, что и сама по себе система НАТО - штабная система, и на местах создание подразделений нуждаются в укреплении, а сил для этого у европейцев особых нет. Поэтому сейчас, на этом фоне создавать новую структуру, не имея достаточных сил даже для того, чтобы поддержать старую, без ясно очерченных целей, без ясно очерченного противника или каких-то оборонительных задач, - ведь против кого-то такая структура создается? - Советского Союза нет, Россия выступает в качестве политического пока еще союзника тех четырех стран, которые объединяются в этот союз . Кто же остается? Не Польша же, которая вместе с Америкой участвует в этой операции, не Соединенные Штаты, по крайней мере, официально они не выдвигаются в качестве противника или какой-то военной задачи, решаемой этим союзом. Таким образом, без противника, без врага, без целей, без задач, просто создание такого союза вне НАТО или параллельно с НАТО представляется мне крайне нерациональным, а главное, - обреченным на провал, поскольку сами участники не проявляли особого желания зайти дальше, чем просто создание штабных структур.

Елена Коломийченко: Александр Рар, Ефим Фиштейн только что сказал, что Россия сегодня является политическим участником, поддерживающим инициативу "четырех". Как вы полагаете, действительно ли может в России этот союз вызвать интерес у политиков ?

Александр Рар: Годами, если не десятилетиями, российская политика была направлена на то, чтобы разлучить Европу и Америку. И с точки зрения таких традиционалистов в Кремле, если они там еще есть, нужно с оговоркой это говорить, то действительно создание в Европе чего-то такого, что могло бы со временем противостоять Америке или было бы автономно от Америки, приветствовалось бы в России. Потому что в российских интересах, естественно, чтобы Америка покинула европейский континент, чтобы американские войска ушли бы вообще с европейского континента, чтоб влияние России укрепилось бы на европейском континенте. Я думаю, с точки зрения российских интересов это было бы идеальное положение. Но в то же самое в России тоже очень многое изменилось с приходом к власти, например, Путина. Сам Путин стремится более прагматично, более реалистично закрепить Россию в новом мировом порядке, который определяет с одной стороны экономические показатели, такие как членство в организациях Семерки, в Мировой торговой организации, в других экономических структурах, можно назвать Парижский клуб, Лондонский клуб и так далее. В то же самое время, в антитеррористической коалиции, которую сейчас возглавляет Америка, нет другой страны, которая может возглавить эту антитеррористическую коалицию, которая, с моей точки зрения, и будет являться той военной составляющей, которая будет определять новый мировой порядок в ближайшее десятилетие. Поэтому Россия сейчас тоже ориентируется скорее на Вашингтон в оборонительных вопросах, нежели на Париж и Берлин. Та ось, которую мы наблюдали в феврале-марте этого года в преддверии иракской войны, с моей точки зрения, полностью распалась, у нее нет почвы под ногами. Германская политика во главе со Шредером ищет сегодня контакты с Лондоном и Вашингтоном. О том, что говорили в феврале, уже все забыли. Парижская политика, с моей точки зрения, в полной изоляции, если вообще есть такое стремление во Франции создать нечто вроде автономное к Америке в Европе. Поэтому все идет к тому, что предсказывалось многими американскими стратегами еще в начале этого года: в мире создается мощная трансатлантическая система, Европейский Союз как таковой будет являться только частью этой мощной трансатлантической системы, в которую может со временем войти даже и Россия.

Елена Коломийченко: Спасибо, Александр Рар. И самое время дать слово Семену Мирскому. Суммируя сказанное двумя предыдущими участниками, можно сказать, что Париж сегодня находится в наибольшей изоляции. Россию готовы Соединенные Штаты простить, Германию частично наказать, Париж все больше и больше погружается в изоляцию, видно это и по публикациям на страницах европейских и американских газет.

Семен Мирский: Совершенно верно. Кстати, такая деталь, касающаяся изоляции Парижа в лице президента Франции Жака Ширака, который в день записи нашей программы отпраздновал первую годовщину своего избрания на президентский пост. Действительно, Ширак сегодня на международной сцене изолирован, он стал в какой-то степени парией европейской политике, с точки зрения Соединенных Штатов, что, конечно, не мешает росту популярности Ширака в арабском мире. Но это понятно, этого следовало ожидать после того, как он занял определенную позицию против военной операции в Ираке. Что же касается геополитической и стратегической ситуации, в которую Ширак загнал Францию, то мне представляется очень интересным высказывание видного французского политолога Пьера Беле, который в спорит с точкой зрения, согласно которой иракская война произвела раскол в отношениях между Европой, в частности, Францией и Германией и Соединенными Штатами Америки. Итак, Пьер Беле пишет: "Иракский кризис не вызвал раскола между Европой и Америкой, этот кризис просто выявил его существование. Тони Блэр стал живым доказательством трансатлантической направленности британской дипломатии, но этим не исчерпывается различие подходов Тони Блэра, с одной стороны, и Ширака и Шредера - с другой. Ибо в чем разница: Тони Блэр - моралист, разделяющий с Джорджем Бушем квази-религиозные убеждения в том, что силы добра должны вступить в единоборство с силами тьмы и одержать в этой борьбе победу. Что же касается Ширака и Шредера, то они фактически представители так называемой школы "реальной политики", больше всего боящиеся нарушения и без того хрупкого равновесия международного положения. Ширак полагает, что лекарство, которое предложили Буш и Блэр, может оказаться хуже самой болезни". На этом я прерву цитату, чтобы лишний раз выявить суть того, о чем говорит интересный, на мой взгляд, французский публицист. Кризис, как всякий кризис даже в болезни одного конкретно взятого человека, выявил наличие болезни, которая была до поры под поверхностью и сейчас вырвалась наружу. И второй очень существенный момент тоже касается трансатлантического кризиса, о котором мы говорим. Это вопрос много- или мультиполярного мира, о котором так много говорят в эти дни в Париже и в Берлине. Как мы знаем, на днях в интервью британской прессе Блэр в самой категоричной форме выступил против этой идеи, сказав, что в современном мире говорить о многополярной системе управления в международных отношениях означает лишь одно - обречь этот мир на состояние перманентного кризиса. И вот основная причина, по которой Блэр выступает не только в роли военного союзника Соединенных Штатов в том же Ираке, но и политического союзника в перспективе совсем новой концепции международных отношений.

Елена Коломийченко: Мне хотелось бы повернуть русло нашего разговора в сторону Европы, какой она оказалась после встречи в Афинах, после подписания документов о приеме в ЕС новых государств. Разумеется, на повестке дня и проблемы, связанные с Европейским конвентом, Европейской конституцией, и с военным союзом, и с будущим распределением политических ролей на нашем континенте. После ситуации в Ираке и после того, как было решено, что часть территории Ирака будет находиться под командованием Польши во время восстановительных работ, совершенно очевидно, что новые европейские государства приобретают все большую и большую роль как раз в установлении того самого миропорядка, о котором только что вы, Семен, говорили. В то же время не все и новые государства стоят на одинаковых позициях. Во всяком случае новый президент Чехии Вацлав Клаус недавно высказался категорически против размещения американских военных баз на территории Чехии. Эти базы планируют разместить на территории Польши, Венгрии и других государств центра- и юго-востока Европы. Ефим Фиштейн, как выглядят сегодня отношения между новыми европейскими государствами и их отношения со старой Европой, с тем, что некоторые называют "европейским ядром".

Ефим Фиштейн: Было бы нереалистичным ожидать, что все новые члены европейского семейства будут едины в своей внешнеполитической ориентации. Тем не менее, ясно, что подавляющее большинство из них все-таки в этом кризисе встали на сторону союзников по англо-американской коалиции, и в данном случае исключением не является и Чехия, которая присутствует на юге Ирака и в Кувейте. И хотя не принимала участия в активных боевых действиях, тем не менее, ставит себе в заслугу существование там контингента в 800 человек, четвертого после Соединенных Штатов, Великобритании и Австралии. Высказывание Вацлава Клауса я бы скорее расценивал как ориентированное на внутреннее потребление, поскольку, как и президент Ширак он заботится о своем престиже, о своей популярности в стране и эти высказывания, скорее, свидетельствуют о популизме. Тем не менее, страна в целом идет, я бы сказал, в русле той политики, которой придерживается антиамериканский блок и восточноевропейские соратники и союзники этого блока. Неслучайно Чехия рукой своего президента Гавела подписала "письмо восьми", которое во Франции печать именовала "гангом восьми", "бандой восьми", а потом к ним присоединились десять других стран, думается мне, что это естественно. Что характерно и что здесь заслуживает особого внимания, самое впечатляющее, на мой взгляд, то, что эффекты наших действий, если они не продуманы, бывают прямо противоположны замыслам, задумкам. Российский союз с Германией и Францией в этом контексте бессмысленный с тактической точки зрения, привел и к серьезной стратегической ошибке, к тому, что американские войска, и базы вплотную придвинутся к российским границам. Если раньше они были в Бельгии, в Германии, то сейчас они окажутся в Польше и - я дополню, - в Болгарии и Румынии, поскольку именно морские порты хотят американцы освоить сейчас. Так что этот процесс будет очевидным. Американцы продвинутся вглубь европейского континента. Не знаю, насколько они сохранят свои базы в Германии. Этот процесс необязательно надо считать отрицательным. Если Россия сумеет оседлать эту волну, оседлать этот процесс и включиться в трансатлантический союз, как сказал Александр Рар, она может рационально освоить этот процесс. Если она будет только противодействовать, блокируясь то с одним, то с другим участником этого процесса, ни к чему хорошему это не приведет.

Елена Коломийченко: Александр Рар, последние события последнего времени отнюдь не свидетельствуют о том, что вы сказали -" Россия заняла определенную позицию". Россия и сейчас не очень-то идет на попятную, она ( вернее, лидеры ее ) вообще воздерживаются от каких-либо высказываний. Как может сказаться это на внутренней политике самой России?

Александр Рар: Я думаю, что Россия переживает очередной шок после того, как она увидела, что с ее мнением вообще не считаются. Уже во время косовской войны Россия пыталась сыграть европейскую карту, попыталась показать остальному миру, что с ней нужно считаться, что у неё есть атомные ракеты, с которыми нужно считаться. На это никто не обратил внимания, и китайцы не поддержали российскую позицию ни во время косовской войны, ни в иракской войне. Так что Россия сейчас переживает очередной кризис и думает, как самой выйти из этой дипломатической изоляции. Во главе России сегодня не Ельцин, а Путин, я думаю, что он умело выруливает на позиции до февраля 2003-го года, он уже встречался с Тони Блэром. Так что, я думаю, что Россия, в отличие от Германии и Франции, сможет выйти из того положения, в котором сейчас находится. Я по-прежнему считаю, что Россия ориентируется и на НАТО, и на Европейский Союз. Я думаю, что здесь очень много фактов можно привести, которые свидетельствуют о том, что Россия не хочет оставаться в изоляции, Россия проглотила пилюлю второго расширения НАТО на Восток. Я думаю, что России где-то придется и свыкнуться с тем, что американцы будут не только, как сказал Ефим Фиштейн, входить вглубь европейского континента, а они скорее будут через Европу переходить в Азию, через Украину, Грузию, Азербайджан в Среднюю Азию. Там появляется новая дуга нестабильности, и американцы хотят свои базы закрепить именно там. Мы действительно видим изменения мирового порядка на наших глазах, феноменальные изменения, которых никто не мог ожидать в 90-х годах. Я думаю, что самое жалкое, что ощущают в немецкой политике, а, может быть, и в российской, что мы оказываемся все более-более на обочине каких-то мировых событий, мы в изоляции, с нами, мы сейчас говорим о Германии, все меньше и меньше считаются. А американцы действительно будут ставить на новых союзников - Польшу, Болгарию, Румынию, Чехию, чтобы показать "старой Европе", что у американцев есть на кого в Европе положиться в трудный мировой момент.

Семен Мирский: Мне здесь крайне примечательной представляется позиция Польши, которая приняла самое активное участие в англо-американской операции в Ираке и сегодня, как мы знаем, на долю польской бригады будет выделен целый регион Ирака, в котором Польша будет отвечать за внутреннюю стабилизацию и послевоенную реконструкцию. И вот интересный момент: газеты сообщают, что 9-го мая президент Польши Александр Квасьневский будет принимать у себя Жака Ширака и Герхарда Шредера. Эта встреча, такой мини-саммит будет проходить в рамках неформального клуба, известного под названием Веймарского треугольника. Накануне этой встречи Квасьневский дал очень интересное интервью парижской газете "Монд", из которого выступает одна очень ироническая сторона всей этой истории: сегодня Ширак и Шредер надеются при помощи этого Веймарского треугольника несколько укрепить свои позиции в преддверие неминуемых переговоров, возобновлении переговоров между Берлином и Парижем, с одной стороны, и Вашингтоном - с другой. То есть Квасьневский будет в каком-то смысле посредником, который постарается как-то поставить на новые рельсы сильно очень испортившиеся отношения между Германией и Францией, с одной стороны, и Соединенными Штатами - с другой. Такой вот очередной каприз истории.

Елена Коломийченко: Немецкая "Зюддойче Цайтунг" пишет, что сегодняшняя Европа представляется разделенной на два лагеря - атлантистов и голлистов. В первом рядом с Варшавой Лондон, Мадрид, Будапешт и страны Балтии, во втором в изоляции Париж, Брюссель, Берлин. Как видится эта новая ситуация из Венгрии, как относятся к происходящему политический класс и граждане этой страны?

Золтан Виг: На этой неделе венгерский парламент начинает обсуждать проект резолюции о том, нужно ли послать военный контингент в качестве миротворцев в Ирак? Для того, чтобы резолюция вступила в силу, согласно Конституции, необходимо, чтоб две трети всех депутатов голосовали "за", но в венгерском Государственном собрании иметь такое большинство по такому кардинальному вопросу почти невозможно. Расстановка сил в парламенте выглядит так, что правительственные партии имеют 181 мандат, а оппозиционные 175. Разница микроскопическая и, само собой разумеется, что оппозиция может заблокировать все решения, требующие консенсуса. Российским слушателям, я думаю, уже из выше сказанного понятно, что позиция Венгрии относительно Ирака почти ничего общего не имеет собственно с иракским кризисом. В этой парадоксальной ситуации то, что происходит, скорее похоже на политическую вендетту, на кровную месть между левыми и правыми. Одновременно наглядно показывает, что и на каком уровне думает будапештская элита о внешней политике. Я должен сразу признать, что, наверное, в Будапеште мало политиков, кто действительно понял значение и 11-го сентября и последующих глобальных перемен. Мне кажется, что мы сегодня наблюдаем тотальные преобразования всей системы международных отношений. Явление это сопоставимо только с революцией большевиков в России или созданием двуполярного мира после Второй мировой войны. Неудивительно, что венгерские политики не любят говорить о том, что связывает нашу страну с глобальной войной против терроризма и почему нужно именно наше участие в этом конфликте. Вместо этого предпочитают детально и с большим пафосом описывать все ожидаемые позитивные результаты присоединения Венгрии к Европейскому Союзу, ведь это последняя большая цель для нашей внешней политики, беда только в том, что никто не знает, что будет потом. Премьер-министр Медьеши, когда 16-го апреля находился в Афинах по поводу подписания акта о вступлении в ЕС, говорил о единой семье и общих ценностях европейских государств и о том, что эти же ценности связывают нас с Америкой. Медьеши ведет осторожную политику и в последние месяцы проявлял жесты и участникам антииракской коалиции, и тем, кто был против войны. Однако венгерский марш на минном поле мировой дипломатии дал смешанные результаты. Во-первых, удалось улучшить отношения с Вашингтоном. Венгрия направила небольшой военно-медицинский контингент в Афганистан, а потом разрешила, чтобы американская армия готовила иракских добровольцев на венгерской военной базе. В Будапеште считали, что сразу убили двух зайцев: и поддерживаем американские военные усилия, и остаемся тихо в стороне - это плюс. Поэтому США официально назвали Венгрию участником коалиции в войне против Саддама. Конечно, такая медвежья услуга со стороны Вашингтона была неожиданна и неприятна, ибо, по опросам общественного мнения, большинство населения было против нападения - это минус. Конечно, быстрое падение режима Саддама Хусейна принимали в Будапеште с удовольствием. Война кончилась, начинается восстановление страны. Но венгерскую общественность сразу раскололи новые вопросы - а нужно ли принимать участие в послевоенном урегулировании, и - если да, то при каких условиях? Ответить трудно. Американский призыв к участию в миротворческих, но все же военных операциях далеко от Венгрии у многих вызывает исторические ассоциации. Горький опыт 20-го века - сотни тысяч венгерских солдат погибли в войнах, которые велись без учета венгерских национальных интересов, поэтому выражение "союзнический долг" не очень убедительно звучит в Венгрии. Но, с другой стороны, всем ясно, что единственная сверхдержава земного шара является и демократическим государством, и самой мощной экономикой в мире. Кроме того, Америка на этот раз искренне признает, что нуждается в помощи даже таких малых стран как Венгрия. Следовательно, есть шанс для венгерских фирм получить заказы в ходе реконструкции Ирака. Но противостояние внутри ЕС не облегчает решения этих вопросов, поэтому сегодня венгерские дипломаты могут только мечтать о том, что великие державы Европы скоро найдут общий язык и общие интересы с Америкой. Если это не произойдет, довольно скоро политическая судьба малых стран Центральной Европы будет просто невыносима.

Елена Коломийченко: Страны Балтии, как и Центральная Европа, без двух минут члены Евросоюза, они готовятся к референдумам и наблюдают за переменами в Европе. Курс в Европу и НАТО, заявленный с первых дней независимости, с тех пор не менялся, кто бы ни был у власти. О том, как в Латвии восприняли инициативу Франции, Германии, Бельгии и Люксембурга о новом европейском оборонительном союзе, рассказывает из Риги Михаил Бомбин.

Михаил Бомбин: Весть о создании нового европейского военного союза под патронажем Бельгии, Люксембурга, Франции и Германии или, как его здесь называют, "новой Антанты", застала латвийских политиков врасплох. Последовали весьма сдержанные и осторожные комментарии. И президент Латвии, и министр обороны выразили мнение, что для обеспечения европейской безопасности вполне достаточно уже существующей военной структуры, то есть НАТО, куда, как известно, и стремится попасть Латвия. Двусмысленность ситуации усугубляется тем, что, заняв откровенно антиамериканскую позицию в отношении иракского кризиса, Латвия в то же время не может и не хочет терять своих основных европейских экономических партнеров и спонсоров, в лице Германии, прежде всего. Однако ясно, что без военной мощи Соединенных Штатов новый европейский альянс будет выглядеть достаточно бледно. На вооружение потребуются куда большие средства, чем при современном НАТО, а для Латвии увеличение военных расходов станет вовсе непосильной ношей. Против увеличения военного бюджета выступает и знаменитый хирург, академик Виктор Каумберс.

Виктор Каумберс: Сегодня, когда закрываются больницы, когда труд врачей не может быть оплачен и медики бастуют, когда социальные программы рушатся, когда онкологические больные не могут получить даже обезболивающих средств - это аморально.

Михаил Бомбин: Кстати, о расходах: на днях группа латвийских военнослужащих-добровольцев в составе 38 человек отправляется в Ирак для выполнения, как сказано, миротворческой миссии. Для этой цели из госбюджета выделено более одного миллиона долларов.

Карлис Кренслиш: Латвия маленькая страна - это действительно так, и это небольшое количество. Едут добровольно, искать приключений, заработок. Но основная причина - это чувство долга. Конечно, опасность выше, чем когда мы участвовали в Боснии и Косово. Надо участвовать, не надо участвовать, военнослужащие исполняют то, что решает руководство страны.

Михаил Бомбин: Пояснил цели латвийского спецназа начштаба национальных вооруженных сил Карлис Кренслиш.

Инициатива правительства Репше вызвала самые острые дискуссии в латвийском обществе.

Айдер Боровков: Я думаю, что Латвия не та страна, которая может заняться тем, что называется экспортом демократии. Поэтому меня просто поражает, что те, кто являются властью, это игнорируют. У нас еще живо то поколение, которое помнит войну, любое вторжение в чужую страну - это агрессия.

Михаил Бомбин: Считает председатель Общества латвийских юристов, инициатор акции "Мы за мир" Айдер Боровков.

Гирд Крестовскис: Конечно, мы как партнерская страна, должны будем применять военную силу или присутствовать в тех операциях.

Михаил Бомбин: Озвучил официальную позицию Латвии министр обороны страны Гирд Крестовскис.

Тем не менее, бывший командующий национальными вооруженными силами полковник Данис Турлайс считает, что в разрешении иракского кризиса Латвии следовало бы придерживаться позиции ведущих европейских государств.

Данис Турлайс: И Франция, и Германия, и Бельгия. Я думаю, что единственная верная позиция, в том числе и для Латвии, и других стран, если необходимо оказать какую-то помощь,то это необходимо делать, но с санкции Организации Объединенных Наций.

Елена Коломийченко: В июне европейская публика, как предполагается, познакомится с Конституцией Евросоюза, над которой многие месяцы трудится Конвент под председательством Валери Жискар Д'Эстена. Правда, по утверждениям специалистов, пока в Конституции больше спорных предложений, чем компромиссов, так что главная работа впереди.

Дмитрий Савицкий: В наши странные дни (войны в Ираке, экономического спада, эпидемии атипичной пневмонии) расширение Европы на восток потеряло свою триумфальность и энтузиазм первых месяцев после падения Берлинской стены. То, что казалось закономерным возвращением стран центральной и восточной Европы - в Европу же, то, что позднее выглядело немного, как торг бедных европейских стран с богатыми, нынче смахивает на небольшой скандал перед алтарем во время брачной церемонии. Старая Европа и новая Европа разведены в стороны энергичной и агрессивной политикой Вашингтона в тот самый момент, когда церковный хор готов грянуть аллилуйю. Новая и экономически всё ещё немощная Европа желает союза на равных правах; старая (в основном, Германия и Франция) отстаивает свою лидирующую роль, что можно понять: Европейский Союз и был задуман (и осуществлен) Францией, Бельгией и Германией. Но так как это союз демократических стран на демократической основе он автоматически должен быть союзом равноправных стран? Ан здесь и выходит загвоздка.

"После целого года дебатов на такие высокие темы, как место всевышнего в новой конституции и роль Европы в покорении космоса, - пишет в европейском выпуске журнала "Тайм" Джо Кёрвин, - европейская конвенция с грохотом вернулась на землю". Названная весьма высокопарно "Конвенцией Будущего Европы", рабочая эта группа, руководимая бывшим президентом Франции Жискар Д'Эстеном, заседает аж с февраля 2002 года. В задачу ее входит создание некой правовой архитектуры, под сводами которой могли бы разместиться все 25 государств.

Недавно, Жискар Д'Эстен, разгневал заседателей этой конвенции, в одностороннем порядке разгласив планы по переустройству органов управления Европейским Союзом, планы, в которых явно обозначена доминирующая роль Парижа, Берлина, Мадрида и Лондона в делах Европы. Малые государства ЕС категорически возражают против предложения Жискар Д'Эстена ликвидировать существующую схему чередующегося (президентства), управления Союзом. Жискар предложил выбирать президента ЕС, что, естественно упраздняет, переходящую из рук в руки каждые шесть месяцев, власть - одной из стран-участниц. Жискар Д'Эстена в какой-то степени можно понять: 25 стран правят Евросоюзом каждые по полгода.

Франция должна ждать более 12 лет, когда к ней снова вернется на полгода правление Союзом?

17 малых стран, которые официально войдут в ЕС через год, считают, что это предложение Жискара лишает их и реального влияния на политику Евросоюза, и престижа.

Эта новая лига предпочитает сохранить существующее вращающееся президентство и укрепить Европейскую Комиссию, сделав из нее защиту от властных политиков старой Европы.

В планы Жискар Д'Эстена, однако, входит (и в этом втором аспекте) нечто противоположное. Он за создание Европейского Совета, синедриона, который бы занялся вопросами иностранной политики и безопасности. Таким образом роль Еврокомиссии будет сведена к решению экономических и социальных задач. Малые же страны предпочитают, чтобы Европейская Комиссия продолжала защищать основную хартию и законы Союза. Но Жискар Д'Эстен идёт еще дальше. Он предлагает создать Европейский Конгресс, который будет собираться время от времени, дабы обсудить конституционные и политические проблемы. Члены Европейского Парламента, избранные на местах в своих странах не довольны подобным предложением, так как он явно ущемит их в правах и к тому же может привести к одностороннему решению проблем, к фаворитизму и нарушению все того же фундаментального демократического закона о равноправии.

И как бы ни пытался Жискар Д'Эстен представить свой проект, как "рабочую версию", многие члены конвенции считают, что в лучшем случае, это лишь "приблизительная основа, база" для размышлений. Более того, недовольство участников конвенции находит и более прямое выражение. Так Йоханес Вогенхюбер, член европейского парламента, считает, что Жискар потерял доверие большинства и подорвал основы самой конвенции.

Роды большого Евросоюза через год, видимо, все же состоятся, но родовые муки, которые начались слишком рано, видимо продолжатся и после появления дитяти на свет.

Елена Коломийченко: "Книжная полка" программы "Континент Европы". Сегодня речь пойдет о сборнике интервью "Диалоги о Европе" под редакцией Ричарда Керни.

Павел Черноморский: Английское издание сборника интервью "Диалоги о Европе", собранное профессором философии Дублинского университета Ричардом Керни, увидело свет за семь лет до появления русского перевода книга. Тогда, в 95-м году, вскоре после Маастрихта и Шенгенской конвенции сборник, выдержанный в однозначной еврооптимистичной тональности, не просто пришелся ко двору, а был встречен громовыми овациями. За семь лет оптимизм пионеров Евросоюза заметно иссяк, но тема, выбранная профессором Керни, ничуть не потеряла своей актуальности. Споры о том, что такое Европа сегодня, идут к западу от Вислы с заинтересованностью, нередко переходящей границы академической корректности. Ирландский профессор включил в свой сборник диалоги с различными авторами, состоявшиеся на протяжении двух десятилетий. Начало книге положило интервью, взятое у великого немецкого философа прошлого века Герберта Маркузе в американском городе Сан-Диего в 76-м году. Последний разговор с французом Франсуа Лиотаром состоялся 18 годами позже - в 94-м году в Париже. Что такое Европа? Ответы на этот вопрос при всей своей многообразности все-таки формируют у читателя ближе к концу книги общую картину, своеобразную морально-интеллектуальную аксиому Европы. Пожалуй, лучше всего ее удалось выразить самому автору Ричарду Керни.

"Европейский континент всегда являл собой некое промежуточное связующее звено между прошлым и настоящим. Согласно античной легенде, красавица Европа была похищена Зевсом и перенесена из Северной Африки в Грецию. В этой легенде в самом названии нашего континента заложена память о ее прежней другой сущности, быть европейцем, значит осознавать себя как другого. Если согласиться с Шарлем де Голлем, который однажды сказал, что "Европа простирается от Атлантики до Урала", то лично я, ирландец, ощущаю себя жителем самой западной ее окраины".

Павел Черноморский: Европа - это одновременно все и ничто. Скажите - "я - европеец", и число вопросов только увеличится. 15 или 10 лет назад, когда Ричард Керни собирал свою книгу, цивилизационное пространство от Берлина до Мадрида, пресловутое "ядро Запада", достигло, казалось, вершины собственного исторического величия. Тени 20-го века отходили в прошлое и, казалось, большая Европа вот-вот сможет перенести собственную мудрость, память и опыт на реальную почву того великого проекта, которым и должна была стать единая Европа, Евросоюз. Так думали почти все собеседники Керни. Сорбонский профессор Поль Айкер тоже однозначно приветствовал этот суперпроект.

"Взгляните на карту Европы и попробуйте найти там хотя бы пару стран, не воевавших друг с другом: французы и англичане, поляки, немцы и так далее. Память нации, народов бывает, как тюрьма, регрессивна. Но ведь мы не можем не культивировать память о своих культурных достижениях, а также память о пережитых страданиях. Нам еще необходима память, в основе которой лежит прощение. Без памяти прощение невозможно. Таким образом, по сути, мы должны скрещивать свою память с памятью других, обмениваться своей памятью друг с другом до тех пор, пока, скажем, преступления нацистов не станут частью нашей собственной памяти. Когда канцлер Германии приехал в Варшаву и просил на коленях о прощении, думаю, это было крайне важно для всей Европы. Потому что, хотя мы и должны освободиться от памяти войн, побед, мы также должны хранить память о шрамах."

Павел Черноморский: В дискуссию, умело подхваченную Ричардом Керни, вошли люди самых разных политических взглядов. Среди них марксист Герберт Маркузе и однозначный антикоммунист Вацлав Гавел, либерал Умберто Эко и анархист Ноум Хомский. Быть европейцем - значит не родиться и жить в Европе, а мыслить, понимать реальность определенным образом. Поэтому неудивительно, что в ряду европейцев, собеседников профессора Керни значится, скажем, и имя Ричарда Саида, блестящего критика, историка и культуролога, палестинца по национальности и нью-йоркца по месту жительства. Соавторы Керни все-таки люди в большинстве своем скорее по-университетски левые, но и это тоже неудивительно. В конце концов, где еще находиться пресловутому критическому дискурсу, если не слева. Процитируем Эдварда Саида:

"В сознании американца и европейца понятие "интеллектуал" подразумевает признанный профессионал, причем в признании акцент смещается в сторону властных структур. То есть принято считать, что заслуги и цель, к которой должен стремиться интеллектуал, неразрывно связаны с политической игрой, его роль состоит в том, чтобы формировать и определять политику, создавать общественное мнение. На мой взгляд, интеллектуал прежде всего обязан углублять самосознание, осмысливать все изменения и проблемы в жизни общества, брать на себя ответственность за него. Для меня интеллектуал - это не только специалист, поскольку его роль выходит за рамки профессиональных дисциплин".

Павел Черноморский: Кто они - интеллектуалы большой Европы, Европы от Лос-Анджелеса до Владивостока? Лояльные толкователи, или независимые критики? Такое противопоставление иногда кажется надуманным. Когда имеешь дело с предельно неточными дисциплинами, главное сохранить самого себя, не обманывать собственный разум. Европа сильна тем, что знает: она - это еще не весь мир. Нет ни малейшего сомнения, что абсолютно все соавторы дублинца Ричарда Керни понимают эту простую истину, в конце концов, они - это и есть сама Европа.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены